все это по местам, а затем поставил одну бутылку вод-
ки в морозильник, засунул в микроволновую печь две картофелины, бросил в
кастрюльку три сосиски, откупорил бутылочку "Карсберга" и включил  теле-
визор.
   Первое же, что я увидел на  экране,  было  интеллигентное  лицо  П.С.
Джонса...

   Глава 16. МЕЖДУНАРОДНЫЙ ШАХМАТНЫЙ ТУРНИР
   В РЕСТОРАНЕ АРКАДИЯ ПРАДЕРА

   Пятого декабря 1895 года, за четверть часа до  полудня,  в  ресторане
Прадера все уже было готово к открытию шахматного турнира  в  честь  дня
рождения американского гроссмейстера Гарри  Нельсона  Пильсбери.  Обычно
здесь зажигали лишь небольшое количество свечей и накрывали их  красными
абажурами, что придавало обстановке некую  торжественность.  Но  в  этот
день все было иначе! Задолго до Роберта Фишера Аркадий Симонович понимал
важность хорошего освещения для творческого настроения  шахматных  игро-
ков. В центре ярко освещенного зала стояли в ряд шесть шахматных  столи-
ков, за которыми уже сидели одиннадцать участников предстоящего состяза-
ния. Не хватало только именинника. Чтобы не терять время  в  томительном
ожидании, познакомимся пока с игроками.
   За первым, если считать от окна, столиком сидел флегматичный  молодой
человек с пенсне на длинном семитском носу. Телосложением он скорее  на-
поминал математика, нежели атлета, а ростом походил на  Наполеона  Бона-
парта. Впрочем, в ту пору Эмануил Ласкер и являлся наполеоном шахматного
мира, второй год нося титул "Champion of the World".
   Напротив Ласкера, прислонив костыли к спинке стула, сидел рыжеволосый
карлик с огромным лбом и горящими глазами. Этот старик, которого природа
наградила столь отталкивающей наружностью, был личностью поистине  заме-
чательной. Год назад Вильгельм Стейниц уступил Ласкеру титул  шахматного
короля, но навсегда сохранил за собой славу величайшего шахматного  мыс-
лителя. Два великих чемпиона дымили сигарами и мирно,  по-видимому  даже
дружелюбно, беседовали между собой. Времена конфронтаций между  сильными
шахматного мира тогда еще не наступили.
   За следующим столиком расположились два сильнейших русских маэстро  -
Михаил Чигорин и Эмануил Шифферс. Этих вечных конкурентов объединяла од-
на, но пламенная страсть  к  спиртным  напиткам.  Именно  этим  пагубным
пристрастием, да впридачу еще фатальным невезением  объясняли  некоторые
советские шахматные историки тот досадный факт, что великий русский шах-
матист Михаил Чигорин так и не стал чемпионом мира. Не пора ли нам приз-
нать, что Михаил Иванович ни в один момент не был сильнейшим в  мире,  а
заодно понять, что в портретной галерее шахматных гениев  прошлого  этот
рыцарь без страха и упрека будет выглядеть куда  достойнее  в  блестящей
претендентской мантии, чем в амплуа жалкого пьянчужки-неудачника.
   За третьим столиком сидел третий по силе шахматист России Семен  Ала-
пин. Этот невысокий, но очень крепко сбитый человек был весьма  искусным
практиком и довольно оригинальным, хотя и несколько вычурным теоретиком.
Некоторые его поступки свидетельствовали о недоброжелательном  отношении
к Чигорину.  Возможно,  здесь  имела  место  зависть:  этому  шахматному
Сальери явно не доставало посоха гения. Все же время от  времени  Алапин
достигал неплохих результатов в международных состязаниях.  Еще  большую
известность он приобрел как теоретик шахмат - аналитик в области  дебют-
ной теории, где его именем названы некоторые варианты и системы.
   Далее расположились любители, заплатившие турнирный  взнос  за  право
скрестить оружие со знаменитыми маэстро. Наш друг Ульянов оживленно  бе-
седовал со своим старым знакомым - адвокатом, видным представителем  ли-
берального общества в Самаре, А.Н. Хардиным. Андрей  Николаевич  пользо-
вался весьма почетной известностью в шахматном мире. Не имея  возможнос-
ти, по роду своих занятий, уделять игре много времени  и  участвовать  в
серьезных состязаниях, Хардин тем не менее достиг в  ней  весьма  значи-
тельной силы, проявившейся главным образом в анализах,  которые  помеща-
лись в различных шахматных изданиях, и в игре по переписке.
