го студента, от слова которого зависит жизнь китайского мандарина (притча, очень нравившаяся Достоевскому). В России так и есть. На Западе кто-то подумал, а у нас стали резать. Россия это осуществление Запада. (48) Кто-то сказал: Америка - материальный полигон Запада, а Россия - духовный. 





45

Примечание к №28
Но в результате получилась бы примитивная "фёдоровщина". 

В интеллектуальном плане я не то чтобы неумный, а - грубый. В голове у меня копошится фёдоровская чепуха. Я не могу рационально мыслить о метафизических проблемах. Точнее, очень даже могу, но когда думаю, то где-то в глубине мне стыдно. "Дурачок, что я делаю, какая это всё глупость". А почему конкретно это глупость - не знаю, не могу сказать. Поэтому я вполне сознательно отстраняюсь от решения на рациональном уровне философских проблем. Хотя мне это часто так хочется. 





46

Примечание к №12
интересно отношение русского сознания к собственной гениальности 

В чем же заключается моя гениальность? Создал ли я гениальное произведение: гениальную симфонию, гениальную картину, гениальный роман? Где они? Где ваши ДОКУМЕНТЫ? Их нет. И быть не может. (77) И все же я гений. 
Лев Шестов писал: 
"Что-нибудь вроде проломленного черепа или прыжка из четвёртого этажа - и не только метафорически, а нередко и в буквальном смысле этих слов - таково обыкновенно начало деятельности гения, иногда видимое, большей же частью скрытое".
Человек крысой трусит по лабиринту общенародного государства за 60-рублевой приманкой и испытывает при этом чувство законной гордости и глубокой благодарности. И вот вдруг крысу начинают загонять в окровавленный угол. Загоняют криками, палкой, электрическим током, специальными пружинами. И вот она уже забилась в тупике и её сейчас размозжат, размажут по стене. И вдруг она (крыса) полетела. Сначала испуганно, как фатальный предсмертный прыжок - истерический, смешной, - а потом, уже в воздухе, всё более и более РАДОСТНО, даже с элементом игры и, наконец, доводки, языка в сторону мучителей, которые как-то вдруг стали ей видны и, сверху, жалки даже. И вот, плавно покачиваясь, она подлетает к форточке лаборатории и, напоследок этак нагло, с вывертом крутанув хвостом, взмывает вверх, в небо (79), и исчезает в голубом, так сказать, просторе. 
Это одна такая крыса на миллион. Вызывающих крыс, крыс, которые "выступают" - довольно много. И, конечно, тот факт, что именно к этой вот крысе привязались, именно её начали загонять, - это уже свидетельствует о её избранности, непохожести. Ей что-то мешает, она чему-то мешает. Но обычно загоняемые крысы понятно и примитивно кусаются, или заваливаются в предсмертном обмороке, или просто испуганно пищат. Но какая-то одна - летит. И она - гений. 
Гениальная крыса неталантлива. Крыса-талант по сравнению с обычной дольше бы сопротивлялась, глубже кусалась и, может быть, в конце концов даже где-то по пути к стенке вывернулась, шмыгнула в боковой ход, но никогда не полетела бы, не изменила бы САМ ПЛАН СВОЕГО МИРА. 
В отличие от талантливой гениальная крыса непредсказуема. Она находит творческое, сверхреальное решение проблем, поставленных перед ней жизнью. Гениальная крыса - свободна. 
В чём же заключается моя гениальность? В признании своей гениальности. В признании гениальности как высшем типе смирения, ибо это есть для меня выражение максимальной степени собственной ничтожности (224). 
Гениален мой отказ от гениальности. Трагедия без грана трагического - это трагедия абсолютная (234). Так же - любовь. Ведь полное отсутствие любви - это высший тип любви. Так же - вера в Бога. Даже высокая вера в стенах монастыря - это уже гордыня. Нужно жить как все, не выделяя себя в стенах святости. Верить в Бога - это уже в него не верить. Нужно молчать и не думать об этом. Вас вынесет на берег смерти и так. 





