ато он способен неопределенно долго поддерживать в этой же самой фундирующей игре свою рациональность. если он будет использовать макроописание автомата языкового общения (т.е. сознания человека, знающего данный язык), опираясь на логические стандарты индукции и аналогии.
---
Заметим далее, что в ходе этого успешного поддержания своей рациональности в терминах макроописаний, исследователь нигде не задействовал представления о притворных полаганиях.
В свете этих результатов мы обязаны уточнить выдвинутую выше (в §5.2) гипотезу HLR пимерно так:
HLR'
Чем больше n, тем выше вероятность того, что если участник реальных процессов языкового общения способен поддерживать рациональность n-й степени по отношению к своим языковым действиям и своей интерпретации языковых действий партнеров по общению - не опираясь на "автоматные" обоснования в терминах макроописаний,
  
  то он по ходу поддержания рациональности такого вида задействует во вновь вводимых им утверждениях ссылки на притворные полагания участников общения об Интенциональности физических медиаторов.
---
Чтобы сразу прийти к окончательному варианту нашей гипотезы, вспомним, что в §5.4 мы рассмотрели возможность поддержания бездефектной рациональности с позиции чужака для данного языкового сообщества. Включив эту оговорку в формулировку нашей гипотезы, получаем ее окончательный вариант:
HLR''
Чем больше n, тем выше вероятность того, что если участник реальных процессов языкового общения способен поддерживать рациональность n-й степени по отношению к своим языковым действиям и своей интерпретации языковых действий партнеров по общению - не опираясь на "автоматные" обоснования в терминах макроописаний,
  
  то он по ходу поддержания рациональности такого вида либо задействует во вновь вводимых им утверждениях ссылки на притворные полагания участников общения об Интенциональности физических медиаторов, либо вынужден будет занять позицию чужака по отношению к своему языковому сообществу.
---
Иногда нам будет удобнее пользоваться следующей синонимичной переформулировкой нашей уточненной гипотезы:
  
Чем больше n, тем выше вероятность того, что если участник реальных процессов языкового общения способен поддерживать рациональность n-й степени по отношению к своим языковым действиям и своей интерпретации языковых действий партнеров по общению,
HLR'''
  то он по ходу поддержания cвоей рациональности оказывается вынужденным прибегнуть к одной из следующих трех возможностей:
 
  
 (1) задействовать во вновь вводимых им утверждениях ссылки на притворные полагания участников общения об Интенциональности физических медиаторов;
  
