то он имеет в виду (намеревается) сделать распознавание реципиентом его намерений не причиной, а резоном для того, чтобы реципиент полагал (считал, думал) то-то и то-то. Реципиент остается в конечном счете хозяином своих мыслей и полаганий - он лишь получает от своего распознавания намерений сообщавшего субъективное основание (резон) для того, чтобы начать полагать то мыслительное содержание, которое подразумевал сообщавший, произнося то, что он произнес. 
***
4-я и окончательная попытка анализа-толкования:
    Итак, эти соображения приводят нас к следующей поправке в пункте (iii):
G4
 S подразумевает (имеет в виду; хочет сказать; намеревается сообщить), что  p, произнося x, если
   (i) S намеревается своим произнесением х сделать так, чтобы его реципиент начал полагать, что р; и
  (ii) S намеревается (посредством своего произнесения х) сделать так, чтобы его реципиент распознал его намерение (i);
 (iii) S намеревается (посредством своего произнесения х) сделать так, чтобы распознание реципиентом его намерения (i) стало для реципиента резоном (субъективным основанием) для того, чтобы начать полагать, что p.
   И этот вариант, G4, становится в статье Грайса "Meaning" окончательным анализом-толкованием понятия подразумевания.
***
Вторая часть замысла: Анализ-толкование понятия значения языкового выражения в терминах подразумевания:
   По сравнению с изощренными и претерпевшими ряд усовершенствований формулировками первой части, осуществление второй части Грайсова замысла выглядит обескураживающе упрощенным и "неинтересным". Оно, это осуществление, сводится к следующему анализу-толкованию понятия языкового значения[7]:
Анализ-толкование понятия 'значение выражения Х для отдельного человека S' 
G6
 Выражение (или: родовое произнесение) X имеет для человека S значение (meaning) "d"
ттт
 Х имеет обыкновение произносить X, когда он совершает произнесение, под которым он подразумевает (means; имеет в виду; хочет сообщить), что d.
Анализ-толкование понятия 'значение выражения Х для группы людей (языкового сообщества)'
G7
 Выражение (или: родовое произнесение) X имеет для группы людей (языкового сообщества) G значение (meaning)  "d"
ттт
 по крайней мере некоторые (многие) члены группы Х имеют обыкновение произносить X, когда они совершают произнесение, под которым они подразумевает, что d; и при этом для каждого из имеющих это обыкновение оно покоится на его допущении, что по крайней мере некоторые (другие) члены группы G имеют это обыкновение.
    Таким образом, в соответствии с анализами-толкованиями G6-G7, понятие языкового значения концептуально зависит не только от понятия подразумевания, но также и от непроанализированного, обыденного, достаточно расплывчатого понятия "иметь обыкновение". Сам Грайс отмечает,[8] что эти его анализы-толкования должны восприниматься как всего лишь "попытка дать предварительный набросок того, что могло бы, я надеюсь, оказаться жизнеспособной теорией".
 