47

Примечание к №44
Вы открыли зонтик, и поэтому хлынул ливень 

В России поводы становятся причинами. Откуда эта постоянная удачливость самых головокружительных авантюр - от постройки Петром I европейского флота до его потопления Лениным? 
В русском языке перепутанность времен и нехорошая частица "бы", которую ни один уважающий себя язык не потерпел... бы. 
"ЕСЛИ БЫ социалистическая революция, то тогда..." и "Если бы социалистическая революция, ТО ТОГДА..." По-русски уловить разницу очень трудно, почти невозможно. Только интонация помогает отчасти. В западных же языках эти (и другие) оттенки очень чётко выделяются. 
Буквально, революция это катастрофа. Гегель представил катастрофы в виде осмысленного элемента истории. Русские поняли так: для ускорения развития следует создавать катастрофы, всё ломать и уничтожать. Пробивать людям черепа и бросать их с четвёртого этажа, чтобы создать гения. 





48

Примечание к №44
Россия это осуществление Запада. 

Физически Россия - смутная, неоформленная Европа. Белорусы, украинцы и великорусы - это три зародышевых лепестка европейского разнообразия. В Европе какой спектр: от Швеции до Италии. В России на том же протяжении унылая равнина с всё тем же населением. Лишь с каким-то глухим намеком на разнообразие. Все-таки поморы и терские казаки - это одно и то же по сравнению со шведами и итальянцами. У которых при общей переплетённости истории (викинги основали государство на юге Италии) различие удивительное. 
Такая монотонность делает в идеальной сфере Россию увеличителем Европы. Всё происходит грубо и в гигантских размерах. Россия увеличивает европейские идеи и доводит их до абсурда. 
Там муха пролетела - Байрон. В России писатель - божество. В России восемь столетий одну книгу читали. Чтили. Вычитывали, вычленяли. Разбирали по писаному, разбирались, разбирали мир, проникали внутрь его и себя. Занимались начётничеством, начитали себе ум, начитали себе мир. Подсовывание под нос другой книги вызвало разрушение мироздания, изменение гена культуры. Сложнейший период европейского Возрождения, европейской Реформации, европейского Просвещения в России произошёл, нет - проскочил, до страшного просто. Сидел человек, книгу глазами ел: аж дрожь била, слёзы лились. Ему подсунули другое. Он стал в это другое вворачиваться так же упорно, с дрожью. 





49

Примечание к №41
Тихомиров спохватился о Достоевском. Кстати, они были внешне очень похожи. И судьбы их схожи. 

Конечно, с небольшой поправочкой. Вот тут в "Бесах" небольшой материальчик. Пётр Степанович Верховенский, представляясь губернатору, говорит: 
"Видите-с, о том, что я видел за границей, я, возвратясь, уже кой-кому объяснил, и объяснения мои найдены удовлетворительными, иначе я не осчастливил бы моим присутствием здешнего города. Считаю, что дела мои в этом смысле покончены, и никому не обязан отчетом. И не потому покончены, что я доносчик, а потому, что не мог иначе поступить ... В Петербурге ... я насчет многого был откровенен, но насчет чего-нибудь... я умолчал, во-первых, потому, что не стоило говорить, а во-вторых, потому, что объявлял только о том, о чём спрашивали. Не люблю в этом смысле сам вперёд забегать, в этом и вижу разницу между подлецом и честным человеком, которого просто-запросто накрыли обстоятельства..."
Вот весь Тихомиров в 1/1000000 достоевского мира и уместился. Еще в 1870 году, за два года до начала своей "революционной деятельности". 





50

Примечание к №40
я ходил с этим несчастным, безобразно разросшимся Брокгаузом 

Моя тяга к словарям и энциклопедиям - с раннего детства. Взрослые спорили о боксере Кассиусе Клее - правильной транскрипции его фамилии: "Клей", "Клэй", "Кллей". Я тихо встал с дивана, пошёл в другую комнату, взял словарь Ожегова и попросил найти мне слово "клей" (читать я ещё не умел). Потом, уткнувшись в страницу пальцем, чтобы не потерять, вернулся и "срезал" споривших. Все рыдали от хохота. А я был так доволен, что помог. 





