твейна, зачем-то погладил ее и открыл.
   "Почему эти болваны его не арестовали, - размышлял генерал, потягивая
мутное багровое вино. - Впрочем, почему его должны были арестовать?  По-
думаешь, распивал и матерился в тамбуре. Я, вон, каждый день  пью  порт-
вейн и матерюсь в своем служебном кабинете!"
   Его размышления были внезапно прерваны появившимся на пороге  комнаты
дежурным.
   - Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, - почтительно  произнес
жандарм, - г-н Кирхнер собственной персоной!
   - Кто? - переспросил генерал, медленно возвращаясь к  действительнос-
ти.
   - Г-н Отто Кирхнер, бумажный фабрикант.
   "Вот именно, что бумажный! - подумал Барсукевич. - В наше  время  все
фабриканты - "бумажные."
   - Ну что ж, просите! - сказал он вслух.
   Сотрап щелкнул каблуками, отдал честь и вышел.
   Адольф Арнольдович спрятал под стол бутылку.
   Кирхнер вошел с крайне недовольным  видом.  Назревающие  фингалы  под
обоими глазами и красный распухший нос делали его лицо похожим на маску,
а образованный двумя кусками пластыря белый крест  посреди  низкого  лба
придавал фабриканту сходство с рыцарями таинственных средневековых орде-
нов. Барсукевич давно недолюбливал Кирхнера и с  удовольствием  лицезрел
его в столь жалком обличье.
   "Крестоносец" плюхнулся в стоявшее перед генеральским столом кресло и
заявил:
   - Возмутительные безобразия творятся во вверенном вашей охране  горо-
де, г-н генерал!
   - Я не охраняю город, г-н Кирхнер. Я лишь охраняю порядок в городе, а
это, согласитесь, отнюдь не одно и тоже.
   - Возможно я не совсем удачно выразился, Адольф Арнольдович,  но  это
не меняет сути.
   - А в чем суть?
   - А суть заключается в том, что этот охраняемый вами порядок оставля-
ет желать много лучшего.
   - Вы, я вижу, имели удовольствие получить пизды?  -  сладким  голосом
осведомился генерал.
   - Имел, - угрюмо ответил фабрикант.
   - Но это еще не дает вам право критиковать установленный  порядок!  -
сказал генерал, и в его голосе внезапно послышались грозные нотки.
   - Боже упаси! - перепугался Кирхнер.
   "Вот так-то лучше!" - подумал Барсукевич, а вслух спросил:
   - Где и когда вам дали?
   Кирхнер растерялся. В запарке он совсем не подготовился к  этому  ес-
тественному вопросу. Сказать правду он не мог: не хотел подводить  Алек-
сандру.
   - Это случилось на углу Невского и Знаменской, - пролепетал  несчаст-
ный фабрикант.
   - Возле магазина Каскада? - спросил Барсукевич.
   Кирхнер понял, что соврал неудачно. Место он назвал слишком  популяр-
ное, приметное, должны были быть свидетели.
   - Не совсем, - неуверенно промямлил он. - Это было...  это  случилось
уже за углом, на самой Знаменской, но неподалеку от Невского.
   "Врет! - подумал Барсукевич. - Только зачем?"
   - Ну, а кто вам дал? - спросил генерал.
   - Некий г-н Бздилевич.
   - Кто? - генерал аж подпрыгнул на стуле.
   - Какой-то наглец, назвавшийся г-ном Бздилевичем.
   Адольф Арнольдович встал и принялся медленно расхаживать по кабинету.
Опытнейший следователь, он был уверен, что Кирхнер что-то  привирает.  В
самом деле: ведь не представляется обычно человек прежде чем набить  вам
морду на улице! С другой стороны, морду этому болвану несомненно набили,
и кто-то при этом назвался г-ном  Бздилевичем.  Если  предположить,  что
Кирхнер по каким-то причинам скрывает место происшествия, то  все  будет
выглядеть вполне правдоподобно.
   Чтобы выиграть время для  обдумывания  ситуации,  Адольф  Арнольдович
снова залез в стенной шкаф и выставил на стол новую бутылку и два чистых
стакана.
   - Хотите портвейна? - любезно предложил он. - Это бодрит.
   - Я не пью, - сказал фабрикант.
   - Непьющих портвейн особенно бодрит! - веско произнес  генерал  и  до
краев наполнил стаканы.
   Взбодрились. Затем, приведя в порядок дыхание, Барсукевич спросил:
   - Скажите, Отто Юльевич, а как выглядел этот ваш г-н Бздилевич?
   - Гм-м... такой, знаете... маленький, лысый, рыжеватый... очень креп-
кий и ловкий...
   Генерал взволнованно походил по комнате. Затем опять  сел,  вынул  из
среднего ящика стола фотографию и протянул ее Кирхнеру.
   - Этот?
   - Этот!

