Серль выделяет в феномене подразумевания самостоятельное намерение репрезентировать - и заявляет, что оно есть ключевой момент подразумевания.
  5. В связи с постулированием самостоятельного намерения репрезентировать Серль видит себя вынужденным заявить, что те физические сущности, которые продуцирует говорящий,[30] обладают тем же свойством, что и ментальные состояния человека, именно: свойством Интенциональности, направленности на нечто отличное от них самих.
  6. Источник Интенциональности физических сущностей, опосредующих общение, - по Серлю - исключительно прост: Достаточно человеку, продуцирующему звуки, намереваться сделать их Интенциональными, - и они станут Интенциональными.
  7. Смысл - во Фрегевом толковании этого понятия - есть то, что позволяет языковому выражению обладать Интенциональностью, указывать на некий предмет.
  8. Смыслом - в том толковании этого термина, который представлен в п.7 - обладают не только языковые выражения, но и (некоторые) Интенциональные состояния.[31]
  9. Судя по всему, термины значение и смысл для Серля синонимичны.
***
    В общем и целом, соотношение между интенционализмом и репрезентационизмом в Серлевой версии интенционализма далеко не так просто и очевидно, как это было у Грайса.
    Сам Серль исходит из того, что эти два направления не конкурируют, а дополняют друг друга. О возможной концептуальной зависимости одного от другого Серль ничего не говорит.
    Мы будем настаивать на том (и в этом основная цель нашей работы), что - при одном важном дополнительном допущении, именно: при допущении принципа рациональности языкового общения - ключевое для Серля понятие Интенциональности физических сущностей, опосредующих языковое общение, может быть адекватно истолковано только как зависящее от двух ключевых понятий репрезентационизма, понятий конвенция и смысл (который мы будем отличать от значения). Таким образом, если наш анализ правилен, интенционализм Серля оказывается концептуально зависимым от одной из версий репрезентационизма.
    Но прежде чем приступить к этому анализу, мы должны еще (i) обозреть основные имеющиеся в литературе версии соотношения интенционализма и репрезентационизма (§1.4) и (ii) ввести и обсудить сам принцип рациональности языкового общения (Гл.II).

 
 
 
 