51

Примечание к №23
Многие страницы произведений Бердяева очень наивны. 

Конечно, внутри бердяевской мифологемы доказать что-либо невозможно. (Ильин даже плюнул в сердцах: "белибердяевщина".) Бердяев сидит в раковине и чувствует свое превосходство: есть лазейки и т.д. Всегда есть возможность все вывернуть наизнанку. Задача, следовательно, в выманивании. Впрочем, Бердяев сам такую ошибку сделал, начал делать в "Самопознании". Ему бы сидеть в узорной ракушке- дуршлаге бесчисленных хамелеонских "афоризмов", но он на старости лет вылез на солнышко: 
"Я имел более глубокий и обширный опыт жизни, чем многие, восклицающие о любви к жизни ... Но мне гораздо легче говорить об общении с моим любимым котом Мури и с моими собаками, которых нет уже. Мне не только легче говорить об этом, но, как я говорил уже, мне самое общение с миром животных легче и тут легче может выразиться мой лиризм, всегда во мне сдавленный".
Интересен стиль повествования, приближающийся к максимальному уровню заклиненности: в последнем предложении "мне - мне - мой - мне", "легче - легче - легче" и "говорить - говорил". Однако вернёмся к милому Мури: 
"В июне 1940 мы покинули Париж и уехали в Пила под Арганшоном (фр. курорт). С нами ехал и Мури, который чуть не погиб в мучительном кошмарном пути, но проявил большой ум". 
Вообще вторая мировая война, гибель на фронтах Мирового Еврейства, которое освободило человечество от кошмара Коричневой Чумы, осмыслялась великим мыслителем как трагедия Мури: 
"уже в самом начале освобождения Парижа произошло в нашей жизни событие, которое было мною пережито очень мучительно, более мучительно, чем это можно себе представить. После мучительной болезни умер наш дорогой Мури. Страдания Мури перед смертью я пережил, как страдания всей твари. Через него я чувствовал себя соединённым со всей тварью, ждущей избавления. Было необыкновенно трогательно, как накануне смерти умирающий Мури пробрался с трудом в комнату Лидии, которая сама уже была тяжело больна, и вскочил к ней на кровать: он пришёл прощаться. Я очень редко и с трудом плачу, но когда умер Мури, я горько плакал ... Я требовал для Мури вечной жизни, требовал для себя вечной жизни с Мури... В связи со смертью Мури я пережил необыкновенно конкретно проблему бессмертия".
Конечно, эгоизм - профессиональное заболевание философа. Да тут и проще даже - у старика детей не было. Плюс эмигрантское одичание: "Мури был настоящим шармёром". Этот "шармёр" - так и видишь - произносится с идиотической улыбкой ("куда его"). Это всё ясно. Но ведь Бердяев философ. Пишет "Самопознание". И вдруг "кот". Ну ладно, кот. (63) Так обыграй, раскрути его за хвост, выведи на орбиту. А так... 





