ли тысяча камней напраслины жестокой 
Ему на голову падут, — становится от них 
Прочнее здание любви — и вырастет высоко!

* * *

И также рассказывают о нем, что, когда он заболел, халиф послал к нему лекаря-христианина. Лекарь спросил у него:

— Чего желает твое сердце? И ответил больной:

— Того, чтобы ты стал мусульманином. Лекарь сказал:

— Если я стану мусульманином, выздоровеешь ли ты и встанешь ли с ложа недуга своего?

Ответил Шибли:

— Да.

Тогда лекарь произнес перед ним слова веры и признал себя мусульманином. Как только тот произнес слова веры, Шибли тут же встал с ложа, в нем и следа от болезни не осталось. Затем оба вместе отправились к халифу и поведали ему о том, что случилось. Халиф сказал:

— Я думал, что послал лекаря к больному, оказывается, я послал больного к лекарю.


Любой, кто болен от любви и в немощи поник, 
Своим лекарством изберет Возлюбленного лик. 
Но если лекарь, на беду, к болящему придет, 
Врача излечит сам больной всей силой чувств своих.


Сахлъ Абдаллах Тустари — да святится тайна его — говорил: — Отрекись от того, кто читает утреннюю молитву и в то же время думает лишь о том, что он будет есть.


Кто утром мыслью пробужден лишь об одном —
о пище,
В том разуменья не ищи... 
Не поглядит он ввысь.— 
Вот ноги с ложа он спустил, 
ополоснул он пальцы, — 
Чтоб протянуть скорей к еде! Мой руки!
— Отвратись.


Абу Саид Харраз — да святится тайна его — говорил: — В начале своего жизненного пути я старался беречь свое время. Однажды я шел по степи, вдруг за моей спиной послышался какой-то звук. На всякий случай я поберег свое сердце и глаза свои от созерцания того неведомого. Оно подходило ко мне, вот уже приблизилось вплотную. И я почувствовал, как два огромных существа вспрыгнули на мои плечи, и тут я не взглянул на них — ни тогда, когда они вспрыгнули на меня, ни когда они спрыгнули.


Кто суфий истинный, 
что чист от пестроты беспутной?
В двуцветном мирозданье цвет единый выбрал он. 
Нить сердца не оторвет от Истины заветной, 
Пусть барс — с одной, 
а тигр — с другой стояли б с двух сторон!

* * *

Также он говаривал — да святится тайна его: — Всякий, кто думает, что старанием может достичь желаемого, мучается напрасно, и также каждый, кто решает без старания достичь желаемого, кроме мечты, ничего не достигнет.


Никто сокровища любви усердьем не достал, 
Но без усердия в труде —
их зрителем не стал...
Онагра не поймал в степи
бежавший через степь,
Но тот, кто степью не бежал, 
онагра не поймал.


Абу-л-Хасан Нури — да будет святой тайна его — говорил:

— От того Всевышний себя укрывает, кто никогда Ему не подает о себе вести и доказательств о своем существовании.


Завеса тайны скрыть смогла возлюбленной черты. 
Сорвать священный тот покров не смеем я и ты. 
И если мирозданье все завесой станет вдруг, 
Тем ослепительней потом сиянье красоты.


Абу Бакр Васити — да святится тайна его — изрек: — Тот, кто говорит мне прямо в глаза, что близок к Истине, тот далек от нее; тот же, кто говорит, что далек от Истины, несет ее в себе, не зная об этом.


Кто заявляет, — я, мол,
к душе Вселенной близок, — 
Что он далек — лишь это докажет похвальбой; 
Слова же: «Как далек я от Мирового Духа!» — 
Лишь Истину скрывают о близости прямой.


Абу-л-Хасан Кушанджи — да святится тайна его — сказал: — Нет в мире ничего печальнее друга, дружба которого основана на корысти.


Тот «любящий», который найти управу хочет 
На друга, что покинул,
и взять «по праву» хочет, — 
Лишь негодяй последний! —
Ведь хочет он не друга! 
Спесивец — он уступки дурному нраву хочет.


Об Абу Али Даккаке — свята тайна его — говорят:

«В конце жизни его одолевала такая боль, что каждый день он поднимался на крышу, поворачивался лицом к солнцу и говорил:

— О странствующее по Вселенной! Как ты себя сегодня чувствовало и как провело ты сегодняшний день? Встречало ли ты места более скорбные, чем эти? Осведомлено ли ты хоть сколь-нибудь о состоянии несчастных, живущих здесь?

