и Барсукевич.
   Старинные знакомые ужинали в тот вечер в уютном  полумраке  ресторана
"Вена". Черный Князь считал, что здесь  подают  самых  лучших  цыплят  в
Санкт-Петербурге, а следовательно и во всей Европе.  Очевидно  это  было
действительно так, поскольку  даже  такой  изощренный  гурман,  как  г-н
Ульянов, неоднократно назначал здесь конспиративные встречи с партийными
работниками и работницами.
   - Это "чуть" не так случайно, как вам должно быть кажется,  -  сказал
Астролог. - Кстати, не случай ли в кафе "Норд" вы имеете ввиду?
   - А вы откуда знаете? - удивился Барсукевич.
   - Я там завтракал, и все произошло на моих глазах.
   - Вот как?! Нам помешал какой-то еврей. Судя  по  описанию,  это  был
видный большевик Лейб Бронштейн. Вы с ним случайно не знакомы?
   - Шапочно, - ответил Путятин. - В тот день я его там не видел.
   - Вот как?! - снова произнес Барсукевич. - Ну а возвращаясь к Ульяно-
ву, почему вы считаете, что мне его никогда не взять?
   - Так утверждают звезды.
   Адольф Арнольдович недоверчиво хмыкнул, выпил рюмочку и принялся тща-
тельно намазывать французский пикантный соус на золотистую куриную  нож-
ку.
   Помолчали.
   - Послушать вас, князь, - сказал  наконец  Барсукевич,  -  все  очень
просто. Посмотрел на небо, и все наперед известно. Вы, наверное,  и  обо
мне все знаете?
   - Извините, Адольф Арнольдович, но ваша судьба весьма заурядна, и не-
бесные светила не дают относительно вас сколько-нибудь внятной  информа-
ции.
   - Так я и думал, - усмехнулся Барсукевич. - Вся эта астрология проис-
ходит от трудностей бытия. Человек устает от  превратностей  судьбы,  от
неуверенности в завтрашнем дне. Ему хочется ясности и спокойствия, и  он
изобретает фатализм, астрологию...
   - И коммунизм, - досказал Путятин.
   - О коммунизме я, признаться, сейчас не думал, -  сказал  генерал.  -
Хотя, может быть... Видите ли, князь, я тоже не сомневаюсь, что  больше-
вики рано или поздно победят. По крайней мере - в России.
   - Что значит "тоже"?
   - Я знаю, что вы так думаете. Правда, я надеюсь не  дожить  до  этого
дня. К сожалению, князь, времена меняются. В годы моей молодости в  Рос-
сии и речи не могло быть о Думе или о чем-либо подобном, а  сегодня  уже
даже г-н Ульянов скорее политик, нежели заговорщик. По долгу моей  служ-
бы, меня больше заботят террористы, чем люди типа г-на Ульянова.
   - И все же вы пытаетесь его изловить?
   - Тому есть другие причины.
   - Не будете же вы утверждать, что охранному отделению совсем нет дела
до большевиков? - спросил Путятин с несколько даже презрительной иронией
в голосе.
   - Разумеется мы занимаемся большевиками, но если из-за  какого-нибудь
глупейшего террористического акта я могу лишиться должности, то борьба с
большевиками для меня не более, чем рутина.
   - Хотите сигару? - предложил Путятин.
   - Вы же знаете, я не люблю сигар, - ответил Барсукевич. - Предпочитаю
папиросы.
   - Угощайтесь, угощайтесь! После такого обеда нельзя  отказываться  от
сигары. А что касается вашего пренебрежения к науке...
   Возникла короткая пауза, в ходе которой собеседники прикуривали.
   - Могу лишь предсказать, - продолжал Астролог, - что еще до наступле-
ния нового года у вас могут возникнуть неприятности по службе,  или,  по
меньшей мере, вам предстоит основательная служебная суета.
   - Гм! - Адольф Арнольдович впервые в жизни посмотрел  на  Путятина  с
некоторым подозрением. - Вам что-нибудь известно о готовящихся террорис-
тических актах, князь?
   - Мне ничего не известно, - со свойственным ему ледяным  спокойствием
ответил Путятин. - Я опираюсь исключительно на науку. Кроме того, я ска-
зал только то, что я сказал.
   - В этом вероятно и заключается разница между  светским  человеком  и
служивым псом, - заметил генерал. - Не исключено, что  вы  говорите  ба-
нальным гороскопным языком, а мне уже мерещатся заговорщики и  террорис-
ты.
   Путятин внимательно наблюдал за генералом. Он пытался установить,  не
известно ли охранному отделению о готовящемся покушении на императора.
   Теперь старинные приятели сидели друг против  друга,  откинувшись  на
спинки кресел, и непринужденно покуривали. В полумраке почти пустого за-
ла мимо них лишь изредка сновали официанты, за стойкой дремал бармен,  а
в дальнем углу старый китаец ненавязчиво играл на рояле.
   В тот вечер Барсукевич не проболтался, но если бы  за  этой  идиллией
мог наблюдать великий князь Михаил Александрович, он вероятно бы  понял,
почему Сергей Николаевич Путятин так часто бывает в курсе всех новостей.

