, как и тибетская мандала. И та, и другая  содержат
записи о попытке проникновения в тайны природы.

   Хотя глубокие мистические прозрения, как правило, не  происходят  без
длительной подготовки, всем нам в повседневной жизни  приходилось  иметь
дело с непосредственным интуитивным постижением. Всем нам знакома ситуа-
ция, при которой мы забываем имя человека или название  места,  или  еще
какое-то слово, и не можем вспомнить его, несмотря на полное  сосредото-
чение. Оно "вертится у нас на языке", но не соскочит с него до тех  пор,
пока мы не сдадимся и не начнем думать о ком-то или о чем-то еще, и  вот
внезапно, молниеносно мы вспоминаем это имя  или  слово.  Мышление  без-
молвствует при этом. Это явление носит характер непосредственного интуи-
тивного постижения. Этот пример, в котором мы забываем что-то,  особенно
уместен для буддизма, придерживающегося взглядов, согласно которым, наша
изначальная природа - природа просветленного Будды, и мы всего лишь  за-
были ее. Последователей  дзэн-буддизма  просят  открыть  свое  "первона-
чальное лицо", и во внезапном пробуждении памяти об этом лице для них  и
заключается просветление.

   Другой хорошо известный пример спонтанного интуитивного постижения  -
шутка. В ту долю секунды, когда мы понимаем шутку, мы  переживаем  мгно-
венное "просветление". Хорошо известно, что этот момент должен наступить
спонтанно, что он не может быть предварен объяснением шутки, т.  е.  ин-
теллектуальным анализом. Мы смеемся от души (на что и рассчитана  шутка)
только в том случае, если нас посещает внезапное  интуитивное  прозрение
смысла шутки. Сходство между  духовным  прозрением  и  проникновением  в
смысл шутки должно быть хорошо знакомо  людям,  достигшим  просветления,
поскольку практически все они наделены чувством юмора.  Дзэн  использует
особенно много смешных историй и анекдотов, а в "Дао-дэ цзин"  мы  можем
прочесть: "Если бы над этим не смеялись, оно не было бы  Дао"  [48,  гл.
41].

   В нашей повседневной  жизни  непосредственные  интуитивные  прозрения
сущности вещей обычно крайне непродолжительны. Совсем  иначе  в  мистике
Востока, где они растягиваются надолго, и  в  случае  успеха  становятся
постоянным состоянием сознания. Подготовка сознания к внезапному  беспо-
нятийному восприятию реальности-главная цель всех школ восточного мисти-
цизма и многих аспектов восточного образа жизни.  На  протяжении  долгой
культурной истории Индии, Китая и Японии в этих странах  появилось  мно-
жество методик, ритуалов и форм искусства, позволяющих добиться этой це-
ли,-и все они могут быть названы в широком смысле слова медитацией.

   Основная цель всех этих методик-нейтрализация мышления и  активизация
интуитивного сознания. Во многих видах медитации нейтрализация  мышления
достигается при помощи самоконцентрации  на  каком-то  отдельном  объек-
те-собственном дыхании, мантре или мандале. Другие школы фокусируют вни-
мание на движениях тела, которые следует выполнять спонтанно, без малей-
шего участия мысли. Таков путь даосской гимнастики  тайцзи  и  индийской
йоги. Ритмичные движениях этих школ могут породить то  ощущение  мира  и
спокойствия, которое характеризует более статичные формы медитации;  это
чувство можно непроизвольно испытать при  занятиях  каким-либо  спортом.
Для меня, например, любимой формой медитации всегда был лыжный спорт.

   Восточное искусство - тоже вид медитации, не столько средство выраже-
ния идей художника, сколько способ самореализации путем достижения  сос-
тояния сознания, в котором главную роль играет не мышление, а  интуиция.
Индусы учатся музыке, не прибегая к помощи нотной грамоты, прислушиваясь
к тому, как звучит мелодия в исполнении учителя; точно так же,  движения
тайцзи усваиваются не в результате устных наставлений, а при  многократ-
ном их выполнении вслед за учителем. Японские чайные  церемонии  состоят
из медленных ритуальных движений. Правила китайской каллиграфии  требуют
свободного, спонтанного движения кисти. Все эти навыки  используются  на
Востоке для развития медитативного состояния сознания.

