аивать  Вестминстерское
аббатство [основано до VIII  в.  н.э.;  существующее  здание  построено  в
готическом стиле при Генрихе III  под  значительным  влиянием  французской
храмовой архитектуры] в таком стиле!
   - Несомненно, личности, не обладавшей вашим вкусом и не знавшей его,  -
произнес де Пуэбла в манере, явно предназначенной для  утешения.  За  свою
лесть он был вознагражден свирепым взглядом королевских очей.
   - Понимаю, - согласился король. - Однако это не место, чтобы короновать
в нем королей Англии.
   - Сгодится, наверное, для каких-нибудь  других  королей,  -  проговорил
Добени, с интересом  разглядывавший  картину,  которую  держал  Торриджано
["Жестокий человек перед замком Пандемониум" - сборище  демонов  (миф.)  -
самая странная из работ Торриджано, долго озадачивавшая тех избранных, кто
имел возможность видеть ее в Виндзоре; "Что вызвало  подобное  болезненное
искажение жизни, во всем прочем отданной обычным  художественным  трудам?"
(из  "Заметок  к  каталогу  картин,  числящихся  в  королевском  имуществе
Виндзорского замка", 1964, сэр Энтони  Блант,  хранитель  картин  королевы
вплоть   до   1979   года.)].   Королевский   взор   окатил   его   волной
недоброжелательства... даже повыше той, которой был удостоен де Пуэбла.
   - Кусок щеки, не так ли? - бухнул барон, не подозревая о своей нынешней
немилости. - Похоже, хотят похитить самый центр  королевства...  следующим
будет Тауэр!
   Поскольку глаза короля Генриха расширились и он вознамерился произнести
нечто, в будущем достойное сожаления, адмирал Солово  закрыл  брешь  своим
телом.
   - Именно в этом все дело, - сказал он с той  бесцеремонностью,  которую
позволял этикет. - Процесс становится все более частым  и  расширяется.  И
чтобы доказать это, я произвел  свой  корнширский  эксперимент,  вызвавший
столько неприятного шума...
   - Парень, это был  _священник_,  -  мрачно  буркнул  Генрих.  -  У  нас
подобные штуки не приняты.
   Солово отмахнулся от возражений.
   - Личность этого Борласе умерла не только в его "Свободном Кернове",  -
продолжил адмирал неторопливо, словно бы  имея  перед  собой  лишь  отмель
перед истинными глубинами, - но по нашем "возвращении"  он  был  обнаружен
мертвым, получив такую же рану... таинственным образом пораженный в  этом,
его собственном, _реальном_ мире.
   - Итак? - отрезал Генрих, прикидывая, сколько золота придется  швырнуть
духовным владыкам, чтобы добиться от них шаткого пира.
   - _Итак_, - ответил Солово, - мы имеем дело с прогрессией. "Реальный" и
"спроектированный"   миры   начинают   взаимодействовать,    можно    даже
заподозрить, что они сливаются. До сих пор, ваше величество,  вы  потеряли
разве что несколько сборщиков налогов...
   - И армию, - добавил Добени.
   - Но, - продолжал адмирал, - они затерялись среди  мимолетных  видений,
не оставив  за  собой  длительного  эффекта.  Мой  же,  весьма  осуждаемый
эксперимент доказал, что оба мира сближаются и  соединяются.  Альтернативы
стремятся  превратиться  в  реальность.  Короче,  одна  из  версий  вскоре
одолеет.
   - А  если  люди  сохранят  воспоминания  о  временах,  предшествовавших
переходу, - проговорил де Пуэбла,  захваченный  перспективой  и  рвавшийся
вперед, - тогда дух независимости и бунтов расцветет столь пышным  цветом,
который мы еще не видели.
   - И война Роз [война Алой и Белой роз (1455-1485) -  феодальная  борьба
за  английский  престол   между   двумя   линиями   королевской   династии
Плантагенетов - Ланкастерской (в гербе - алая роза) и Йоркской (в гербе  -
белая роза)] покажется тогда поцелуем слюнявой девки, - широко расползся в
улыбке Добени.
   - Да-да-да! - взревел Генрих. -  Все  это  я  понимаю...  Проклятье!  В
особенности сейчас, когда вы намереваетесь сообщить  мне,  что  можно  еще
_сделать_!
   Гнев его  вдруг  испарился,  и  король  поглядел  на  Солово  скорбными
глазами.
   - Я-то хочу, чтобы победила  _моя_  версия  истории,  -  добавил  он  с
грустью.
