или  из  дому,
писали письма и открытки с видами, играли в шахматы и глядели  все  время  в
окно. Им казалось, что они как лягушки в банке. К счастью,  в  гости  пришел
Вторник. Он взял отцовский зонтик и стоял теперь в саду, словно гриб.
     Едва он вошел в дом, мальчишки стали  ему  наперебой  рассказывать  про
трех Байронов и их  акробатические  трюки.  Рассказали  ему  и  о  том,  что
Пони-Шапочку вчера назвали "фройляйн".
     - Да, да, - сказал Вторник, - мы стареем.
     И так как Пони была на кухне, где  Клотильда  учила  ее  готовить,  они
ворвались туда с криком:
     - Фройляйн, ваш партнер стоит у дверей!
     Пони не удержалась и  посмотрела  в  окно.  Мальчишки  расхохотались  и
побежали назад  на  террасу.  Профессор  от  нечего  делать  взял  со  стола
отцовскую книгу и стал ее перелистывать.
     - Послушайте! -  сказал  он  вдруг  и  громко  прочел:  -  "Нормальные,
здоровые дети приходят в мир не с пустыми руками. Природа дает каждому  все,
что ему повседневно необходимо. Развивать эти дары - наш долг, и  часто  все
это лучше развивается само по себе". - Профессор захлопнул книгу и  поглядел
на друзей. - Вот видите, что сказал великий Гете.
     - Что мы видим? - спросил Густав. - Все мы нормальные,  здоровые  дети.
Ну, а дальше что?
     Профессор ткнул указательным пальцем в книгу:
     - Гете хочет  сказать,  что  мы  от  природы  обладаем  уже  всем,  что
необходимо для жизни. И  все,  что  в  нас  заложено,  считает  Гете,  может
развиваться само по  себе.  Никто  не  должен  нас  опекать...  -  Профессор
посмотрел на вошедшего отца. - Ты знаешь, что я  не  тебя  имею  в  виду,  -
сказал он, - но многие родители совершенно неверно обращаются с детьми.
     - Чертовски трудно  воспитывать  детей,  -  сказал  советник,  -  чтобы
заниматься ими не слишком много и не слишком  мало.  И  с  каждым  ведь  все
по-разному получается. У одного легко развиваются его природные качества,  у
другого их надо вытаскивать клещами, иначе они не выползут на свет божий.  -
Советник сел. - Вы все это поймете потом, когда сами станете отцами.
     - Насчет "саморазвития" - это мне по душе, - заявил Густав.
     - Уважаемые господа, - сказал советник с улыбкой, -  не  хотите  ли  вы
несколько дней развиваться самостоятельно, без всякой опеки?  Пожалуйста,  я
вам  это  устрою.  Я  проходил  сегодня  мимо  бюро  путешествий  и   прочел
объявление, что послезавтра отправляется пароход в Копенгаген.  Поездка  эта
рассчитана на несколько дней. А я давно  уже  не  был  в  Дании.  Короче,  я
предлагаю всем взрослым и Пони-Шапочке тоже отправиться послезавтра на  этом
пароходе в Данию, в Копенгаген.
     - А мы? - спросил Профессор.
     - Вы, мальчики,  останетесь  одни  в  Корлсбюттеле.  Обедать  можете  в
столовой. Деньги я вам дам,  если  вы  не  усмотрите  в  этом  покушения  на
самостоятельность вашего развития.
     - Мы уж не так мелочны, - сказал Густав. - Деньги мы возьмем.
     - А обо всем остальном вы сами позаботитесь, - сказал советник. - У вас
будет полная возможность развиваться без помех, по своему желанию.  Вы  сами
будете за себя отвечать и увидите, удовольствие это или обуза. Договорились?
     Мальчики были в восторге.
     Профессор подошел к советнику и гордо спросил у ребят:
     - Видели ли вы лучшего отца?
     - Нет! - заорали все в один голос.
     Вторник поднял руку, как в классе:
     - Господин советник, а моих родителей вы с собой не прихватите?
     После обеда по-прежнему  лил  дождь.  Когда  все  пили  кофе,  появился
капитан Шмаух. Клотильде пришлось тут же сделать ему грог. Он сел в  кресло,
набил свою трубку, выпустил синее облако дыма и сказал:
     - Здесь очень уютно. С тех пор как я посидел вчера вечером с вами,  мне
в моем доме стало как-то одиноко.
     - Вам надо было жениться, когда вы были помоложе, - заметила бабушка.