   Многим, в особенности людям умственного труда, такое состояние созна-
ния абсолютно незнакомо. Ученым такое состояние знакомо благодаря иссле-
довательской работе, поскольку каждое открытие берет начало в такой вне-
запной невербальной вспышке. Однако  такие  моменты  крайне  непродолжи-
тельны. Они наступают тогда, когда сознание наполнено информацией, поня-
тиями и моделями мыслительных построений. При медитации, напротив,  соз-
нание не содержит никаких мыслей и понятий, и поэтому готово  функциони-
ровать в режиме интуиции на протяжении длительного времени. Лао-цзы име-
ет в виду именно этот контраст между исследованием и  медитацией,  когда
говорит:

   "Тот, кто постигает науки, увеличивается с каждым днем: тот, кто пос-
тигает Дао, уменьшается с каждым днем" {48, гл. 48}.

   Когда рассудок безмолвствует, интуиция  делает  человека  удивительно
восприимчивым;  информация  об  окружающем  мире  достигает  нас,  минуя
фильтры понятий мышления. Говоря словами Чжуан-цзы, "Спокойный ум мудре-
ца - зеркало неба и земли, стекло всех вещей" [17, гл. 13]. Основной ха-
рактеристикой этого медитативного состояния является ощущение единства с
окружающим миром. Сознание находится в таком состоянии, при котором  все
виды разграничений и преград исчезают, уступая место  недифференцирован-
ной цельности.

   В глубокой медитации сознание совершенно алертно. Помимо  нечувствен-
ного восприятия реальности, оно впитывает все  звуки,  образы  и  другие
впечатления об окружающем мире, но не удерживает чувственные образы  для
того, чтобы анализировать и объяснять их. Они не должны привлекать  вни-
мание медитирующего. Такое чуткое состояние подобно состоянию воина, ко-
торый ожидает нападения в полной готовности, следя за всем  происходящим
вокруг него, но ни за чем в особенности. Дзэнский наставник Ясутани Роси
использует это сравнение, описывая СИКАН-ТАДЗА, дзэнский вид медитации:

   "СИКАН-ТАДЗА -это  особое  состояние  повышенной восприимчивости, при
котором человек не напряжен,  не поспешен и ни в коем случае не вял. Та-
ково сознание человека перед лицом смерти. Представьте, что вы участвуе-
те в  поединке на мечах, похожем на те,  что проходили в древней Японии.
Находясь перед противником, вы, не отрываясь, наблюдаете за ним, вы соб-
раны и  чувствуете,  что  готовы к действию. Утрата бдительности на одно
мгновение может  обернуться  гибелью. Вокруг  собирается толпа зрителей.
Поскольку вы не слепы, вы краем зрения видите их, поскольку вы не глухи,
вы слышите их голоса. Но эти чувственные образы ни на минуту не отвлека-
ют ваш ум" {41,53}.

   Благодаря сходству между медитацией и состоянием воина,  образ  воина
играет важную роль в духовной и культурной жизни Востока. Действие люби-
мого в Индии памятника религиозной мысли "Бхагавадгита"  разворачивается
на поле битвы, а в традиционной культуре Китая и Японии боевые искусства
занимают далеко не последнее место. В Японии сильное влияние дзэн на са-
мурайскую традицию обусловило  появление  БУСИДО-"пути  воина"-искусства
фехтования, в котором внутренняя чуткость  бойца  достигает  высочайшего
совершенства. Даосская гимнастика тайцзи, считавшаяся в Китае лучшим бо-
евым искусством, уникальным образом сочетает медленные ритмические  "йо-
гические" движения с чуткостью сознания бойца.