Подобные этим речи он вел, пока не заходило солнце».


Ты, солнце, — странник над земной юдолью,
Тебя я об одном спросить позволю:
Кого ты на путях любви встречало
С печальным ликом и сердечной болью?


Однажды шейх Абулхасан Харакани его — спросил у своих сподвижников:

— Что самое лучшее в этом мире?

— О шейх, скажите сами! — попросили они.

— Сердце, в котором живет память обо всех, — ответил он.


Что за сердце у меня? Весь состав его — 
Только память о тебе, больше ничего, — 
Так захвачено красой тех воспоминаний, 
Что царят в нем, не заняв места ничьего!


У шейха Абу Саида Абул Хайра — да свята тайна его — спросили:

— Что такое суфийство?

— То, что у тебя на уме, выкинь, то, что имеешь в руке, отдай и не уклоняйся от того, что бы ни случилось в жизни.


Суфийством ежели ты хочешь от самого себя 
спастись,
Со всеми грезами, страстями, 
что кружат голову, — простись!
Сам из горстей своих отдай, 
что у тебя в горстях сокрыто,
Стерпи удары, беды, раны и стой на месте, 
не вертись!


Руайм — да святится тайна его — говорил: — Благородство состоит в том, чтобы прощать своих братьев за ошибку и проступок, а с ними обращаться так, чтобы у них самому не пришлось просить прощения.


Благородство из двух состоит, благородный, 
Ипостасей, и я их готов повторить: 
Будь, во-первых, к поступкам друзей 
милосердным,
Чтобы сто их ошибок понять и простить; 
Во-вторых, не свершай сам поступка такого, 
За который пришлось бы прощенья просить.


Один из мюридов Бишра Хафи — да помилует его Бог — сказал ему:

— Когда я беру в руки хлеб, я не знаю, с какой приправой его есть.

Ответил Бишр:

— Вспомни немедленно о своем добром здравии и сделай его приправой к своему хлебу.


Ломать лепешку бедняку не внове, 
Ему приправы никакой не надо. 
Его душе даровано здоровье, 
В здоровом духе видит он усладу.


Шакик Балхи — да святится тайна его — говорил: — Остерегайся от бесед с богачом, так как сердце твое может привязаться к нему и будет радоваться его подношениям. Значит, ты уже выбрал себе другого бога вместо истинного.


Когда мошна торит к тебе дорогу, 
За хлеб насущный честь не продавай. 
Не поклоняйся богачу как Богу, 
Его алчбу святыней не считай.


Юсуф ибн Хусайн — да святится тайна его — сказал:

— Все блага находятся в доме, и ключ к ним — это скромность и послушание; и все зло также заперто дома, и ключом к нему является богатство и тщеславие.


Благие собраны дела в одном дому, — и ключ 
Единственный для входа — тот,
что скромностью зовут. 
И также в дом один дела дурные сметены, — 
А ключ «надменностью» зовут:
лишь «я» да «мы» вот тут! 
Поберегись, не оступись с пути добра во зло, — 
Едва оступишься во зло — и неминуем суд.

* * *

Самнун ал-Мухибб — свята тайна его — изрек:

— Моя любовь к Богу не будет чистой, пока зло не охватит весь мир.


Когда положишься душой на красоту бессмертия, 
На райских дев не полагай глаза надежды этой! 
Как утвердишь свою любовь,
на высоту поднявшись, 
Коль не отринешь зло и тлен
всех горизонтов света?


Абу Бакр Варрак — да будет святой тайна его — изрек:

— Если спросят у жадности: «Кто твой отец?» — ответит: «Сомнение в могуществе Всевышнего». И если спросят ее: «Каково твое ремесло?» — ответит: «Приобретение пре-зренности и униженности». Если спросят: «Каков твой конец?» — ответит: «Мука лишения нажитого».


Ты спросишь у алчности: «Кто твой отец?» — 
Ответит. «Неверье в могущество Бога». 
Ты спросишь. «А где же дорога твоя?»
— «В искательстве низком у низких — дорога».
— «Чем кончится?» — «Мукой лишений всего, 
Что жизни лишает!» — «Немало, немного».

