о неподходящего.
   Адмирал из вежливости попробовал. Вино годилось для принца и  бросилось
прямо в голову.
   Энвер-паша,  турок-фемист,  любезно  предоставил   Солово   возможность
оглядеться и собраться. Он отметил, что внимание адмирала особо  привлекал
огромный шар над головой, что освещал комнату.
   - Некоторым мы ничего не объясняем, вам можно сказать,  что  для  этого
нагревается пар. Малая часть наших познаний, однако же впечатляет.
   - Я могу предложить множество употреблений подобной  лампе  во  внешнем
мире, - сказал адмирал. - Если вы извините игру слов, то мне  хотелось  бы
знать, зачем вы предпочли держать свой свет под спудом?  [имеется  в  виду
притча о свече (Евангелие от Луки, 8, 16-18)]
   Турок пожал плечами и блеснул вызолоченной улыбкой.
   - Быть может, время для его  широкого  использования  еще  настанет,  -
согласился он, - но это будет _наше_ время, и в тайне не будет нужды. Ну а
пока мы храним, что имеем.
   - А... конечно, - произнес Солово, словно бы услыхав  бог  весть  какое
откровение. Он хотел услышать от фемиста это признание в тщеславии.
   - И сегодня  это  единственный  урок,  который  вы  должны  усвоить,  -
продолжил турок. - С этого мгновения вы - это мы, а мы - это все. Верность
придет с годами, но тем временем пусть самоограничение, страх  и  уважение
послужат той же цели.
   Слуга подал изысканные яства,  отчего  онемевшие  вкусовые  сосочки  на
языке Солово обрели новую жизнь.  Он  волком  проглотил  горстку  печенья,
после чего сумел овладеть собой и промолвил:
   - Я узнаю этого человека.
   Фемист повернулся и явно впервые обратил свое внимание на  удаляющегося
слугу.
   - Естественно, - проговорил он. - Этот епископ часто бывает в Риме.
   - Надеюсь, - заметил  Солово;  воздержавшись  от  нескольких  вариантов
ответа, он опустил глаза к яркому мозаичному полу, - вы  не  рассчитываете
на то, что я буду прислуживать за столом подобно лакею.
   Энвер-паша вновь улыбнулся. В его голосе не слышалось доброты.
   - Нет. Вы выше его в наших  глазах  и  сулите  больше...  возможностей.
Однако, если мы прикажем, будете подавать яства без всяких возражений.
   Оглядевшись, Солово отклонил скрытый вызов. Мир принимал  весьма  живое
обличье, и Энвер-паша, исполнявший роль хозяина при  адмирале,  не  хотел,
чтобы его подопечный уклонился от всеобщего духа, и попытался  возобновить
разговор.
   - Ну а как вы перенесли смерть, адмирал? - вежливо поинтересовался  он.
- Если вы не хотите вспоминать об этом, пожалуйста. Некоторые предпочитают
молчать.
   - Спасибо, это было весьма интересное переживание,  -  ответил  Солово,
пресекая дальнейшие расспросы. - Полагаю, ваших рук дело.
   - Конечно же, - согласился фемист. - Всего лишь яд и противоядие - то и
другое в лошадиных дозах. Подобный метод, не имея себе  равных,  позволяет
столкнуть личность со всех основ и сделать восприимчивой  к  новым  идеям.
Разумеется, случаются и отходы...
   - Но тем не менее вы считаете упражнение полезным, - договорил за  него
Солово, почему-то не желая услышать подобных слов из уст турка.
   Энвер-паша попытался отыскать признаки осуждения в высказывании  Солово
и не нашел таковых.
   - Поэтому, - сказал он, - я полагаю, что вы видели Универсальный  Свет,
как обычно случается у монотеистов [последователи  монотеизма  -  религии,
признающей единого бога]. Я бы не стал придавать этому  большое  значение,
как и фигурам приветствующих вас  любимых.  Это  просто  последний  гамбит
гибнущего мозга, одолевающего ужас воспоминания о  рождении  и  тем  самым
освобождающего себя от груза памяти. Во всяком случае, мы так считаем.
   По тому, как напряглась спина адмирала, Энвер-паша вдруг  заметил,  что
нанес оскорбление. Он понял, что на  краю  забвения  Солово  видел  нечто,
перевернувшее его сердце.
   - Но теперь испытание миновало, - проговорил он торопливо, - вы  вправе
иметь о нем собственное мнение.