***
Грайсов "миф о происхождении языка"
    В интенционалистской философии языка Грайса есть еще один компонент, который помещает его замысел редукции понятия значения в более широкую перспективу. 
    Этот замысел редукции представляет собой попытку концептуального сведения понятия языкового значения к понятию подразумевания (и также, как мы видели, к понятию "обыкновения"). Компонент же, который я имею в виду, можно рассматривать как попытку дать глобальную и во многом, как признает сам Грайс, мифологическую картину генетического сведения понятия языка и языкового значения к понятию подразумевания, а этого последнего, в свою очередь, - к хорошо известному в англосаксонской философии понятию "натурального знака"; - то есть мифологическую картину происхождения языка и языкового значения из подразумевания, а этого последнего - из поведенческих "натуральных знаков".
    Это Грайсов "миф" интересен как сам по себе, так и в особенности потому, что он проясняет мотивацию первого Грайсова замысла концептуальной редукции: Концептуальная редукция должна быть правдоподобной отчасти потому, что ее, возможно,  подстилает соответствующее историческое развитие.
    Но почему миф? Потому что нарисовав свой генезис языка, Грайс обращается к читателю со следующим замечанием: Нарисованная картина "конечно, не мыслится мной как историческое или генетическое объяснение развития коммуникации и языка; это - миф, одно из предназначений которого - показать концептуальную связь между натуральным и ненатуральным значением. Но как такую связь можно объяснить с помошью мифа? Это вопрос, быть может, параллелен [...] вопросу о том, как природу и действенность политического обязательства (а возможно, даже и морального обязательства) можно объяснить с помощью мифического общественного договора. Эта параллель, возможно, и плодотворна и полезна, - и все же не грех поинтересоваться: Делает ли она что-нибудь еще (и что именно), кроме как приводит нас от одной тайны к другой? Но эту проблему мы оставим до другого раза."[9]
    Итак, вот Грайсов "миф" о происхождении языка.[10]
_
    Появление языка явилось результатом многостадийного исторического развития и преобразования феномена "натуральных знаков" в человеческом поведении в феномен подразумевания (которое можно толковать как своего рода "ненатуральный знак") и, наконец, в феномен конвенционального, общепринятого в данном сообществе людей, стабильного значения определенных типов произнесений.
 
 Нулевая стадия
    Скажем, как черные тучи суть "натуральный знак" того, что будет дождь, так издаваемый человеком стон есть "натуральный знак" его внутреннего состояния - того, что он испытывает боль.
    На этой нулевой стадии человек продуцирует такие "натуральные знаки" непроизвольно.
 Первая стадия
    Представим себе, что человек (или "существо", как выражается Грайс ввиду того, что эти человекоподобные еще не обладают языком) издал звуки, похожие на стон, произвольно, - т.е. произвольно продуцировал такое поведение, которое - будь оно продуцировано непроизвольно - служило бы свидетельством того, что данный человек испытывает боль.
    Произвольное поведение делает осмысленным вопрос "зачем?". Зачем понадобилось бы этому существу издавать звуки, похожие на стон? Скорее всего, чтобы притвориться, что он испытывает боль, и ввести кого-то в заблуждение на этот счет. Почему окружающие подумают, что издающий такие звуки испытывает боль? Потому что эти звуки похожи на стон - "натуральный знак" боли. 
    Итак, 
 Стадия No1 - это сознательная симуляция ("подделка") "натурального знака"
 с целью ввести в заблуждение окружающих
 