* * *

Ибрахим Хаввас — да святится тайна его — сказал:

— Не мучайся, требуя сверх того, что нашли достаточным для тебя при предвечном определении жизненной доли, — это твой удел. И не отклоняйся от того, исполнение чего от тебя требуется: повиновение велениям Господним, Его дозволениям и запретам.


От века отмерян твой хлеб для тебя... 
Доколе ж о хлебе твоя маята? 
Лишь в рабстве у Господа польза тебе, 
А все остальное — сует суета.


Абуали Рудбари — да свята тайна его — сказал: — Самая худшая из темниц — это общество врагов.


Жизнь любящих подобна темнице, — 
Коль встретиться с друзьями не случится. 
Но не страшней зиндана для влюбленных 
Быть в обществе своих врагов исконных.


Шейх Абу Аббас Кассаб — свята тайна его — увидел дервиша, латавшего свою одежду. Тот каждый кривой шов распарывал и начинал шить сначала. И шейх изрек:

— Это и есть твой кумир.


Пришьет ли суфий, коль пришла нужда, 
К своей хирке заплату — не беда. 
Но где рисовка — хуже, чем зуннар, 
Заплаты те!.. Нет у него стыда!


Хасри — да святится тайна его — говорил: — Суфий тот, кто из естественного бытия переходит в небытие и не существует и не переходит в небытие после существования.

Это значит, что суфий после своего естественного существования становится вечным и больше не возвратится к бывшей субстанции, ибо смертный не возвращается, в то же время он возвращается в бытие, признанный вечным после смерти, и больше не умирает.


Счастливец тот, кто жизни кончил путь, 
Ему свой смертный облик не вернуть. 
Нездешней красоты постигнув суть, 
Бессмертным стал, вступив на вечный путь.


Когда Ходжа Юсуф Хамадани — да святится тайна его — читал проповедь в медресе Низамийе в Багдаде, поднялся факих, известный под именем Ибн-ас-Сакка, и задал вопрос.

— Сядь, — сказал Ходжа, — в твоих словах я чувствую запах кощунства, и, должно быть, ты умрешь не в вере ислама.

После этого, через некоторое время, тот факих стал христианином и умер в христианстве.


Когда ты видишь, —
сей аскет известен силой духа 
Средь сильных духом,
других наставит в свете веры, — 
Спаси Господь тебя, о друг,
вступать с ним в спор напрасный: 
От этой грубости твоя уйдет на ветер вера!


Однажды какой-то дервиш в присутствии Ходжа Абдул-халика Гиждувани — да святится тайна его — сказал:

— Если Господь великий даст мне возможность выбора между раем и адом, я выберу ад. Ибо рай есть желание собственной корысти, а ад — желание Бога.

Ходжа, опровергая его, сказал:

— Что за необходимость предоставлять рабу выбор; куда скажет Всевышний идти — иду; скажет, будь там — буду.


Господь распоряжается тобой, — 
Как он научит, так и делай дело: 
Свободен был твой выбор — стать рабом, 
Свободен твой хозяин. — Действуй смело!


У Ходжа Али Рамитани — да святится тайна его — спросили:

— Что такое вера?

— Оторвать и привязать, — ответил он.


Что «оторвать и привязать» —
вот символ веры твой, — 
С любым сказавшим согласись.—
Ведь так оно и есть: 
Что значит — «оторвать»? Что значит —
«привязать»? 
От мира сердце оторви и к Богу привяжи.


У Ходжа Баха ад-дина Накшбанда — да святится тайна его — спросили:

— Ваше братство куда простирается?

— Никто из братства никуда не уходил, — изрек он, — чтобы братство простиралось куда-то.


От рубища и посоха как искренность родится? 
От четок, кроме ханжества,
что в Истине родится? 
Ты не болтай:
«О, где исток священной нашей общины». 
От пребыванья в общине никто не возродится!


Мудрецом называют того, кто постигает сущность вещей настолько, насколько может, и применяет свои знания соответственно необходимости.


Дела ради отказа от бренных дел ты делай, 
Смелее раз от раза шаг за предел ты делай: 
Трудясь, ты у предела познаешь все,
что можно, — 
И все, что ты по праву познать сумел, —
Ты делай!


Афридун, посеявший в почву милосердия только семена советов и наставлений, оставил своим чадам такое повеление: «Страницы жизни есть страницы дел. В них запишите лишь лучшие дела и благие свершения».