   -  Это  возможно  и  ныне,  -  уверенно  ответил  адмирал,  делая  знак
Торриджано, чтобы тот разместил свою картину в стратегически важном  месте
перед глазами короля, - но, уверяю вас, потребуются жесткие меры.
   Взор Генриха заметно прояснел.
   - Ну хорошо, - сказал он, -  _им_  я  не  чужой.  Надо,  значит,  надо.
Рассказывай дальше.
   Адмирал Солово поглядел на двух принцев, невидимо для всех, кроме него,
застывших позади  трона  короля  Генриха.  Они  отвечали  ему  ангельскими
улыбками.
   - Тогда, проговорил он, желая свести к минимуму свое участие в грядущем
решении, - позвольте мне почтительно обратить ваше внимание на два отрывка
из Священного писания, а именно: Бытие, 22 и Лука, 10, 37.
   Генрих  казался  озадаченным,  но,  получив  новый   заряд   оптимизма,
стремился продолжать игру.
   -  Действуйте,  Вулси  [Томас  Вулси  (ок.  1473-1530)  -  кардинал   и
государственный деятель, оказавший значительное влияние на Генриха  VIII],
- обратился  он  к  сидевшему  без  дела  клирику,  -  у  вас  есть  повод
отличиться.
   Напрягшись лицом, священник умственно обратился ко  времени,  когда  он
осваивал профессию.
   - Первый отрывок, - сказал он непринужденно, - это повесть об Аврааме и
вынужденном жертвоприношении его сына Исаака.  А  второй  -  слова  нашего
Господа: "_Иди, и ты поступай так же_".
   - Чтооо! - возопил Генрих, вскакивая на ноги.
   -  Согласен,  средство  весьма  кардинальное,  -  оборонительным  тоном
продолжил Солово, обдумывая подходящую форму для брани с королями. - И  вы
не обязаны принимать мой совет.
   - Я надеюсь, что это так, ад-ми-рал, - выговорил Генрих со  смертельным
спокойствием.
   - О Боже... - охнул де Пуэбла. Полное понимание окутало его покрывалом.
- О Боже...
   - Опасаюсь, однако, - продолжал Солово, не забывавший о взятом на  себя
поручении, - что  обстоятельства...  против  вас.  Если  ничего  не  будет
сделано, какой-нибудь гость здешних берегов обнаружит самую радикальную  и
постоянную перемену. Тогда, конечно, решат, что здесь произошло  восстание
или нечто в этом роде и не осталось никого, кто мог бы о  нем  рассказать.
Ну а где будете в тот день находиться вы, ваше величество, и все  ваши,  я
не могу судить.
   - Быть может, нигде, - предположил все еще потрясенный де Пуэбла.
   - Быть может, - кивнул адмирал. - Не реализовавшаяся версия  событий...
не состоявшийся вариант истории.
   Генрих побледнел и нахмурился.
   - И что же вызвало подобное явление? - осведомился он, проявляя  вполне
уместное любопытство в такой ситуации. - И какое отношение ко всему  этому
имеет мой мальчик?
   -   Такого   рода   события   подчиняются   собственным   законам,    -
обезоруживающим голосом ответил адмирал Солово. - Но если  вы  заставляете
меня объяснить ситуацию...
   -  При  необходимости  заставим,  -  буркнул  Генрих  самым  невежливым
образом.
   - ...тогда я вижу здесь уродливое сочетание двух тенденций - безвредные
в отдельности, они, усиливая друг друга, способны одолеть прибрежные дамбы
рассудка.
   - Эй, говори по-латыни! - рявкнул король, его уэльский акцент  вырвался
на свободу.
   - Во-первых, я имею в виду, - проговорил Солово, стоически  проглатывая
оскорбление,   -   тысячелетие   ожидания    и    упования    эмоционально
неуравновешенных   людей,   полагающихся   на   пророчества,    сплоченных
бесконечными поражениями... Ваша победа  при  Бос-ворте  чудесным  образом
оживила их. Теперь же,  получив  подкрепление  и  воспламенившись  выбором
имени и нескончаемым продвижением вашего первенца, вековые мечты стремятся
к воплощению.
   - Итак, во всем виноват я сам? - спросил Генрих,  лицо  его  оставалось
пугающе неподвижным.