   - Благодарю вас, - ответил адмирал с каменным выражением лица; на  деле
он был не столько оскорблен, сколько чувствовал стыд, вспоминая свои слезы
в заканчивающемся светом тоннеле. - Значит, все так просто... я  согласен.
Никаких мрачных тайн? Никаких жутких клятв?
   - Нет, - подтвердил Энвер-паша. - Совсем никаких. Некоторые здесь будут
давать обеты, но в вашем случае мы считаем их излишними.  Вы  и  без  того
обладаете необходимым почтением к античному миру и  чересчур  углублены  в
себя, чтобы испытать волнение от крови, клятв и угроз. У нас обряд каждого
посвящения соответствует личности. Заверяю  вас,  после  всего  пережитого
ортодоксальные  верования  внешнего   мира   покажутся   вам   еще   менее
привлекательными, чем прежде. Вас сделали восприимчивым к  более  широкому
диапазону симпатий... этого достаточно для наших нынешних нужд.
   - Впрочем, - закинул удочку Солово, - вы ничего  не  рассказали  мне  о
себе. Безусловно, мне следует знать, _чему_, собственно, я служу.
   Энвер-паша не стал торопиться с ответом.
   - В этом пока нет нужды, - решился он наконец. - Вы не из тех, кого  мы
будем муштровать  и  бить  по  лбу,  -  в  вашем  случае  подобный  подход
непродуктивен. Более того, считайте себя  свободным.  Однако  сегодня  ваш
праздник, и я хочу повеселить вас. Пойдемте со мной.
   Он пробирался сквозь  толпу,  и  Солово  послушно  последовал  за  ним,
воспользовавшись возможностью, чтобы  прихватить  по  пути  бокал  вина  и
горстку печенья. Фемист то и дело указывал адмиралу на людей, повторяя:
   - Видите картину, адмирал? Мы - все и вся... коалиция, семья, союзники,
объединившиеся против мира.
   Так они приблизились к стене просторной палаты,  увешанной  гобеленами,
изображающими обычные сюжеты из классической мифологии, Бесспорно знакомый
со строением подземного храма, фемист отвернул один из ковров, за  которым
оказалась дверь. Солово подозревал, что подобный скрытый  вход  или  выход
был здесь не единственным, да и помещение это могло лишь открывать длинный
ряд погребов.
   Энвер-паша отпер дверь ржавым ключом и  жестом  поманил  Солово.  Дверь
захлопнулась позади адмирала с пугающей внезапностью, полностью оставив за
собой звуки веселья.
   - Вот, - сказал  он,  показывая  на  предмет,  доминировавший  во  всей
комнате, в которой они очутились. - Что это по-вашему?
   - Большой шар, - ответил Солово, - а на его  поверхности  карта.  Узнаю
Средиземное море и Италию, но кривизна искажает реальность, а потому...
   Энвер-паша с прискорбием качнул головой и жестом  руки  велел  адмиралу
молчать.
   - Наблюдайте, - проговорил он испытующе, - и учитесь по  этому  Земному
Яблоку. Здесь, - он указал место на карте, - в  Китае,  мы  распространили
ультраконсервативную конфуцианскую  философию  среди  бюрократов  династии
Мин. Лю Дася  -  один  из  наших,  кстати,  военный  министр,  -  приказал
уничтожить навигационные карты, позволявшие  китайским  джонкам  ходить  в
Азию,  Африку  и  Индонезию.  Он  объяснил  императору,  что   контакт   с
чужеземными "-варварами" лишь  растворит  и  ослабит  культуру  страны.  В
результате родина этой культуры впадет в застой  и  упадок,  затеряется  в
мечтах о самостоятельности и былой славе. Поэтому, когда  флоты  Запада  -
эти страны сейчас называются христианскими - в свое  время  направятся  на
Восток, доступ в Индийский и Тихий океаны будет для них открыт.
   - Теперь смотрите далее.  Вот  Сонгаи,  империя  Гао,  Тимбукту,  центр
караванных дорог и торговли золотом. Мы сделали так, чтобы Сонни  али  Бер
[Сонни  Али  (1464-1492)  -  правитель  Сонгаи  в  период  его  расцвета],
император, просто пугающий своими способностями, утонул  в  реке  Нигер  в
прошлом  году.  Он  возвращался  из  похода,  совершив  на   Юге   великие
завоевания, однако больше побед у Сонгаи  не  будет.  Португальцам  уже...
внушаются честолюбивые  планы  относительно  Северной  Африки:  наследники
Сонни али Бера будут править над изолированной, не имеющей выхода  к  суше
страной, которая рано или поздно падет - что могут сделать копья и  стрелы
против пороха. Мы решили: Африка не должна процветать.
