облагодетельствовать грядущие  поколения.
И пусть она идет по  нашему  сценарию  и  в  соответствии  с  добродетелью
актеров.
   - Аминь! - заключил рыцарь. - Его можно считать мертвым.


   - Боже мой, нет! - возразил Энвер  Раши,  паша  покоренного  оттоманами
Морейского санджака. - Как раз наоборот!
   Он только что известил ученого, знатока Гемистианского платонизма,  что
уже  выяснил  имя  убийцы  их  венецианского  брата.   Ученый   немедленно
рекомендовал как можно скорее уничтожить убийцу.
   - Уважаемый старший брат мой, - обратился паша к  озадаченному  ученому
старцу, - боюсь, что долгий путь ваш от цитадели в Мистре  к  моему  двору
был в известной мере напрасен. Наш покойный  компаньон  уже  нашел  способ
передать мне ваши новости.
   Зная все в избранной отрасли наук, ученый был мало  приучен  ко  всяким
сюрпризам.
   - Этот мертвец... наш коллега...  сказал  вам?  -  он  осекся,  пытаясь
заметить в глазах паши признаки насмешки или затаенную ловушку;  Бесстыжая
потаскуха, развалившаяся на кушетке возле своего господина, в  свой  черед
смотрела на грека, как на отвратительного покойника.
   - И самым эффективным образом, - подтвердил турок. - Во всяком  случае,
он дал  мне  знать.  -  Паша  жестом  отдал  приказание  рослому  янычару,
караулившему  у  боковой  двери,  и  в  ослепительно  белый  приемный  зал
втолкнули  грязного  пленника.  -  Этот  человек  послужил  средством  для
передачи послания, - пояснил он.
   Сей  несчастный,  явно  европейского  происхождения,  был  уже  отлично
натаскан.  Под  зловещим  взглядом  янычара  он   поведал   свою   повесть
незнакомцу.
   - Я рыбачил, - проговорил он на скверно заученном  и  ломаном  турецком
языке, - у Мальты, где я живу.
   - Жил, - поправил его Энвер-паша. - Забыл прошедшее время.
   - _Жил_. И тут человек - то, что осталось от него, - поднялся  из  моря
передо  мной  и  встал,  как  на  твердой  земле  или  словно  Христос  на
Галилейском море.
   Ученый, любовь которого к Риму и Греции укоренила  в  нем  страх  перед
христианством и его божественным Основателем и устойчивое неприятие того и
другого, скривился, услышав  сравнение.  Девица-черкешенка,  соскучившись,
зевнула и решила соснуть.
   - А потом он сказал мне, куда идти, что сообщить и кому. Он обещал  мне
великие сокровища, если я послушаюсь, и  пригрозил  проклятием.  И  вот  я
здесь.
   - И теперь уйдешь отсюда! - усмехнулся Энвер-паша,  прислушивавшийся  к
речи рыбака,  и  жестом  пухлой  руки  велел  выдворить  его  из  зала.  -
Венецианец, - серьезным тоном обратился паша к ученому, -  не  забыл  свое
дело и по ту сторону могилы. Он был у нас среди лучших.
   - Быть может, и все еще остается... - предположил ученый.
   - Нет, - небрежно ответил Энвер-паша, - море  и  его  обитатели  творят
самые ужасные вещи с безжизненной  плотью.  Никакое  волшебство  не  может
навеки предотвратить распад.
   -  Да,  это  так!  -  согласился  ученый,  весьма  хорошо  знакомый   с
разложением плоти.
   - Конечно, - расцвел бело-золотой улыбкой Энвер-паша. - Как  же  иначе?
Вы должны  знать,  что  "Hermeticum"  учит  умению  вдохнуть  божественную
эссенцию в статую...
   - Знаю,  -  уверенным  тоном  подтвердил  ученый.  -  Так  мы  сохраним
языческий пантеон для грядущих дней.
   - Именно так. Но венецианец  имел  доступ  к  более  глубоким  учениям,
позволяющим дольше приковать летучую душу к ее плотской тюрьме.
   - Я и не знал этого! - ахнул ученый,  забыв  на  короткое  мгновение  о
важности - таково было его изумление.
   - Поскольку ваша роль, брат, невелика, в наших советах,  -  нанес  паша
жестокую рану, - мы решили не просвещать вас до  нужного  времени.  Рыбаку
было ведено сказать мне лишь два слова: капитан Солово.
   - И вы не хотите, чтобы я вытряхнул эту... песчинку из наших  сандалий?