   - Да, вы явились собственной Немезидой, быть может, и не зная  того,  -
подтвердил Солово. - Вы извлекали выгоду, поддерживая и укрепляя ту  самую
альтернативу, что ныне противостоит вам. Однако ничто из этого не могло бы
реализоваться, если бы не второй фактор - жизненно  важная  дополнительная
сила, которая и вызывает это жуткое нарушение нормального хода событий.
   - И что это может быть? - спросил  Добени,  решив,  что  настало  время
оказаться полезным, и положил руку на меч.
   - Как  я  представляю,  подобное  не  может  явиться  предметом  общего
разговора, - произнес адмирал настолько отчетливо, насколько ему позволяла
дикция. - Ограничимся тем, что я предлагаю вам поступить, как Авраам, и не
надеяться на вмешательство Иеговы, тем  самым  устанавливая  равновесие  с
аналогичным  поступком,  столь  ужасным,  что  он  разорвал   ткань   всей
Вселенной. Через эту рану и нашла себе вход та гангрена, что снедает  ваше
королевство.
   Молчание воцарилось в тронном зале Тауэра. Тем временем одни  старались
лихорадочно  думать,  другие  же  неистово  стремились   этого   избежать.
Призрачные принцы незримо глядели на короля Генриха, столь  же  мрачные  и
уверенные в себе, как наползающий глетчер.
   - Итак... если Артур уйдет... - прохрипел Генрих.
   - Тогда другое деяние получит свое возмещение, - согласился Солово, - и
весы правосудия изменят свое положение. Достаточно изъявить желание, но не
следует  торопиться.  И  когда  все  свершится,  лопнет  мыльный   пузырь,
аборигенам нечего  будет  надеяться  на  Артура  Второго.  А  потом  я  бы
предложил провести среди них праведное притеснение.
   - Аннексию? А потом еще  поприжать  местных  дурней?  -  высказал  свое
мнение Добени игривым тоном.
   - Нечто подобное, - продолжил Солово, не проявляя каких-либо эмоций.  -
И тогда можно рассчитывать, что в  ближайшие  несколько  столетий  никаких
неприятностей у нас не будет.
   - Ну, к этому времени мы уже благополучно будем  в  могиле,  -  пояснил
Добени королю, словно бы стремясь поведать об особой удаче.
   И снова воцарилось  тягостное  молчание.  Как  считал  адмирал,  Генрих
пытается решить, что именно необходимо ему больше:  сын  или  королевство.
Никто более не смел говорить.  И  тут  Солово  с  восхитительным  трепетом
осознал, что Генрих, должно быть, видел больше  убитых  принцев,  чем  это
предполагалось.
   - Я-то буду в своей могиле, - наконец проговорил Генрих, отливая  слова
из чистого свинца. - Но, увы, едва ли окончив жизнь с миром. А  склепы  вы
строите, мистер  скульптор?  -  спросил  он  у  придремавшего,  словно  бы
задумавшегося Торриджано.
   - Мои инструменты способны на все, сир, - донесся  невнятный  ответ  на
павшем жертвой насилия английском. - Я учился у...
   - Значит, сделаешь, - перебил его король, буравя глазами иноземца. -  Я
сделаю тебя богатым и знаменитым, ведь лишь этого ждут от  жизни  мужчины.
Пусть и то и другое принесет тебе больше счастья, чем мне.
   Захваченный перспективой Торриджано склонился в блаженном неведении.
   Генрих едва не потерял самообладание, но оправился и продолжил.
   - Я хочу чтобы гробница находилась в Вестминстерском аббатстве, которое
злая судьба хочет забрать у меня, - выдавил он. - Деньги  -  тьфу!  В  них
ограничений не  будет.  Пригляди,  чтобы  хватило  и  черного  мрамора,  и
гранита... пусть все будет красиво - и чтоб звуки не доносились.
   - Зачем же это? - спросил адмирал Солово, профессиональное  любопытство
которого пересилило сдержанность.
   - Потому что, - ответил Генрих, - я буду выть целую вечность.
   Принцы исчезли [принц Артур скончался 2 апреля 1502 года в возрасте  16
лет от "потной хвори";  Генрих  пережил  сына  на  семь  лет,  прежде  чем
отправился  в  славную  и  впечатляющую   гробницу,   сооруженную   Пьетро
Торриджано под тщательным контролем короля в Вестминстерском аббатстве].



   Год 1500. Некоторые жестокосердные персоны признают мою значимость

   - При отсутствии указаний я сделал то, о чем меня и  просили.  В  конце
концов его святейшество платит мне и предоставляет крышу над головой.  Это
больше, чем делали для меня Феме. - Акустика  подземного  зала  превратила
голос адмирала в зловещий  шепот.  Публики  в  этот  раз  собралось  много
меньше, чем во время его посвящения. Света тоже поубавилось.