   x x x

   В восемь часов вечера наследник престола и его любовница пили чай.
   - Попробуйте вот это абрикосовое варенье, Вова, -  предложила  Аликс.
-Сегодня утром я получила его из Киева.
   - Отличные новости! - оживился Ульянов. - Обожаю абрикосовое варенье!
   - Давайте также дернем коньячку, мой друг, - грустно сказала Аликс. -
Увы, не все новости столь хороши. Вместе с посылкой мне передали письмо.
   - Что-нибудь случилось? - Ульянов изобразил на лице беспокойство.
   - Сестра моя очень плоха, и меня просят приехать. Завтра я  уезжаю  в
Киев.
   - Надолго?
   - Надеюсь вернуться сразу после новогодних праздников, но не исключе-
но, что придется подзадержаться.
   - Анжелика тоже едет?
   - Анжелика остается здесь.
   Ульянов мысленно потер руки.
   Анжелика - лохматая юная ведьма с прекрасными, но  мокрыми  от  слез,
глазами - воротилась в половине девятого. Новости она принесла  ужасные:
Лев Абрамович Каскад содержится в тюрьме на Шпалерной, обвиняется в  ан-
тигосударственной деятельности, и никого к нему не пускают.
   Выслушав ее, Ульянов молча закурил. Комментарии были излишни.
   - Что можно предпринять? - спросила Анжелика.
   - Ничего, - ответил Ульянов. - Разве что взять тюрьму штурмом.
   - Может быть - адвоката? - предложила Аликс.
   Ульянов горько усмехнулся.
   - Адвоката!? Неужели вы думаете, что его будут судить? Сегодня - ког-
да они убивают бастующих рабочих прямо на улицах, когда  не  щадят  даже
детей!
   - Но кто это - "они"? - гневно спросила Анжелика.
   - Они - это те, кого нам предстоит уничтожить, как класс.  В  этом  и
заключается моя борьба. Этому я посвятил свою жизнь.
   - Уничтожая их, вы им же и уподобляетесь!
   - Анжелика, вы не правы, - горячо возразил Ульянов. - От  ваших  слов
веет пацифизмом.
   - Разве это плохо?
   - Если бы все были пацифистами, общество бы не развивалось, и  мы  не
были бы сейчас там, где мы есть.
   - Этим доводом можно оправдать любое насилие!
   "Какая все-таки прекрасная девушка!" - вновь подумал Ульянов.
   - В любом случае, - продолжала Анжелика, - уничтожая друг  друга,  вы
уничтожаете будущее.
   - Мы дети своего века.

