Все опасается, как бы кассир не убежал. Вот и  хозяин,  а  тоже
вроде сторожа. Ну, пойдем. Сейчас он тебе монету отвалит, держи карман!
   Артемка пошел вслед за сторожем по коридору. Узнав,  что  дед  -  сторож,
Артемка перешел на "ты":
   - Кто это тебе, дед, шишку набил?
   - Шишку? - Дед провел рукой по голове и добродушно ответил: - Она у меня,
хлопче, отроду тут сидит. Только  раньше  ее  волосья  закрывали,  а  теперь
волосья, понятное дело, вылезли.
   - А тот негр, чего он плачет?
   - Роли не дают, вот он и плачет.
   - А тебе дают? - спросил Артемка, думая таким образом узнать,  что  такое
роль.
   - Моя роль - в колотушку стучать да смотреть за вашим братом,  чтоб  чего
не сперли.
   - А разве крадут?
   - А то кладут? - Дед показал на дверь: - Сюда вот иди, тут он.
   На двери, как и на Артемкиной вывеске, надпись была  сделана  от  руки  и
тоже, вероятно, разведенной в воде сажей: "Дирекция".
   Артемка приоткрыл дверь. За столом сидел смуглый человек с горбатым носом
и щелкал на счетах.
   - Чего тебе, мальчик? - спросил он сюсюкая.
   - Пантомиму принес  за  приличное  вознаграждение,  -  сказал  Артемка  и
подошел к столу.
   Мужчина взял книгу, внимательно осмотрел ее:
   - Где ты нашел?
   - В песке, на берегу.
   - О, хороший мальчик, хороший! Ну, иди.
   - Куда?
   - Домой иди, чтоб мама не беспокоилась.
   - А вознаграждение? -  удивился  Артемка.  В  свою  очередь,  удивился  и
мужчина:
   - Какое вознаграждение?
   - Приличное, вот какое! - ответил Артемка.
   - А-а! - вспомнил хозяин. - Можно, это можно.
   Он обмакнул перо, что-то написал и подал Артемке маленький листок бумаги.
   - Что это? - спросил Артемка, недоверчиво глядя. на листок.
   - Контрамарка. Придешь сегодня вечером на галерку. Бесплатно.
   - И все?
   - Все, - ответил хозяин.
   - А деньги?
   - Деньги? - У хозяина поднялись вверх  брови,  выпучились,  как  у  рака,
глаза. - О, какой нехороший мальчик, какой нехороший мальчик, тца-ца-ца!..
   Артемка вспомнил, каким видел себя в зеркале, и пошел к двери.

   "КАКОЙ БОЛЬШОЙ СПАСИБО!"
   Нельзя сказать,  чтобы  Артемка  очень  огорчился.  Конечно,  деньги  ему
пришлись бы кстати: он отощал, да и поизносилось на нем все. Но  попасть  на
представление в цирк тоже неплохо.
   Едва стало темнеть, как Артемка ходил уже вокруг цирка  и  заглядывал  во
все щели  Было  рано,  в  цирк  не  пускали  даже  с  билетами,  не  то  что
контрамарочников. Но, когда стемнело, со всех сторон к цирку повалил  народ.
Зазвонили в колокольчик, и люди стали  занимать  места.  Те,  кто  был  одет
получше и от кого приятно пахло, пошли через нижний вход, а  прочие  полезли
вверх по лестнице. Артемка тоже взобрался по лестнице  и  предъявил  листок.
Билетер поднес контрамарку к самым глазам, подозрительно оглядел Артемку, но
все-таки пропустил.
   На галерке люди стояли, навалившись на  барьер.  Артемку  сжали  со  всех
сторон, он не замечал этого и  жадно  смотрел  на  арену.  Теперь  цирк  ему
показался совсем не таким, как днем. Днем здесь было пустынно, все  казалось
серым, тусклым. Сейчас же ослепительно горели огромные круглые фонари  и  на
всех скамьях, сверху донизу,  сидели  разодетые,  как  в  праздник,  люди  и
обмахивались веерами.