   Солово, воевавший против "Всадников Юга" по приказу Кайр Халил-эль-Дина
во время своего пребывания в Триполи, был совершенно безразличен  ко  всей
этой геополитике.
   - Вы вполне уверены, что я необходим вам? -  только  и  спросил  он.  -
По-моему, все дела и без того идут достаточно гладко.
   Энвер-паша  праздно  крутнул  глобус,  пытаясь  не  глядеть   на   свое
отечество, поскольку ему были прекрасно известны перспективы,  назначенные
Феме его родине.
   - Как личность, конечно, нет, - ответил он, -  хотя  кое-кто  из  наших
старейших усматривает в вас признаки странной  судьбы.  Однако  нам  нужны
многочисленные одаренные мужчины и женщины - творить наши чудеса.
   - И как я узнаю их?
   Энвер-паша остановил кружение глобуса.
   - Вы их узнаете, только если они сами захотят этого. Могу сказать  лишь
одно - ищите нас среди высоких и мудрых.
   - Эти два качества совмещаются отнюдь не всегда, - сухо заметил Солово.
   - Тогда, быть может, - возразил фемист, - именно по такому-то сочетанию
вы их и узнаете.
   - У меня есть вопрос-другой... разрешите ли?
   - Как угодно, адмирал, сомневаюсь, чтобы мы встретились снова.
   - Ну что ж... первое - чего вы хотите?
   Фемист поглядел на Солово.
   - Мы - это Союз амбиций, как  я  сказал  вам.  Однако  он  порождает  и
консенсус целей: все мы надеемся на возвращение старых - и лучших - времен
и обычаев.
   - Эльфийских, имперских, языческих? - предложил варианты Солово.
   Энвер-паша напряженно улыбнулся, но отказался продолжать тему.
   - Тогда уверены ли вы, что цель  достойна  усилий?  -  Солово  зашел  с
другой стороны.
   Энвер-паша явно никогда прежде не думал об этом.
   - Возможно, и нет, адмирал, - проговорил он в конце концов, - однако за
все это время проект наш набрал собственную инерцию. К тому же, -  добавил
он загадочным тоном, - нашу руку направляет Книга...
   - Которая не имеет ничего общего  со  Священным  писанием  или  даже  с
Кораном... я правильно понимаю?
   - Ну, адмирал, это чересчур прозаично. Это наша собственная  книга;  мы
сами писали ее и с радостью видим, как страница за  страницей  выполняются
ее пророчества. Впрочем, не напрягайте своего любопытства,  я  сомневаюсь,
чтобы вы могли получить возможность поглядеть даже на ее обложку.
   - Настолько хороша, так?
   - Выше всякой похвалы, Солово. Это история времен от туманного прошлого
до столь же туманного будущего. Тем  не  менее  я  не  хочу  оставить  вас
полностью неудовлетворенным; иначе вы затеете собственные расследования  и
тем  самым  обесцените  себя  в  наших  глазах.  Она  представляет  сводку
пророчеств  древних  Дельфийского  и  Амонского  оракулов,  Элевсинской  и
Додонской мистерий, Кумской и Сивиллиной книг - это я могу сказать вам. На
нашей памяти дополнения вносил благословенный Гемист Плифон,  и  поскольку
вы не удосужились поинтересоваться, так знайте: это  его  портрет  украшал
вашу келью. Вы можете познакомиться с некоторыми из его трудов - не  столь
радикальными и совершенно открытыми - и там узреть  хотя  бы  тень  нашего
проекта. Считайте это домашним заданием.
   Было бы бесцельно скрывать пробуждение интереса к книжной  премудрости,
и Солово не стал даже пытаться этого сделать.
   - Я так и поступлю, - ответил он. - Что еще я обязан делать?
   - Все и ничего, адмирал. Вы не принадлежите к  числу  наших  намеченных
снарядов.  Мы  ожидаем  выгоды  в  любой  области,   которая   может   вас
заинтересовать. Итак, Солово,  все  просто  -  идите  и  живите.  Заводите
друзей, влияйте на людей.
   Продемонстрировав  последней  фразой,  что  разговор  окончен,   фемист
вежливо проводил адмирала в  большой  зал,  где  торжество  было  в  самом
разгаре. Облаченный в черное слуга держал прежние одежды адмирала -  чисто
выстиранные и сложенные. Солово не полагалось  знать,  что  они  стали  на
стежок-другой посвободнее - их распороли, а потом аккуратно  сшили  вновь.