   * 30 декабря 1905 года *

   В десять часов вечера г-ну Ульянову внезапно так  захотелось  жареных
грибов и водки, что он отправился ужинать в "Корнер", даже  невзирая  на
то, что листы белой бумаги беспорядочно лежали на его рабочем  столе,  и
статья "Уроки московского восстания" настоятельно требовала  своего  за-
вершения.
   При подходе к "Корнеру" Ульянова не охватывали никакие  предчувствия.
Напротив: погода выдалась самая  заурядная,  и  все  вокруг,  не  считая
праздничных декораций, выглядело совершенно обыкновенно. Собственно  го-
воря, именно эту обыденность Ульянов и собирался скрасить грибной селян-
кой да доброй пшеничной.
   Случилось однако иначе, и события этого вечера по  праву  нашли  свое
отражение в анналах истории, а точнее в секретных государственных  архи-
вах, в которых нам и пришлось покопаться, прежде чем  написать  эту  по-
весть.
   Неожиданности начались, едва Ульянов отдал гардеробщику  пальто.  Это
был плохой признак. Ульянов всегда считал, что ужин в  ресторане  должен
развиваться традиционно. В этом деле он терпеть не мог  сюрпризов,  осо-
бенно если они начинались прямо в вестибюле.  В  кругу  питерских  соци-
ал-демократов это считалось нехорошей приметой.  "В  предбаннике  свежие
новости о том, что в бане несвежее пиво", - любил  говорить  Лев  Бронш-
тейн. "Ресторан, как и театр, начинается с вешалки", - вторил ему Влади-
мир Ульянов.
   В тот вечер, едва отойдя от "вешалки", Ульянов нос к носу  столкнулся
с Бени. Правильнее будет сказать: они увидели друг друга, когда Бени вы-
ходил из уборной, а Ульянов стоял перед зеркалом и приглаживал волосы на
затылке.
   - Г-н Ульянов... блин... блин... г-н Ульянов, - возбужденно  забормо-
тал итальянец.
   У него был вид человека, с которым происходит нечто экстраординарное.
   - Что стряслось, любезный друг? - полюбопытствовал Ульянов. - Анжели-
ка дала? Вы убили императора?
   - Еще нет, г-н Ульянов, - торжественно изрек Бени, - но он  сидит  за
нашим столиком!
   Самые противоречивые чувства охватили Ульянова при этом известии.
   - Гм, ну, пошли посмотрим! - деловито произнес он и направился в зал.
   Обстановка в зале была довольно странная. За двумя или тремя столика-
ми расположилась весьма нетипичная для невского ресторана публика. Одеты
эти люди были как рабочие, но манерами походили скорее на мелких  чинов-
ников или производственных мастеров. Ульянов машинально обратил внимание
на этих людей и даже  подсознательно  почувствовал  в  них  легавых,  но
больше всего в зале "Корнера" его поразило другое.
   В центре зала за столиком, к которому  направился  Бени,  сидели  три
крайне мудацкого вида человека и ели сухое печенье, предварительно макая
его в портвейн. Одним из этих сладкоежек был Коба. В другом Ульянов сра-
зу узнал того самого грязного и лохматого типа, которого Лева  Бронштейн
напугал до полусмерти в лавке Каскада. Третьим членом сей странной  ком-
пании был никто иной, как недавний похититель ульяновского чемодана.
   Император то ли не заметил вошедшего в зал Ульянова, то ли  не  узнал
его. Последнее было не так уж удивительно: сидевшие в "Корнере" жандармы
также не узнали Ульянова - на имевшихся у охранки фотографиях он был за-
печатлен с бородкой и усами.
   - Ну-с, и который здесь император? - иронически осведомился Ульянов.
   - Вон тот, прямо против нас, - прошептал Бени.
   - Это вовсе не император! - довольно громко  сказал  Ульянов.  -  Это
полковник Бздилевич.
   - Как!? - вырвалось у Бени.
   - Вы в этом уверены? - неожиданно воскликнул один из сидевших  вокруг
"рабочих".
   - Совершенно уверен, - ответил Ульянов. - Я уже десять лет  знаком  с
этим прохвостом.
   Ульянов спокойно вытащил из кармана свой толстый бумажник  и,  вручая
мнимому рабочему (это был переодетый капитан Жмуда) десятку, распорядил-
ся:
   - Друзья, набейте-ка ему морду, как следует!
   Жандармов, услышавших имя разыскиваемого полковника, два раза просить
не пришлось. Двое из них уже через мгновенье волокли упиравшегося  импе-
ратора к выходу.
   - И этому тоже! - продолжал командовать Ульянов, и  капитан  Жмуда  с
готовностью ударил Распутина по шее.
   - Да и этому заодно! - добавил Ульянов, махнув рукой в сторону Кобы.
   Хотя жандармам было известно, что Коба их агент и в некотором  смысле
даже участник данной операции, сейчас ему это не помогло.  Он  уже,  что
называется, попал под горячую руку.
   После того как всю почтенную троицу выволокли из зала, Ульянов осмот-
релся кругом и сказал:
   - Мне здесь сегодня не понравилось, Бени. Давай лучше  переберемся  в
"Метрополь" и спокойно поужинаем.