   Вот под звуки духового оркестра распахнулась бархатная портьера, по обеим
сторонам арены выстроились люди в одинаковой красно-желтой  одежде,  и  мимо
них прогарцевала гнедая лошадь с белой гривой и белым хвостом. У  Артемки  в
предчувствии чего-то  необыкновенного  даже  похолодело  в  груди.  Наверно,
лошадь долго купали и чистили - так она  блестела.  На  ней  было  невиданно
широкое седло, а на  седле  -  расшитый  цветами  ковер.  Вслед  за  лошадью
выбежала белокурая красивая женщина в голубом с блестками платье. В  волосах
ее сверкала и  переливалась  разными  цветами  звезда.  С  разбегу  артистка
вскочила на лошадь и двумя руками послала всем - и Артемке - поцелуй. И  тут
Артемка вспомнил волшебную шкатулку вот  с  такой  же  красавицей  на  белой
лошадке и радостно замахал наезднице рукой. Наездница танцевала, становилась
на голову, прыгала сквозь обруч, оклеенный разноцветной бумагой, а посредине
арены, будто заведенный, крутился человек в сером фраке и сером  цилиндре  и
щелкал длинным кнутом.
   Потом люди в красно-желтой одежде  засуетились,  вытащили  две  блестящие
подставки и высоко натянули между ними стальной канат. Выбежала  чернокудрая
девочка. Она взобралась вверх по лестнице и заскользила по  канату.  Оркестр
заиграл вальс. В каждой руке девочка держала по большому розовому  вееру  и,
когда танцевала, была похожа на красивую бабочку.
   И все, кого Артемка увидел в этот вечер на арене, навсегда остались  жить
в его памяти: и ловкие жонглеры с блестящими шарами, и огненно-красный черт,
от   полета   которого   захватывало   дух,    и    клоуны,    и    потешные
медвежата-музыканты.
   Когда появился лысый человек и крикнул: "Добрый вечер!  Как  поживаете?",
Артемка, как старому знакомому, живо ответил с  галерки:  "Ничего!  Живем!",
чем и насмешил всю публику.
   Но самым интересным было все же третье  отделение.  Как  только  заиграла
музыка, все насторожились, даже с мест стали  подниматься.  На  арену  вышел
человек с бритым лицом, в модном сером костюме, поклонился и поднял руку.  И
сейчас же музыканты послушно смолкли.
   - Кальвини, Кальвини! -  зашептали  в  публике.  Зычным  голосом  мужчина
сказал:
   - Семнадцатый день международных  состязаний  по  французской  борьбе  на
оспаривание звания чемпиона мира и почетной ленты через плечо!
   Он опять поднял руку вверх:
   - Парад! Алле! Маэстро, марш!
   Грянула музыка. И тут на арену один за другим  стали  выходить  полуголые
великаны с голубыми, розовыми и красными лентами через плечо. Борцы  шли  по
кругу, упружисто ступая по усыпанной опилками арене, и каждый становился  на
свое  место.  А  когда  появился  стройный  черный  великан,  Артемка   даже
перегнулся за перила. Кальвини снова поднял руку - музыка оборвалась.
   - Рекомендую прибывших борцов! - обращаясь к публике, сказал Кальвини.
   Он выкрикивал имена, а борцы делали два  шага  вперед,  раскланивались  и
опять становились на свое место. Одним публика хлопала  еле-еле,  другим  же
кричала "браво" и бросала цветы.

   - Победитель международных состязаний в Лондоне, -  Кальвини  взял  тоном
выше, - чемпион ми-ира Клеменс... - Он сделал паузу,  поднялся  на  носки  и
крикнул: - Гуль!
   Цирк точно треснул, так дружно хлопнули все в ладоши.
   Клеменс Гуль, сияя белизной своего  тела  и  улыбкой,  короткими  кивками
благодарил публику и ловил на лету цветы.