   Восточный мистицизм основывается на непосредственном  постижении  ре-
альности, а физика основывается на наблюдении явлений природы путем пос-
тановки экспериментов. В обеих областях эти наблюдения или состояния за-
тем получают объяснения или толкование при помощи слов.  Поскольку  сло-
во-это всегда абстрактная и приблизительная схема действительности, сло-
весные описания результатов научного эксперимента или мистического  отк-
ровения неизбежно неточны и фрагментарны. Это хорошо сознают и современ-
ные физики, и восточные мистики.

   В физике толкование результатов эксперимента называется  моделью  или
теорией, в основе всех современных исследований лежит осознание  прибли-
зительности любой модели или теории. Об этом говорит афоризм  Эйнштейна:
"Пока математические законы описывают действительность, они неопределен-
ны, когда  они  перестают  быть  неопределенными,  они  теряют  связь  с
действительностью". Физики знают, что при помощи их аналитических  мето-
дов и логики нельзя описать сразу все природные явления, поэтому они вы-
деляют определенную группу явлений и пробуют  построить  модель  для  ее
описания. При этом они оставляют без внимания остальные явления, и  поэ-
тому модель не соответствует реальной ситуации полностью. Явления, кото-
рые не принимают во внимание, либо столь незначительны, что их  рассмот-
рение не дает ничего существенно нового, либо просто еще не  известны  в
момент создания теории.

   Для иллюстрации возьмем ньютоновскую "классическую" механику-одно  из
наиболее известных физических моделей. Она не принимает в расчет  сопро-
тивление воздуха и трение, поскольку они обычно очень малы. Но  с  этими
поправками ньютоновская механика долгое  время  считалась  окончательной
теорией для описания всех природных явлений - до момента открытия  явле-
ний электричества и магнетизма, для которых в ньютоновской теории уже не
было места. Эти открытия показали, что эта модель несовершенна, и  может
быть применена по отношению к ограниченному кругу явлений, а  именно:  к
движению твердых тел.

   Если мы говорим об изучении ограниченной группы явлений, то это может
также выглядеть как исследование не всех их физических свойств, что так-
же делает теорию приблизительной. Этот вариант  приблизительности  очень
трудноуловим, так как мы никогда не можем предсказать заранее, где лежат
границы возможного применения теории. Только время может  показать  это.
Так, репутация классической механики была еще более подорвана, когда фи-
зика XX века доказала ее существенную ограниченность. Сейчас  мы  знаем,
что ньютоновская модель применима только по отношению к движению  объек-
тов, состоящих из большого количества атомов, на скоростях, которые зна-
чительно ниже скорости света. Если не выполнено первое условие,  следует
вместо классической механики использовать квантовую теорию; если не  вы-
полнено второе-теорию относительности. Это не означает, что ньютоновская
модель неправильна, или что квантовая теория  и  теория  относительности
правильны. Все эти модели приблизительны, и могут быть применены лишь  к
ограниченному кругу явлений. За его пределами они уже не дают удовлетво-
рительного описания природы, и для  того,  чтобы  заменить-или,  вернее,
расширить-старые модели, посредством изменения  характера  их  приблизи-
тельности, нужно создать новые.

   Одна из самых трудных и, в то же время, самых важных задач при созда-
нии модели-определение ограничений для ее  применения.  Согласно  мнению
Джеффри Чу-автора "теории бутстрапа", которую мы в дальнейшем будем под-
робно разбирать, как только модель или теория начинает работать, следует
задать себе такие вопросы: "Почему она работает? Где ограничения для  ее
применения? В чем именно ее приблизительность?". Чу видит в этих  вопро-
сах возможность дальнейшего усовершенствования теории.

   Восточные мистики тоже хорошо осведомлены о том,  что  все  словесные
описания действительности неточны и неполны. Непосредственное восприятие
реальности лежит за пределами мышления и языка, а  поскольку  именно  на
таком непосредственном восприятии всегда основывается  мистицизм,  любое
его описание может лишь частично быть правдивым. В физике можно измерить
степень приблизительности каждого утверждения, и прогресс заключается  в
том, что приблизительность постепенно  уменьшается  в  результате  новых
открытий. Каким же образом, в таком случае, рассматривают проблему  вер-
бальной коммуникации восточные традиции?