Феме не жалели труда, даже самого кропотливого, чтобы посвященные,  уезжая
домой, чувствовали себя в чем-то неопределенном совершенно иными людьми.
   Не сомневаясь в том, что все его прочие потребности - транспорт, еда  и
оружие - будут удовлетворены еще до отъезда, адмирал позволил увести  себя
из зала. Пол к выходу поднимался, и портал - такой  же,  как  и  выход  из
лабиринта, - охраняли по  обеим  сторонам  два  огромных  колосса  древних
времен, мраморные изваяния Марса и  Гор-Адриана.  В  ночь  подобных  чудес
Солово едва поглядел на них, обремененный думами об истории в процессе  ее
творения.
   Впрочем, он один пребывал в такой беспечности. Даже другие  посвященные
уже знали достаточно много, чтобы с живым интересом следить за уходящими с
праздника мимо живых стражей. Поэтому, когда желтый свет вспыхнул в глазах
забытого бога и мертвого императора и каменные титаны застонали в  тщетной
попытке последовать за адмиралом, подобное незамеченным _не осталось_.
   И во всем большом зале, где собрался Священный и  Древний  Феме,  разом
утихли все разговоры.



   Год 1497. УДАР КИНЖАЛОМ ВО ТЬМЕ: я проявляю либеральность
   при отправлении правосудия и помогаю измученной душе

   - А на мой взгляд, - заметил Хуан Борджиа [старший  сын  римского  папы
Александра VI], второй герцог Гандийский, князь Теано и Трикарико,  герцог
Беневентский и Террачинский, только что назначенный  гонфалоньером  Святой
Церкви, - царство Венеры более прочих созрело для... завоевания.
   - Захвата и разграбления! -  согласился  его  услужливый  прихлебатель,
остававшийся в маске.
   - Именно так. - Герцог облизнул губы. - Границы  его  открыты,  а  силы
столь слабы, что просто  приглашают  к  насилию.  В  молодости  я  нередко
совершал набеги на его окрестности; теперь, князем, я захвачу его целиком.
   - Свидетельствую, - заверил мужчина в  маске.  -  Герцог  Хуан  Борджиа
обслуживает отверстия женского рода в три зубца и ежедневно.
   Оба от всей души расхохотались, а потом Хуан фыркнул, погасил  веселье,
словно свечу, вернувшись к своему обычному злобному недовольству.
   - А как думаете _вы_, адмирал? - бросил он резко. - Как вы относитесь к
моей военной метафоре?
   Небольшая группа, устроившаяся  в  винограднике,  отставила  в  сторону
напитки и деликатесы и обернулась к адмиралу Солово.
   - Я не слишком часто посещал  ту  страну,  о  которой  вы  говорите,  -
ответил  тот  ровным  голосом,  нимало  не  смущаясь  общим  вниманием.  -
Местность нередко обманчива, можете мне поверить,  однако  продолжительное
пребывание, как мне кажется, сулит меньше  приятного  времяпрепровождения,
чем принято считать.
   - Адмирал полагает,  -  заметил  Чезаре  Борджиа,  до  этого  безмолвно
прислушивавшийся, - и я, пожалуй, согласился бы с ним, что королева Венера
не заслуживает крупной кампании. Она не  причиняет  нам  вреда,  ничем  не
грозит, платит нам дань  губами.  Я  не  понимаю  такой  агрессивности  по
отношению к ней.
   Герцог Хуан, постоянно пребывавший  на  вершине  своей  злобы,  перевел
мрачный взгляд с адмирала на младшего брата.
   - Неужели настолько необходимо... - проговорил он ледяным голосом.
   Чезаре задумался.
   - Да, - произнес он наконец. - Таково мое мнение... насколько я знаю, и
нашего отца тоже. Не сомневаюсь, что он предпочтет, чтобы его  гонфалоньер
сконцентрировал  свои  усилия  на  чем-то  другом,  скажем  на   кампании,
послужившей предлогом для нашей нынешней встречи.
   - Вечно я у тебя в долгу за совет, братец. - Улыбка Хуана казалась хуже
всякой насмешки. - Ты знаешь, как я стремлюсь -  просто  жажду  -  жить  в
соответствии с твоими ожиданиями. А вот и мать идет, чтобы успокоить нас.
   Тон разговора сразу понизился на одну-две нотки, когда  к  ним  подошла
Ваноцца Катанеи.