— Страницы бытия — жизнь всех народов света, — 
Сказал один мудрец на склоне долгих лет.— 
И счастлив, кто сумел в тетради чистой этой 
Вписать слова добра, оставить добрый след.


У некоего мудреца спросили:

— Когда человек спешит есть?

— Богач всегда, когда голоден, а дервиш когда находит что-либо, — ответил он.


Ни от убожества, ни от излишества 
Пусть жизни дом не рушится. Ешь с пользой: 
Имущий — лишь тогда, когда захочешь, 
А неимущий — как найдешь, — используй!


Три качества не приличны трем людям: злоба — падишаху, алчность — умному и скупость — богачу.


Три этих страсти перо осуждает: 
У падишаха могучего —
злобность, 
У мудреца, все познавшего, —
алчность, 
У богача —
к скопидомности склонность.


Мудрецы сказали, что мир благоустроен будет только справедливостью, гнет — разрушает его.

Справедливость разливает свет на тысячу фарсангов вокруг себя, а гнет погружает в темноту все на тысячу фарсангов от себя.


Ты справедливость возлюби! Заря ее займется — 
На тысячу фарсангов свет желанный льет она... 
Но тирании черной тьма едва лишь зародится — 
Вся мраком, горечью, нуждой Вселенная полна!


Мудрость монархов проявляется в правосудии и справедливости, а не в величии и блеске.

Хотя Нуширван был далек от истинной веры, в справедливости и правдивости он был единственным. Недаром Глава Вселенной — да будут над ним лучшие из благословений — гордясь, говорил: «Я родился в правление справедливого султана».


Пророк, что стал в Нушинравана годы 
Глазами мира — свет людского рода, — 
Твердил: «Затем во мне нет черт тирана, 
Что я рожден порой Нушинравана!» 
Вот говорят, смельчак, не знавший страха, 
Шепнул однажды в ухо сердца шаха: 
«Подумай... Плохо жить угрюмой злобой, 
Быть справедливым только раз попробуй, — 
И ежели мала в добре отрада, 
Вернись к тиранству с новой жаждой яда!»


В истории записано так:

«Пять тысяч лет правили миром гербы и маги. И власть была в руках этого дома, потому что они придерживались справедливости и не допускали насилия».


Есть сведения, что Всевышний ниспослал такое откровение Давуду, да пребудет он в мире:

«Скажи своему племени, чтобы не говорили дурного и не хулили царей Аджама, ибо они благоустроили мир своей справедливостью, чтобы жили в нем мои рабы».


Присмотрись получше к разным странам: 
Суть — не вера. Ныне, как и встарь, 
Верующий может быть тираном, 
Праведным — неверующий царь.


Приближенным падишаха должен быть здравомыслящий мудрец, а не остроумный слуга; ибо благодаря первому он достигнет высоких ступеней совершенства, из-за второго низвергнется в пучину ошибок.


Я с перлами сравню мудрейших слово, 
Владеют кладом истинным они. 
Сокровищницу жемчуга живого 
В глубинах сердца 
бережно храни.


Приближенные султанов подобны людям, взобравшимся на высокую гору, но в конце концов, в результате приступов гнева монарха и превратностей судьбы, падающих с той высокой горы. Несомненно, забравшиеся выше — падают сильнее, спуск находящихся ниже — легче.


О величествен айван шахской дружбы! 
О высок твой гордый сан шахской службы... 
Не ошибся бы, схватясь к вышке близко.— 
Не ушибся бы, скатясь слишком низко!


Приближенными падишаха должны быть люди честные и правдивые в делах, чтобы доносить ему о положении подданных и о тех, кто поставлен над ними. Говорят, Ардашер был всеведущим падишахом. Когда утром приходили к нему приближенные, он говорил одному, что тот ел, другому — о чем беседовал с женой или наложницей. В общем, говорил обо всем, что было сделано. И люди думали, что, возможно, к нему спускается ангел с небес и осведомляет его обо всем. И Махмуд Сабуктегин был таков.


Если данных нет у шаха о порядке в войске, — 
Значит, нет у войска страха
перед шахским гневом.
Вот и тысяча предлогов для распутной жизни, 
Разразится чанг бесчинства тысячным напевом.


Аристотель сказал:

— Лучшие падишахи те, кто подобен ястребу, вокруг которого валяются трупы, а не трупу, к которому слетаются ястребы. Это означает, что он должен знать все о своих окружающих, а они о нем — ничего. Не должно быть так, чтобы он ничего не знал о своих окружающих, а они о нем — все.