   Прежде всего, мистики, в основном, интересуются восприятием реальнос-
ти, а не его описанием. Поэтому их, как правило,  не  интересует  анализ
такого описания. Если же восточные мистики хотят передать комулибо  свое
знание, они сталкиваются с ограниченностью возможностей языка. На Восто-
ке существует несколько способов ее преодоления.

   Индийский мистицизм, и, в частности, индуизм, облекает свое учение  в
форму мифов, используя метафоры, символы, поэтические образы,  сравнения
и аллегории. Логика и здравый смысл не  накладывают  столь  значительных
ограничений на язык мифологии. В мифологическом повествовании много воз-
можных в обычной жизни эпизодов, образы предполагают богатые возможности
интерпретации, и не могут восприниматься буквально. Поэтому язык мифоло-
гии лучше подходит для описания мистического мировоззрения, чем наш пов-
седневный язык. Согласно Ананде Кумарасвами, "миф  являет  собой  макси-
мальное приближение к абсолютной истине, которую нельзя выразить  слова-
ми" [19,33].

   Богатое воображение индийцев породило множество божеств, о подвигах и
перерождениях которых повествуют предания, составляющие масштабные  эпо-
сы. Индуист, глубоко проникший в суть вещей, знает, что все эти боги по-
рождены человеческим разумом и являются фантастическими  образами,  оли-
цетворяющими различные стороны действительности. С  другой  стороны,  он
понимает, что не для занимательности были введены эти герои, но для  то-
го, чтобы донести до людей философские истины, открывающиеся мистикам.

   Китайские и японские мистики нашли другой способ решения проблемы не-
совершенства языка. Вместо того, чтобы пытаться сгладить  парадоксальные
черты действительности путем использования мифологических символов и об-
разов, они предпочитают подчеркивать их  и  использовать  обычный  язык.
Так, даосы часто делали парадоксальные заявления, чтобы  обнаружить  не-
последовательность и ограниченность возможностей  вербальной  коммуника-
ции. Эта методика получила дальнейшее развитие в буддийской традиции Ки-
тая и Японии и достигла совершенства в дзэн-буддизме, наставники которо-
го часто передают ученикам свое знание, используя  так  называемые  КОА-
НЫ-парадоксальные загадки. Между КОАНАМИ и современной физикой существу-
ет одно важное сходство, о котором повествует следующая глава.

   В Японии существует еще один способ передачи философских воззрений, о
котором здесь стоит упомянуть. Он заключается в использовании  учителями
дзэн лаконичных и очень емких по смыслу стихотворений для непосредствен-
ного указания на "таковость" действительности. Когда некий монах спросил
у Фукэцу Энсе: "Когда недопустимы и речь, и молчание, что  следует  выб-
рать?" - учитель ответил:

"Всегда вспоминаю Цзянсу в марте -
Крик куропатки,
Море благоухающих цветов" [79, 183].

   Этот вид  духовной поэзии достиг своего совершенства в ХАЙКУ, класси-
ческой японской  поэтической  форме, состоящий  всего лишь из семнадцати
слогов, на которую дзэн оказал глубочайшее воздействие. Даже при перево-
де на другой язык мы можем ощутить глубину мировосприятия авторов ХАЙКУ:


"Листья, падая,
Ложатся один на другой;
Дождевые капли -
на дождевые капли" [79, 187].

   Каким бы образом ни стремились восточные мистики запечатлеть в словах
свое мировоззрение-при  помощи мифов, символов,  поэтических образов или
парадоксальных утверждений, они не забывали об ограниченных возможностях
языка и  "линейного" мышления. Современная физика выработала точно такое
же отношение  к словесным  моделям. Они  тоже  приблизительны и не могут
быть точными, выполняя в физике ту же роль, которую в восточном мистици-
зме выполняют  мифы, символы и поэтические образы,  и в этом они похожи.
Одни и  те  же  представления о материи будут воплощаться: для мистика-в
образе космического танца бога Шивы, а для физика - в определенных аспе-
ктах квантово-полевой теории. И танцующее божество,  и физическая теория
порождены сознанием, и  являются  моделями для описания определенных ин-
туитивных представлений о мире.