   Ее никогда не считали красивой или остроумной.  Тем  не  менее  Катанеи
рожала сыновей и - редчайшее из качеств в то время и в той стране  -  была
верной  и  благоразумной.  В  течение  почти  тридцати  лет  эти  качества
сохранили глубокую привязанность и любовь к  ней  Родриго  Борджиа  (позже
папы Александра VI), невзирая на все его краткосрочные потребности здесь и
повсюду. Сия дама обладала еще неким чувством,  присущим  знатным  римским
домам: умела понимать, когда разговор принимает опасный оборот, прежде чем
это успевали осознать сами участники.
   - Сыновья, синьоры, - сказала она  негромко,  -  я  ощутила  в  воздухе
известную напряженность, изгоняющую вечерний покой и делающую  запах  вина
не столь приятным. Неужели она могла исходить отсюда?
   - Совершенно не так, мама, - ответил герцог Хуан до  того  убедительно,
что вызвал новое уважение в потрясенных Чезаре и Солово.  -  Мы  обсуждали
военные хитрости; вопрос весьма уместный, учитывая мое скорое  отбытие  на
войну.
   Но родную мать даже самой искусной ложью не обмануть. Мадам Катанеи  не
была убеждена.
   - Какая удача, Хуан... присутствующий среди нас военный может высказать
квалифицированное мнение о твоих  планах:  адмирал  Солово,  как  вы  себя
чувствуете?
   Солово изящно поклонился.
   - Прекрасно, моя госпожа. Но мои глаза избавляют меня от  необходимости
осведомляться о вашем здоровье.
   Катанеи одарила его скупой улыбкой.
   - А вы все еще бьете турок на морях, адмирал?
   - Редко, мадам... я нечасто отлучаюсь до своего родного Капри.
   - А я считал вас флорентийцем, - заметил Хуан,  мгновенно  отреагировав
на ошибку в информации. - Или это был Милан?
   Выражение на лице адмирала не переменилось.
   - С одной стороны, - согласился он, - как будто бы да... однако,  чтобы
ответить, на вопрос госпожи, скажу: теперь я плаваю в менее  предсказуемых
водах.
   - Говорят, - отозвалась Катанеи, - что вы были  весьма  полезны  одному
папе, потом другому...
   - Они приходят и уходят, папы то есть, - пояснил Жоффре Борджиа,  самый
младший, и покраснел,  осознав,  что  высказался  довольно  глупо  и  даже
опасно.
   Однако, невзирая на дефекты морали, манеры  присутствующих  можно  было
считать образцовыми, и подростковый ляп сошел с рук в пристойном молчании.
   - Стараешься быть полезным, - проговорил Солово, - и приспосабливаться.
   Подобное заявление исчерпывающим образом объясняло абсолютно все. Никто
из знати в эти времена даже и не подумал бы оспорить такое утверждение.
   - Универсальная максима! -  произнес  Чезаре,  изгоняя  из  голоса  все
чувства. - И люди подчиняются ее требованиям, разве не  так?  Возьмем  для
примера моего брата Хуана: вчера герцог... какого-то местечка  в  Испании,
сегодня  гонфалоньер,  отправленный  перевоспитать   Орсини   и   покарать
умбрийских царьков за былые ошибки [знатный римский  дом  Орсини,  подобно
многим итальянским городам, сделал понятную (но  непростительную)  попытку
поддержать  как  будто  бы  неотвратимое,  но  тем  не  менее  оказавшееся
безуспешным вторжение Карла VIII в Италию  в  1494  году].  Просто  колесо
фортуны, и мы должны повиноваться его поворотам.
   - Желая герцогу Хуану удачи во всем,  как  это  делаешь  ты,  -  твердо
проговорила госпожа Катанеи, прямо глядя в пространство.
   - Именно так, - невозмутимо согласился Чезаре.
   Адмирал Солово был  поражен.  Достопочтенная  госпожа  тихо  и  властно
установила покой во взрывоопасном уголке своего виноградника... во  всяком
случае, почти.
   - Что касается твоего компаньона, Хуан, его праздничная маска  _весьма_
забавна, однако кажется излишне постоянной. Сегодня мы празднуем с  семьей
и друзьями... и теми, за кого они Могут поручиться. Нужды в тайнах нет.
   - Увы, в его случае это не так, - непринужденно ответил Хуан. - На моей
службе этот испанец поцеловался с клинком и теперь  опасается  взволновать
дам и детей последствиями такого поцелуя. Я приблизил его за верность... и
к тому же он развлекает меня.
   Последние слова герцог добавил с известной поспешностью, заметив  общий
шорох неодобрени