 
§1.4. О ВЕРСИЯХ СООТНОШЕНИЯ
         ИНТЕНЦИОНАЛИЗМА И РЕПРЕЗЕНТАЦИОНИЗМА
    Интенционализм, как уже отмечалось в вводных замечаниях, - это одно из двух крупных направлений в современной аналитической философии языка, и притом исторически более позднее.
    Для того, чтобы представить себе место интенционализма в философии языка, нужно понять, как он соотносится с другим крупным направлением - репрезентационизмом.
---
    Во-первых, о терминах "репрезентационизм" и "интенционализм". Эти термины условны и в значительной степени несовершенны. Но мне кажется, что терминологические варианты, используемые другими авторами, еще более несовершенны. 
    Так, Стросон[32] называет первое направление "формальной семантикой", а второе - "теорией [или: теориями] коммуникационного намерения". Однако термин "формальная семантика" крайне неточен; дело не в "формальности", а в чем-то другом - и теорию коммуникационного намерения можно эксплицировать и представить в формальном виде. Что до "теории [или: концепции] коммуникационного намерения", это - хороший и точный термин, но слишком длинный; только (или почти только) ради краткости я предпочел "интенционализм".
    Серль в своих "Speech Acts"[33] говорит о двух направлениях в современной философии языка - "направлении, которое концентрируется на употреблении выражений в речевых ситуациях, и направлении, которое концентрируется на значении (meaning) предложений". Это опять же, по-моему, длинно и не вполне точно. С одной стороны, не всякую философско-семантическую теорию, концентрирующуюся на употреблении выражений в речевых ситуациях, я бы отнес к интенционализму, ибо последний концентрируется именно на понятии коммуникационного намерения, а не просто на употреблении выражений. Так, вряд ли поздний Витгенштейн может быть отнесен к интенционализму в моем узком понимании его.[34] C другой стороны, характеризацию того, что я называю репрезентационизмом, как направления, которое "концентрируется на значении предложений", не назовешь неверной, но она столь безбрежно широка, что нуждается в разъяснениях и оговорках.
    Итак, за неимением лучших, я выбрал для двух достаточно чётко различимых концепций в современной аналитической философии языка термины "репрезентационизм" и "интенционализм" - и буду понимать их следующим образом:
    Под репрезентационизмом я буду понимать всякую философско-семантическую концепцию, которая
   (i) исходит из явного или неявного допущения о том, что для любого естественного языка его выражения имеют значения (meanings), не зависящие от того или иного носителя языка, от его намерений или от каких-либо других характеристик его внутреннего мира, а также от конкретной ситуации употребления;
  (ii) явно или неявно полагает, что эти значения, присущие языковым выражениям, детерминированы языковой конвенцией, часто находящей свое выражение в более или менее эксплицитных семантических правилах;
 (iii) явно или неявно полагает, что исследование значений языковых выражений может успешно проводиться без существенного задействования понятий, относящихся к ментальным состояниям субъектов языкового общения - например, к коммуникационным (и всяким прочим) намерениям говорящего (и/или слушающего);   
  (iv) считает своей основной задачей (или одной из своих задач) исследование так понимаемых значений языковых выражений.
    Под интенционализмом же в узком смысле я буду понимать всякую философско-семантическую концепцию, которая исходит из явного или неявного допущения о том, что базовым понятием адекватной теории семантики естественного языка должно быть понятие коммуникационного намерения говорящего, - никакое другое ключевое понятие, относящееся к семантической стороне языка, (например, понятие значения (meaning) языкового выражения, - если таковое понятие вообще имет смысл) не может быть определено без задействования понятия коммуникационного намерения.
    Кроме того, я буду иногда говорить об интенционализме в широком смысле, понимая под этим всякую философско-семантическую концепцию, которая явно или не явно отвергает пункты (i) и/или (iii) репрезентационизма.
    Если понимать термины "репрезентационизм" и "интенционализм" так, как это только что было определено, то к репрезентационистам нужно будет отнести безоговорочно (по меньшей мере) Фреге, Хомского, раннего Витгенштейна[35], Монтегю, Хинтикку; с некоторыми серьезными оговорками - Дональда Дэвидсона. Куайн с его понятием стимульного значения нарушает пункт (iii) репрезентационизма и поэтому должен (?) быть причислен к интенционалистам в широком смысле.  Классические же интенционалисты в узком смысле - Пол Грайс, Стивен Шиффер и Джон Сїрль. Что касается позднего Витгенштейна, то он, как кажется, вообще не укладывается в прокрустово ложе этой дихотомии: он не репрезентационист, потому что его концепция языковых игр, по-видимому, не поддерживает пункт (ii) репрезентационизма. Он не узкий интенционалист, ибо наверняка не делает понятие коммуникационной интенции базисом своих "Философских исследований". Но он также и не широкий интенционалист, ибо, по-видимому, не отвергает ни пункта (i), ни пункта (iii) репрезентационизма (что он, как кажется, отвергает - так это пункт (ii), но это несущественно для нашего определения широкого интенционализма!). Таким образом, как ни парадоксально, поздний Витгенштейн оказывается ближе всего к репрезентационизму - но это в конечном счете не должно казаться столь уж неожиданным в свете дискуссий последнего десятилетия, настаивающих на глубинном идейном единстве "Трактата" и "Философских исследований"[36]...
***
    Характер отношений между репрезентационизмом и интенционализмом проблематичен, и эта проблематичность широко документирована в литературе. Существует несколько версий, характеризующих природу этих отношений.
===
Версия No1. Эти направления соперничают.
    Однако только что выписанное утверждение требует уточнений. В каком смысле и в каком отношении они соперничают?
    Уточнять его можно по меньшей мере четырьмя способами. Рассмотрим все их по очереди.
---
Версия No1/1. Эти два направления соперничают в том смысле, что каждое из них претендует на лучшее объяснение одной и той же области явлений, и эти объяснения несовместимы друг с другом. 
    Классический пример такого соперничества - соотношение между теориями Птолемея и Коперника, каждая из которых на свой лад объясняет один и тот же феномен: видимое движение небесных светил.
    Имеет ли место нечто подобное в случае интенционализма и репрезентационизма? 
    На первый взгляд, ответ должен быть отрицательным, ибо они исследуют различные (хотя и, несомненно, связанные один с другим) феномены: интенционализм - феномен языкового общения, а репрезентационизм - феномен (буквальных) значений языковых выражений.
    Но с другой стороны, можно утверждать, что оба направления претендуют на объяснение одного и того же феномена. Но какого именно?
    Тут, вообще говоря, можно представить себе по меньшей мере два ответа.
...
Первый ответ: Оба претендуют на объяснение феномена языкового общения; при этом интенционализм объясняет этот феномен на основе понятия подразумевания, а репрезентационизм - на основе своего ключевого понятия - смысла языкового выражения.
    При таком понимании дела интенционализм и репрезентационизм, похоже, действительно соперничают за лучшее объяснение (если только их объяснения несовместимы).
    Утверждение, что возможность языкового общения можно объяснить (только) на основе понятия смысла языкового выражения, приписывается некоторыми авторами Готлобу Фреге. Так, Бернард Харрисон, обосновывая это утверждение, пишет следующее[37]:
 