     - Нет, - сказал капитан. - Муж всегда в море, а жена всегда одна дома -
это тоже никуда не годится. Сегодня вечером я снова ухожу на несколько  дней
в Швецию. Повезу лес. Так я живу уже десятки лет. Всегда один! Если бы  хоть
Ганс остался со мной в Корлсбюттеле. Но и это невозможно. Когда кончится его
срок учения, он поедет в  Англию  и  во  Францию.  Хороший  официант  должен
поработать за границей, он не может из-за своего старого дяди навсегда здесь
поселиться. Вот так-то. И с каждым годом становишься все старше, пока в один
прекрасный день...
     Он расчувствовался не на шутку. Поэтому ему пришлось немедленно сварить
еще один грог.
     А потом капитану Шмауху уже  было  пора  отправляться  на  борт  своего
парохода. Он надел брезентовый дождевик и  зашагал  под  ливнем.  В  сторону
Швеции.

     После ужина мальчишки снова сидели одни на террасе. Вторник тоже был  с
ними. Родители отпустили его до девяти  часов.  Дождь  барабанил  по  крыше.
Ребята скучали.
     Вдруг кто-то тихо постучал, и они увидели прижавшееся к стеклу лицо.
     Все четверо вскочили. Профессор подбежал к двери и распахнул ее:
     - Кто там?
     На пороге стояла закутанная в плащ фигура. Ребята не сразу поняли,  что
это Ганс Шмаух.
     - Извините, если я  вам  помешал,  -  сказал  он  торопливо,  входя  на
террасу, - но мне нужен  ваш  совет.  -  Он  снял  с  себя  мокрый  плащ.  -
Представляете, что случилось. Около восьми часов  мистер  Байрон  велел  мне
принести стакан чая к нему в номер. Принес я ему, значит, этот чай, а  когда
хотел уйти, он меня остановил. Сказал, что хочет у меня спросить одну  вещь,
но никто не должен об этом знать. Я кивнул. А что я мог еще  сделать?  Тогда
он сказал: "Ты отличный гимнаст. Я видел, как ты  работаешь  на  брусьях.  У
тебя есть талант. Если я буду тебя учить, ты станешь великолепным акробатом.
А главное, ты такой маленький и легкий! Разреши, я тебя подниму!" Он  поднял
меня одной рукой и так стал крутить, что у меня потемнело в глазах. Потом он
меня снова поставил на пол. "Чай стынет, мистер Байрон", - сказал я и  хотел
выйти. Но он преградил мне дорогу и спросил, охота  ли  мне  стать  цирковым
артистом и выступать с ним. "Но ведь у вас же есть ваши близнецы,  -  сказал
я. - Зачем вам нужен третий?" - "Мне не нужен третий, мне нужен  второй".  И
знаете, что он еще сказал?..
     Мальчишки взволнованно слушали.
     - То, что он мне еще сказал,  звучало  так  смешно,  -  продолжал  свой
рассказ Ганс. - И вместе с тем так  жутко.  Он  сказал:  "Джекки  становится
слишком тяжелым".
     - Слишком тяжелым? - переспросил Вторник.
     - Ну да. Джекки растет. И чем  больше  он  становится,  тем  больше  он
весит. И оттого, что он все больше весит, его отец уже не в силах  делать  с
ним некоторые упражнения, или это становится слишком опасно. Если  Джекки  и
дальше будет так  расти,  мистер  Байрон  вообще  больше  не  сможет  с  ним
работать.
     Мальчики стояли и молчали.
     - Вот почему мистер Байрон предлагает мне уехать с ним и Макки.  Ночью,
тайком. Чтобы Джекки ничего не подозревал. Я для него очень удачная  замена,
сказал мне мистер Байрон, такого не скоро найдешь.
     Эмиль схватился за голову:
     - Бог ты мой,  разве  может  человек  бросить  своего  сына  где-то  на
побережье только потому, что он быстро растет! Это же чистое безумие! А  что
Джекки будет делать?
     - Бедный Паульхен! - прошептал Густав.
     Профессор нервно ходил взад-вперед по террасе.
     - Хорошенькая история! Этого мы  не  допустим.  Разжаловать  одного  из
близнецов! И взять третьего на это место! Об этом и речи быть не может.
     - Какое счастье, что все наши отправляются в Данию! - сказал Густав.  -
Хоть мешать не будут.
     Эмиль ударил кулаком по столу.
     - Этот мускулистый чурбан еще крякнет от удивления!  Мы  займемся  этим
делом. - Эмиль обернулся к Гансу. - Когда он решил отсюда смываться?
     - Мистер Байрон говорит, что это всецело зависит от меня, потому что  я
для него находка, счастливый случай, который не повторяется.