52

Примечание к №36
А "он" висит на крюке вверх ногами 

"Запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись". Эта истина особенно наглядна при сравнении западного и восточного типа беседы. 
Западный тип общения это общение содержательное. Формальной стороны здесь просто не существует. Сократ говорит собеседнику, что они спорят не для того, чтобы переспорить друг друга, а для выяснения истины. Первое и, пожалуй, единственное условие полноценного диалога это отсутствие каких- либо условий. Для западного человека совершенно немыслим, например, диалог между солдатом и генералом. (60) Поскольку солдат это солдат, а генерал это генерал, между ними не может быть никакого содержательного общения. Другое дело - свободная дискуссия. Но тогда генерал перестаёт быть генералом, а солдат - солдатом. Они надевают штатское платье и становятся равными, причем равными не фиктивно, а действительно. Их общение будет насквозь просвечиваться специальным аппаратом условностей, нейтрализующим все помехи. Любой намёк на неправду, подтасовку здесь немедленно пресекается. Сам "генерал" будет в ужасе отшатываться от любого намёка на неравенство в беседе. Даже в Средние века в Европе существовала культура схоластических диспутов, условия которых до сих пор поражают своим демократизмом и открытостью. Это, подчеркиваю, в Средние века. А уж об античности и Новом времени и говорить нечего. Это гигантская культура свободного и непредубеждённого общения. Каждый может высказывать свои взгляды, доказывать их, развивать и требовать того же от своего собеседника, оппонента. Этому учат "с пеленок". Западная школа, западный университет пронизаны идеей свободного неформального общения. Даже страшное, роковое для русского уха слово "работа" насквозь демократично. Оказалось (просто подсчитали и получилось выгодно), что тыкание начальнику, "панибратство" позволяет гораздо эффективнее управлять производством. Напряжение спадает, а тысячелетиями воспитанные европейцы (и подчинённые, и начальники) не зарываются, не переходят некую элементарную грань, так как печёнкой чувствуют, когда можно спорить и дискутировать (есть условия, обстановка), а когда нет. 
Совершенно иное - восток. Если на западе беседа это содержание, создающее форму, то на востоке это форма, ставшая содержанием. Восточная беседа в самих своих частностях и тончайших оттенках строго формализована ("китайские церемонии"). Центр общения не в "я" собеседников, а в ажурном сплетении условностей, ненапряжённо соединяющих две индивидуальности. На востоке только и возможно общение между генералом и солдатом. А вне мундиров они и не подойдут друг к другу, будут не знать как. Зато общение между генералом и солдатом (и соответственно между генералом и генералом, генералом и полковником и тысячью других модификаций) будет настолько сложно организовано, что сквозь эту сложность будет прорываться содержательная сторона. Общения в западном смысле на востоке не существует. Неясно, что это такое и зачем. На западе же восточный тип общения остался в зачаточной или рудиментарной форме (приветствия; определённые типы ухаживания и заигрывания; поведение в экстраординарных ситуациях). 
Далее. "Запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись". А в русских запад и восток сошлись. (66) Сошлись в масштабах грандиозных, циклопических. На огромных просторах, в огромной массе людей. Сошлись, но не слились. Все перемешалось, и получилась какая-то каша. От этого русский логос испорчен, смещён в основе, в корне. Каково неформальное русское общение? - "Водка и огурец". Трезвая форма диалога груба, деревянна, и чтобы поговорить, русские должны её разрушить. Получается слезливое, очень эмоциональное и почти бессловесное общение. И общение в итоге тяжёлое, неправильное, с неизбежным похмельем. Это общение неформальное. Формальное по-русски вообще ужасно. Бормотушное бормотание, спор ни о чём имеет свой трезвый коррелят - спор однонаправленный и очень целеустремлённый, жёсткий. То есть ДОПРОС. Россия это страна допросов. Это уже из анализа художественной литературы ясно. (95) Где вершина русских диалогов, наиболее напряженный и философичный их уровень? - В допросах. Раскольников и Порфирий Петрович. Ну и, конечно, не только в собственно допросах, но и в обычных диалогах, которые, однако, построены как допросы. А что такое вообще "допрос"? - Крайне формализированная (протокол) беседа, лезущая в самые неформальные и нерегламентируемые, интимные, части внутреннего мира. "Скажите, что вы делали вчера у гражданки Ивановой после 12 часов ночи? Отвечать быстро, чётко, по пунктам. Ну?" (Ручка замерла в ожидании над бумагой.) Форма допроса безлика и равнодушна, но содержание предельно интимно и эмоционально. От формы, поверхностной и стёртой, необязательной, случайной (следователь всегда случаен), зависит судьба и жизнь. Эта допросная тема тончайшим тленом распространилась по русскому миру. Сами допросы это лишь некое средоточие общего тона, вершина, покоящаяся на громадном фундаменте. К русскому подходят на улице: "А давай мы тебе нос отрежем". И русский с ходу включается: "А зачем?"; "Не надо"; "У вас документы есть?" и т.д. Западный человек от такого предложения так и сел бы на тротуар от ужаса. Или бы дал в рожу. Или убежал. Но так естественно включиться в немыслимый ДИАЛОГ... (103) 
И при этом органическая неспособность включиться в диалог естественный. Постоянно переход на личности, юродство, просто грубый обман, и вообще сбивается на допрос: либо принимает роль следователя и начинает орать, вворачиваться кривым лбом в душу ("я хочу посмотреть, какой ты есть, падла, как ты жизнь понимаешь и что об себе думаешь"); либо принимает роль подследственного, и тогда русский сморщивается, замыкается, ему кажется, что все сговорились, что не так всё говорят, а "специально" и т.д. Дело тут не только в отсутствии навыков свободного общения, а и в органической бесформенности русского сознания. И обратная сторона бесформенности - крайняя формализация (121). 