Для Фрегевой позиции важно, что процедуры, с помощью которых мы переходим от  ухватывания смысла выражения к ухватыванию его референта [= денотата - А.Б.], должны быть публичными - то есть общими (common) для всех говорящих на данном языке. Он отличает 'представления'[38], которые могут связывать со знаком 'Буцефал' художник, жокей или зоолог и которые будут в каждом из этих случаев разными, от смысла этого знака, который 'может быть общим достоянием многих людей и поэтому не является частью или модусом сознания того или иного отдельного человека'. И страницей ниже [в своей статье "О смысле и денотате" - А.Б.] он говорит: "Референт имени есть сам тот объект, который мы обозначаем с помощью этого имени; представление, которое имеется у нас в этом случае, полностью субъективно; посередине между ними находится смысл, который - в отличие от представления - на самом деле уже не субъективен, но который еще не есть сам объект."
    Однако резоны, которые он предъявляет в статье 'О смысле и денотате' для своего требования, чтобы смыслы были публичными и чтобы они были общим достоянием всех носителей данного языка, неясны. Они сводятся к лаконичному замечанию о том, что 'вряд ли можно отрицать, что человечество обладает неким общим запасом мыслей, который передается от поколения к поколению'.
    К счастью, мы можем получить прояснение силы этого краткого афоризма , если обратимся к [...] [Фрегевой] статье [..] 'Мысль'. [...]
    Мысль есть смысл предложения, 'с помощью которого [предложения] мы сообщаем или утверждаем нечто'.
    Связь, которую намечает здесь Фреге между понятием мысли и понятием общения, есть, думается мне, нечто большее, чем просто оборот речи. Мысли - смыслы предложений - суть то, что мы утверждаем или отрицаем в споре. Существенно то, что разные говорящие связывают одну и ту же мысль с одним и тем же сентенциальным знаком, в противном случае было бы неверно, что они спорят об истинности или ложности одних и тех же пропозиций, и никакой спор, никакой общий поиск истины оказался бы невозможным. Мысль - в отличие от деревьев, камней и домов - не является частью материальной обстановки мира. Но тем не менее, она - подобно дереву - должна обладать способностью 'быть предъявляемой людям в качестве одной и той же'.
    Таким образом, публичность смысла - статус смыслов как публичных объектов, общих, обще-доступных всем говорящим на данном языке, - является для Фреге необходимым предварительным условием возможности спора и совместного поиска истины. Ибо, если мы должны приписать такой статус той специальной категории смыслов, которые Фреге называет мыслями, то ясно, что мы должны приписать его всем смыслам, поскольку смысл предложения - мысль - есть результирующее смыслов тех выражений, которые являются составными частями данного предложения.
Итак, если позиция Фреге изложена Харрисоном адекватно, то репрезентационизм действительно претендует на свое собственное объяснение феномена языкового общения, - и вопрос лишь в том, несовместимо ли это объяснение с тем, что предлагает интенционализм.
Второй ответ: Оба направления претендуют на объяснение феномена выражения мысли посредством языка.
    Здесь нужно сделать пару замечаний. 
    Во-первых, не нужно думать, что различие между двумя этими предметами исследования и объяснения - языковым общением и выражением мысли - несущественно, ибо, мол, оба предмета неразрывно связаны друг с другом. Так не думает, например, Ноам Хомский:
  [Серль] утверждает, что у языка имеется некое 'существенное назначение', именно: коммуникация, общение, и он считает, что мое отвержение этого тезиса неправдоподобно и противоречит здравому смыслу. 
  Трудно спорить о здравом смысле. На самом деле, есть одна очень респектабельная традиция, ... которая считает грубым искажением 'инструментальный взгляд' на язык как на, 'в своїм существе', средство коммуникации или как  некое средство достижения неких данных целей. Язык, - аргументируется [в этой традиции - А.Б.], - есть 'в своїм существе система выражения мысли'.  
  Я в основном согласен с этим взглядом.[39]
    Во-вторых, хотя интенционализм, казалось бы, исследует не выражение мысли посредством языка, а общение посредством языка, но Серлев вариант интенционализма, обсуждавшийся нами в §1.3, выделяет и анализирует самостоятельный феномен намерения репрезентации, который в точности и есть феномен намерения выразить мысль (совсем точно: не мысль, а Интенциональное состояние полагания) посредством языка.
    Если понимать дело таким образом, то опять же приходится признать, что интенционализм и репрезентационизм соперничают за лучшее объяснение - опять же если их объяснения несовместимы.
---
Версия No1/2. Эти два направления соперничают в том смысле, что хотя области явлений, на объяснение которых они претендуют, могут и не совпадать, однако утверждения - или следствия из утверждений - одного из них приходят в противоречие (несовместимы) с утверждениями - или следствиями из утверждений -второго.
    Точнее было бы в этом случае говорить не о соперничестве, а о конфликте двух направлений (или об их (логической) несовместимости).
    Опять же согласно Бернарду Харрисону, репрезентационизм и интенционализм соперничают (или конфликтуют) в этом смысле:
    Репрезентационизм, в частности, утверждает, что
R1
значения языковых выражений не могут быть ментальными сущностями;
  
  
R2
предложения языка (и языковые выражения вообще) обладают значениями независимо от того, кто и в какой ситуации их произносит и какие намерения имеет произносящий.
 