     - Мы подождем, пока взрослые уедут, - заявил  Профессор.  -  Потом  нам
снова  придется  держать  военный  совет.  До  тех  пор,  Ганс,   -   слушай
внимательно!  -  до  тех  пор,  значит,  ты  будешь   этому   Байрону   зубы
заговаривать. Ясно?
     Ученик официанта кивнул.
     - Чур, на этот раз я не буду сидеть у телефона. Так и знайте.
     - На этот раз мы вообще обойдемся без телефона, - объяснил Густав. - На
этот раз придется всем действовать.
     Ганс Шмаух снова нацепил на себя свой мокрый плащ.
     - Вы только не пропадайте, - сказал он, направляясь к двери.  -  Пароль
"Эмиль"! - крикнул он перед тем, как исчезнуть.
     - Пароль "Эмиль", - ответили остальные.
     На этот крик отозвался лишь ветер, гудящий в саду.


       Глава девятая

СЫЩИКИ ОСТАЮТСЯ ОДНИ

     Через два дня взрослые и Пони уехали  утром  в  Варнемюнде,  чтобы  там
сесть на пароход, отплывающий в Данию. Женщины, а особенно  разволновавшаяся
Клотильда, хотели быстренько, в последнюю минуту, дать  ребятам  еще  тысячу
всевозможных полезных хозяйственных советов. Но господин Хаберланд буквально
силком загнал их в купе, сунул Профессору двадцать марок и сказал:
     - Обедать будете в столовой. Все остальное, что вам понадобится, купите
в лавке у  Варкентиена.  Кроме  того,  в  кладовке  есть  кое-какие  запасы.
Запирайте вечером дом как следует. Не делайте глупостей! А если окажетесь  в
безвыходном положении, дайте  телеграмму  в  Копенгаген.  Мы  будем  жить  в
гостинице "Англетер".
     - В телеграмме нужды не будет, - заверил его Профессор.
     - Тем лучше, - сказал отец. - Желаю вам веселого развития.
     И он поднялся в вагон.
     Несколько минут спустя Эмиль, Густав и Профессор остались  одни.  Ничто
больше не препятствовало их свободному развитию.
     Они вернулись домой. Погода стояла пасмурная,  дул  холодный  ветер.  О
том, чтобы купаться, нечего было и думать.
     Профессор взял с письменного стола карандаш и бумагу и поправил очки.
     - Прежде всего, - начал он, - нам нужно составить план действий. Каждый
по очереди будет день дежурить. Сегодня - я. Завтра - Эмиль.  Послезавтра  -
Густав. Дежурный должен будить остальных, ходить  в  магазин,  варить  кофе,
готовить ужин, хранить ключ от дома и вообще делать все, что надо.
     - А зубы каждый сам себе чистит? - спросил Густав и глупо захихикал.
     Но он тут же стал серьезным и сказал, что не умеет варить кофе.
     - Научишься, - решил Эмиль.
     Потом они пошли в кладовку и произвели полную  инвентаризацию  наличных
запасов. Они точно записали,  сколько  там  есть  яиц,  консервов,  колбасы,
картошки, огурцов, яблок, хлеба, сала, масла и т.д.
     -  Взрослые   должны   быть   поражены,   как   легко   мы   становимся
самостоятельными, - сказал Профессор и  взял,  поскольку  он  был  дежурным,
сетку, чтобы отправиться за покупками.
     Эмиль и Густав пошли вместе с ним.
     В магазине они долго рассматривали все, что было выставлено в  витрине,
а хозяин предлагал им то одно, то другое.
     Профессор растерянно поглядел на друзей.
     - Извините за беспокойство, господин Варкентиен, - сказал он наконец, -
но, как я вижу, все это у нас уже лежит в кладовке.
     И они вышли с пустой сеткой.
     - Все постигаешь на опыте, - заявил Профессор, когда они пришли домой.
     - Ага, - сказал Густав, сбегал за яблоком и вонзился в него зубами.
     Профессор тут же взял опись наличных продуктов и вычеркнул одно яблоко.
     - Безупречный порядок - залог успеха! - заявил он.
     Густав пробормотал, жуя:
     - Все это мура!
     Когда они собрались пойти в столовую, Эмиль предложил:
     - Мы  могли  бы  сэкономить  эти  деньги.  Послушайте,  давайте  я  сам
приготовлю обед!
     - А что ты приготовить? - осведомился Густав.
     - Я сделаю яичницу, - заявил Эмиль и засучил рукава. - Яйца есть. Масло
и колбаса тоже. Я пожарю колбасу и  залью  яйцами.  Если  мы  съедим  это  с
хлебом, то будем сыты. А на сладкое консервированный клубничный компот.