   * C.-Петербургское время 0 часов 0 минут
   (С 30 на 31 декабря 1905 года) *

   За час до полуночи арестованных доставили  в  Петербургское  охранное
отделение, а ровно в полночь в этот залитый лунным светом красивый особ-
няк у Биржевого моста прибыл сам генерал.
   Хотя Адольфа Арнольдовича уже известили по телефону об успехе  опера-
ции, особого кайфа он не испытывал. Во-первых, кому охота в полночь  яв-
ляться на службу? Во-вторых, Барсукевич давно уже клал на всю эту  служ-
бу! Наконец, в-третьих, он был не слишком высокого мнения о своих подчи-
ненных, а потому предпочитал увидеть все своими глазами, прежде чем  ра-
доваться.
   Не без скептической мины генерал выслушал доклад счастливого капитана
Жмуды, а затем отправился самолично взглянуть на арестованных. Приближа-
ясь к отдельной камере, в которой содержалась вся троица, Барсукевич уже
был несколько встревожен. В рассказе капитана  ему  показалось  подозри-
тельным, что задержанный полковник Бздилевич даже будучи избитым величал
себя императором и угрожал жестоко расправиться со всеми  "оскорбляющими
его величество евреями".
   Адольф Арнольдович нашел наконец нужную камеру, заглянул в глазок,  и
его худшие опасения сразу же подтвердились: Коба с Распутиным,  восседая
на нарах, ожесточенно резались в какую-то карточную игру,  а  на  параше
сидел в жопу пьяный и избитый российский император.
   Адольф Арнольдович тяжело вздохнул. Не то, чтобы он  боялся  разноса.
Разноса конечно в этой ситуации не миновать, но за долгие годы он привык
относиться к служебным неприятностям, как к явлению приходящему и уходя-
щему.
   Генерал тупо смотрел в глазок камеры и думал о том,  какая  противная
суета ему теперь предстоит. А предстоит ему давать объяснения императору
по поводу случившегося и убеждать его величество хранить в секрете собы-
тия этой ночи, тайно доставлять Николая II и Распутина в Зимний дворец и
отправлять наконец в Сибирь бестолкового и противного Кобу, преподносить
в каком-то виде суть происшедшего своим подчиненным и усиливать охоту на
Владимира Ульянова, и т. д., и т. д., и т. д.
   Продолжая смотреть в глазок, Адольф Арнольдович прошептал:
   - Жаль, что нельзя оставить все, как есть. Весьма символичная коллек-
ция болванов!..

