скажет:  "Простите,
сударыня, но что это вам взбрело в голову?  Неужели  я  похож  на  человека,
который грабит маленьких детей?" И сразу соберется толпа, все  уставятся  на
мальчика и будут возмущаться: "Дожили! Так клеветать на взрослых!  Нет,  что
ни говори, современная молодежь никуда не годится!" При одной мысли об  этой
сцене Эмиль застучал зубами.
     Но, к счастью, Грундайс вдруг перестал рассматривать толпу и  вышел  на
улицу. Эмиль мигом оказался у двери, поставил чемодан на пол  и  поглядел  в
зарешеченное стекло. У него так ныла рука!
     Вор медленно перешел на ту сторону улицы, еще  раз  обернулся  и,  явно
успокоившись, двинулся дальше. А слева, из-за угла, выехал трамвай.  На  нем
красовался номер 177, и он затормозил на остановке.
     Грундайс мгновение раздумывал, потом влез в первый вагон и сел у окна.
     Эмиль снова схватил свой чемодан,  прокрался,  нагнувшись,  мимо  двери
дальше по вестибюлю, нашел другую дверь,  выскочил  через  нее  на  улицу  и
добежал до прицепного вагона как раз в тот момент, когда  трамвай  тронулся.
Он забросил чемодан на площадку, потом, уже на ходу, сам  вскочил,  протащил
чемодан в угол, стал рядом и только  тогда  перевел  дух.  Уф,  с  этим  он,
кажется, справился!
     Но что будет дальше? Если Грундайс спрыгнет на  ходу,  деньги  пропали.
Потому что прыгать с чемоданом Эмиль не решится. Это слишком опасно.
     Сколько машин! Они обгоняют трамвай, гудят, ревут, а на перекрестках им
наперерез мчатся другие потоки машин. Какой шум!  А  тротуар  весь  запружен
людьми. Трамваи, двухэтажные  автобусы,  экипажи!  На  всех  углах  газетные
киоски. Огромные витрины, от которых не оторвешь глаз: цветы, фрукты, книги,
золотые часы, готовое платье, шелковое белье. И высокие, высокие дома.
     Вот он каков, Берлин.
     Эмилю очень хотелось  все  это  поподробней  разглядеть.  Но  ему  было
некогда: ведь в переднем вагоне сидел человек с его деньгами  и  мог  каждую
минуту выскочить и исчезнуть в толпе. И тогда - крышка. Потому  что  в  этой
толпе, среди всех этих машин, автобусов и людей, никого нельзя найти.  Эмиль
высунул голову в окно: а вдруг этот голубчик смылся? Может, он уже один едет
в этом трамвае, не зная, куда и зачем, а бабушка тем временем  ждет  его  на
вокзале Фридрихштрассе у цветочного киоска, и ей невдомек, что ее внук катит
по Берлину в трамвае 177 и что с ним стряслась  такая  беда.  Хоть  лопни  с
досады!
     Трамвай остановился. Эмиль не сводил глаз с моторного вагона. Но  никто
не сошел. Зато много народу вошло.  На  площадке,  где  стоял  Эмиль,  стало
тесно. Какой-то дяденька начал его ругать за то, что он высовывается.
     - Ты что, не видишь, люди хотят сесть! - ворчал тот.
     Кондуктор, продававший  в  вагоне  билеты,  дернул  за  шнур.  Раздался
звонок, и трамвай покатил дальше. Эмиль  снова  забился  в  свой  угол,  его
толкали, кто-то наступил ему даже на ноги, а он думал  с  испугом:  "У  меня
ведь нет денег! Если кондуктор выйдет на площадку, я должен взять  билет.  А
если я не возьму билета, он меня высадит. И тогда все пропало".
     Эмиль оглядел стоящих рядом с ним людей. Может, тронуть кого-нибудь  за
рукав и тихо попросить: "Одолжите мне, пожалуйста, деньги на  билет".  Но  у
всех такие сосредоточенные лица! Какой-то дяденька читал газету. Двое других
разговаривали об ограблении какого-то банка.