 (2) задействовать "автоматные" обоснования в терминах макроописаний;
 (3) занять позицию чужака по отношению к своему языковому сообществу.
---
Выше мы посвятили целых два параграфа (см. §4.2 и §4.3) аргументации в пользу "незаменимости" представления о притворных полаганиях с точки зрения бездефектно рациональных исследований-обоснований речевых актов и их интерпретаций. Не значит ли теперь наше допущение еще двух возможностей поддерживать рациональность, что мы по существу отказались от идеи "незаменимости" представления о притворных полаганиях? 
В некотором смысле, нет, не значит. Вот в каком именно смысле. Дело в том, что хотя обе возможности, о которых идет речь, бездефектно рациональны в смысле нашего определения рациональности, однако те две разновидности рациональности, которые они воплощают, не вполне полноценны.
Начнем с третьей возможности - позиции чужака. Мы уже неоднократно говорили, в чем девиантность этого выхода из положения: соответствующее этой возможности исследование-обоснование рационально лишь в том случае, если его автор не принадлежит к данному языковому сообществу; стало быть, эту разновидность рациональности не могут использовать сами члены сообщества, составляющие большинство участников реального языкового общения.
Что же касается второй возможности - "автоматного" исследования-обоснования в терминах макроописания, - то, во-первых, она воплощает в себе методологию "черного ящика", которая хотя вполне рациональна с формальной точки зрения и нередко оказывается плодотворной на первых этапах изучения той или иной системы, внутреннее устройство которой "либо неизвестно, либо слишком сложно для того, чтобы можно было вывести ее поведение из свойств составных частей этих систем и структуры связей между ними"[10], - однако эта методология обладает принципиальной ограниченностью: она отказывается от задачи выяснения внутреннего устройства исследуемого объекта, - стало быть, отказывается от изучения структурных причин того, что объект ведет себя так, а не иначе. Методология "черного ящика", взятая сама по себе, в изоляции от других методов, - временный маневр познания, удовлетворительный и приемлемый до тех пор, пока не оказываются познанными детали внутреннего устройства изучаемой системы - а вместе с ними и каузальные законы, управляющие поведением системы.
Но и есть и еще одна особенность "автоматного" исследования-обоснования в терминах макроописаний, которая делает его рациональность не вполне полноценной - именно в случае языкового общения. Она состоит вот в чем.
Представим себе, что мы имеем дело с языковым сообществом, каждый член которого полагает, что звуки речи осмысленны (и стало быть Интенциональны). Предположим далее, что один из членов данного сообщества (который, стало быть, сам полагает. что звуки речи наделены смыслом) выступает в роли говорящего и обосновывает свой речевой акт бездефектно рациональным "автоматным" исследованием-обоснованием в терминах макроописаний:
"Если я, желая сообщить слушающему, что надвигается гроза, произнесу сейчас - с соответствующей мимикой и интонацией - последовательность звуков 'н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я  г-р-о-з-а', то он поймет (распознает), что я хотел сообщить ему, что надвигается гроза.
Эта так потому, что слушающий знает русский язык, а если обращаясь к любому человеку, знающему русский язык, произнести - с соответствующей мимикой и интонацией - последовательность звуков 'н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я  г-р-о-з-а', то в его сознании - если он не спит, не пьян и т.п. - возникнет ментальное состояние понимания, что говорящий хотел сообщить ему, что надвигается гроза."
Выходит, таким образом, что, с одной стороны, наш говорящий бездефектно рационален в своем обосновании своего речевого акта, но при этом, с другой стороны, он ошибочно полагает, что звуки речи наделены смыслом (и стало быть, Интенциональны). Правда, он не опирается на это  ошибочное полагание, обосновывая свой речевой акт (в отличие от того, как это имело бы место, если бы он использовал обычное "наивное" обоснование), - именно поэтому-то само его "автоматное" обоснование способно остаться бездефектно рациональным, но зато, как мы видим, это бездефектно рациональное исследование-обоснование совместимо с тем фактом, что его автор имеет ошибочное полагание насчет Интенциональности физических медиаторов.
Заметим, что если бы мы имели дело с языковым сообществом, опирающимся в своем языковом общении на представление о притворных полаганиях насчет осмысленности звуков, и если бы наш говорящий предъявил исследование-обоснование, задействующее это представление, то такое исследование выгодно отличалось бы от "автоматного" тем, что оно не только было бы бездефектно рациональным, но и - в отличие от "автоматного" - явеым образом исключало бы возможность того, что его автор, говорящий, имеет ошибочное полагание, что звуки речи Интенциональны.
Это так потому, что исследование, о котором мы ведем речь, содержало бы общую посылку, которая утверждает - или из которой следует, - что все члены данного языкового сообщества притворно (в игровом порядке) полагают, что звуки речи осмысленны. Из этого следовало бы, что сам говорящий как один из членов данного языкового сообщества, притворно (в игровом порядке) полагает, что звуки речи осмысленны. Из этого же последнего утверждения  свою очередь следует, что говорящий не полагает, что звуки речи осмысленны на самом деле, - ибо невозможно одновременно полагать в игровом порядке, что, скажем, эта кукла - человек, и полагать всереьез, что она - человек. Иными словами, в силу смысла оборота "полагать притворно (в игровом порядке)" два утверждения вида "S полагает, что А" и "S притворно (в игровом порядке) полагает, что А" несовместимы, т.е. не могут быть оба истинными.
---
Все вышесказанное подводит нас к следующему выводу, реабилитирующему уникальность ("незаменимость") представления о притворных полаганиях с точки зрения полноценной рациональности участников языкового общения:
  