    Некоторые же тезисы интенционализма - или следствия из них - приходят, де, в противоречие с  утверждениями (i) и (ii).[40]
---
Версия No1/3. Эти два направления соперничают в том смысле, что сторонники одного из них стремятся доказать концептуальную зависимость второго направления от своего[41], и наоборот. 
 
    Эту версию поддерживает, в первую очередь, Питер Стросон. Вот решающий фрагмент (мы уже приводили его во Введении)[42]:
    Я хочу ... обсудить некий конфликт, или кажущийся конфликт, более или менее смутно различимый в нынешних подходах к этим вопросам. Чтобы не оставить его без ярлыка, мы могли бы назвать его конфликтом между теоретиками коммуникационного намерения и теоретиками формальной семантики. Согласно первым, невозможно дать адекватное описание понятия значения (meaning), не обращаясь к факту наличия у говорящих некоего сложного рода намерений, обращенных к слушающим ... Оппонирующий взгляд, по меньшей мере в его негативном аспекте, состоит в том, что эта доктрина переворачивает все с ног на голову или принимает случайное за существенное. Конечно, можно ожидать определенной регулярности в отношениях между тем, что люди намереваются сообщить посредством произнесения определенных предложений, и тем, что эти предложения конвенционально означают. Однако система семантических и синтаксических правил, во владении которыми состоит знание языка, - правил, детерминирующих значения предложений, - вовсе не является системой правил для коммуникации... Абсолютно возможно, чтобы человек полностью понимал тот или иной язык, ... не имея никаких, даже неявных, мыслей, о его коммуникативной функции...
 
    Тут нужно заметить, что если в конечном счете выяснится, что репрезентационизм в самом деле концептуально зависит от интенционализма (или наоборот), то это вовсе не означает, что эти два направления несовместимы. Образно это можно представить так: Если в первых двух версиях соперничество состояло в том, чтобы изгнать конкурента с оспариваемой территории, ибо вдвоем конкуренты не могут пребывать на ней, то в обсуждаемой нами третьей версии соперничество состоит в том, чтобы колонизовать территорию конкурента, никуда его не изгоняя, а увидев в нем не самостоятельную сущность, а часть самого себя.
    Так, по интерпретации Стросона, интенционализм хочет осознать репрезентационизм как часть интенционализма, как нечто вытекшее из интенционалистских истоков.
---
Версия No1/4. Эти два направления соперничают в том смысле, что сторонники каждого из них стремятся доказать, что те проблемы, исследованием которых занято их направление, суть единственно интересные проблемы философии языка.
    Это, так сказать, соперничество за интерес. Оно действительно имеет место и выражается, в частности, в следующей более или менее явно выраженной установке многих работающих представителей репрезентационизма: "Прежде чем ставить вопрос о том, что способен сделать интенционализм, следует задаться вопросом: А есть ли вообще какая-нибудь из действительно представляющих интерес проблем в философии языка, с которой не мог бы справиться репрезентационизм?"[43]
    Ясно, что наличие этого варианта соперничества совместимо как с наличием, так и с отсутствием любого из первых трех вариантов.
***
Версия No2. Эти направления (не соперничают, а) дополняют друг друга.
    Джон Сёрль - наиболее заметный сторонник этой версии:
  В современных исследованиях по философии языка можно различить по меньшей мере два направления -  то, что сосредоточивается на употреблении выражений в речевых ситуациях, и то, что сосредоточивается на значении предложений.
  Исследователи, работающие в этих двух направлениях, иногда выражаются так, как если бы они, эти направления, были несовместимы друг с другом, и взгляд, согласно которому они несовместимы друг с другом, хотя бы отчасти подкрепляется тем обстоятельством, что исторически они ассоциируются с несовместимыми друг с другом взглядами на понятие значения.
  Так, например, у раннего Витгенштейна, попадающего во второе направление, имеются такие взгляды на понятие значения, которые отвергаются в его поздних работах, попадающих в первое направление.
  Но хотя исторически имеются резкие расхождения между исследователями, работающими в этих двух подходах, важно ясно осознавать, что два эти подхода - если их понимать не как теории, а как подходы к исследованию - дополняют друг друга, а не соперничают. 
  Типичный вопрос второго подхода: "Каким образом значения элементов предложения детерминируют значение целого предложения?" 
  Типичный во