     - Они сделали подкоп, - рассказывал один,  -  проникли  в  помещение  и
спокойно вскрыли все сейфы. Похитили ценностей на  несколько  миллионов,  не
меньше.
     - Точно установить, что именно унесли  из  этих  сейфов,  будет  крайне
трудно. Ведь люди, снимающие сейфы, не обязаны сообщать банку, что  они  там
держат.
     - Конечно, любой съемщик сейфа может теперь заявить,  что  у  него  там
хранились бриллианты стоимостью в сотни тысяч марок, а  на  самом  деле  там
лежала жалкая пачка малоценных бумаг или дюжина мельхиоровых ложек.
     И оба засмеялись.
     "Вот так точно будет и со мной, - печально подумал Эмиль.  -  Я  скажу,
что Грундайс украл у меня сто сорок марок. Но никто мне не  поверит.  А  вор
скажет, что это просто нахальство с моей стороны, что  там  было  всего  три
марки пятьдесят пфеннигов. Влип же я в историю!"
     Кондуктор тем временем все приближался к площадке. Теперь он уже  стоял
в дверях и громко спрашивал:
     - Кто еще не взял билета? Кто еще не взял билета?
     Он отрывал от рулона большие белые листочки и особыми щипцами  пробивал
в них ряд дырочек.
     Пассажиры, стоящие на площадке, давали ему мелочь и получали билеты.
     - Ну, а ты? - обратился он к мальчику.
     - Я потерял деньги, господин кондуктор, -  ответил  Эмиль.  Потому  что
никто бы ему не поверил, если бы он сказал, что деньги у него украли.
     - Потерял деньги? Ты мне сказки не рассказывай, мы такое уже слыхали. А
куда ты едешь?
     - Этого... этого я еще не знаю, - пробормотал Эмиль, запинаясь.
     - Что ж, тогда сойди-ка на следующей остановке и сперва реши, куда тебе
надо.
     - Нет, я не могу сойти, мне обязательно надо  ехать  на  этом  трамвае.
Пожалуйста, не высаживайте меня, господин кондуктор, прошу вас.
     - Раз я велел тебе сойти, значит, сходи. Понятно?
     - Дайте мальчику билет, - сказал дяденька, читавший газету.
     И он протянул кондуктору деньги.  Кондуктор  оторвал  Эмилю  билет,  но
сказал с неодобрением:
     - Если бы вы только знали, сколько мальчишек катаются  каждый  день  на
трамвае, и все они, как один, уверяют, что потеряли деньги, а потом  смеются
над нами!
     - Этот не будет смеяться, - возразил дяденька с газетой.
     Кондуктор снова вошел в вагон.
     - Большое, большое вам спасибо, - сказал Эмиль.
     - Не за что, - ответил дяденька и снова уткнулся в газету.
     Трамвай  опять  остановился.  Эмиль  поспешно  высунул  голову,   чтобы
поглядеть, не сходит ли Грундайс. Но котелка на улице не обнаружил.
     - Не дадите ли вы мне ваш адрес? - спросил Эмиль у человека,  читавшего
газету.
     - А зачем тебе?
     - Чтобы я мог вернуть  вам  деньги.  Я  пробуду  в  Берлине,  наверное,
неделю, и я зашел бы к вам как-нибудь. Моя фамилия Тышбайн. Эмиль Тышбайн из
Нойштадта.
     - Нет, эти деньги я тебе, конечно, подарил, тут и говорить  не  о  чем.
Может, дать тебе еще немного?
     - Ни в коем случае, - твердо сказал Эмиль. -  Я  не  возьму  больше  ни
пфеннига.
     - Как хочешь. - И господин с газетой снова углубился в чтение.