   Только в языковом сообществе, опирающемся в своем языковом общении на притворные полагания его членов об осмысленности физических медиаторов общения,
  и только задействуя в своем исследовании-обосновании своего речевого акта представление о притворных полаганиях,
URMB
  имеет участник языкового общения возможность предъявить такое бездефектно рациональное исследование-обоснование своего речевого акта, из истинности посылок которого логически следует отсутствие у него, говорящего, ошибочных полаганий об Интенциональности физических медиаторов общения.

 
 
 
 
 
§5.7. КОМПОЗИЦИОНАЛЬНОСТЬ АВТОМАТА ЯЗЫКОВОГО ОБЩЕНИЯ:
"АВТОМАТНОЕ"  ИССЛЕДОВАНИЕ
КАК ИСТОЧНИК ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ОБЪЯСНЕНИЙ
Частичное объяснение незадействования притворных полаганий
от рациональности макроописаний
Языковое cообщество, члены которого всерьез полагают, что физические медиаторы языкового общения осмысленны и Интенциональны, способно предоставить своим членам возможность общаться, поддерживая рациональность общения с помощью "автоматных" обоснований в терминах макроописаний, - и это обстоятельство служит одним из частичных объяснений того, почему в реальных процессах языкового общения люди (по-видимому) не опираются на представление о притворных полаганиях.
Это объяснение построено по той же схеме и стоит в одном ряду с частичными объяснениями, венчающими каждый из нескольких предыдущих параграфов. Однако представление об "автоматном" исследовании-обосновании речевых актов участниками общения таит в себе дополнительный экспланаторный потенциал, который мы собираемся раскрыть в этом параграфе.
Композициональность функции,
сопоставляющей входы автомата языкового общения с его выходами
Нам нужно начать с представления о композициональности функции, сопоставляющей входы автомата языкового общения с его выходами. Один из фрагментов этой функции был представлен на Таблице 5.6.1. Мы сейчас рассмотрим другой фрагмент той же самой функции, которая является, по сути дела, макроописанием функционирования сознания человека, знающего русский язык:
  
входная величина
выходная величина
  
  
  
1.
произнесение говорящим звуков 'н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я  г-р-о-з-а'
понимание слушающим, что говорящий хотел сообщить ему, что надвигается гроза
2.
произнесение говорящим звуков 'с-м-о-л-к  щ-е-б-е-т  п-т-и-ц'
понимание слушающим, что говорящий хотел сообщить ему, что смолк щебет птиц
3.
произнесение говорящим звуков 'н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я  г-р-о-з-а  и  с-м-о-л-к  щ-е-б-е-т  п-т-и-ц' 
понимание слушающим, что говорящий хотел сообщить ему, что надвигается гроза и смолк щебет птиц
Таблица 5.7.1
Фрагмент, представленный на Таблице 5.7.1, показывает одну замечательную особенность работы автомата языкового общения, состоящую вот в чем: Если на входе этого автомата появляется сложная последовательность звуков. в которую в качестве составных частей входят последовательности, представляющие собой самостоятельные входные величины (т.е. попросту говоря, последовательности звуков, реализующие законченные предложения русского языка), то на входе появляется ментальное состояние слушающего, состоящее в понимании того, что слушающий хотел сообщить ему, что имеет место некое сложное положение вещей, в которое в качестве составных частей входят те положения вещеей, которые служат выходами для последовательностей звуков. входящих в качестве составных частей в исходный сложный вход.
Иными словами: Строение выхода от сложного входа некоторым образом зависит от строения выходов от составных частей этого сложного входа.
Эта особенность функции. представляющей собой макроописание автомата, называется ее композициональностью.
Композициональность работы наших автоматов языкового общения есть для нас нечто до такой степени само собой разумеющееся, что свежему человеку бывает трудно сразу оценить фундаментальную роль этой особенности человеческого языка. Чтобы лучше оценить роль композициональности языка, попытаемся представить на минуту, что русский язык развивался по-иному, чем он развивался на самом деле, и в результате этого воображаемого развития автоматная функция русского языка также отличается от той, что мы имеем на самом деле.
В частности, этой воображаемой автоматной функции русского языка принадлежит следующий фрагмент:
  