   Услышав подобную неблагодарность, трибунал пришел в негодование.
   - Брат Солово,  -  сказала  председательствующая  строжайшим  тоном,  -
Священный Феме подарил тебе жизнь!
   - Она была у меня и до вас, - ответил Солово. - Я полагал, что в  вашей
власти лишь отобрать ее.
   Адмирал не желал проявлять почтительность. Он был совершенно  недоволен
тем, что путешествие к границам Германии пришлось предпринять едва  ли  не
сразу после многотрудного возвращения из Англии и ледяного прощания  с  ее
королем. Солово рассчитывал на долгое духовное  отдохновение  среди  своих
книг и стилетов... коллекции хранились и в римской, и в каприйской виллах.
Более того, некая генуэзка перебралась поближе к первой из вилл, давая ему
понять, что будет готова выполнить все его сексуальные фантазии в  манере,
из-за которой местные дамы пользовались дурной славой.  Теперь  же  вместо
столь богатых перспектив он вновь оказался в той части  света,  в  которой
цивилизация  считалась  излишней  прихотью.  Действительно,  есть  о   чем
пожалеть.
   Ну что в конце концов могут сделать ему Феме? - размышлял он.  Повесить
на дереве возле уединенного перекрестка? Пронзить его сердце мечом? Что ж,
пусть себе тешатся, если хотят. Ему все равно не остановить их.
   Тройка судей недолго пошепталась.
   - Мы  полагаем,  что  вашему  явному  нежеланию  разговаривать  с  нами
вежливее есть некоторое оправдание, - наконец произнесла председательница.
- К  сожалению,  наши  вестники  из  всех  способов  исполнения  поручения
используют лишь один.
   - Свиток был приколот к  моей  подушке  кинжалом,  и  паук  на  лице...
Согласитесь, просыпаться так неприятно.
   - Вам следует  избавиться  от  ненужной  чувствительности,  адмирал,  -
вставил другой судья, бледнолицый северянин, насколько можно было видеть в
тусклом свете под капюшоном. - Тогда жизнь сделается много проще.
   - Начнем с того, - возразил адмирал Солово, - что при всех  неудобствах
пиратской  работы  я  всегда  старался  культивировать  в  себе  некоторую
чувствительность.
   - Ну, как хотите, - последовал ответный выпад. - Дело  ваше.  Я  просто
хотел дать совет.
   - Что, к счастью, близко к  истинным  целям  вашего  пребывания  здесь,
адмирал, - добавил третий судья,  кондотьер  с  холодными  глазами  (более
типичного Солово не видел). - Мы хотим поделиться с вами своими думами.
   Солово хотел было сказать, что можно просто отправить письмо, но решил,
что и без того перегнул палку в своем негодовании.
   - Тогда я в вашем  распоряжении,  -  на  всякий  случай  он  глянул  на
закрытые двери огромного зала и охраняющие их статуи. - Разве не так?
   - Именно так, - согласилась председательница трибунала, показывая,  что
не опасается грубых истин. - Объявляю закрытое заседание,  на  котором  не
будут присутствовать другие сестры и братья, однако можете не  сомневаться
- не из-за нехватки средств и  возможностей.  Ни  одно  собрание  Феме  не
происходит, если не обеспечена его безопасность  в  ближайшей  округе.  Но
откуда этот бунтарский дух? Когда наконец покоритесь  вы  нашему  великому
предприятию?
   - Быть может, когда вы поведаете, в чем оно состоит?
   Трое судей одновременно  издали  короткие  звуки,  свидетельствующие  о
возмущении.
   - Мы сообщаем то, что вам следует знать, - сказал кондотьер. -  Где  же
ваша _вера_?
   На это у адмирала не было готового  и  безопасного  ответа,  посему  он
промолчал.
   -  Мы  слыхали,  -  отозвалась  председательница,  -  что  аргументация
благословенного Гемиста убедила вас. Разве этого недостаточно?
   -  Откровенно  говоря,  нет,  -  ответил  Солово.  -  Довольно   жидкий
фундамент, чтобы строить на нем жизнь альтруиста.  Зачем  мне  общаться  с
английскими варварами или рисковать жизнью в обществе Борджиа ради  книги,
с которой  согласен  мой  интеллект?  Подобных  томов  в  моей  библиотеке
отыщется немало.