   * B новом 1906 году (вместо эпилога) *

   Вернувшись в свой дворец, император получил нагоняй от жены и признал
ее правоту по всем пунктам. Помирившиеся супруги заперлись в Царском Се-
ле; при этом царственный полковник пьянствовал жестоко, но гулять больше
не выходил. И правильно делал - на улице ему могли и в лицо плюнуть!
   Никто никогда больше не видел Льва Абрамовича Каскада. Когда в  сере-
дине января Анжелика в очередной раз наведалась на  Шпалерную,  прыщавый
писарь высоким голосом сообщил ей, что гражданин  Каскад  переправлен  в
ведение МВД некой губернии N, и дальнейшими сведениями о нем администра-
ция не располагает.
   После неудавшегося покушения на императора Бени совсем приуныл. Прек-
расная Анжелика была к нему по-прежнему холодна, и юный итальянец  окон-
чательно разочаровался в прелестях северной  столицы.  В  первых  числах
февраля он собрался в Неаполь.
   Его провожала Анжелика. По дороге на вокзал красавица впервые задума-
лась, а не зря ли она так легко отвергла столь пылкого  и  экзотического
поклонника. Но менять что-либо было  уже  поздно.  Они  обменялись  дву-
мя-тремя пустыми фразами, Бени печально посмотрел ей в глаза, она расте-
рянно улыбнулась, и молодые люди  расстались,  чтобы  встретиться  вновь
лишь двадцать лет спустя.
   После поражения Декабрьского вооруженного  восстания  начался  период
постепенного спада революции. Да и не одной революцией  жил  в  те  годы
русский народ. Это было начало века научно-технического прогресса.  Даже
в отсталой России новые веяния ощущались  на  каждом  шагу:  развивались
электричество и телефонная связь, возросло число автомобилей. Да и в по-
литике грянули неслыханные для России перемены: в конце апреля 1906 года
была созвана I Государственная дума! Все менялось, но оставались прежни-
ми тюрьма на Шпалерной и знаменитые питерские "Кресты". Их даже пришлось
несколько расширить!
   По всей стране свирепствовали карательные отряды, беспощадно расправ-
лявшиеся с рабочими и крестьянами. Были арестованы и сосланы на  каторгу
многие большевики. Ульянов оставался в России на нелегальном  положении.
Он жил по чужим паспортам, выдавая себя то за В. Ильина, то за  Иванова,
а порой и за Карпова. Ему часто приходилось менять квартиры, с тем чтобы
избежать ареста. Полиция несколько раз возбуждала дело о  его  аресте  и
буквально охотилась за ним.
   Однажды после совещания партийных работников в ресторане  "Вена",  на
котором Ульянов выступал с докладом, он, выйдя на  улицу,  обнаружил  за
собой слежку. С трудом ему удалось оторваться от преследователей. Не за-
ходя домой, он уехал в Финляндию.
   Летом 1906 года Ульянова часто можно было видеть в окружении  борода-
тых чухонских крестьян на берегах живописных карельских озер.  Вместе  с
этими суровыми, но добрыми людьми на лоне восхитительной северной приро-
ды Ульянов охотился, рыбачил, пил ядреную финскую водку и варил  крепкую
тройную уху. Вечерами, полулежа на травке, возле традиционного костра он
слушал бесконечные северные баллады, которые исполняли для него эти  бо-
родачи, а сам делился с ними своими сомнениями о настоящем и о  будущем.
Эти люди плохо понимали его, да он, по правде сказать, и не  нуждался  в
их понимании.
   Он ни о чем не жалел в то лето, но ближе к зиме уехал в Швейцарию.
   Началась его вторая эмиграция.

   Январь-август,
   1996 год