Падишах, как ястреб черный,
должен быть осведомлен 
О телах на поле брани, —
а не трупу быть подобным, 
Что лежит средь многих прочих,
жертвой ястребов, один, 
Над которым эта стая точит клювы
с криком злобным!


Щедрость — это одаривание без корысти и требования отдачи, даже если эта отдача или возмещение явились бы искренним восхвалением или великой благодарностью за благодеяние.


Кто жаждет воздаянья, тот не щедр, — 
За все он жаждет получить сторицей. 
И этот празднословья полный торг 
Не может с благородством совместиться.
Кто проявляет щедрость ради славы, — 
Зачислен дом хозяина того 
Не в город щедрых, город благородных, 
А в сторону — за стенами его!..


Светоч пророчества высказывался так:

— Каждый, кто познал прелести и нежность любви и остался в ней невинным и скромным, умрет безгрешным.

Условие безгрешности и скромности для того приводится, что вожделения естества и страсть натуры, их проявления и способы осуществления этих желаний — все это есть натура животная, а не благородство человеческого духа.


Та любовь, что человеку свойственна, —
строга 
И застенчиво скрывается
в чистоте божественной. 
Чувство похоти животной —
низменная страсть — 
Зверя качество природное,
для скота естественно!


Говорят, что святой Пророк — да благословит и помилует его Господь — молвил:

— Правоверный должен быть остроумным и веселым, а неверному суждено быть мрачным и хмурым.

И повелитель правоверных Али — да снизойдет на лик его благодать Господа — тоже сказал:

— Нет ничего страшного в том, что человек много шутит: мусульманин этим отстраняет от себя злость и угрюмость.

Однажды Посланник Божий — да будет над ним благословение Господа — сказал некоей старухе:

— Старухи не будут допущены в рай. Старуха начала плакать.

Тогда Пророк промолвил:

— Всевышний сначала превратит их в молодых девушек, более прекрасных, чем они были при жизни, и после примет в рай.

Однажды жене одного из своих приближенных он сказал.

— Спроси у своего мужа, есть ли у него в глазу что-либо белое.

Та женщина тотчас же, в большом волнении, побежала к своему мужу. Муж спросил у нее причину ее волнения. То, что сказал ей Пророк, она пересказала мужу

— Правду изрек он, — сказал ее муж.— В каждом моем глазу есть и белое, есть и черное, но в этом нет ничего дурного.


Если кто-нибудь достойный пошутил, —
не хмурься
Шутку разве запретили вера и рассудок? 
Сердце — зеркало,
и мрачность ржавчину наводит, — 
Что же ржавчину такую счистит, кроме шуток?














Навои
1441—1501

НИЗАМ АД-ДИН МИР АЛИ ШИР НАВОИ-ФАНИ

Великий поэт и мыслитель Низам ад-Дин Мир Али Шир, писавший под псевдонимами Навои и Фани, родился в Герате в феврале 1441 года в семье крупного чиновника одного из среднеазиатских государств, возникших после распада империи Тимура. Еще в юношеском возрасте он стал известен как поэт, слагающий стихи на тюркском и персидском языках. Когда его школьный друг принц Хусейн Байкара вступил на престол, Али Шир был им возвышен и, получив титул эмира, занимал высшие посты в его государстве, оказывая постоянную помощь литераторам, деятелям искусства. Как борец против коррупции и блюститель справедливости Али Шир заслужил стойкую ненависть чиновников и придворных, которые добились его высылки в Астрабад в качестве правителя этой бедной и удаленной провинции на восточном берегу Каспийского моря, и там пытались организовать на него покушение. Пробыв в Астрабаде около года, Али Шир оставил государственную службу и, вернувшись в 1488 г. в Герат, посвятил себя исключительно творческой работе. Умер Али Шир в Герате в январе 1501 г.

Огромное влияние на взгляды и творчество Али Шира оказала его многолетняя дружба с жившим в Герате великим персидским суфийским поэтом и философом Абдурахманом Джами. Джами обратился к суфизму в юности, когда он был учеником шейха Ахрара — главы суфийского братства Накшбандийа. Когда же Джами стал шейхом, он приобщил к суфийскому мировоззрению и своего ученика Али Шира.

Псевдоним