входная величина
выходная величина
  
  
  
1.
произнесение говорящим звуков 'н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я  г-р-о-з-а'
понимание слушающим, что говорящий хотел сообщить ему, что надвигается гроза
2.
произнесение говорящим звуков 'с-м-о-л-к  щ-е-б-е-т  п-т-и-ц'
понимание слушающим, что говорящий хотел сообщить ему, что смолк щебет птиц
3.
произнесение говорящим звуков 'н-а-д-в-и-г-а-е-т-с-я  г-р-о-з-а  и  с-м-о-л-к  щ-е-б-е-т  п-т-и-ц'
 
понимание слушающим, что говорящий хотел сообщить ему, что взошла луна     
Таблица 5.7.2
Представьте себе, то есть, что - используя вводящую в заблуждение нашу обыденную терминологию - сложное предложение "Надвигается гроза и смолк щебет птиц" стало в результате нашего воображаемого развития синонимом нынешнего действительного предложения "Взошла луна" - при том, что его составные части (т.е. предложения "Надвигается гроза" и "Смолк щебет птиц" (сохранили свои прежние смыслы).
По-видимому, языковая интуиция (скажем, та ее часть, которая отвечает за оценку всяких контрфактуальных состояний языка) подсказывает нам, что такое развитие русского языка, которое мы на мгновение вообразили, в принципе невозможно.
Но почему? Да потому, что это воображаемое развитие нарушило бы фундаментальный для любого человеческого языка принцип композициональности. Если использовать вводящую в заблуждение обыденную человеческую терминологию, то этот принцип можно выразить еще и так:
Смысл сложного предложения  есть функция смыслов входящих в него простых предложений.
Микроописания  и  алгоритмы
Если речь идет не о зажигалке или блюминге, а об автомате по переработке информации, то его микроописание т.е. описание его внутреннего устройства) можно представить в виде описания алгоритма его работы.
Мы отметили в свое время, что с одним и тем же макроописанием автомата совместимы несколько (больше одного) его микроописаний, - т.е. по внешнему поведению автомата в принципе невозможно однозначно установить, каково его внутреннее устройство. В применении к информационным автоматам мы можем сказать, что с одной и той же макрофункцией совместимо несколько (больше одного) алгоритма работы автомата, - т.е. если мы знаем только макрофункцию, мы в принципе не способны однозначно определить, каким именно способом (посредством какого именно алгоритма - посредством какой именно последовательности элементарных операций) данный автомат реализует (вычисляет) эту макрофункцию.
Это относится и к нашим автоматам языкового общения: если мы знаем русский язык, то мы знаем макрофункцию автомата общения на русском языке, - т.е. знаем, как именно отреагирует (в нормальных условиях) сознание носителя русского языка на произнесения таких-то и таких-то звуковых последовательностей. Но мы не знаем - по меньшей мере, не знаем в достаточной степени, - каким именно образом мозг (психика, сознание, когнитивные способности) данного человека перерабатывают слуховые восприятия данных звуковых последовательностей в конечный результат - в ментальное состояние понимания того, что хотел сообщить слушающему говорящий.
Именно потому, что мы не знаем - или не знаем в достаточной степени, - как именно происходит в мозгу слушающего процесс понимания того, что хотел сообщить ему говорящий, мы имеем в современной теоретической лингвистике и философии не одно, а несколько частичных микроописаний наших автоматов языкового общения, - ибо, в сущности, всевозможные варианты формальных грамматик и  семантик естественного языка (начиная с порождающих грамматик Хомского и кончая, скажем, формальными семантиками Монтегю и теоретико-игровой семантикой Хинтикки) можно рассматривать в качестве (конечно же, частичных) микроописаний наших автоматов языкового общения на том или ином естественном языке.