   Кальвини подождал, пока стихли приветствия, и, все так  же  повышая  тон,
отрекомендовал:
   - Победитель на международных состязаниях в  Гамбурге,  Риме,  Бухаресте,
борец-атлет, чемпион мира черный Чемберс Пепс!
   Пепсу тоже здорово похлопали, но цветов не дали.
   "Эх, - подумал огорченно Артемка, - черному и цветов-то жалко! Кабы знал,
я бы ему целый куст с розами притащил..."
   После парада началась борьба.
   Сначала публика смотрела довольно  равнодушно,  но  все  изменилось,  как
только на ковер вышел чемпион России Иван Кречет и борец  в  голубой  маске.
Борец в маске бросал Ивана Кречета через бедро, через  голову,  поднимал  на
вытянутых вверх руках и бешено кружил в воздухе, мял,  ломал,  комкал  и  не
давал ему ни минутки передышки, но Кречет выскальзывал,  пружинно  взвивался
над противником и, в свою очередь,  бросал  его  на  ковер.  Кальвини  бегал
вокруг борцов, держа наготове свисток,  и  выкрикивал  приемы:  "Тур-де-тет!
Бра-руле! Двойной  мельсон!"  А  на  скамьях  вскакивали  с  мест,  кричали,
свистели, хлопали.
   Артемку цирк привел в восторг. За всю жизнь он не видел столько  богатых,
ярких нарядов, блеска и ловкости, как за один этот  вечер.  Долго  он  потом
ворочался ночью в своей будке на  скрипучей  деревянной  лавке,  и  ему  все
представлялось множество скамей, а на  скамьях  сидят  люди  и  обмахиваются
веерами.
   На другой день Артемка опять явился в цирк - и прямо к греку-хозяину.
   - Что тебе, мальчик? - нахмурился тот.
   - Вы бы мне еще билетик дали на галерку, - попросил Артемка.
   - О, какой нехороший мальчик! Все ходишь и ходишь... Савелий! Савелий!
   Пришел дед Шишка, как мысленно назвал сторожа Артемка.
   - Зачем пускаешь посторонних? Выведи мальчика по шее.
   - Разве ж убережешь! - проворчал дед. - Они во все щелки лезут... Пойдем!
   Дед шел впереди, Артемка позади.
   - Дед, - сказал Артемка, - давай я тебе латку на сапог поставлю.  Смотри,
дырка какая.
   - Еще чего! -  сердито  ответил  дед.  Но  уже  через  минуту,  помолчав,
миролюбиво спросил:
   - А ты сапожник разве?
   - А то кто же!
   Опять помолчав, дед сказал:
   - Ну, допустим. Только как же я, к примеру, в одном сапоге ходить буду?
   - Да разве ж это долго? К обеду я тебе и принесу.
   - А ежели совсем не принесешь? Так мне всю жизнь и ходить в одном сапоге?
   - Дед, - строго сказал Артемка, - ты  Никиту  Загоруйко  знал?  Спроси  у
людей: украл он хоть один сапог за всю жизнь? А я, брат, весь в него!
   В этот день у Артемки было дел по горло: поставить деду на сапог латку  -
раз, незаметно прокрасться в сад к купцу Адабашеву, где росли красные  розы,
- два и, в-третьих, поймать хоть пяток бычков.
   Больше всего ушло времени на купца Адабашева. Перелезть через забор  было
нетрудно, но на веранде долго сидели гости, пили чай и  закусывали.  Артемка
лежал в кустах и ругался. И все-таки дождался...
   Еще не стемнело, как Артемка уже сидел в комнатушке деда Шишки.
   Дед натягивал начищенный до глянца сапог и, любуясь, говорил:
   - Смотри, как разделал! Прямо зеркало или, к примеру, экипаж.  -  Он  был
очень доволен и сам сиял, как сапог. - Ну, а насчет представления -  это  мы
устроим. Скажу билетеру, чтоб всегда беспрепятственно... Внук, скажу, мой  -
и все тут. Пусть только не пропустит!..