     Эмиль повязал себе передник Клотильды, приготовил на столе масло, яйца,
колбасу, нож и соль, поставил сковородку  на  огонь,  положил  масло,  потом
нарезанную ломтиками колбасу, разбил о край  сковородки  два  яйца  и  ловко
вылил их на колбасу, а потом посыпал все это солью.
     Друзья следили за его увлекательными действиями с огромным вниманием  и
тихим восхищением.
     - Желток не растекся, - с гордостью заметил Эмиль. - Это самое трудное.
     Тут  они  увидели,  что  у  открытого  окна  стоит  Вторник.  Потом  он
подтянулся, залез на подоконник и уселся  там,  как  завороженный  глядя  на
Эмиля.
     - Как настоящий повар!
     - Достигается упражнением, - объяснил Эмиль. - Если мама занята, я  сам
готовлю еду - больше ведь у нас некому.
     Потом  Вторник  сообщил,  что  ему  разрешили   остаться   ночевать   у
Профессора. Ребята были этому страшно рады.
     - Но в Копенгаген  мои  старики  ехать  наотрез  отказались,  -  сказал
Вторник. - Им почему-то не хочется! Ну, разве это уважительная причина?
     - Какие же они у тебя упрямые! - возмутился Густав.
     - Как можно в таких условиях свободно развиваться? -  И  Вторник  пожал
плечами.
     Эмиль прикрутил газ.
     - Все вместе мы есть не сможем,  -  объяснил  Эмиль.  -  Первую  порцию
получит Густав, как самый прожорливый.
     Мальчики рассмеялись.
     Но Густав не смеялся вместе со всеми.
     - Эх вы, погремушки! - сказал он. (Это ругательство он сам выдумал.)
     Профессор вынул из буфета тарелку и вилку. Эмиль переложил  яичницу  на
тарелку и отрезал два ломтика белого хлеба.
     Густав сел за кухонный стол, накрошил хлеб в глазунью и стал есть.
     Профессор принес посудное полотенце, и они повязали его Густаву  вокруг
шеи вместо салфетки. Густав выглядел, как пациент у зубного врача.
     Эмиль тем временем жарил вторую порцию яичницы  с  колбасой.  Профессор
тоже сел за кухонный стол и сказал:
     - А сейчас самое главное. Пока мы с Эмилем будем есть  и  мыть  посуду,
Густав  и  Вторник  сбегают  в  гостиницу  и  поговорят  с  Гансом  Шмаухом.
Необходимо выяснить, не изменились ли планы у мистера Байрона. Если нет,  то
Ганс должен обо всем с ним договориться. Нам  надо  точно  знать,  когда  он
намерен удрать и как - поездом или пароходом.
     - Может, одолжить им свою мотоциклетку? - со смехом спросил  Густав.  -
Выходит, мы будем сидеть сложа руки, пока он будет готовить побег. Так,  что
ли? Ведь мы можем просто пойти к нему и сказать:  "Послушайте,  дорогой,  не
валяйте дурака! Не вздумайте смываться, не то  вам  придется  иметь  дело  с
нами!" Так будет куда лучше. Верно?
     - Нет, - сказал Эмиль, - так не будет лучше. Если мы пойдем к нему,  он
для отвода глаз задержится на два-три дня, а потом тайком удерет. Пусть  без
Ганса. Но Джекки все равно останется с носом.
     - Вот именно, - сказал Профессор. - Следуйте моим указаниям.
     - И скажите Гансу, - добавил Эмиль, - чтобы он назначил  побег  на  как
можно более поздний час.
     - Почему? - спросил Вторник.
     - Потому что ночью Джекки будет  спать  и  не  заметит,  что  его  отец
сбежал. А утром, когда он проснется, отец с Макки уже вернутся - об этом  мы
позаботимся. И Джекки не узнает, что отец хотел его бросить.
     Густав встал.
     - Такой вкусной яичницы  я  в  жизни  не  ел.  Официант,  отложите  мне
клубнику на потом!
     Он спихнул Вторника с подоконника в сад и сам выпрыгнул вслед за ним.
     Слышно было, как  они  бежали  по  посыпанной  гравием  дорожке.  Потом
хлопнула садовая калитка.

     Эмиль и Профессор поели, а Густаву отложили его порцию клубники.  Затем
Эмиль вымыл посуду, а Профессор тщательно вытер ее и убрал в буфет.
     Труднее всего пришлось им со сковородкой, но и ее они  в  конце  концов
отскребли и довели до такого блеска, что в нее можно было смотреться  как  в
зеркало. Потом они помыли руки, и, вешая полотенце на гвоздь, Эмиль сказал:
     - А вообще-то с отцами получается какая-то чепуха. Одного мальчика отец
хочет бросить, а другому - силком навязывают отца.