   * 22-23 декабря 1905 года *

   Рано утром Адольф Арнольдович Барсукевич ждал двух посетителей -аген-
та Кавказца и капитана Жмуду: первого - с надеждой, второго  -  с  любо-
пытством. Кобе, в связи с его новым заданием, было  велено  докладывать,
по возможности, каждое утро, а Жмуде предстояло отчитаться о своей  вче-
рашней поездке в полицейское управление Финляндской железной дороги.
   В приемной они появились почти одновременно: помятый, воняющий  пере-
гаром Коба и щеголеватый голубоглазый капитан. Генерал обоих ждал с  не-
терпением, но, соблюдая субординацию, первым принял Тадеуша Каллистрато-
вича.
   - Ну-с, разнюхали чего-нибудь, капитан? - спросил Барсукевич,  однов-
ременно закуривая, чтобы получше сконцентрироваться на работе и  не  ду-
мать о выпивке.
   - Да, ваше превосходительство, - четко, по-военному докладывал  капи-
тан. - Я все узнал. Объект был задержан сразу после полуночи  ротмистром
Фишером. Объект ехал в поезде  без  билета,  матерился,  выдавал  подза-
тыльники контролеру, пил водку. Документов при себе не имел, представил-
ся полковником Бздилевичем. Ротмистр Фишер оштрафовал его на пять рублей
и отпустил.
   - Этот Фишер, видимо, редкостный болван? - предположил генерал.
   - Так точно, ваше превосходительство! Но как вы догадались?
   - Чувствуется. Вероятно он наклал в штаны, как только объект предста-
вился полковником. Фотографию показывали?
   - Да, ваше превосходительство. Фишер подтвердил несомненное сходство,
но полной уверенности у него нет, поскольку объект был в охотничьем кос-
тюме и меховой шапке.
   Барсукевич задумался. На днях,  говоря  императору,  что  расстрелять
Ульянова было бы небезопасно, он кривил душой. Революция в стране была в
самом разгаре. Только что Семеновский гвардейский полк  жестоко  распра-
вился с восставшими в Москве рабочими. Заключенных расстреливали прямо в
камерах, о пытках говорили почти в открытую.
   - Позовите Кавказца, капитан, - сказал наконец генерал. -  Посмотрим,
что он нам принес.
   Коба вошел, униженно раскланиваясь и бормоча себе  под  нос  какие-то
приветствия.
   - Судя по вашему угодливенькому видку, товарищ Коба, Ульянова  вы  не
убили? - презрительно сказал генерал.
   - Еще нет, ваше превосходительство.
   - А пытались?
   - Еще нет, ваше превосходительство. Я был вчера очень занят, -  отве-
тил Коба.
   И, опасаясь, что генерал сейчас же заинтересуется, чем он  был  занят
(а занят он был тем, что сидел в "Корнере" с Бенито Мусолини и Григорием
Распутиным), Коба незамедлительно сообщил:
   - Ваше превосходительство, я раскрыл злодейский  заговор  против  его
императорского величества.
   - Да ну! - недоверчиво воскликнул Барсукевич.
   - Ей богу! - поклялся Коба и поведал господам офицерам обо всем,  что
услышал накануне в "Корнере".
   - Хорошо поработали, Кавказец, - признал генерал. - Так хорошо  пора-
ботали, что я даже думаю, не повысить ли вам ставку! Ладно, идите -  за-
дание у вас прежнее. Жду вас завтра в это же время.
   - Не думаю, капитан, что от этого подонка будет много толку, - сказал
Барсукевич, сразу после того как довольный Коба закрыл за собой дверь. -
Поэтому потрудитесь довести до каждого жандарма приказ о том, что разыс-
кивается Владимир Ильич Ульянов, называющий себя также Николаем  Лениным
или полковником Бздилевичем. При обнаружении этого человека где бы то ни
было, его следует немедленно арестовать и доставить сюда  живым  или,  в
крайнем случае, мертвым.

   x x x

   Многочисленные исторические летописи уверяют нас, что полковник Бзди-
левич уважал Распутина безмерно и величал его не иначе как отцом  Григо-
рием. Эти же документы предполагают (а порой и утверждают!), что  причи-
ной сего явного царского расположения являлись Гришкины  лекарские  спо-
собности, позволявшие поддерживать драгоценное здоровье  царевича  Алек-
сея. На самом же деле полковник  Бздилевич  отлично  понимал,  что  если
"отец Григорий" и мог кого и чем вылечить, так разве  что  простуженного
спиртом. Впрочем, все это не слишком волновало  доблестного  полковника.
Важно, что Гришка нравился императрице,  любил  портвейн  и  был  добрым
партнером в мудрой шашечной игре. Чего же боле?
   В два часа пополудни, расправившись  со  всеми  "служебными"  делами,
узурпатор удалился в свою оружейную, где предался любимому  времяпрепро-
вождению: созерцанию своей - богатейшей в Европе - коллекции стаканов.
   Коллекция та едва умещалась в стенном гарнитуре из восьми секций. Эти
сорок полок радовали глаз полковника Бздилевича, как  библиотечные  залы
ласкают взор почтенного книголюба. Здесь в  тесном  соседстве  уживались
"граненые собратья" из разных эпох и земель: сверкали и переливались  на
свету богемские и ирландские презенты, медленно  рассыхались  вырезанные
из бамбука заморские пришельцы, мутнели граненые стекляшки, похищенные в
российских придорожных трактирах.
   Книголюбы обычно пользуются очками,  чтобы  лучше  ориентироваться  в
дебрях накопленной веками человеческой премудрости. Полковник  Бздилевич
в оптике не нуждался. Он и без очков прекрасно  ориентировался  в  своей
коллекции и помнил, на каких полках стояли особо ценные экспонаты.
   Сколько тихих и счастливых часов провел последний  русский  император
возле этих полок! Сколько усердия и таланта вложил он в  создание  столь
блестящей коллекции! Добавим, что он не ограничивался одним созерцанием,
но постоянно пользовался своими любимыми экспонатами.
   Увы! Сие уникальное собрание было разбито и разворовано после  знаме-
нитого взятия Зимнего дворца. Как много ценного безвозвратно  уносят  от
нас революции! Как дорого обходится человечеству социальный прогресс!
   В тот день полковнику не удалось в одиночестве насладиться своим  лю-
бимым детищем. Он только успел снять с полки два высоких красивых стака-
на, подаренных ему недавно черногорским королем,  как  в  оружейную  без
стука вломился Распутин.
   - Проходи, папаша! - дружественно сказал Бздилевич. - Винца выпьем, в
шашки сыгранем!
   Они наполнили черногорские стаканы португальским портвейном и уселись
за доску.
   Император выиграл первую партию. Торжествуя, он пробил Гришке щелбан,
и они вновь расставили шашки в начальную позицию.  Едва  начали  вторую,
Распутин перешел к делу.
   - Узнал я тут, государь, что царица тебе неверна.
   - Не может быть! - воскликнул Бздилевич, хотя  отлично  понимал,  что
может.
   - Оно, конечно, от бабы не убудет, -  продолжал  Гришка,  не  обращая
внимания на  реплику  узурпатора,  -  но  все  же  нехорошо.  Как-никак,
царственная особь!
   - Да что ты мелешь, папаша! - воскликнул полковник.
   - Богом клянусь тебе, Колюнчик, что это святая правда! - сказал  Рас-
путин, кося глазами пуще обычного. - И ты своими  глазами  это  увидишь,
коли пойдешь со мной в "Корнер" тридцатого вечером.
   - Вечером в "Корнере", того и гляди, пизды получим! - возразил  импе-
ратор.
   - Ну, коль боишься, так ничего и не узнаешь, - резонно заметил Распу-
тин.
   - Тридцатого, говоришь, вечером...  -  задумчиво  произнес  полковник
Бздилевич.
   Он так разволновался, что даже не довел до логического завершения за-
теянную комбинацию, заключавшуюся в том, что он пожертвовал  одной  шаш-
кой, чтобы затем "съесть" три и прорваться в дамки. Вместо этого венчаю-
щего комбинацию взятия полковник сделал совершенно  другой,  посторонний
ход, и торжествующий Распутин моментально  снял  с  доски  императорскую
шашку, подул на нее и положил в свою коробку.
   - Это за фук, - пояснил Гришка.