     Трамвай ехал, останавливался, снова ехал. Эмиль прочел  название  одной
широкой, красивой улицы: Кайзераллее. Он ехал и не знал,  куда  он  едет.  В
переднем вагоне сидел вор. А может быть, в этом трамвае  сидели  или  стояли
еще и другие воры. И никому здесь не  было  дела  до  Эмиля.  Правда,  чужой
дяденька подарил ему деньги на проезд. Но потом он снова уткнулся в газету.
     Город был таким огромным! А Эмиль - таким маленьким! И  никто  даже  не
поинтересовался, почему у него нет денег и почему он не знает, где ему  надо
сходить. В Берлине живет четыре миллиона человек. Но никому из них нет  дела
до Эмиля Тышбайна. Никто не хочет вникать в чужие заботы. У каждого  хватает
своих забот и своих радостей. И когда здесь кто-нибудь говорит: "О, я ваш от
души сочувствую", то чаще всего это надо понимать как: "Старик, отвяжись  от
меня!"
     Что же будет? Эмиль тяжело вздохнул.  И  он  почувствовал  себя  очень,
очень одиноким.


       Глава седьмая

НА ШУМАНШТРАССЕ ВОЛНЕНИЕ

     Пока Эмиль, стоя на площадке трамвая 177, ехал по Кайзераллее и не имел
ни малейшего понятия о том,  куда  он  направляется,  его  ждали  бабушка  и
Пони-Шапочка,  его  двоюродная  сестра,  как  было  условлено,  на   вокзале
Фрид-рихштрассе у цветочного киоска, и все  время  смотрели  на  часы.  Мимо
проходила толпа людей с чемоданами, ящиками, коробками, кожаными  сумками  и
букетами цветов. Но Эмиля среди них не было.
     - Он,  наверное,  очень  вырос,  да?  -  спросила  Пони-Шапочка,  катая
взад-вперед свой маленький никелированный велосипед.
     Конечно, его незачем было брать с собой на вокзал.  Но  она  так  долго
канючила,  что  бабушка  в  конце  концов  сдалась:  "Ну  уж  ладно,   бери,
своевольница". И теперь своевольница была в прекрасном настроении и  заранее
радовалась восхищенным взглядам Эмиля. "Он наверняка скажет, что это мировой
велик", - сообщила она бабушке тоном знатока.
     А бабушка начинала беспокоиться:
     - Я что-то ничего не  понимаю.  "Уже  двадцать  минут  седьмого.  Поезд
давным-давно должен был прийти.
     Они подождали еще несколько минут,  а  потом  бабушка  послала  девочку
спросить, пришел ли поезд.
     Пони-Шапочка и тут, конечно, не рассталась с велосипедом.
     - Вы не можете мне сказать, почему опаздывает  поезд  из  Нойштадта?  -
спросила она у контролера, проверявшего билеты у выхода на перрон.
     Он стоял у турникета  и  пробивал  на  каждом  билете  дырочки  особыми
щипцами.
     - Нойштадт? Нойштадт? - Он на мгновение задумался, а  потом  сказал:  -
Ах, да, 18.17. Поезд давным-давно прибыл.
     - Неужели? А мы вот стоим у  цветочного  киоска  и  ждем  моего  кузена
Эмиля.
     - Очень рад, очень рад.
     А почему это вы  так  радуетесь?  -  с  любопытством  спросила  Пони  и
звякнула велосипедным звонком. Контролер ничего не ответил и отвернулся.
     - Какой вы  невоспитанный  дядя!  -  обиженно  сказала  девочка.  -  До
свиданья!
     Стоящие рядом люди засмеялись. Контролер  с  досады  прикусил  губу.  А
Пони-Шапочка вернулась к киоску.
     - Поезд уже давным-давно прибыл, бабушка.
     - Что  же  могло  случиться?  -  недоумевала  бабушка.  -  Если  бы  он
почему-либо не выехал, мать послала бы телеграмму. Неужели он  вышел  не  на
той остановке? Но ведь мы все так точно описали.
     - Ничего не понимаю, - сказала с важным видом Пони. - Скорее всего,  он
вылез не там, где надо. Мальчишки вообще такие бестолковые.  Готова  держать
пари! Вот увидишь, что я права.