   В тот вечер боролись два чемпиона мира: Клеменс Гуль и Чемберс Пепс.  Еще
с утра у кассы выстроилась очередь. Поклонники и  в  особенности  поклонницы
Клеменса Гуля принесли с собой в этот вечер массу цветов, и, когда Кальвини,
вытягиваясь на носках, бросил, как боевой клич: "Гуль!", к ногам англичанина
со всех сторон полетели цветы.
   Казалось, оба чемпиона решили в этой  встрече  показать  всю  свою  силу,
ловкость  и  технику.  Расчетливая  медлительность  Гуля   вдруг   сменялась
молниеносным броском, тем более красивым,  чем  он  был  неожиданнее  и  для
противника  и  для  зрителей.  Пепс  нередко  смешил  публику   простодушным
удивлением, когда получал энергичный и быстрый отпор. "Ну, что ти  скажешь!"
- огорченно отступал он и снова набрасывался на Гуля. Но, конечно, Пепс  был
и более силен и более ловок, да и техникой он не уступал Гулю. Галерка очень
хотела его победы. Наоборот, в ложах хлопали только Гулю, а по адресу  Пепса
выкрикивали разные злые словечки.
   На девятнадцатой минуте Пепс приемом тур-де-тет бросил Гуля через голову.
Падая Гуль ловко стал на ноги. Но  не  успел  он  выпрямиться,  как  Пепс  с
помощью того же приема опять заставил его описать в воздухе  дугу.  На  этот
раз Гуль пошатнулся, но на ногах все же удержался. И сейчас же опять взлетел
вверх, подброшенный с помощью того же приема. Так  семь  раз  подряд  черной
молнией набрасывался на него Пепс, и, не  выдержав,  Гуль  бросился  бежать.
Пепс гортанно крикнул и понесся за Гулем.  Но  тут  в  ложах  и  на  скамьях
поднялся такой вопль, такие яростные крики: "Неправильно!", "Долой  Пепса!",
"Вон!", что бедный негр остановился и растерянно стал поворачивать голову то
в одну, то в другую сторону, откуда неслись  улюлюканье  и  свист.  Кальвини
протягивал руки к публике, умоляя успокоиться, но голос его  тонул  в  общем
гаме, вопле  и  свисте.  Галерка  сначала  с  недоумением  следила  за  всем
происходившим, но затем возмутилась и, в свою очередь, так закричала, что  в
нижних ярусах охнули и заткнули пальцами уши.
   Пепс стоял  посреди  арены,  растерянно  озираясь  и  гневно  поблескивая
белками глаз. Вдруг от протянул вперед руки. Подождав, пока все смолкли,  он
тоном глубокого упрека сказал:

   - Зачем ти кричишь? Зачем? Спроси Кальвини, он скажет: я правильно  делал
прием. Ти кричишь потому, что я черний.
   Он хотел еще что-то сказать, но Кальвини засвистел и  торопливо  объявил,
что первая встреча чемпионов мира закончилась ничьей.
   Борцы пожали друг другу руку. Им бурно захлопали. К ногам  Гуля  полетели
опять цветы. Сияя улыбкой, он ловко ловил их и кланялся. Пепс  молча  следил
за полетом цветов и как-то пугливо отстранялся, когда они проносились близко
от него.
   Вдруг с галерки  раздался  крик,  такой  звонкий  и  радостный,  что  все
невольно посмотрели вверх:
   - Пе-епс, держи! Это тебе!
   Пепс поднял голову. С галерки, над  головами  публики,  летел  к  нему...
целый куст, зеленый, свежий, весь в огромных пунцовых розах.
   Галерка восторженно закричала и захлопала.
   Пепс положил руку на сердце и, глядя вверх, растроганно сказал:
   - О мальчик! Какой большой спасибо!