   За следующим столиком Аркадий Симонович  Прадер  демонстрировал  мос-
ковскому гостю Соловцову последний этюд г-на Троицкого. Пианист по  про-
фессии, Александр Владимирович Соловцов был в  конце  прошлого  столетия
также одним из сильнейших русских шахматистов, первым чемпионом  Москвы,
достойным соперником Чигорина и Шифферса.
   Наконец, за последним столиком вели приватную беседу д-р Лизель и по-
мещик Жеребцов. Доктор был маленький, толстенький, лысоватый,  ничем  не
примечательный очкарик, а ростовский помещик Афанасий Петрович  Жеребцов
являлся личностью исторической. И отнюдь не  в  гоголевском  смысле.  Мы
вскоре увидим, каким образом Афанасий Петрович вошел в  шахматную  исто-
рию, а пока обрисуем в нескольких словах его внешность  и  послушаем,  о
чем он беседует с доктором.
   Афанасий Петрович Жеребцов родился аккурат в славную  ночь  восстания
на Сенатской площади, так что в описываемые нами дни ему как раз сравня-
лось полных семьдесят лет. Росту в нем было около двух метров, а весу  -
без малого семь пудов. Своим внешним видом он напоминал русских былинных
богатырей и славных героев Куликова поля. Годы лишь посеребрили его гус-
тые жесткие волосы и длинную окладистую бороду.  На  нем  был  добротный
охотничий костюм и высокие сапоги из лосиной кожи. И в  преклонном  воз-
расте он легко сгибал в ладони медный грош и ударом кулака валил  наземь
быка-трехлетку. Вместе с тем, за молодецкой удалью и деревенским просто-
душием скрывался умный и весьма начитанный человек.
   - Пять лет мы с вами не виделись, уважаемый Афанасий Петрович, -  го-
ворил доктор, - а вы совсем не изменились.
   - Это вам только так кажется, док, - пробасил в ответ великан. -  Си-
лушка моя пошла на убыль, да и здоровичко уже не то. Скоро, видать, при-
дется мне познакомиться с вашим братом-эскулапом.
   - А что такое? - оживился доктор, у  которого  мелькнула  надежда  на
приобретение богатого пациента.
   - Старость не радость, - уклончиво ответил помещик, и трудно было по-
нять - шутит он или говорит серьезно.
   - Может быть, вы черезчур много веселитесь с друзьями? -  осведомился
Лизель, явственно чуявший исходящий от Жеребцова запах спиртного.
   - В мои то годы? Да у меня и друзей-то не осталось!.. Девки, разве...
   - Ну, а все-таки, - не унимался доктор. - Расскажите, Афанасий Петро-
вич, как вы проводите свои дни. Может я смогу дать вам какой-нибудь  со-
вет.
   - Встаю я всегда с солнцем, - после непродолжительного молчания начал
Жеребцов. - Зимой, стало быть, позже, нежели летом. Перво-наперво бегу к
роднику - напиться и умыться.
   - А далеко тот родник? - полюбопытствовал Лизель.
   - Да треть версты, думаю, будет, - быстро прикинул помещик. - Затем я
выпиваю стакан водки, сажусь на коня и объезжаю свои  земли.  Беседую  с
мужиками, пробуем самогоночки, бражки... Баб проведываю...
   - А о чем вы с ними беседуете?
   - А когда как!.. С мужиками, как водится, о бабах. Ну, а с бабами  об
урожае, о надоях.
   - А с мужиками об урожае не говорите?
   - Вот вы, док, чудной! С мужиками чего о делах говорить? У них другое
на уме.
   - Ну, а дальше?
   - К полудню в дом возвращаюсь. Обычно старший мой сын заедет.  Выпьем
с ним по стаканчику водки, да поросенка  жареного  умнем.  Побеседуем...
После этого я привык часика два соснуть.
   - Прекрасно! - искренне одобрил доктор. Он уже решил не лезть к  Афа-
насию Петровичу со своими  медицинскими  советами.  Разве  можно  губить
столь великолепного "старца"?!
   - Просыпаюсь обычно часам к пяти, - продолжал тем временем  Жеребцов.
- Выпиваю стакан водки... А не слишком ли много я пью, док?
   - Ни в коем случае не меняйте свой образ жизни! -  решительно  запро-
тестовал Лизель. - Если уж вы дожили до  семидесяти  лет  и  никогда  не
чувствовали ничего...