     - Кому это? - спросил  Профессор.  И,  так  как  Эмиль  ему  ничего  не
ответил, удивленно взглянул на него. И вдруг до Профессора дошло. - Ах!  Вот
оно что!..
     - Учти, - тихо сказал Эмиль, - об этом я не  говорил  еще  ни  с  одним
человеком, далее с мамой. С ней-то уж во всяком случае...
     - Я никому не скажу, - обещал Профессор. - Честно.
     Эмиль почему-то перевесил сковородку с одного гвоздя на другой,  потуже
завернул водопроводный кран, притворил окно.
     - Понимаешь, я же должен с кем-нибудь об этом поговорить... Своего отца
я чуть-чуть помню. С тех пор мы с мамой живем одни. И мне даже в  голову  не
влетало, что может быть по-другому. Знаешь, я всегда  думал:  вот  подрасту,
начну зарабатывать, и мы заживем как надо - в каникулы будем путешествовать,
снимем другую квартиру, побольше, купим красивую мебель и хорошие книжки.  А
два раза в неделю будет приходить какая-нибудь тетка помогать по  хозяйству.
Одним словом, навыдумал я невесть чего. И вдруг вместо всего этого у  нас  в
доме появляется какой-то незнакомый человек и хочет жениться на моей маме. И
кто теперь снимет большую квартиру? Он! И кто будет  путешествовать  с  моей
мамой? Он! И кто будет оплачивать приходящую работницу?. Он! Он зарабатывает
деньги. А я - буду  ли  я  зарабатывать  или  нет,  уже  не  имеет  никакого
значения. Я даже смогу получить высшее образование, сказал он. Понимаешь, он
всегда теперь будет третьим. Всегда. И я больше ничего  не  могу  рассказать
маме, потому что ей уже, наверно, все мое совсем  не  интересно.  И  вечером
невозможно заснуть, и я лежу с открытыми  глазами,  а  когда  она  входит  в
комнату, я притворяюсь, будто сплю, хотя самому хочется реветь в голос,  как
маленькому... - Эмиль тяжело вздохнул. -  Ну  ладно,  авось  как-нибудь  все
образуется. Если уж она в него влюбилась, пусть женятся. Наверно, не так  уж
важно, что мне все это не в жилу.
     - Наверно, - сказал Профессор. - А она в самом деле в него влюбилась?
     - Еще бы! А то чего ради  она  бы  за  него  пошла?  Влюбилась!  Да  он
вообще-то неплохой дядька. У нас с ним все нормально. -  Эмиль  взглянул  на
своего друга. - Ну, что ты об этом думаешь?
     - Я думаю, что ты  эгоист,  вот  что!  -  сказал  Профессор.  -  Ты  не
считаешь? Твоя мать ведь не только твоя мать. Она еще и молодая  женщина.  С
тех пор как твой отец умер, она ради тебя об этом забыла. Потому что ты  был
маленьким. Но теперь ты уже не маленький. И вот после стольких лет она снова
немного о себе подумала. Это ее полное право.
     - Я себе это повторяю сто раз  на  день.  Но,  знаешь,  мне  все  равно
грустно. И это очень жаль.
     - В жизни много такого, о чем приходится жалеть, - сказал Профессор.  -
Этого мы с тобой изменить не можем. Но все же лучше, чтобы жалел  ты,  а  не
твоя мама.
     - Само собой, - согласился Эмиль. - Но мне кажется, что  во  мне  сидят
два человека. Один все понимает и кивает головой. Другой  закрывает  на  все
глаза и тихо плачет. С тобой такое бывает?
     - Я об этом читал, - сказал Профессор. - Но сам  я  не  такой.  Если  я
убежден в разумности какого-то поступка, я уже не страдаю.
     - Тебе можно позавидовать!  -  задумчиво  сказал  Эмиль.  -  Во  всяком
случае, я был очень рад, когда получил твое приглашение! Потому что мне  так
трудно притворяться. Мама могла бы что-то заметить. Подумай только! Она  тут
же сказала бы, что брак не состоится. Ведь она ему с самого начала  заявила:
"Я выйду замуж, только если мой мальчик не будет  против!"  И  ему  пришлось
спрашивать у меня согласия.
     - Очень благородно с ее стороны! - восхитился Профессор.
     - Еще бы, старик! - сказал Эмиль. - Моя мама!
     Потом они надели плащи  и  пошли  к  гостинице.  В  ольховой  роще  они
встретили Густава и Вторника.
     - Завтра мы даем бой, - сказал Густав, -  потому  что  завтра