-  спросил  ученый,  чей  внутренний  мир   в   какой-то   миг   буквально
перевернулся.
   - Нет, - возразил паша,  ласково  поглаживая  прикрытый  тонкой  тканью
задок гурии [в мифологии мусульман - райская дева], распростершейся  возле
него. - Я хочу, чтобы вы отыскали его.
   - Могу ли я спросить: почему?
   Паша кивнул, перемещая ладонь в более интимное место.
   - На вашем новом в данный  момент  уровне...  да,  пожалуй.  По  самому
странному из совпадений,  в  которые  мы,  как  вам  известно,  не  верим,
случилось так,  что  этот  Сол-ово  оказался  одним  из  нас.  Среди  всех
пригодных для этого дела мастеров венецианец отыскал единственного  пирата
в наших рядах. Совершенно невероятно, что этот  человек  вернулся  в  наше
поле зрения и одновременно создал вакансию для себя.  Ему,  без  сомнения,
везет в отличие от венецианца. К тому же я знаю,  что  он  числится  среди
наших главных вложений - брусок стали нашей собственной ковки. Вот почему,
когда его найдут, я хочу, чтобы  вы  задействовали  Папское  собрание,  за
исключением наиболее глубоко погребенных  сокровищ.  Похоже,  что  Сол-ово
фигурирует во многих планах, а посему вы должны не убить его, а  доставить
домой и вымостить дорогу.
   - Так и будет сделано, - отозвался ученый, склоняясь  настолько  низко,
насколько это позволяли предательские суставы.
   - Так и должно быть!  А  теперь  прошу  вас  выйти:  амурные  инстинкты
штурмуют стены моего рассудка.
   Совмещая ученость с  шаловливым  нравом,  старик  обернулся,  достигнув
двери приемного зала. Как он и ожидал, дело  значительно  продвинулось,  и
светлая головка гурии прикрывала чресла паши.
   - А что будет с рыбаком? - спросил он невинным тоном.
   Энвер-паша отсоединил присосавшуюся пиявку.
   - Служба на галерах султана, - ответил он,  стараясь,  чтобы  голос  не
дрогнул. - Рыбак привык к морю.
   - Но без богатств?
   -  Возможно.  -  Паша  откинулся  назад  в  предвкушении   часа-другого
профессиональных хореографических развлечений. - Раз в десять лет один  из
наших кораблей попадает в столь отчаянное  положение,  что  освобождает  и
вооружает  даже  галерных  рабов.  Кое-кто  из  таких  неудачников   порой
выигрывает схватку. Редкий капитан - из тех, кого море еще  не  ожесточило
за пределами человеческой благодарности, - может наградить  раба,  который
сражался,  совершил  великие  подвиги  и  уцелел.  Это  всего  лишь  может
случиться... и, безусловно, у него не больше  шансов  разбогатеть,  чем  у
мальтийского рыболова. - Голос Энвера-паши гудел рассудительно. - Так чего
же мы лишили его?
   Ученый выразил согласие, закрыв за собой двойные двери. И  заторопился,
стараясь поскорее оставить афинский дворец паши,  поскольку  вид  античных
хором, перестроенных под исламские вкусы,  расстраивал  его.  Иные,  более
достойные стопы  должны  попирать  эту  землю...  Быть  может...  и  _его_
собственные  могли  бы  облагодетельствовать  ее.  Однако  подобные  мысли
исчезли сами собой, пока облаченные в  шелка  янычары  выдворяли  ученого.
Оказавшись  снаружи,  он  постарался  отвратить  взгляд  от  обесчещенного
Акрополя над головой.
   "Сколь чудовищно, - думал он, пробираясь верхом на осле по замусоренным
улицам прежде великих Афин, - что  люди  могут  существовать,  не  почитая
богов, Платона и античность. Как вовремя  переродилась  прежде  непокорная
цивилизация!"



   Год 1487. Я поступаю на службу к мастеру избранного
   мной дела и встречаюсь с новыми и жуткими людьми при
   самом удачном стечении обстоятельств

   - Я прибыл в Триполи потому, что устал от Европы, - проговорил  адмирал
Солово, - и привез с собой сведения о том, что там пытаются сделать.
   -  Так  они,  наконец,  решили  чем-то  заняться?  -  спросил   пожилой
собеседник. - Я никогда не слыхал о сколько-нибудь разумных устремлениях в
этих краях, а в отличие от вас... я стар.
   - У меня ум старика... - парировал  Солово.  -  К  тому  же  при  вашем
возрасте вам не случалось испытывать на себе тамошней лихорадочной  суеты,
охватившей ныне всю Европу. Посему  меня  одолело  стремление  к  жизни...