   - Г-н и г-жа Пильсбери! - доложил в этот момент швейцар, и в зал вош-
ли высокий красивый молодой человек и хорошенькая девушка в лисьей  шуб-
ке. Они не были мужем и женой, но никто не обратил  внимания  на  ошибку
швейцара.
   - Гарри! - невольно вырвалось у Ульянова.
   - Владимир! - удивился молодой  американский  социалист,  оказавшийся
"по совместительству" знаменитым гроссмейстером.
   Светочка не скрывала своей радости по  поводу  встречи  с  Ульяновым.
Столь грубое нарушение конспирации в данном случае не могло  повлечь  за
собой никаких последствий, поскольку все любители уже побывали на прохо-
дящем в Петербургском шахматном обществе  матч-турнире;  все  уже  знали
Светочку, и никого  не  удивило,  что  Ульянов  также  знаком  с  "четой
Пильсбери".
   Светочка уселась за ближайшим к центру событий столиком,  и  официант
сразу принес ей кофе со сливками, а Гарри подсел к Ласкеру  и  Стейницу,
чтобы служить им переводчиком. Часы пробили полдень. Пора  было  присту-
пать к церемонии открытия турнира, и слово взял Аркадий Симонович.
   - Дамы и господа! Я искренне признателен вам за внимание к моему тур-
ниру. Особо мне хочется  поблагодарить  выдающихся  маэстро,  участников
международного матч-турнира, согласившихся провести свой выходной день в
моем ресторане. Я буду краток, поскольку сегодня день шахмат, а не  ора-
торского искусства. Позвольте мне огласить программу турнира.

   1. В турнире участвуют двенадцать игроков. Каждый с каждым играет  по
одной партии. Выигранная партия считается 1, проигранная  0,  ничья  1/2
очка.
   2. Игра происходит по часам, причем каждому игроку дается 15 минут на
всю партию. Просрочивший время считается проигравшим партию.
   3. Мною установлены пять призов: I - 75 рублей; II - 50 рублей; III -
35 рублей; IV - 25 рублей; V - 15 рублей.

   Раздались аплодисменты. Аркадий Симонович поклонился и продолжил  ог-
лашение регламента.
   - При равенстве очков, соответствующие призы делятся, за  исключением
только случая, когда на первое место окажется два кандидата. В этом слу-
чае вопрос о первенстве решается дополнительной партией-пятиминуткой.
   Аркадий Симонович подошел к стойке бара и продолжил:
   - Здесь вы видите дополнительные призы. Эту бутылку прекрасного  ста-
рого коньяка "Луи XIII" получит победитель турнира. Приз учрежден Прези-
дентом Петербургского шахматного общества князем Кантакузеном.
   Аристократический любитель князь Кантакузен - тощий верзила с  огром-
ным кадыком - встал и поклонился присутствующим.
   - Эта большая красивая коробка папирос "Санкт-Петербург"  произведена
специально к шахматному матч-турниру. Таких коробок  сделано  всего  сто
штук. Как говорят англичане: "special limited edition". Эта коробка пос-
лужит утешением участнику, который займет в нашем турнире последнее мес-
то. Приз учрежден гном Бостанжогло.
   Московский миллионер, табачный король и шахматный меценат Бостанжогло
также снискал аплодисменты собравшихся.
   - Этот бокал из ирландского хрусталя достанется игроку, который  пер-
вым проведет победную комбинацию с жертвой ферзя. Приз учрежден участни-
ком турнира г-ном Ульяновым (аплодисменты)... А теперь я с удовольствием
предоставляю слово г-ну Жеребцову.
   - Дамы и господа! - загремел Афанасий Петрович. - Дабы придать нашему
турниру побольше веса, я решил выделить две тысячи  золотых  рублей  для
организации в будущем году, в Ростове-на-Дону, матча  между  победителем
этого турнира (или вторым призером, ежели победителем выйдет чемпион ми-
ра Ласкер) и победителем турнира, проходящего сейчас в Обществе (или  же
вторым призером, если победителем там будет Ласкер). И пусть  победитель
"моего" матча будет считаться кандидатом на первенство мира...
   Это заявление вызвало бурную овацию присутствующих, а слово тотчас же
взял г-н Бостанжогло.
   - А я в свою очередь обещаю в том  же,  1896  году,  финансировать  в
Москве матч между этим кандидатом и чемпионом мира Эмануилом Ласкером.
   Восторгу собравшихся не было предела. Шутка сказать:  с  этой  минуты
каждый участник турнира в ресторане Прадера, даже наш друг г-н  Ульянов,
фактически являлся претендентом на мировое первенство!