     Им ничего не оставалось, как ждать. И они ждали. Прошло пять минут.
     Потом прошло еще пять минут.
     - Больше ждать явно нет никакого смысла, - сказала Пони бабушке.  -  Мы
можем здесь простоять еще год. Нет ли где другого цветочного киоска?
     - Пойди посмотри. Но только не задерживайся!
     Шапочка снова отправилась в путь вместе со своим велосипедом  и  обошла
весь вокзал. Другого киоска нигде не оказалось. Потом  она  навела  какие-то
справки у двух железнодорожников и вернулась с гордым видом.
     - Так вот, киоска больше нет, - заявила она. - Да это было бы смешно  -
два цветочных киоска! Что я еще хотела сказать? Ах да,  следующий  поезд  из
Нойштадта приходит в 20.33, то есть чуть позже половины девятого. Поэтому мы
с тобой сейчас отправимся домой. А ровно в восемь я  снова  приеду  сюда  на
велосипеде. Если и тогда его не окажется, я напишу  ему  такое  письмо,  что
будь здоров!
     - Пони, как ты выражаешься!
     -  Такое  письмо,  что  закачаешься,  -  так  тоже  говорят.  Это  тебя
устраивает?
     Бабушка нахмурила брови и покачала головой.
     - Что-то мне все это не нравится. Что-то мне все  это  не  нравится,  -
проговорила она. Когда она волновалась, она всегда все повторяла два раза.
     Они медленно пошли домой. Когда они  подходили  к  мосту  Вайдендаммер,
Пони-Шапочка спросила:
     - Бабушка, хочешь, я тебя прокачу?
     - Да что ты несешь!
     - А что? Ты уж никак не тяжелее Артура Циклера, а мы часто ездим с  ним
вместе.
     - Имей в виду, если  это  еще  раз  повторится,  отец  отберет  у  тебя
велосипед.
     - Тебе нельзя ничего рассказывать, - огрызнулась Пони.
     Когда они пришли домой - они жили на Шуманштрассе, 15, - родители  Пони
Хаймбольд  ужасно  разволновались.  Отец   предложил   дать   матери   Эмиля
телеграмму.
     - Ни в коем случае! - воскликнула его жена, мама Пони. - Она  умрет  от
страха. Мы к восьми часам еще  раз  пойдем  на  вокзал.  Может,  он  приедет
следующим поездом.
     - Будем надеяться, будем надеяться, - бормотала бабушка. - Но скажу вам
прямо: что-то мне все это не нравится, что-то мне все это не нравится.
     - И мне тоже это  не  нравится,  -  сказала  Пони-Шапочка  и  задумчиво
покачала своей маленькой головкой.


       Глава восьмая

ПОЯВЛЯЕТСЯ МАЛЬЧИК С КЛАКСОНОМ

     Господин в черном котелке сошел с трамвая на  Траумена-узштрассе,  угол
Кайзераллее. Эмиль это  увидел,  схватил  чемодан,  букет,  еще  раз  сказал
дяденьке с газетой: "Большое, большое вам спасибо" - и тоже вылез.
     Вор обошел передний вагон,  пересек  трамвайные  рельсы  и  перешел  на
другую сторону улицы. Трамвай поехал дальше,  и  тогда  Эмиль  снова  увидел
Грундайса, который сперва постоял в нерешительности  на  тротуаре,  а  потом
поднялся по ступенькам на террасу кафе.
     Теперь снова надо было действовать очень осторожно, чтобы  не  привлечь
внимание вора. Эмиль быстро сориентировался: увидев на углу газетный  киоск,
он метнулся туда и скрылся  за  ним.  Лучшего  места,  чтобы  спрятаться,  и
придумать нельзя было: рядом стояла тумба для  афиш,  и  вот  в  этот  узкий
проход между киоском и тумбой он поставил свой чемодан, сел  на  него,  снял
фуражку, перевел дух и тогда только огляделся.