   x x x

   Проводив утром Александру, Ульянов отнюдь не чувствовал себя  челове-
ком, понесшим тяжелую утрату. Скорее наоборот.  Во-первых,  он  проводил
Аликс не в последний путь; во-вторых...
   Впрочем, что во-вторых, внимательный читатель наверняка уже  догадал-
ся. Покидая Витебский вокзал, Ульянов был полон надежд и мурлыкал  слова
романса: "О дитя, под окошком твоим я тебе пропою серенаду".
   Он остановил извозчика, повелел везти на Невский и запрыгнул в карету
с такой легкостью, как будто ему снова было двадцать пять лет.  Он  ехал
по своему любимому городу и мечтал об  Анжелике;  счастье  казалось  ему
близким и доступным, и это вносило в его жизнь порядок и смысл.
   Приехав на Невский, Ульянов решил для начала позавтракать. В два часа
дня он уже сидел в "Метрополе" и бодро диктовал официанту:
   - Сто пятьдесят, осетринку, "Новое время" и самый лучший  букет  алых
гвоздик!
   Ульянов частенько бывал в "Метрополе"; официант хорошо  его  знал,  а
потому не переспрашивал и лишь бормотал себе под нос, записывая заказ:
   - Осетрина... Гвоздики от Рабиновича...
   - Да-да, - подтвердил Ульянов, - непременно от Рабиновича!
   - Что-нибудь еще, Владимир Ильич?
   - В конце, как всегда, чашечку кофе.
   Час спустя, "остограммившийся" Ульянов, молодой и окрыленный,  разма-
хивая букетом, бодро шагал по Невскому проспекту. Он направлялся на  Ни-
колаевскую, в ту самую квартиру, в которой проснулся нынче утром  и  где
собирался искать теперь любовь другой женщины.