   Когда всеобщее волнение немного улеглось, участники турнира произвели
выборы в третейский суд. Были избраны: г-да Хардин,  Ульянов  и  чемпион
мира Ласкер. Затем приступили к метанию жребия для определения  соперни-
ков на каждый тур. Для первого тура выпали следующие пары: Ласкер -  Же-
ребцов, Пильсбери - Ульянов, Чигорин - Алапин, Лизель - Шифферс, Стейниц
- Соловцов и Прадер - Хардин.
   Сразу после жеребьевки Аркадий Симонович торжественно провозгласил:
   - Дамы и господа! Международный турнир в честь дня  рождения  маэстро
Пильсбери объявляется открытым! Happy birthday, Mr. Pillsbury!
   И грандиозные баталии начались!
   Не прошло и четверти часа, как один из призов  обрел  хозяина.  Играя
белыми против Ульянова, Пильсбери вновь доказал, что в  трактовке  отка-
занного ферзевого гамбита ему нет равных. В решающий момент он пожертво-
вал ферзя, и черный король в отчаянии заметался под смертельными ударами
белых фигур. Ульянов встал, попросил официанта наполнить шампанским  бо-
кал из ирландского хрусталя и преподнес Гарри свой приз.
   А еще через несколько минут родилась первая  сенсация.  Чемпион  мира
Ласкер имел хорошую позицию против Жеребцова, но затем буквально на  ка-
кое-то мгновенье потерял бдительность, последовала эффектная комбинация,
и доска почернела от материального  преимущества  ростовского  помещика.
Ласкер остановил часы и встал. Он заметно покраснел, руки у него  дрожа-
ли.
   - Не расстраивайтесь, молодой человек! - похлопал по  плечу  чемпиона
мира великолепный Афанасий Петрович. - У вас еще все  впереди!  Будут  и
победы, и поражения! Побед конечно будет больше - на то вы и чемпион ми-
ра.
   Если бы наше повествование предназначалось только для шахматистов, то
наверное стоило бы в мельчайших подробностях описать ход этого  турнира.
Но мы пишем эту повесть для развлечения всех (без исключения!) хороших и
добрых людей, а также в назидание людям глупым и злым, поэтому нам  дос-
таточно осветить лишь узловые моменты этого исторического состязания.
   После четвертого тура был объявлен первый перерыв.  К  этому  моменту
лидерство с четырьмя рядовыми победами (в том числе над Ласкером и Стей-
ницем!) неожиданно захватил Афанасий Петрович Жеребцов. Назревала сенса-
ция! По три очка имели в своем активе Ласкер, Пильсбери и Чигорин; два с
половиной очка набрал Шифферс; по два - Алапин и Стейниц; полтора -  Со-
ловцов; Хардин и Прадер набрали по очку; и замыкали  турнирную  таблицу,
имея по половинке очка, д-р Лизель и наш друг Ульянов.
   В первом перерыве всем участникам и зрителям был предложен знаменитый
"борщ Прадера"! Рюмочку "для аппетита" с удовольствием приняли все, кро-
ме непьющего Ласкера и "инакопьющего" Жеребцова. Афанасий Петрович отдал
свою рюмочку Чигорину (который таким образом принял две рюмочки!) и  об-
ратился к официанту:
   - Ты уж удружи, милок, - принеси мне стаканчик водочки. А то, знаешь,
старость не радость: я уж эти наперсточки и разглядеть-то не могу!
   Ульянов оказался за одним столиком со Светочкой,  Гарри  и  помещиком
Жеребцовым. Афанасий Петрович одним глотком опорожнил  стакан  водки,  а
затем так быстро расправился с борщом, что Аркадию  Симоновичу  пришлось
подать знак официанту, чтобы тот принес великану-помещику еще один  гор-
шочек. Вторую порцию Жеребцов ел не спеша, не скупясь попутно на похвалы
в адрес кулинарных способностей старика Прадера.  Будучи  и  от  природы
добрым малым, Афанасий Петрович после двух побед над  вельтмейстерами  и
вовсе пришел в прекрасное расположение духа.
   - Вы когда-нибудь бывали в  Париже,  Володенька?  -  обратился  он  к
Ульянову.
   - Пока, к сожалению, не доводилось, - со вздохом ответил наш герой.
   - А вы, Гаррик?
   Пильсбери отрицательно покачал головой.