 Вторая стадия
    На второй стадии существо Х не только произвольно ("сознательно") продуцирует поведение, подобное некоему "натуральному знаку", но и хочет, чтобы некое другое существо Y, находящееся поблизости, разгадало, что то, что происходит с Х, - не "натуральный знак", а сознательная симуляция "натурального знака" (скажем, знака боли), и с этой целью Х придает своим звукам характерные оттенки, отличающие их от настоящего стона.
    Зачем это может быть нужно Х-у? Чтобы Y из распознания сознательной симуляции умозаключил, что X  на самом деле испытывает боль.
    Но такая постановка цели со стороны Х-а выглядит парадоксальной, если не просто нелепой. Действительно, как можно из знания того, что Х симулирует внешние проявления боли, сделать вывод, что Х на самом деле испытывает боль?
    Чтобы объяснить это, мы должны перейти к следующей стадии, а пока что заметим себе, что:
Стадия No2 - это открытое заявление
о сознательной симуляции
"натурального знака"
 Третья стадия
    Предположим, что Y распознал не только то, что Х издает стонущие звуки сознательно (а не "на самом деле" непроизвольно стонет от боли), но и то, что Х хочет, чтобы Y распознал, что перед ним подделка, а не настоящий стон.
    Поначалу это может озадачить Y-а: Находящееся перед ним существо, с одной стороны, вроде бы симулирует боль; а с другой стороны, оно как бы  (характерными искусственными оттенками звука) объявляет во всеуслышание, что оно занимается симуляцией! Зачем бы это ему?
    "Мне кажется, - пишет Грайс, - что если Y и в самом деле задаст себе вопрос, зачем бы Х-у делать это, то сначала ему может прийти в голову мысль, что Х занимается чем-то вроде игры, в которой он "понарошку" (make-believe) воображает себя кем-то или каким-то, - игры, в которой  (как ожидается или подразумевается) должен принять соответствующее участие и Y, поскольку поведение Х-а, как кажется, обращено к Y-у."[11]
    Такова третья стадия:
Стадия No3 - это воспроизведение 
"натурального знака" "понарошку" -
с целью совместной игры
 Четвїртая стадия
    Но, - продолжает Грайс, - можно себе представить и такие случаи, которые не поддаются  игровому толкованию. Представим себе, что хотя на первый взгляд Y-у кажется, что Х приглашает его поучаствовать в своей игре, но когда Y делает ему одолжение и пытается внести в игру свой вклад, Х вместо того чтобы продолжать игру, начинает сердиться и повторяет свои ненатуральные стоны.
    Тогда Y-у может прийти в голову предположение, что Х не играет, а пытается внушить Y-у мысль, что он, Х, на самом деле испытывает боль. Это похоже на то, что происходило на стадии No1, - т.е. на сознательную симуляцию внешних признаков боли с целью ввести в заблуждение окружающих. Но здесь нужно вдуматься в радикальное различие между двумя способами "сознательного внушения мысли" другому человеку: Первый способ - это как раз и есть симуляция "натурального знака", т.е. попытка внушить мысль путем обмана, "мошенничества"; это способ Первой стадии. Второй же способ совсем иной; он состоит в том, чтобы (i) сознательно симулировать "натуральный знак"; но при этом (ii) не скрывать, а напротив подчеркнуть, что это - симуляция; и при этом еще (iii) намереваться (хотеть, надеяться) сделать так, чтобы тот, на кого рассчитано это представление, увидел для себя в этой открыто заявленной симуляции "натурального знака" резон полагать, что на самом деле имеет место то положение вещей, знаком которого является симулируемый "натуральный знак", когда он не симулируется, а продуцируется естественным, непроизвольным путем; и наконец, (и это самый хитроумно-рефлексивный элемент всего трюка) (iv)иметь в виду, чтобы именно распознание реципиентом намерения (iii) и послужило для него резоном полагать, что то положение вещей, знаком которого является симулируемый "натуральный знак", имеет место  на самом деле.[12] [Грайс проницательно замечает, что, конечно, в реальной жизни распознание реципиентом какого бы то ни было намерения другого человека может служить для этого реципиента рациональным резоном для какого бы то ни было полагания о внешнем мире только в том случае (и это при наличии соответствующей связи между рассматриваемыми намерением и положением дел во внешнем мире), если реципиент исходит из допущения, что этот другой человек "заслуживает доверия" (или: "надежен").]
    Итак,
 Стадия No4 - это открытая симуляция   "натурального знака"
с целью сообщить другому о соответствующем положении дел
 Пятая стадия
     От четвертой стадии симуляции до полноценного языка - всего три шага.
     Первый из них состоит в том, чтобы отказаться использовать в целях сообщения (коммуникации) симуляцию соответствующего "натурального знака"  -  и продуцировать вместо этого некое более или менее произвольное демонстративное поведение, связанное с тем положением дел, о котором ты хочешь сообщить неким хотя бы отдаленным, но распознаваемым сходством: например, издавать членораздельные звуки или рисовать закорючки на бумаге или на скале.
    Итак, мы достигли стадии, на которой орудия-носители коммуникации не обязаны быть непосредственными симуляциями "натуральных знаков"; и - как замечает Грайс - чем отдаленнее связи между этими орудиями-носителями коммуникации и теми положениями дел, о которых они должны коммуницировать, тем больше свобода общения у общающихся людей, - поскольку тем менее они связаны необходимостью опираться на "натуральные" связи между своими знаками и предметами мира.
 Стадия No5 - это использование для сообщения о некоем положении дел
произвольного поведения, лишь отдаленно напоминающего этого положение дел
 Шестая стадия
    Предела свободы общающиеся достигают тогда, когда используют в целях общения такие физические сущности (фрагменты своего поведения или предметы), которые "по природе" вообще никак не связаны с содержанием сообщений, а связь между такой физической сущностью и тем, что "она сообщает", абсолютно искусственна и распознается общающимися лишь в силу наличия у них предварительного знания о ней.
 Стадия No6 - это использование
 для сообщения о некоем положении дел
физической сущности заранее фиксированного рода,
 связь которой с содержанием сообщения
 абсолютно искусственна
 Седьмая стадия
    Наконец, последний шаг к полноценному языку состоит в установлении некоего конечного набора фундаментальных "устройств" (= слов) и некоего конечного набора способа их комбинирования (= правил грамматики). В этом вершинном случае общающиеся получают способность генерировать потенционально бесконечное число предложений (и сложных выражений вообще), - а стало быть, и способность коммуницировать потенциально бесконечное число мыслей.
    Эта характеристика свойственна всем современным развитым языкам.
***
    Как видим, если бы оказалось, что Грайсов миф исторически правдив, то он послужил бы хорошим подкреплением основной мысли интенционализма:
    коммуникационное намерение (= подразумевание)  концептуально первично, а (стабильное конвенциональное) значение языковых выражений - вторично;
  - при том, конечно, дополнительном допущении, что  историческая "первичность" каким-то образом связана с концептуальной.
***