рассудочной  и  понятной.  Подобное  кажется  нереальным,  однако  усердие
приводит ко многим несчастьям, физическим и  духовным,  что,  впрочем,  не
отвращает ни глупцов, ни философов.
   Старик поднял глаза от звездных карт  великолепной  работы  и  принялся
разглядывать адмирала в неровном свете свечи.
   - Если ваши слова верны, - произнес он наконец, продумав все  нюансы  и
не стесняясь неловкого молчания, - тогда я согласен. Попытаться понять,  а
тем более объяснить мысли Аллаха... такому занятию мог бы  посвятить  свою
жизнь только глупец. Тем  не  менее  все,  что  я  знаю  о  вас,  неверных
христианах,  не  предполагает  подобную...  сухотку.  Сложившееся  у  меня
впечатление  свидетельствует  об  удивительной  жизненной  силе  вкупе   с
наклонностью  к  насилию,  превосходящей  потребности  ситуации.  А   это,
Сол-эль-ово, в свою очередь предполагает  стремление  к  экспансии,  а  не
скучное сидение дома.
   - Быть может, уважаемый Кайр Халил-эль-Дин, - произнес Солово  вежливо,
но с некоторой неуверенностью, - вы просто встречали не тех людей.
   Старик кивнул, огромный зеленый тюрбан  придал  великую  значительность
простому жесту.
   - Возможно. В качестве пирата и предводителя пиратов я мог  встречаться
лишь с определенной разновидностью вашей родни. Быть может,  за  давностью
лет это мне просто кажется, но мой наставник в деле как  будто  говаривал:
"Уважай корабли христиан, даже  когда  пускаешь  их  на  дно.  Будь  готов
оказаться в  крови,  которая  не  обязательно  будет  чужой.  Это  лишь  с
поверхности они кажутся  мягкими  -  при  всех-то  разговорах  о  любви  и
милосердии, - но внутри... гм!"
   - Он был отчасти прав, - проговорил адмирал. -  Я  и  сам  в  последнее
время замечал в себе какую-то лень, побуждающую  ограничиваться  кораблями
из мусульманского мира. Я не хочу  этим  сказать,  что  мы  выбираем  и  в
противном случае спасаемся бегством, однако, когда есть выбор...
   - Я понимаю вас, капитан, - дружелюбно заключил  старик.  -  Я  мог  бы
ответить вам анекдотом из собственной  жизни  о  том,  как  один  безумный
австриец взлетел в воздух верхом на бочонке с порохом, чтобы не  сдаваться
нам и не платить выкуп.
   Они помедлили, пока Кайр Халил-эль-Дин  услаждал  свое  усталое  сердце
звездопадом, появление которого он предсказывал. Ни один  из  собеседников
не имел представления как о  том,  что  собственно  они  видят,  так  и  о
происхождении небесного фейерверка. Не зная,  безграничны  ли  небеса  или
оканчиваются в нескольких милях над головой, оба молча следили за тем, как
эти камешки, прощаясь с межпланетным  пространством,  вспыхивают  огнем  в
атмосфере Земли.
   Солово не знал, что и думать. Он еще не решил,  допускает  ли  стоицизм
умеренные развлечения подобного рода.
   Напротив, старший пират позволял себе предаваться блаженству и  ощущал,
что хотя бы на короткий миг удостоен чести опустить свои  пальцы  в  поток
мыслей Аллаха. Жизнь, отданная чтению, и все  долгие  кропотливые  расчеты
были вознаграждены, и, когда  небесный  ливень,  наконец,  завершился,  он
склонил свою голову в безмолвной, благодарной молитве.
   - Звезды пришли по вашему слову,  -  поздравил  адмирал  старика.  -  Я
потрясен.
   - Они пришли, - улыбнулся старик, - и, иншаллах, придут снова. Но мы  с
вами их не увидим - к счастью; людям не дано жить века.  Аллах  направляет
эти огни в небесах и посылает их  к  тому  прекрасному  миру,  который  он
сотворил  для  нас.  Но,  быть  может,  мои  речи  кажутся   вам   излишне
благочестивыми?
   - Я вижу, что, предоставляя весь смысл и  совершенство  в  распоряжение
одного только Бога, вы избавляете  себя  от  бездны  хлопот,  -  продолжил
Солово.
   - Это не совсем так, как вам кажется, - прокомментировал старый  пират.
