я подобными сантиментами.
   Тут ручей беседы укрылся под землей и более уже  не  мог  обнаружиться.
Катанеи была довольна победой,  герцога  Хуана  смущало  явное  поражение.
Адмирал Солово давно уже приучился смаковать молчание...  в  любом  случае
угадать  взволнованную  колкость   мыслей   Чезаре   Борджиа   просто   не
представлялось возможным. Жоффре, как недоросток, и человек в  маске,  как
слуга, не могли внести вклад ни в развитие разговора, ни в его угасание.
   Первым не выдержал герцог Хуан.
   - Упоминание о веселье в устах моей  матери  пробудило  мою  память,  -
объявил он, всем своим видом демонстрируя уверенность. -  Я  вспомнил  про
некое свидание. Не извините ли вы меня?
   - Если простофиля встает, - проговорила Катанеи, -  я  не  могу  ничего
поделать. Этот вечер устроен в твою честь, и поэтому нет причин  полагать,
что он переживет твое отбытие или же переменит свое настроение.
   - Я весьма  обязан,  -  Хуан  почтительно  склонил  голову,  увенчанную
диадемой. - Идем, цыган, - жизнь ждет нас!
   Человек в маске поклонился всем присутствующим и  последовал  за  своим
господином.
   - Кто это? - резко бросила Катанеи.
   - Испанец по имени Себастьяно, - ответил Чезаре.
   - Ты проверил это? Он заслуживает доверия?
   - Да - на оба твоих вопроса, мама.
   - Тогда я  спокойна.  -  Госпожа  Катанеи  кивнула  адмиралу  Солово  и
скользнула в дверь.
   Вечер был в самом разгаре, а в Риме - тем более в римском  винограднике
- такой час чарует невероятно. Среди виноградных лоз  мерк  дневной  свет,
таяло тепло и  политически  корректные  статуи  привлекали  и  захватывали
праздный взгляд. Вечеринка была весьма благопристойной -  подобно  слабому
освежающему напитку, во всем противоречащая социальному урагану за стенами
сада. Адмирал Солово подметил нечто стоическое во  всей  концепции  и  был
этим обрадован.
   - Брат Жоффре, - негромко произнес Чезаре, - насколько я  вижу,  синьор
Бонданелла с Палатинского холма снова запустил руку за корсаж твоей  жены.
Какой позор для нашего семейства, какое оскорбление гостеприимства матери!
Тем более что все происходит при  полном  попустительстве  молодой  особы.
Ступай и уладь дело!
   С ругательством Жоффре бросился прочь, повинуясь брату.
   Оставшись вдвоем, адмирал Солово и Чезаре Борджиа принялись изучать все
вокруг, кроме своего собеседника. Тем не менее адмирал заметил  искорку  в
глазах Борджиа, когда тот наконец заговорил.
   - Мужчина должен чтить своих отца и мать, адмирал.
   -  "_Дабы  жить  долго  и  процветать  в  земле  своей_",  -  осторожно
согласился Солово. - Да, эта заповедь [одна из десяти Моисеевых заповедей]
удерживает в целостности общество людей.
   Чезаре кивнул.
   - И все же насколько легче  повиноваться  этому  благородному  призыву,
адмирал, когда находишься в полном согласии со взглядами своих родителей.
   - В самом деле, - подтвердил Солово.
   Чезаре протянул вверх руку в перчатке и, сорвав  одну  виноградинку  из
грозди, продолжил:
   - И потому я позволяю себе  испытывать  приятное  согласие  с  матерью,
когда она утверждает, что отбытие Хуана можно простить.
   Впервые - и то всего лишь на  секунду  -  их  взглядам  было  дозволено
встретиться, и за короткий миг оба отыскали всю необходимую информацию.
   - Как мне кажется, - неторопливо проговорил адмирал, - я перед  вами  в
долгу.
   -  Если  это  так,  -  ответил  Чезаре,  -  вы  найдете  во  мне  более
благородного кредитора, чем те евреи, с которыми вы якшаетесь.
   -  Я  говорю  это,  -  заторопился  Солово,   встревоженный   подробным
знакомством Чезаре с его делами, - подозревая, что до вашего вмешательства
герцог Хуан намеревался... отделаться от меня, скажем иначе  -  отказаться
от моих услуг.
   -  Подобные  желания,  -  голос  Чезаре  приобрел   необходимую   нотку
значительности, - не оставляют нас, адмирал.
   "Действительно это так", - подумал Солово, более  чем  обычно  стараясь
скрыть от собеседника все свои помыслы.