53

Примечание к №29
Легенда о масонах ложна. 

Человек не выдерживает её тяжести. Он соскальзывает в масонофобский бред, то есть относится к масонам по навязанной масонами схеме. Кризис рационального, светло-разумного отношения к миру вызывает свободу иррациональных фантазий о светлом иррационализме. Это оказывается удобнее и легче, чем принятие идеи злого черного разума. В том-то и цепкая коварность масонской идеологии: момент соприкосновения с ней есть и начало заражения. Масоны существуют уже потому, что существует соответствующая фобия. Аналогия с психоанализом тут поистине глубочайшая. Принятие масонства (в смысле простой веры в его существование) это последний слой ЛЖИ сатанизма. 





54

Примечание к №37
Это всё фантастика. 

Читатель этой книги постепенно погружается (хотелось бы) в мутную атмосферу интеллектуальных провокаций, доносов, сатанинской злобы и беспомощно лёгкой оборачиваемости текста. Это атмосфера русского языка, русской мысли, русской истории. После 17-го произошла лишь окончательная материализация разрушительных фантазий. Всё "это" тысячи раз репетировалось, проигрывалось в индивидуальных судьбах, мечтаниях и спорах. И нужно ли было осуществиться русской мысли? Может быть, именно чисто материальный путь, путь "бездуховности", экономических и военных мускулов с маленькой чахоточной головкой вместо трёхаршинной морды с человеческим лицом нужен был? Социализм это именно болезненно разросшийся русский мозг, вырванный из организма и агонизирующий в собственном солипсическом безумстве. 17-й - ожившие мысли и фантазии - окончательное окультуривание России. 





55

Примечание к №40
Меня всегда пугала пространственная сложность материального мира. 

А также его опасная непродуманность, легкомыслие. Вот я купил какие-нибудь бусы дешёвенькие, и вдруг из всего этого раз - и маленький Одиноков. "Здравствуй, папа!" Из барахла стеклярусного. 





56

Примечание к №37
Кривой ключ подошёл к кривому замку. 

Положим, всё это и бред. Но на бред этот осаждается и накручивается реальность, как при сборке клетки и организма вокруг молекулы дезоксирибонуклеиновой кислоты. Накрошенная бритвенными осколками фантазия высыпается в реальность и режет, кромсает её на мельчайшие частицы. А потом частицы эти собираются в иную, осмысленную реальность, в живую реальность мифа. 





57

Примечание к №37
Я сам себе вырезаю аппендикс. 

Мой мозг топырится в киселе русского языка, барахтается весёлым слизняком. Весь "Бесконечный тупик" (2 часть), построенный, в сущности, как интеллектуальная провокация, получился совсем непроизвольно, неожиданно. И лишь потом я увидел эллипс, один из возможных эллипсов: постепенное нарастание субъективизма, переворачивающее восприятие читателя и заставляющее его читать текст второй раз, наоборот. 





58

Примечание к №29
"Всемирный заговор", "тайное знание", "расовая борьба" и т.д. - всё это изломы, но изломы настоящие, истинные, человеческие. 

Оскар Уальд сказал: "Есть только один класс людей, которые ещё более своекорыстны, чем богатые, и это - бедные". Можно перефразировать это выражение: "Есть только один класс людей, которые ещё более заражены ксенофобией, чем националисты, и это - интернационалисты". Много писалось о нацистском "черепословии", но ведь можно написать и о черепословии антирасистском (111), гораздо худшем. 
И расизм, и антирасизм - два следствия одной ошибки, а именно недоразвития личностного начала. Причём в первом случае недоразвитие естественно, во втором - о