   - Назовите их,  -  приказал  кондотьер.  -  Естественно,  "Размышления"
упоминать незачем.
   - Не сомневаюсь, что ваши шпионы уже переписали все мое  имущество,  но
если вы настаиваете.
   - Настаиваем, - подтвердил кондотьер.
   - Хорошо, я назову грека Гераклита, который  утверждает,  что  огонь  -
основа Вселенной и что все происходит  в  вечном  потоке  между  светом  и
тьмой, голодом и насыщением,  войной  и  миром.  Истина  в  гармонии  этих
противоположностей. Потом есть еще Сократ, который учит, что жизнь следует
переживать  непосредственно,  не  пропуская  сквозь  фильтр   рассудка   и
учености. Платон предлагает  правление  философов,  а  наставления  Трибад
Филениса Левкадийского своей изобретательностью возбуждают во мне плотские
желания. Довольно этого?
   Трибунал решил, что довольно.
   - Этого достаточно, - проговорила дама, руководившая судилищем, - чтобы
подтвердить справедливость наших первых  предположений.  Ваше  путешествие
сюда не было напрасным. Снова мы пренебрегли вами, адмирал; признаем  свою
вину. Не имея доказательств нашей благосклонности и доверия, ваш энтузиазм
- если стоику позволительно обладать таковым - ослабел. Там, где мы  ждали
от вас целеустремленности, вы безумно  разбрасывались,  адмирал.  Подобная
рассеянность не красит вас, но и  мы  со  своей  стороны  не  будем  более
проявлять к вам пренебрежения и безразличия. Вы  будете  участником  наших
советов.
   Подчинив разуму желание жить, Солово решился,  поскольку  мог  рискнуть
предположением.
   - Почему? - спросил он. - Чего вы боитесь?
   И сразу же понял, что попал в  цель.  На  какую-то  долю  секунды  лица
фемистов перестали быть их абсолютными рабами - как бывает со  всеми,  кто
замахивается на великое. Мгновенная оплошность сказала Солово больше,  чем
все, что он слышал той ночью. Неспособность же трибунала ответить  на  его
вопрос  даже  после  очередных  перешептываний  тоже  свидетельствовала  о
многом.
   Дама-фемистка отвечала, вновь овладев интонациями ученой римской речи.
   - Например, если вы хотите открыто поговорить с нами о  вашем  недавнем
поручении, мы готовы к этому. Теперь мы  хотим,  чтобы  вы  служили  нашим
интересам разумным оружием.
   Солово заглянул внутрь себя и  обнаружил,  что  среди  воспоминаний  об
английском приключении кое-что оставалось еще неулаженным.
   - Очень хорошо. Позвольте  мне  испытать  наши  новые  взаимоотношения.
Должен ли я, исходя из отсутствия альтернативных указаний, считать, что вы
разделяете стремление папы Александра сохранить в Англии династию Тюдоров?
   - Можете, - ответил  кондотьер.  -  Однако  мы  полагаем,  что  папство
однажды пожалеет об этой политике.  Мы  хотим,  чтобы  Британские  острова
подчинялись самой твердой и  централизованной  власти.  У  нас  есть  виды
именно на эту  конкретную  расу,  и  мы  хотим,  чтобы  она  сплавилась  в
современное национальное государство.
   Шея Солово уже начинала  ныть,  поскольку  ему  все  время  приходилось
задирать голову к трибуналу, восседавшему перед ним на помосте. Однако  он
заставил молчать протестующее тело.
   - Странно выходит. При  посвящении  мне  говорили,  что  вы  стоите  за
возобновление старинных и лучших порядков. Восстание кельтов,  безусловно,
сулило возвращение античности.
   - От нас не  следует  ждать  обязательного  постоянства,  -  промолвила
дама-фемистка со лживой улыбкой. - Постоянство - служанка  рационализма  и
ведет к предсказуемости. Не все старинное  лучше  и  не  все  хорошее  уже
рождено.  Мы  выбираем  и  оставляем.  Иногда,  чтобы   вернуться   назад,
приходится идти вперед.
   - Что предусмотрено для меня в ваших планах? - спросил адмирал.
   - Они... текучи, брат Солово, - произнес кондотьер. - Пока  продолжайте
в том же духе.
   Солово поглядел на фемистов, они ответили  ему  тем  же.  Поединок  как
будто  неравный:  трое  против  одного,  амбициозная  тайная   организация
неведомого размера против простого смертного...