   - У барышни я и не спрашиваю, - сказал Жеребцов. - У нее еще все впе-
реди... А мне вот сегодняшние игры с великими чемпионами напомнили  одну
давнюю парижскую встречу.
   Воцарилась тишина. Афанасий Петрович судя по всему собирался с мысля-
ми. Все почувствовали, что сейчас он расскажет что-то очень  интересное,
и старый помещик не обманул этих ожиданий.
   - В первый и в последний раз, господа, я побывал в Париже в  сентябре
1858 года. Я совершал тогда свадебное путешествие, и моя ныне уже покой-
ная супруга Елизавета Александровна была столь же юной и очаровательной,
как сейчас г-жа Невзорова. В те годы я слыл одним  из  лучших  шахматных
игроков России, поэтому, очутившись в Париже, я естественно стремился  в
знаменитое кафе "Режанс", чтобы помериться силами с  первым  шахматистом
Франции г-ном Гаррвицем. Как вы понимаете, господа, в медовый месяц неп-
росто найти время для шахмат. Все же в один из дней мне удалось ненадол-
го оторваться от моей любезной супруги, и я посетил это шахматное  кафе,
располагавшееся неподалеку от Пале-Рояля.
   Когда я вошел, большой зал кафе был переполнен. Там были представлены
все слои общества, и звучала речь на всех европейских языках. За некото-
рыми столиками играли в шахматы, за другими - в карты и домино. Одновре-
менно шла жаркая битва на двух биллиардных столах, окруженных  игроками,
оравшими во все горло.
   Я прошел в меньший зал. Здесь было тихо, стояли шесть  отличных  шах-
матных столиков, а на стене были выгравированы имена Филидора,  Дешапеля
и Лабурдоннэ. За одним из столиков сидел в одиночестве  миниатюрный,  но
очень красивый юноша, а в некотором отдалении от него какой-то господин,
судя по одежде иностранец, горячо убеждал в чем-то толстого, добродушно-
го француза.
   Поскольку юноша сидел за шахматным столиком, я решил, что  он  скорее
всего имеет некоторое отношение к  нашей  благородной  игре.  "Разрешите
представиться, сударь, - обратился я к нему по-французски. - Моя фамилия
Жеребцов. Я - русский дворянин, и приехал сюда, чтобы помериться  силами
с г-ном Гаррвицем."  "Очень  приятно,  сударь,  -  ответил  юноша  также
по-французски, но я сразу понял, что он не француз. - Моя фамилия Морфи.
Пол Морфи, из Луизианы. Я - чемпион Америки, а там вы видите моего  имп-
рессарио, который в данную минуту ведет переговоры с владельцем кафе  об
условиях моего матча с Даниэлем Гаррвицем. Вероятно, наш  матч  начнется
завтра, а пока если вы желаете сразиться, сударь, я к вашим услугам."
   Мы сразу сели за доску, и я проиграл три партии  кряду.  Несмотря  на
ошеломляющий разгром, я нашел в себе силы поздравить своего юного сопер-
ника и признать, что никогда еще мне не доводилось видеть столь сильного
игрока. И то была истинная  правда,  господа!  Немного  побеседовав,  мы
простились, и я никогда больше не видел ни г-на Морфи, ни кафе "Режанс".
А несколько месяцев спустя, уже находясь в России я узнал, что мне неза-
чем стыдиться моего поражения, поскольку после моего отъезда  перед  ма-
леньким американцем склонили головы все величайшие игроки Европы,  вклю-
чая даже ныне покойного профессора Андерсена.
   Этот рассказ вполне естественно произвел сильное впечатление на  всех
присутствующих. Имя Пола Морфи в те годы (да и  теперь!)  было  окружено
особым ореолом в глазах всех шахматистов.
   - Г-н Жеребцов, - обратился к рассказчику Пильсбери.  -  Ваш  рассказ
настолько интересен, что, с вашего позволения, я хотел бы во время  сле-
дующего перерыва пересказать его г-дам Ласкеру и Стейницу на понятном им
английском языке.
   До второго и последнего перерыва игрокам предстояло провести еще  че-
тыре тура. На этом отрезке Афанасий Петрович потерпел три поражения - от
Чигорина, Шифферса и Ульянова. Наметившаяся было сенсация не состоялась,
вперед  вышли  профессионалы.  После  восьми  туров  лидировали  Ласкер,
Пильсбери, Чигорин и Шифферс, набравшие по шесть очков. На очко  от  них
отставали Алапин и Жеребцов. Далее следовали:  Стейниц  -  четыре  очка,
Хардин - три, Прадер и Со