     Тип в котелке сел тем временем за столик на террасе кафе, у  перил.  Он
покуривал сигаретку и был, видно,  в  отличном  настроении.  Эмилю  казалось
ужасным, что вор вообще может быть в таком отличном настроении, а тот,  кого
обокрали, должен страдать и чувствовать себя бессильным. Собственно  говоря,
что толку прятаться за киоском, словно вор -  он,  а  не  тот  тип  там,  на
террасе. Что толку знать: вор сидит в  кафе  "Жости"  на  Кайзераллее,  пьет
светлое пиво и курит сигареты? Если вору вздумается вдруг  встать,  придется
продолжать погоню. А если он будет сидеть на этой террасе, то Эмиль простоит
за киоском, пока у него не вырастет борода. Не  хватало  еще  только,  чтобы
подошел полицейский и сказал: "Ты здесь что-то подозрительно долго  торчишь,
малый. А ну, пошли-ка со мной по-хорошему, а не то надену наручники".
     И как раз в этот момент за спиной Эмиля раздался гудок. Эмиль испуганно
отскочил в сторону, обернулся и увидел мальчишку, который  стоял  и  хохотал
над ним.
     - Держись за воздух, а то загремишь, - насмешливо бросил мальчишка.
     - А кто это гудел за моей спиной? - спросил Эмиль.
     - Как - кто? Ясное дело, я. Ты, видать, не здешний, а то знал бы, что у
меня в кармане клаксон. Меня здесь все знают.
     - Я из Нойштадта. А сейчас - прямо с вокзала.
     - Вот оно что, из Нойштадта. Поэтому на тебе такой дурацкий костюм.
     - Полегче на поворотах. А то я тебе так врежу, что будь здоров.
     - Ты что, рассердился? - спросил добродушно мальчишка. - Что ж,  погода
для бокса подходящая. Начнем, что ли?
     - Давай отложим на потом,  сейчас  мне  некогда,  -  объяснил  Эмиль  и
поглядел на террасу, сидит ли там еще Грундайс.
     - А я думал, у тебя  времени  хоть  отбавляй.  Торчишь  с  чемоданом  и
букетом за газетным киоском, сам с собой в прятки играешь! Для  таких  забав
надо иметь тьму свободного времени.
     - Нет, - сказал Эмиль, - я слежу за вором.
     - За кем? Я что-то, верно, не расслышал. Ты вроде "вор" сказал. Кого же
он обокрал?
     - Меня! - сказал Эмиль с явной гордостью. - В вагоне. Пока я спал. Взял
сто сорок марок. Я вез их  бабушке,  которая  живет  здесь,  в  Берлине.  Он
перебрался в другое купе и сошел на остановке "Зоопарк". Я,  сам  понимаешь,
за ним. Он - на трамвай, я - тоже. А вот теперь он  сидит  там,  на  террасе
кафе, - вон, видишь, в котелке, да еще у него прекрасное настроение.
     - Ой, старик, да это  же  здорово!  -восторженно  завопил  мальчишка  с
клаксоном. - Это же как в кино! Что ты собираешься делать?
     - Понятия не имею. Буду идти за ним по пятам. А что  дальше  -  еще  не
знаю.
     - А ты скажи полицейскому: он твоего вора живо схватит.
     - Не буду. В Нойштадте был у меня один случай... короче, в  полиции  ко
мне могут отнестись с подозрением. И если я...
     - Все понятно.
     - А на вокзале Фридрихштрассе меня ждет бабушка.
     Мальчик подумал, а потом сказал:
     - Классно это у тебя с вором получилось! Отличная история, честно! Если
ты не против, я тебе помогу.
     - Вот было бы здорово! Я тебе так благодарен!
     - Какая чушь! Разве я могу в таком не участвовать? Меня зовут Густав.
     - А меня - Эмиль.
     Они пожали друг другу руки и очень друг другу понравились.