   РЫБОЛОВЫ
   Вскоре Артемка стал в цирке своим человеком. Прямо с моря он шел к деду в
комнату и там на керосинке зажаривал улов. Потом они оба садились за стол  и
с удовольствием ели сладких бычков. Если в  комнату  заходил  кто-нибудь  из
артистов, дед кивал в сторону Артемки и объяснял:
   - Внучок мой. Сапожный мастер. Ну, и рыболов, конечно. -  Деду  и  впрямь
стало казаться, что Артемка ему внук. -  Способный  парнишка  -  страсть!  -
хвастался он, выставляя вперед ногу в начищенном сапоге - У нас в  роду  все
способные.
   Дед  тоже  пришелся  Артемке  по   душе.   Особенно   Артемке   нравилась
независимость дедовых суждений: ни одно распоряжение администрации старик не
исполнял без воркотни и презрительной гримасы. Бывало, скажут ему:
   - Дед, подмети арену. Видишь, мусору сколько!
   - Как это - подмети? - говорил дед. - Разве ж арену метут?
   - Ну, прочисть граблями.
   - Так бы и говорили! А то приказывают и сами не знают, чего  приказывают.
Начальники!
   Дедова комната тоже нравилась Артемке. Правда, из мебели в ней было  лишь
два топчана да простой, без  скатерти,  стол.  Но  зато  стены  были  сплошь
оклеены разноцветными афишами, и даже  там,  где  полагалось  висеть  иконе,
красовался знаменитый бельгийский акробат Альберт Бюсси.
   Однажды Артемка  встретил  в  коридоре  девочку-канатоходца  Она  была  в
простеньком платьице, но вблизи показалась Артемке еще более красивой, чем с
галерки.  Сощурив  глаза,  девочка  выжидательно  смотрела  на  подходившего
Артемку. Он уже хотел заговорить, как она фыркнула и нараспев поддразнила:
   Шишкин внук Съел весь лук
   - Дура! - сказал Артемка и показал ей язык.  Он  прошел  мимо,  но  потом
вернулся, сел перед девочкой на землю и большим пальцем ноги почесал у  себя
за ухом
   - Ты человек-лягушка? - спросила девочка, перестав смеяться.
   - Я человек-сапожник, - ответил  Артемка.  -  Я  могу  тебе  такие  туфли
сделать, в каких и царева дочка не ходит!
   Девочка подумала и согласилась.
   - Хорошо, - сказала она, - сделай мне такие туфли.
   - А товар у тебя подходящий есть? - спросил Артемка.
   Он постоял и, не дождавшись ответа от озадаченной девочки, пошел дальше.
   Но самым замечательным было не это.
   Как-то сидел Артемка на топчане в дедовой комнате и наматывал новую леску
на удилище, И тут вошел Пепс. С тех пор как Артемка бросил  ему  целый  куст
роз, им встречаться не  случалось.  Увидев  теперь  Артемку,  Пепс  радостно
сказал:
   - О, какой приятний встреча, какой приятний встреча! - и протянул Артемке
обе руки. Потом сел на топчан, открыл в  улыбке  свои  белые  зубы  и  молча
погладил Артемку по голове.
   Артемка смотрел на Пепса и не знал, что бы такое  сказать  ему  приятное.
Нагнувшись, он пощупал ботинки Пепса:
   - Товар - первый сорт. Такого, верно, и в Петербурге не  найдешь.  Дорого
заплатил?
   - Пять долларов, - сказал Пепс, все так же улыбаясь.
   Артемка не знал, что такое доллар, но солидно подтвердил:
   - Такие стоят. Главное, товар  крепкий.  За  такие  и  шесть  дашь  -  не
прогадаешь. - И неожиданно для себя, в порыве дружеского чувства, предложил:
- Пойдем бычков ловить!
   - Зачем? - удивился Пепс.
   - Ну как "зачем"! Наловим, потом зажарим и съедим.
   Удивление Пепса перешло в испуг.
   - О-о, - закачал он головой, - это нет позволено - чужой бик жарить. Я не
хочу тюрьма сидеть.
   - Эх, ты! - сказал Артемка сочувственно. - Не понимаешь! Вот смотри. - Он
показал на удочку; - К морю пойдем, будем рыбу ловить.