   У него были веские причины для опасений: глядя вслед герцогу Хуану, его
слуге и человеку в маске,  Солово  заметил  некоторую  _расплывчатость_  в
очертаниях фигуры гонфалоньера, явно двоившейся в  глазах  адмирала.  Душа
его словно бы готовилась к расставанию с телом.


   - И потом вы обнаружили тело герцога Хуана? - сказал равви Мегиллах.  -
Это ведь отчасти и заслуга?
   - В известной степени, - подтвердил  адмирал.  -  Но  его  святейшество
платит мне за каждый час, и я не могу сделать ничего иного. При всем  моем
убеждении в том, что некоторые тайны лучше оставлять нераскрытыми, у  меня
не было выбора в этом деле.
   Равви поднял взгляд от своего кубка с водой, торопливо пряча в  глубине
глаз зерно подозрения.
   -  Екклезиаст,  9,  5,  -  проговорил  он,  чтобы  избежать  возможного
непонимания. - "_Мертвые ничего не знают_". Поэтому, что им до нас?  -  Он
мог бы не беспокоиться, поскольку Солово явно не заметил оплошности.
   - Но это была  лишь  часть  моего  поручения,  -  отстранение  произнес
адмирал. - Баланс более проблематичен.
   - Александр требует преступника? - предположил равви Мегиллах.
   - Точного соблюдения правосудия! - подтвердил Солово.
   - Адмирал, он принадлежит к людям,  которые  могут  требовать  подобной
экзотики. Вот если бы вы или я...
   - Или любой из дюжины некогда бывших людьми, а ныне покоящихся в  водах
Тибра.
   -  Именно  так.  Немногие  будут  задаваться  вопросом...  еще  меньшее
количество  людей  проявит  интерес,  и  уж  никто  не  потребует  у  мира
объяснения подобных прегрешений. Некоторые  обратятся  к  Всемогущему  (да
будет благословенно имя Его), не имея особой  надежды  на  ответ.  В  наше
время удары молний нередки.
   - Хотя можно и не путешествовать во  время  грозы,  -  заметил  адмирал
Солово, - Таанит, 25; равви Элиезер сказал:  "_Некоторые  сами  роют  себе
могилу_".
   - Однако случается - молния может поразить тебя дома - в безопасности и
покое.
   -  Если  так  будет  предопределено,  -  поправил  собеседника  Солово,
приспосабливая религиозную метафору к строго естественному феномену.
   Равви Мегиллах принял добродушный укор и намеренно перевел  разговор  в
новое русло.
   -  Говорят,  что  раны  просто  ужасны,  -  произнес  он  с  поддельным
сочувствием.
   - Как всегда и бывает, - сказал адмирал. - Безусловно, их  наносили  со
страстью и  рвением.  Всего  девять:  одна  в  шее,  остальные  в  голове.
Смертельной могла оказаться любая.
   - Какой позор! Для испанца он был симпатичным мужчиной.
   - Теперь уже нет. Когда мы его выловили - вблизи сточной канавы,  -  от
его обаяния уже почти ничего не осталось.
   -  Мы  лишь  мехи,  полные  крови,  связанные  и  одушевленные   словом
Всемогущего (благословенно имя Его), - нараспев проговорил равви Мегиллах,
как будто бы адмирал не знал этой простейшей истины.
   Прекратив изучать крышку стола, Солово поглядел на равви.
   - Я не узнаю цитаты, - заметил он с интересом.
   - Моя собственная, адмирал.
   - Как жаль: составленная христианином, она бы заслуживала публикации.
   Мегиллах пожал плечами с  достойным  зависти  безразличием  к  подобным
соображениям.
   - А слуга герцога Хуана может что-либо сказать о несчастье?
   - Он умирает, - Солово мягко улыбнулся, - однако не может  смириться  с
этим фактором. Стараясь  заслужить  свою  земную  награду,  он  ничего  не
говорит и ничего  не  помнит.  Даже  ярость  его  святейшества  не  смогла
разбудить его память.
   - Пытка? - предложил равви.
   - Она убьет  его  за  какие-то  минуты.  Увы,  его  святейшество  лишен
какого-бы то ни было воображения в этой области, а  я  чересчур  брезглив,
чтобы выступать с предложениями, которые могли бы поправить дело.
   - А что слышно о человеке в маске, адмирал. Его обнаружили?
   - Исчез, равви, словно бы и не существовал. Его не знают в мире людей.