- Иная безносая шлюха с пятидесяти шагов покажется красоткой. Нет, в вашей
религии действительно  _что-то_  есть...  Почти  половиной  моих  кораблей
сейчас командуют христиане. Быть может, когда я умру, все  так  называемые
берберийские пираты сделаются неверными.
   - Дело в том, - тщательно  сформулировал  Солово,  -  что  те  люди,  о
которых вы говорите, не являются  христианами.  Они  лишь  пена  из  наших
сточных канав, доплывшая до ваших берегов. Это не уменьшает их мореходного
мастерства, - добавил он поспешно, не желая ставить под сомнение  суждение
своего господина. - Ставлю в заклад свой корабль - едва ли у  целой  сотни
таких во всей жизни хотя бы одна мысль зародилась выше пупка.
   Корсар мягко улыбался.
   - Ну а вы...
   - Я прибыл в Триполи не за золотом, - твердо ответил адмирал. - Я здесь
для того, чтобы найти свою душу и, быть может, спасти ее.
   - Я вас умоляю, Солово, запомните свои  слова,  впечатайте  их  в  свое
сердце. Если вам доведется дожить до моих лет, вы найдете, что смешного  в
жизни весьма немного. Но в этот день  вы  будете  хохотать,  если  сумеете
припомнить подобное утверждение.
   Адмирал мог бы обидеться, но только сказал:
   - Я сделаю, как вы говорите.
   - Я знаю это, вы умны, Солово. И  даже  приятны  мне,  хотя  не  имеете
отношения к звездным картам. Вы живете здесь потому, что  ваш  сто...  как
там дальше...
   - Стоицизм, - договорил адмирал.
   - ...стоицизм согласуется с тем, что вы  принимаете  за  наш  фатализм.
Скоро вы убедитесь в своей ошибке и двинетесь дальше. Но до тех пор я могу
заработать на вас целую кучу денег. Вы знаете, что ваш корабль является  у
меня одним из самых доходных?
   - Я предполагал это, - проговорил Солово, - в основном потому,  что  не
надувают вас.
   - Да, вы сдаете все награбленное, - согласился старый пират. - Истинное
и редкое достоинство. Однако вы и отважнее в деле, и не столь  разборчивы,
как все остальные. Я бы не хотел, чтобы мои дети делали  то,  что  делаете
вы... Но в вашей душе добродетель сплелась со злодейством,  а  это  весьма
полезная и  необычная  комбинация.  Я  найму  вас  заново,  христианин;  я
продлеваю вашу лицензию еще на шесть месяцев.
   - Я благодарен вам, - бесстрастно ответил адмирал.
   - Возможно, это действительно так.  Мы  подпишем  соглашение  и  уладим
счета за предыдущий период завтра утром, когда будет светло. Вы останетесь
довольны премией, которую я выделил вам.
   "Книги, новый нож и белокожая  рабыня  для  экспериментов",  -  подумал
Солово и тотчас устыдился собственной слабости.
   - Да, кстати, вот еще что, - вопросительная  интонация  в  словах  Кайр
Халил-эль-Дина была столь незаметна, что защитные  механизмы  в  организме
адмирала немедленно включились. - А вы ни с кем не переписывались?
   - Нет, - голос Солово был тверд. - Я обещал не входить в сношения с кем
бы то ни было.
   - Именно так, - ответил повелитель пиратов. - Ну а обращались ли  вы  к
высшим областям ислама?
   - Хотелось бы, но мой арабский все еще не настолько  совершенен,  чтобы
уловить всю возвышенность Корана.
   - Упорствуйте, - заметил корсар. - Итог стоит труда. Однако  я  получил
письмо, касающееся вас. Кое-кто хочет  встретиться  с  вами,  мой  капитан
Солово, и я не смею отказывать. Встреча состоится в следующем месяце... вы
согласны?
   Адмирал пожал плечами.
   - Или мне есть что терять? - не без ехидцы осведомился он.
   Кайр Халил-эль-Дин уделил комментарию гораздо больше внимания,  чем  он
заслуживал.
   - А это, - проговорил он, приложив  указательный  палец  к  морщинистым
губам, - весьма интересный вопрос.


   Ко времени, назначенному  для  свидания,  Кайр  Халил-эль-Дин  сделался
более откровенным.
   - Возвышенная персона, возжелавшая глянуть на вас, возглавляет  древний
Каирский университет при мечети аль-Азхар. Его называют Шадуфом - по имени
оригинального водоподъемного  механизма,  созданного  египетским  народом,
поскольку муж этот дарует  жизнь  иссохшим  полям  ума,  проливая  на  них
живительную воду истины. Как человек, почитающий истину, Солово, вы должны
склониться перед ним, как это делаю я.