   - О, это хорошо, это очень хорошо! - радостно закивал головой Пепс.
   Он сейчас же поднялся и надел шляпу:
   - Когда я бил мальчик, я очень хотел  риба  ловить.  Мой  патрон  это  не
позволил. Я очень плакал...
   Они вышли на улицу. У Артемки в руках коробка с червями и ведро для рыбы;
Пепс несет потертый коврик и две удочки, такие длинные, что чуть не  цепляет
ими за телеграфную проволоку. Все на них  оглядываются:  ишь,  мол,  негр  с
мальчиком рыбу идет ловить.
   Артемку так и распирает от гордости.
   - Которые не понимают, те идут на банный спуск удить. А там разве  бычок?
Курям на смех, - говорил он. - Тем бычком  и  воробья  не  накормишь.  А  мы
пойдем на мол.
   Артемке казалось, что уважение к нему негра возрастет, если  тот  узнает,
каких больших бычков ловит Артемка.
   - Там во бычок! - повторяет он, отмеривая себе руку до локтя.
   И вот они на молу. Сидят, свесив ноги. А внизу  -  сваи,  позеленевшие  и
скользкие. О них тихонько плещет вода. В порту скользят гички и  часто-часто
стучат моторки. К причалу идет огромный, будто весь сшитый из ржавых  листов
железа грузовой пароход. Он трубит тяжким басом, и на взволнованной им воде,
как ореховые скорлупки, прыгают лодки.
   У Артемки то и дело  ныряет  поплавок.  Он  уже  вытащил  семь  увесистых
бычков. Поплавок Пепса спокойно лежит на воде, и это Пепса возмущает.

   - Ну что ти скажешь! - говорит он с той же интонацией, что  и  па  арене,
когда противник не ложится на лопатки. -  Не  хочет  кушать  моя  удочка.  -
Смотри, - учит Артемка, - вот как надо! Он насаживает  червя  на  крючок  и,
поплевав, ловко забрасывает грузило в воду. Через несколько секунд  поплавок
ныряет.
   - О-о, - восхищается Пепс, - ти хороший  охотник  на  риба!  Ти  на  риба
чемпион!
   Постепенно  вокруг  них  собираются  зеваки.  Они   разглядывают   Пепса,
шепчутся. Пепс  к  подобному  вниманию  давно  привык.  Артемка  же  сначала
гордится, но потом ему начинает казаться, что в этом есть что-то обидное.
   - Ну, чего вы уставились? - не выдержал он. - Что, у него рот до ушей или
на макушке капуста растет? Выпучили, как рыбы, глаза! Зеваки чертовы!  То-то
делать нечего!
   Он хотел прибавить еще несколько слов, но Пепс вдруг радостно закричал:
   - Клювает! Артиомка, клювает! И на мол шлепнулся  большой  черный  бычок.
... Подсолнечное масло вышло еще третьего дня,  и,  пока  Артемка  чистил  в
дедовой комнате бычков, Пепс сам сбегал в лавочку  за  маслом  и  хлебом.  А
потом, когда сели за стол, щурил, как и Артемка, глаза и умиленно повторял:
   - О, какой сладкий!
   - Определенно, - поддакивал дед. - Не рыба, а, к примеру, бекмес.
   - О, Артиомка - чемпион на  риба!  -  восклицал  Пепс.  -  Пожалуйста,  о
пожалуйста, будем завтра ловить риба!
   В этот вечер Пепс боролся в первой паре. За  несколько  минут  он  уложил
противника, наскоро раскланялся и ушел с арены. А немного спустя  посетители
галерки с удивлением и любопытством смотрели, как  он,  уже  одетый  в  свой
коричневый костюм, пробирался между ними, кого-то ища. В самом конце галерки
он взял за плечо стиснутого между людьми парнишку и вместе с  ним  вышел  на
лестницу.
   - Слюшай, - торопливо заговорил Пепс: - Шишка сказала - хороши