     - А теперь за дело! - заявил Густав. - Если мы будем здесь  просто  так
стоять, то добыча уйдет у нас прямо из-под носа. У тебя есть еще деньги?
     - Ни пфеннига.
     Густав тихо погудел, чтобы придумать, как быть, но это не помогло:  ему
ничего не пришло в голову.
     - А может, - нерешительно начал Эмиль, - ты позовешь еще ребят...
     - Отличная мысль! - завопил Густав в восторге. - Точно, так и  сделаем.
Стоит мне обежать несколько дворов и погудеть, ребят налетит, хоть отбавляй.
     - Вали беги, но возвращайся поскорее, - сказал Эмиль. - А то вдруг этот
тип вздумает идти дальше. Тогда мне,  конечно,  придется  кинуться  за  ним.
Представляешь, ты заявишься со своей подмогой, а нас и след простыл!
     - Ясно! Я тут же вернусь. Можешь на меня положиться. А этому типу  там,
в кафе, принесли омлет и еще что-то. Пока он  все  это  не  слопает,  он  не
двинется с места. До скорого, Эмиль! Вот мировая история, прямо с ума сойти!
А что еще будет - закачаешься!
     И его словно ветром сдуло.
     Эмиль почувствовал огромное облегчение. Беда  остается  бедой  во  всех
случаях. Но если у тебя при этом есть друзья,  которые  действуют  вместе  с
тобой, то на душе все же становится куда легче.
     Эмиль не спускал глаз с вора, который уплетал будь здоров, наверное, на
те деньги, что сэкономила мама. Теперь  бояться  надо  было  только  одного:
вдруг этот негодяй встанет и уйдет? Тогда ни Густав со своим  клаксоном,  ни
все остальные ребята Эмилю уже не помогут.
     Но господин Грундайс был настолько любезен, что не торопился.  Конечно,
если бы он подозревал о заговоре ребят, о  западне,  в  которой  он  вот-вот
окажется, он попросил бы подать ему не омлет, а  по  меньшей  мере  самолет,
чтобы убраться отсюда поскорее. Но  откуда  ему  было  знать,  что  над  ним
сгущались такие тучи?
     Не прошло и десяти минут, как Эмиль снова услышал гудок. Он обернулся и
увидел, что не меньше двадцати ребят под предводительством Густава шагают  к
нему по Траутенай-штрассе.
     - Стоп! -скомандовал Густав и с сияющим лицом спросил Эмиля:-Ну, что ты
на это скажешь?
     - Я потрясен, - ответил Эмиль и от наплыва  чувств  толкнул  Густава  в
бок.
     - Итак, господа, разрешите вам  представить  Эмиля  из  Нойштадта.  Все
остальное я вам уже рассказал. Вон там, на террасе, у перил,  справа,  сидит
эта свинья в котелке. Если мы его  упустим,  то  мы  после  этого  последние
кретины.
     - Да что ты, Густав, мы его возьмем  тепленьким,  -  сказал  мальчик  в
роговых очках.
     - Это - Профессор, - представил его Густав. И  Эмиль  пожал  Профессору
руку. Потом Эмилю по очереди назвали всех остальных ребят.
     - А теперь, - сказал Профессор,  -  нажмем-ка  на  газ.  Итак,  начали.
Прежде всего валите деньги.
     Каждый дал все, что у  него  было.  Монетки  так  и  сыпались  Эмилю  в
фуражку. Среди них оказалась даже целая марка. Ее бросил маленький  мальчик,
которого все звали Вторник. Он даже запрыгал от радости, что оказался  таким
богатым, и в награду ему поручили сосчитать деньги.
     - Наш капитал, - сообщил он наконец ребятам, которые просто лопались от
нетерпения, - пять марок и семьдесят пфеннигов. По-моему,  эти  деньги  надо
разделить между тремя ребятами, на случай, если нам придется разойтись.
     - Правильно, - одобрил Профессор.
     Он и Эмиль получили каждый по две марки. Густаву дали марку и семьдесят
пф