   Глава 3. ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЯЗЫКА

   "Для того, чтобы рассказать о своих внутренних ощущениях,  нам  нужны
слова, хотя происхождение этих ощущений не имеет  никакого  отношения  к
языку. Если Вы никогда не задумывались об этом раньше, это  противоречие
покажется Вам парадоксальным" [73, 239}. Д. Т. СУДЗУКИ

   "Здесь проблемы, связанные с языком, действительно серьезны. Мы хотим
как-то рассказать  о строении  атома... Но  мы не можем описать атом при
помощи обычного языка" [34, 178}. В. ГЕЙЗЕНБЕРГ

   Когда в начале века началось исследование атома, в научной среде  уже
были широко распространены представления о том, что все научные модели и
теории приблизительны, и что их словесные описания  всегда  страдают  от
несовершенства нашего языка. В результате открытий в новой области физи-
ки были вынуждены признать, что человеческий язык абсолютно  не  годится
для описания атомной и субатомной действительности. Из квантовой  теории
и теории относительности, которые являются  двумя  столпами  современной
физики, следует, что эта действительность не подчиняется законам класси-
ческой логики. Так, Гейзенберг пишет:

   "Сложнее всего говорить обычным языком о квантовой теории. Непонятно,
какие слова нужно употреблять вместо соответствующих математических сим-
волов. Ясно только одно: понятия обычного языка не подходят для описания
строения атома" {34, 177}.

   Исследования атомной действительности представляют собой наиболее ин-
тересное в  философском  отношении направление современной физики, кото-
рое, к тому же, обнаруживает сходство с восточной философией. По утверж-
дению Бертрана  Рассела, все,  и  в том числе религиозные школы западной
философии, формулировали философские идеи при помощи логики. На Востоке,
напротив, признавалось, что действительность не подчиняется законам язы-
ка, и  восточные мудрецы не боялись отказаться от логики и привычных по-
нятий. Мне  кажется,  именно  поэтому их философские модели являются для
современной физики более подходящим философским обоснованием, чем модели
западной философии.

   Лингвистические барьеры, стоящие перед восточными мистиками и  совре-
менными физиками, абсолютно идентичны. В двух  отрывках,  приведенных  ц
начале главы, Д. Т. Судзуки говорит о буддизме, а В. Гейзенберг-об атом-
ной физике, но их слова очень похожи. И мистики, и физики хотят  расска-
зать о том, что им открылось, но их высказывания  кажутся  нам  парадок-
сальными и нелогичными. Эти парадоксы знакомы всем мистикам, от Геракли-
та до дона Хуана, а с начала этого века -еще и физикам.

   Многие парадоксы  атомной  физики  связаны  с  двойственной  природой
электромагнитного излучения, и в частности, света. С одной стороны, оче-
видно, что излучение состоит из волн, поскольку она порождает хорошо из-
вестное явление интерференции, связанное с волнами: при наличии двух ис-
точников света интенсивность света в какой-то точке может быть равной не
только сумме двух излучений, но также больше или  меньше  ее.  Причина-в
интерференции волн, исходящих из разных источников: там,  где  совпадают
гребни волн, излучение сильнее; там где гребень приходится  на  подошву,
излучение слабее. Можно определить точную величину интерференции. Элект-
ромагнитные излучения всегда интерферируют, обнаруживая, таким  образом,
свойства волн (см. рис. 1).

   С другой стороны, электромагнитное излучение обладает так  называемым
фотоэлектрическим эффектом: ультрафиолетовый свет способен "выбивать" из
поверхностного слоя некоторых  металлов  электроны  и  должен,  следова-
тельно, состоять из движущихся частиц. Похожая  ситуация  возникает  при
проведении эксперимента  рассеиванием  рентгеновских  лучей.  Результаты
последнего можно толковать как столкновение "частиц света" с  электрона-
ми. При этом, однако, обнаруживается явление интерференции,  характерное
для волн.

   На ранних этапах развития теории атома