   - Так вот вам и преступник! - улыбнулся равви  Мегиллах,  радуясь,  что
может оказать помощь.
   - Но нам нужен оружейник, который сделал кинжал, - Солово качнул  седой
головой. - Папа хочет видеть не оружие, а того,  кто  направил  его...  не
убийцу, а его патрона.
   - Он хочет чересчур многого, - заметил равви Мегиллах с  удивлением.  -
Но если папа чего-то хочет, его  желание  будет  исполнено.  -  Как  глава
гетто, равви  обладал  достаточными  и  скорбными  доказательствами  этого
правила, невзирая на недолгое пребывание на этом посту.
   - Или это, или нечто не менее приемлемое. К сожалению, то, чем я сейчас
располагаю, совершенно не устраивает его святейшество - как и меня самого.
   - Но у вас есть преступник! - воскликнул Мегиллах.
   - О да, - адмирал Солово улыбнулся в третий или четвертый раз за  вечер
(должно быть,  рекорд).  -  Скажем  так,  -  подумал  он  вслух,  -  можно
переговорить кое с кем.


   - Благодарю вас за согласие побеседовать, - сказал Чезаре Борджиа, -  и
за проявленную при этом сдержанность.
   Солово поклонился, с изяществом принимая благодарность.
   - Не хотите ли подкрепиться, адмирал?
   - Едва ли, милорд.
   - Вы можете не бояться отравы, адмирал. Не следует преувеличивать моего
коварства.
   - Как и моего стремления к отравленному питью, мой господин. К тому  же
мое устранение не даст вам сейчас никаких преимуществ.
   Чезаре  Борджиа,  протонотарий,  казначей  Картахенского  кафедрального
собора, епископ Памплоны, архиепископ Валенсии  и  кардинал-дьякон  церкви
Санта-Мария Нуова, сидел неподвижно, спокойно прокручивая какие-то мысли в
сверхнизкотемпературной вычислительной машине, которую  сделал  из  своего
ума.
   - Ах да, - заметил он к месту, - вспомнил теперь: вы же стоик, разве не
так?
   Адмирал Солово знаком дал понять свое безразличие к  этому  или  какому
угодно другому определению.
   -  Если  этот  ярлык  выделяет  меня  среди  других  следователей   его
святейшества, я  рад  этому,  -  заметил  он.  -  Однако  и  вам  нетрудно
удостоиться подобного определения (если вы простите меня) от всякого,  кто
захочет обратить внимание на ваше непременное черное одеяние.
   Чезаре улыбнулся.
   -  Пожалуй,  прощу.  Я  признаю  связь.  Самоконтроль,  присущий  вашей
философии, дает известные преимущества, но  причины  моего  выбора  одежды
куда глубже.
   - Как и моя философия, - парировал Солово.
   Чезаре резко изменил направление наступления,  чем  позже  сделал  себя
знаменитым на поле битвы.
   - И насколько же глубоко зашло ваше нынешнее расследование, адмирал?  -
спросил он.
   - Реки глубоки, горы высоки, синьор,  -  ответил  Солово.  -  Однако  о
подобных вещах я бы не стал говорить в отсутствие его святейшества и самых
близких его родственников.
   - Не обращайте внимания на Микелотто, - проговорил Чезаре, показывая на
смуглого мужчину, облаченного в подобный же траур и сидевшего рядом с ним.
- Он мой: я верю ему и в жизни, и в смерти.
   Адмирал  Солово  поглядел  на  Микелотто,  и  длинноволосый  объемистый
приспешник вежливо склонил голову. Широкие и  невинные  глаза  делали  его
непохожим на убийцу, что наверняка давало ему известное преимущество.
   - Очень хорошо, - сказал Солово.  -  Я  могу  известить  вас,  что  мое
расследование завершено,  отчет  подготовлен,  составлены  предварительные
выводы.
   -  И  будет  непоправимой  бедой,  если  вы  досрочно  представите  эти
соображения кому-нибудь еще, кроме его святейшества папы?
   - Безусловно, да.
   - Но тем не  менее?  -  продолжил  Чезаре,  придавая  голосу  крохотный
оттенок сомнения.
   - Тем не менее, - заверил его Солово, - все взвесив...
   - Я не стану оскорблять вас предложением золота  и  покровительства,  -
быстро произнес Чезаре, не желая вырывать поражение из  пасти  неожиданной
победы.
   - Не надо. У предательства не всегда бывают  мирские  причины,  но  вы,
конечно, знаете это.
   Чезаре  Борджиа  скромно   отмахнулся   от   комплимента   и   экономно
воспользовался тем же жестом, чтобы ускорить развитие событий.