С другой же стороны, дело не обстоит, к счастью, и таким образом, что наши знания об автоматах языкового общения исчерпываются знанием его макрофункции. Это, конечно, не так. Кроме макрофункции, мы знаем кое-что о внутреннем устройстве и об алгоритме работы нашего автомата языкового общения. По меньшей мере, мы знаем - или может узнать - следующее:
(1) мы знаем, что именно мозг человека ответственен за работу его автомата языкового общения и что мозг устроен так, что может перерабатывать - по крайней мере, когда он функционирует в качестве автомата языкового общения - не более чем конечное количество информации за конечный промежуток времени;
(2) иногда мы можем непосредственно наблюдать за деталями работы своего собственного автомата языкового общения, - так сказать, частично "де-автоматизировать" его. Это происходит, в частности, тогда, когда нам приходится воспринимать и пытаться понять текст (в том числе, устную речь) на языке, который малознаком или вовсе не знаком для нас.[11]
---
Именно из пункта (1) многие современные линвгисты и философы языка - в первую очередь, Дональд Дэвидсон - делают вывод о принципиальной композициональности любого человеческого языка. Рассуждение примерно таково: В каждом естественном языке имеется (потенциально) бесконечно много правильно построенных и осмысленных предложений. Мозг же - устройство конечное с точки зрения его когнитивной способности. И вот это информационно конечное устройство способно реализовать (вычислять) макрофункцию языкового общения, область определения которой (т.е. множество всех правильно построенных и осмысленных предложений) - как мы только что отметили - бесконечна. Это возможно лишь в том случае, если мозг так или иначе владеет некоторым конечным описанием макрофункции. Конечное же описание функция, заданная на бесконечной области, может иметь, например, если она обладает свойством композициональности, - т.е. если зная ее значения на простых входах, мозг способен - опираясь на это знание - вычислить ее значение на всех и всяческих сложных входах, построенных конечным числом способов из этих простых.
---
Свидетельства о композициональности макрофункции языкового общения можно почерпнуть и из пункта (2). В самом деле, представим себе, что мы мало знаем некий язык, - пусть это будет, примера ради, узбекский язык, - так что понимание того, что нам говорят на этом языке, возникает в нашем сознании не совсем автоматически, и мы должны помогать нашему автомату общения на узбекском языке некими рассуждениями.
Представим теперь, что говорящий произнес, обращаясь к нам, - с соответствующей мимикой и интонацией - следующую последовательность звуков 'б-у-г-у-н  к-у-н  с-о-в-у-к  в-а  е-м-г-и-р  е-г-я-п-т-и'. Вы, восприняв эти звуки и поняв, по меньшей мере, что человек хочет сообщить вам нечто, начинаете рассуждать - скажем, так:
 "Что он хотел сказать, произнеся 'б-у-г-у-н  к-у-н  с-о-в-у-к', я знаю  -  до такой- то степени я знаю узбекский язык; он хотел сообщить мне, что сегодня холодно. Далее, что он хотел сказать, произнеся 'е-м-г-и-р  е-г-я-п-т-и', тоже понятно: что идет дождь. Вернее, и то и другое было бы понятно по отдельности, если бы он произнес только то, или только другое. Но он произнес и то и другое, а между этими звуками вставит еще звуки 'в-а'. Из всего этого я могу построить конечный результат: он хотел сообщить мне, что сегодня холодно и идет дождь."
Примерно такими рассуждениями вы помогаете своему ав