   На деле ни тот ни другой так  не  поступил.  Адмирал  истолковал  почти
незаметные движения безукоризненных усов и  бороды  крохотного  араба  как
приветствие и отвечал подобием поклона.
   - Благодарю вас, повелитель корсаров, - проговорил Шадуф. - А теперь вы
можете нас оставить.
   Солово подумал о том, что его ждет... какая  возможность  его  ожидает.
Опустившись  в   кресло,   Шадуф   принялся   разглядывать   его.   Считая
соперничество взглядов неразумным, адмирал предпочел рассматривать  галеры
в Триполийской гавани далеко внизу под собой.
   - Да, - наконец заключил Шадуф, явно рассчитывая, что Солово даст  волю
восторгам, едва услыхав это слово. - Да, вы подойдете.
   Адмирал смахнул воображаемую пылинку с колена.
   - С души моей свалилась огромная тяжесть, - сказал он. - Для чего же?
   - Для того, что мы задумали, - осознанно  объявил  Шадуф,  не  смущаясь
реакции неверного. - Но на  этой  стадии  вашей  карьеры  вам  не  следует
слишком утруждать себя подобными идеями.
   - Я и не представлял себе, что дорос  до  столь  сложных  концепций,  -
проговорил Солово. - Кстати, кто это "мы"?
   С точки зрения Шадуфа, разговор был окончен, однако он  остался,  желая
ублажить надменного христианина.
   - Во-первых, - он загнул холеный палец, - вы  не  замечаете  того,  что
ваша жизнь укладывается в определенную схему, и это еще не  означает,  что
ее не существует. Во-вторых, - согнулся второй перст, -  "мы",  которых  я
упомянул, - это организация Феме.
   Адмирал погрузился в воспоминания, стараясь  не  потревожить  дремлющих
там чудовищ.
   - Помнится, я слышал это слово в Германии, среди городов-государств.  О
нем говорят...
   - Все, кроме  правды,  -  решительным  тоном  и  с  самой  убедительной
уверенностью перебил его Шадуф. - И ее можно познать  лишь  постепенно.  И
это мы вам предлагаем.
   Опыт капитана Солово позволял ему определить  превосходящую  его  мощь.
Конечно, физически Шадуф не выстоял бы против самого мелкого  из  пиратов,
стажировавшихся на борту его корабля, однако самому  капитану  было  ясно,
что перед этим арабским Голиафом он подобен Давиду без пращи.
   - Просто из любопытства, - спросил он, - скажите, могу ли я отказаться?
   - Всякий человек волен выбрать смерть, - ответил Шадуф.



   Год 1488. С помощью прекрасного зада (не моего
   собственного) я приобретаю новую жизненную
   позицию, а с ней респектабельность и жену!

   - Подробности, простые подробности, - сказал капитан Солово.
   - Быть может, для вас  это  простые  подробности,  капитан,  -  ответил
боцман, - но для нас в них  жизнь  или  смерть.  Давайте  режьте  горло  и
выливайте новости.
   С утратой защитной  оболочки,  обнажившей  в  нем  любителя  философии,
боцман начал обнаруживать  опасно  демократические  тенденции.  Солово  не
потерпел бы подобных вольностей, если бы ему не оставался лишь один только
вояж, и смена боцмана сулила изрядные неудобства. В противном случае  этот
выскочка, этот мастер румпеля уже разыскивал бы за бортом венецианца.
   - Из надежного источника, - пояснил капитан с  терпением,  от  которого
боцману следовало бы покрыться холодным потом, -  мне  стало  известно  об
особо сочном плоде, который несут нам волны... вот  и  все.  Нам  осталось
сплавать за ним, сорвать и схрупать. Что может быть естественнее?
   Боцман приступил к протестам, заметно понизив голос:
   - Но это корабль халифа. Такой  фрукт  не  для  нас.  Мы  всего  только
галиот, а это латерна... такого нам не сорвать. Он раздавит нас!
   -  Перспектива  может   оказаться   более   привлекательной,   чем   ты
предполагаешь, - проговорил Солово. - Корабль принцессы будет нести  целый
полк девиц и кандидатов в евнухи, занявших место охраны. Наши  шансы  куда
выше, чем ты считаешь. К тому же меня заверили, что нам поможет  агент  на
борту.
   В перерывах между рефлекторными десятисекундными  проверками  занятости
экипажа боцман сумел соорудить на своей физиономии сомнение.
   - Что-то вы слишком верит