Отношения между ключевыми понятиями 
Грайсовой доктрины
    Подведем некоторые итоги.
    В первой части Грайсова замысла его ключевые понятия суть: подразумевание, намерение и полагание. В результате его анализа оказывается, что понятие подразумевания концептуально зависит от (= определяется в терминах) понятий намерения и полагания.
    Кроме того, во многих местах своих писаний Грайс делает ремарки, из которых следует, что термин подразумевать есть просто удобное сокращение для оборота хотеть [или: намереваться] сообщить. Таким образом, можно сказать, что результат анализа таков: понятие хотеть [или: намереваться] сообщить концептуально зависит от (= определяется в терминах) понятий намереваться и полагать. Эта зависимость графически представлена на Рис.1.

    Во второй части Грайсова замысла ключевые понятия таковы: значение (языкового выражения), подразумевать (= хотеть сообщить), обыкновение. В результате его анализа оказывается, что понятие значение (языкового выражения) концептуально зависит от (= определяется в терминах) понятий подразумевать (= хотеть сообщить) и обыкновение .
    В свою очередь, как мы увидим далее (см. §3.4), Грайсово понятие обыкновения может быть эксплицировано в терминах проанализированного Дэвидом Льюисом понятия конвенция. Таким образом, можно сказать, что результат Грайсова анализа во второй   части его замысла таков: понятие значение (языкового выражения) концептуально зависит от (= определяется в терминах) понятий подразумевать (= хотеть сообщить) и конвенция. 
    Отношения между всеми ключевыми понятиями Грайсовой доктрины графически представлены на Рис.2.


 
 
 
 