   - Ваш брат, - проговорил адмирал Солово, откидываясь назад в кресле,  -
оставил вечеринку у вашей матери, по  сути  дела  утверждая,  что  еще  не
поздно предаться иным удовольствиям.
   - В самом деле, -  согласился  Чезаре  с  некоторым  пренебрежением.  -
Область, расположенная ниже пояса, ведала всей жизнью Хуана. Это  известно
достаточно хорошо.
   - Итак, самое тщательное расследование показало, - сказал  Солово,  так
же осуждая эту слабость, - что его сопровождали в тот день слуга и испанец
в маске, весь последний месяц  бывший  у  него  шутом  и  компаньоном.  Он
оставил нас, ночь миновала, и челядь доложила, что герцога нет  дома.  Его
святейшество не  встревожился;  вполне  обоснованно  полагая,  что  герцог
застрял у какой-то замужней дамы, не желая покидать ее при дневном  свете.
Когда  прошел  день,  а  за  ним  ночь,  его  святейшество  назначил  меня
распоряжаться всем делом, и уже после полудня следующего дня  я  обнаружил
тело герцога Хуана.
   -  Вы,  бесспорно,  проницательнейший  из  людей,  -   заметил   Чезаре
бесстрастным тоном. - Любой  папа  или  князь,  способный  воспользоваться
вашими услугами, будет воистину счастлив.
   - Я бы не назвал этот случай приятным, - продолжал Солово, - однако  он
оказался весьма поучительным. Чтобы проиллюстрировать это,  позвольте  мне
привести один анекдот из моей практики.
   Чезаре скупым движением руки велел говорить.
   -  Поскольку  отсутствие  герцога  Хуана  затянулось,  я,  естественно,
обратился к Тибру - сточной канаве для  всех  отбросов.  Я  переговорил  с
торговцем лесом, который в интересующую нас ночь  сторожил  свой  склад  в
лодке со стороны реки. Освежив свою память, он начал вспоминать -  во  все
более мелких подробностях, по мере того как мое терпение истощалось, - как
группа мужчин в плащах принесла тело на берег и бросила его в  воду  возле
стока. Я спросил, почему он не донес о случившемся; торговец ответил,  что
за тот недолгий срок, в течение  которого  он  владеет  складом,  подобные
эпизоды на его  глазах  происходили  более  сотни  раз  и  никого  это  не
взволновало: так почему же следует считать другим  этот  случай?  Да,  мой
господин, в таком мире нам приходится жить. Я счел этот аргумент  разумным
и оставил торговцу левое ухо.
   Чезаре кивнул, одобряя либеральный подход адмирала.
   - Мы забросили сети, - продолжил Солово, - и  нашли  герцога  Хуана  "в
крови и грязи", как поют уличные певцы. Вознаградив таким образом себя  за
труды, я начал искать преступника и был вынужден обратиться к  кандидатам,
имеющим  личные  или  политические  мотивы.  На  теле  оказалось  тридцать
дукатов,  и  поэтому  нетрудно  было  понять,  что  Хуан  не  пал  жертвой
грабителя, - тон адмирала не изменился. - К  моему  удивлению,  я  услыхал
ваше имя. Ну, например, в качестве соперника герцога  Хуана  в  борьбе  за
благосклонность доньи Санчии, жены вашего младшего брата.
   Чезаре расхохотался... словно вдали стрельнула пушка.
   - Именно, - проговорил Солово. - Насколько мне  известно,  сия  госпожа
излишне охотно и широко наделяет  своей  благосклонностью  всех  желающих.
Более того, другой слушок намекал, что вы с Хуаном и с  вашим  отцом,  его
святейшеством, претендуете на руку... и прочие  части  тела  вашей  сестры
Лукреции. Я промолчу о нем во всем прочем, кроме того, что  происхождением
своим он обязан некоему  Джованни  Сфорца,  прежнему  мужу  вашей  сестры,
разведенному с ней по унизительной причине - из-за импотенции.
   - Я отмечу это, - Чезаре вновь улыбнулся.
   - И учитывая, что вы по крайней мере имеете  хотя  бы  представление  о
правах наследования, я отверг версию, предполагавшую, что  подобным  путем
вы хотели добиться герцогства вашего брата.
   - Оно переходит к его старшему сыну, - согласился Чезаре.
   - Точно так, мой господин. Подведем итог: ни одно из этих предположений
_не удовлетворило_ меня. Мне пришлось обратиться к дедукции и  собственным
возможностям.