   x x x

   Оставшись наконец один, полковник Бздилевич призадумался.
   Гришкины слова походили на правду. С чего бы он стал врать?  Выходит,
Гришка - настоящий друг. А он-то, неблагодарный, еще подозревал, что Шу-
рочка обманывает его с Гришкой! Не похоже на то. Тогда с кем  же?  Орло-
ва-мерзавца удавили; кто же теперь? Гришка фамилию не  назвал.  Впрочем,
может и впрямь не знает. Придется пойти самому  посмотреть.  И  ведь  не
стесняется шлюха показываться с хахалем в "Корнере"!
   "Теперь понятно, почему она не позволяет мне появляться в  городе!  -
сообразил Бздилевич. - Опасно, видите ли... Вот сука!"
   Полковник давно уже не осмеливался показываться на  улицах  Санкт-Пе-
тербурга. Он томился во дворце и презирал себя за  то,  что  скучает  по
родному городу, безвылазно сидя в самом его сердце. Теперь ему казалось,
что эти страхи умышленно разжигает в нем неверная супруга.
   "В моем городе не может быть опасно!"  -  подумал  император,  и  ему
вдруг захотелось незамедлительно в этом убедиться.
   Он взглянул на часы - было шесть вечера - и подошел к окну.
   Небо было черное и ясное, с мириадом звезд  и  полной  луной;  темная
громада Петропавловской крепости величественно покоилась  на  противопо-
ложном берегу Невы, а слева, в свете фонарей величественно изгибался са-
мой красивой в мире дугой Дворцовый мост.
   Император задрожал от сладостного  нетерпения  и  принялся  торопливо
одеваться.

   x x x

   ... Ульянов был ошеломлен. Удар оказался неожиданным,  и  требовалось
какое-то время, чтобы его по-настоящему ощутить. В первую минуту Ульянов
даже не успел расстроиться.
   - У вас уже есть жена и любовница, г-н Ульянов, - продолжала  Анжели-
ка. - В вашем возрасте пора уже несколько умерить пыл.
   "Теперь даже оставаться в этой квартире неудобно, - подумал  Ульянов.
- Надо забирать вещи и сматываться".
   - Благодарю вас за роскошный букет, г-н Ульянов, - смягчилась Анжели-
ка. - Вы ужасный дон Жуан, но настоящий джентльмен,  должна  отдать  вам
должное.
   "Следует оставаться джентльменом до конца", - подумал Ульянов.
   - Вы, по-моему, куда-то собирались, Анжелика. Позвольте мне вас  про-
водить.
   - Вы можете проводить меня только до извозчика. Дальше вам нельзя - я
еду на Шпалерную.
   - Разве к Льву Абрамовичу уже пускают? - удивился Ульянов.
   - Пока нет, - тяжело вздохнула Анжелика, - но все равно  надо  ехать.
Может что-нибудь разузнаю.
   - Подождите, пожалуйста, я возьму с собой чемодан, - сказал  Ульянов.
- Думаю переехать в гостиницу.
   - Как знаете, - просто ответила Анжелика.
   Они остановили извозчика на углу Невского и Николаевской.
   - Прощайте, Анжелика, - с чувством сказал Ульянов.
   - До свидания, г-н Ульянов, - ответила Анжелика. - Всего вам доброго.
Мне бы хотелось, чтобы вы стали немного похожи на Льва Абрамовича.
   "Есть в каждой женщине какая-то загадка, - подумал Ульянов.  -  Дался
же ей этот Каскад!"
   - Сейчас трудное время, Анжелика. Вы не боитесь показываться на  Шпа-
лерной и хлопотать там о политическом?
   - Боюсь, - просто ответила Анжелика, - но что делать?
   Ульянов почувствовал, что краснеет. Неужели еще не разучился?
   Потом он вспомнил, что вот также десять  лет  назад  его  навещала  в
тюрьме Надя. Впрочем, тогда это было не столь опасно. Ему вдруг тоже за-
хотелось поехать на Шпалерную, хотя он и понимал, что это будет  безрас-
судный шаг. Додумать эту мысль он не успел: Анжелика  села  в  карету  и
захлопнула за собой дверцу.
   Ульянов еще долго смотрел вслед удаляющейся карете и думал, что  при-
рода ошиблась, сделав эту девушку простой служанкой.
   Владимир Ульянов несомненно принадлежал к той  категории  людей,  вся
философия которых представляет собой некий иллюзорный мир, но в  отличие
от большинства подобных индивидуумов он не оставался подолгу в плену од-
них и тех же иллюзий. Едва карета свернула за угол, Ульянов поднял  свой
чемодан и направился в ближайшую рюмочную.

   x x x

   Узурпатор уже битый час разгуливал по городу, и никто не  обращал  на
него ни малейшего внимания.
   Вечер выдался прекрасный - ясный и морозный. Такие дни редко случают-
ся в Петербурге в декабре. Неудивительно, что горожане в изобилии  высы-
пали на улицы, чтобы пошуметь, попьянствовать, поприставать к девкам,  а
при случае и набить кому-нибудь морду - словом, как следует прорепетиро-
вать предстоявшие рождественские празднества.  Обстановка  в  городе  не
выглядела особо  напряженной:  после  жестокого  подавления  московско