§1.2. ИНТЕНЦИОНАЛИЗМ СЁРЛЯ: ТЕОРИЯ РЕЧЕВЫХ АКТОВ
    Еще одна версия интенционализма в философии языка принадлежит американскому философу Джону Серлю.
    Путь Серля к анализу понятия подразумевания и его роли в философской семантике был достаточно долог.
    Серль начал с тезисов о природе языка, которые можно резюмировать так: 
  '- Язык есть разновидность правилосообразной (т.е. подчиненной правилам) деятельности.
   -  Соответственно, философское исследование языка есть исследование правил деятельности по употреблению языковых выражений.
   - Вообще, философия языка есть часть философии действия.'
    В русле этих тезисов Серль продолжил дело своего учителя, британца Джона Остина: он развил инициированную Остином теорию речевых актов.[13] Уже на этой стадии Серль использовал и усовершенствовал элементы Грайсова интенционализма.
    Затем Серль задался вопросом о философском фундировании самого понятия действия: Что существенно, с философской точки зрения, для нашего представления о человеческих действиях? Серлев ответ был (приблизительно) таков: Существенно то, что любое действие человека берет начало в его сознании - в его намерениях, желаниях, полаганиях и т.д. 
    Обобщая этот вывод, Серль приходит к следующим тезисам: 
  '- Философия действий есть часть философии сознания (mind). 
   -  Следовательно, в конечном счете философия языка есть часть философии сознания или, по крайней мере, может и должна основываться на философии сознания.
   - В частности,
    (i) концептуальные характеристики речевых актов (акта утверждения, просьбы и т.д.) подобны концептуальным характеристикам соответствующих ментальных состояний (полагания, намерения и т.д.);
  (ii) центральное для аналитической философии языка понятие значения (meaning) языковых выражений вообще теряет смысл - по крайней мере, в том виде, как оно обычно рассматривается, т.е. в качестве "абсолютного" значения, взятого в отрыве от его реальной соотнесенности с различными сторонами сознания индивида - носителя языка;[14] 
 (iii) в центр философского внимания должно быть поставлено понятие подразумевания (meaning), связанное с внутренней интенциональностью ментальных состояний (полагания, намерения и т.д.);
  (iv) то, что осталось от утерявшего смысл понятия ("абсолютного", или буквального) значения (meaning) языковых выражений, (ср.(ii)) сводится к феномену интенциональности материальной оболочки языкового знака - или еще точнее: интенциональности тех физических сущностей (звуков, чернильных закорючек и т.д.), которые опосредуют общение между людьми;
  (v) интенциональность этих физических сущностей вторична - она "выводится" из первичной, внутренней, интенциональности соответствующих ментальных состояний.'
_
    Поскольку дальнейшие наши рассмотрения интенционализма и критика его притязаний будут связаны именно с Серлевым вариантом, его необходимо изложить детально. Это изложение займет два параграфа: в данном параграфе мы изложим основы Серлевой теории речевых актов - в тех ее аспектах, которые представляют интерес для общих интенционалистских взглядов Серля; в следующем параграфе будет изложена Серлева концепция подразумевания и интенциональности физических сущностей.
***
Пролегомены Серлевой теории речевых актов
 
    Итак, по Серлю, говорение на том или ином языке есть (чрезвычайно сложная) форма правилосообразного поведения. В овладение языком входит овладение правилами этого поведения.
_
 
                Имеется ряд аналитических связей между следующими понятиями: 
 - речевые акты;
 - то, что подразумевает говорящий;
 - значение языкового выражения;
 - намерения говорящего;
 - то, что понимает слушающий;
 - правила, управляющие элементами языка.
    Исследование этих аналитических связей есть одна из центральных задач теории речевых актов.
 _ 
    При совершении типичного иллокутивного акта (т.е. акта утверждения, задания вопроса, приказания, обещания и т.д.) человек, как правило, совершает акты по меньшей мере трех различных сортов:
  (a) он произносит слова (морфемы, предложения) - т.е. совершает акты произнесения;
  (b) он указывает (refers) и предицирует - т.е. совершает пропозициональные акты;
  (c) он утверждает нечто, или задает некий вопрос, или отдает некий приказ, или обещает нечто и т.д. - т.е. совершает иллокутивный акт.
       Акты произнесения стоят к пропозициональным и иллокутивным актам в том же отношении, в каком, к примеру, акт изображения крестика на бюллетене для голосования стоит к акту голосования.
_
  
       Основание для различения актов произнесения, пропозициональных актов и иллокутивных актов состоит в