   - А именно? - поинтересовался Чезаре, словно каталогизируя.
   - Мои догадки возникли при насильственном  предотвращении  немедленного
обмывания и обряжения трупа вашего брата, на чем настаивали  некоторые  из
слуг Борджиа. Поэтому я сумел обнаружить крошечное  пятнышко  крови  возле
правого уха герцога Хуана и получил основание  утверждать,  что  эта  рана
оставлена  игольчатым   стилетом   профессионального   убийцы.   Поскольку
следствия  подобного  удара  непоправимы,  стало  ясно,  что  прочие  раны
нанесены после смерти, чтобы запутать расследование.
   Не оставляя своих расчетов, Чезаре понимающе кивнул головой.
   - И мои выводы подтвердились, когда я сегодня вновь встретил  Микелотто
- прежнего Себастьяно на  вашей  службе.  Он  самым  убедительным  образом
изменил облик, осанку и манеры держаться. Однако месяц ношения  маски  под
жарким римским солнцем оставляет заметный след на лице. Кстати, я вижу,  у
него нет никакого шрама.
   - Нет, - ответил Чезаре. - Мой брат считал выгодным использовать  слугу
в маске и тем самым создал прецедент.
   - Но слуга - человек дела, - сказал Солово.
   - ...и по-деловому относится к альтернативным предложениям,  -  заверил
Чезаре. - Между прочим, будучи человеком  чувствительным,  он  был  весьма
смущен своей предыдущей встречей с вами. Как  мне  кажется,  он  хотел  бы
принести извинения.
   С редкой снисходительностью Чезаре разрешил слуге вступить в разговор.
   - Синьор адмирал, - проговорил Микелетто мертвым, тусклым голосом. -  Я
бы хотел, чтобы вы шире глянули на наше  столкновение  в  винограднике.  Я
стремлюсь убедить вас, что не всегда бываю таким. Мои грязные  слова  были
продиктованы обществом герцога Хуана. В вопросах плоти  он  вел  себя  как
самый опустившийся человек, а исполняя  определенную  роль,  приходится...
приспосабливаться, невзирая на отвращение.
   - Я вполне понимаю это, - ответил адмирал Солово. - Мужчин  гонит  буря
обстоятельств; мы неспособны выстоять против нее  в  одиночку  и  едва  ли
может отвечать за курс своего крохотного корабля.
   Микелотто  встал  и   поклонился   в   явно   неподдельном   восхищении
благородством адмирала.
   - Если я правильно понял вас, - произнес Чезаре, - то,  очевидно,  могу
предложить возможное объяснение смерти Хуана.
   - В самом деле? - Солово изобразил удивление.
   - Разве не могло, адмирал, случиться так, что герцога  устранил  кто-то
из его же собственного  семейства,  скажем  младший  брат,  стремящийся  к
мирским  благам,  ливнем  проливавшимся  на  Хуана?  Разве  не  мог  столь
беспринципный и изобретательный человек заслать убийцу  в  дом  герцога  и
замаскировать свое преступление под удар ревнивого мужа?
   - Подобное, безусловно, возможно, мой господин, - согласился Солово.  -
Более того, именно  эту  версию  я  и  предпочел  в  своем  письме  к  его
святейшеству;  несколько  экземпляров,  написанных  собственной  рукой,  я
оставил в различных местах, чтобы они  были  доставлены  его  святейшеству
лишь в случае моей неожиданной кончины.
   - Тогда пусть этот день наступит не скоро, - с беспокойством  промолвил
Чезаре.
   - Но оставим такую возможность, - решительно проговорил  адмирал.  -  Я
вижу, что вас, теперь старшего в клане, ожидает весьма блестящее  будущее.
Ну а поскольку это так, я бы хотел услышать от вас пожелания  относительно
моего отчета перед  его  святейшеством.  Выражаясь  коротко  и  ясно,  мой
господин, ваша судьба в собственных руках, и  не  угодно  ли  вам  сделать
выбор? В противном случае я бы назвал это стремлением к самоубийству...
   Чезаре удовлетворенно вздохнул и опустился в кресло.
   - Что за редкое  счастье,  -  он  улыбнулся,  наслаждаясь  моментом,  -
встретить человека, наделенного столь проницательным взглядом.


   Адмирал Солово проснулся и подумал,  действительно  ли  это  случилось.
Вместо того чтобы находиться в ночной рубашке в  собственной  постели,  он
нашел себя одетым и вне  дома.  _Где  именно_,  ад