граничений.
Сердце Тима забилось сильнее. Дальше:


     4. Обе стороны обязуются хранить полное молчание о настоящем
  соглашении.
Тим кивнул.


     5. В случае, если одна из сторон упомянет какому-либо третьему
  лицу об этом контракте и нарушит оговоренное в пункте 4-м условие
  о сохранении тайны, другая сторона навсегда сохраняет за собой
  право:
      а) смеяться или
      б) выигрывать пари,
  в то время как сторона, нарушившая условие, окончательно теряет
  право:
      а) на смех или
      б) на выигрывание пари.
- Этого я не понял, - сказал Тим, наморщив лоб.

Господин Ч. Треч - наконец-то мы узнали его имя! - объяснил ему:

- Видишь ли, Тим, если ты нарушишь условие о сохранении тайны и расскажешь
кому-нибудь об этом контракте, ты тут же потеряешь способность выигрывать
пари, но и смеха своего назад уже не получишь. Если же, наоборот, я
расскажу об этом кому-нибудь, ты получишь назад свой смех и при этом
сохранишь способность выигрывать пари.

- Понятно, - сказал Тим, - молчать - это значит быть богатым, но никогда не
смеяться. А проговориться - это снова стать бедным и все равно не смеяться.

- Совершенно верно, Тим! Ну, читай-ка дальше.


     6. В случае, если господин Тим Талер проиграет какое-нибудь
  пари, господин Ч. Треч обязуется возвратить господину Талеру его
  смех. Но при этом господин Тим Талер теряет в дальнейшем способность
  выигрывать пари.
- Тут вот в чем дело... - хотел было объяснить Треч. Но Тим уже и так все
понял. Поэтому он перебил его:

- Я знаю! Если я когда-нибудь проиграю пари, я получу назад мой смех, но
больше никогда уже не буду выигрывать. Он поспешно прочел последний пункт
контракта:


     7. Это соглашение вступает в действие с того момента, как обе
  стороны поставят свою подпись под двумя экземплярами
  ...числа ...года.
Слева уже стояла подпись господина Треча. И Тим нашел, что это вполне
порядочный и честный контракт. Он достал огрызок карандаша из кармана и
хотел было подписать бумагу справа. Но господин Треч отстранил его руку.

- Подписывать надо чернилами, - сказал он и протянул Тиму авторучку,
сделанную, судя по цвету, из чистого золота.

На ощупь она казалась какой-то странно теплой, словно была наполнена
комнатной водой. Но Тим не обратил на это никакого внимания. Он думал
сейчас только об одном - о своем будущем богатстве - и смело поставил
подпись под двумя экземплярами. Красными чернилами.

И не успел он подписать, как господин Треч улыбнулся самой очаровательной
улыбкой и сказал:

- Большое спасибо!

- Пожалуйста, - ответил Тим и тоже хотел улыбнуться, но не смог изобразить
на своем лице даже кривой усмешки. Губы его были крепко сжаты, и разжать их
он был не в силах: его рот превратился в узенькую полосочку.

Господин Треч взял один из экземпляров контракта, аккуратно сложил его
вчетверо и положил во внутренний карман пиджака. Другой экземпляр он
протянул Тиму:

- Спрячь его хорошенько! Если контракт из-за твоей небрежности попадется
кому-нибудь на глаза - значит, ты нарушил условие о сохранении тайны. Тогда
тебе плохо придется!

Тим кивнул, тоже сложил свой экземпляр вчетверо и сунул его под подкладку
фуражки - с одной стороны она немного отпоролась. Затем господин в
клетчатом положил перед ним на стол две монеты по пять марок и сказал:

- А вот и фундамент твоего богатства. И весело рассмеялся - смехом Тима.
Потом он вдруг заторопился - подозвал официантку, уплатил по счету, встал и
поспешно сказал:

- Ну, желаю успеха!

И удалился.

Теперь и Тиму надо было спешить, чтобы успеть поставить на какую-нибудь
лошадь, - начинался последний заезд. Он подошел к окошку, взял квитанцию и,
не долго думая, написал на ней имя: "Мауриция". Если контракт в его фуражке
настоящий, эта лошадь все равно придет первой,

И Мауриция пришла первой.

Тим, поставивший в этот раз целых десять марок, получил в кассе множество
ассигнаций - по двадцать, пятьдесят и даже по сто марок. Стараясь, чтобы
никто этого не заметил, он спрятал деньги в карман своей куртки и быстро
покинул ипподром.

Лист пятый. ДОПРОС.

Выйдя за ворота ипподрома, Тим осторожно ощупал карман: там ли еще
выигранные деньги? Когда он услышал хруст ассигнаций, сердце его
заколотилось. Он, Тим Талер, стал теперь богатым человеком! Он может
поставить мраморную плиту на могилу отца. Заплатить долг фрау Бебер. Купить
что-нибудь мачехе и Эрвину. А если захочет, даже приобрести самокат. С
гудком и надувными шинами.

Чтобы полнее насладиться своим счастьем, Тим пошел домой пешком. Ему
хотелось купить по дороге какой-нибудь подарок мачехе, но было воскресенье
и все магазины оказались закрытыми. Тим крепко сжимал рукой в кармане пачку
выигранных денег.

Уже отойдя далеко от ипподрома, он встретил на улице троих ребят из своего
класса и остановился с ними поболтать. Один из них вдруг спросил:

- Что это у тебя в кармане, Тим? Лягушка?

- Паровоз! - ответил Тим и хотел засмеяться. Но губы его сами собой
сложились в узенькую полосочку.

Правда, ребята этого не заметили. Они хохотали над его ответом, и один из
них крикнул:

- А ну-ка, покажи, какой там у тебя паровоз!

- Может, поедем на нем в Гонолулу? - предложил другой. Тим только все
крепче сжимал в кармане пачку бумажек.

- Мне пора домой. До свиданья! - сказал он.

Но не так-то просто было отделаться от ребят. Они подождали, пока Тим
прошел немного вперед, а потом, крадучись, догнали его, и один, внезапно
схватив его за локоть, выдернул его руку из кармана.

К их изумлению, по улице разлетелись ассигнации - по двадцать, пятьдесят и
даже по сто марок!

Это было тем более удивительно, что Тим жил в узком переулке и мальчишки
прекрасно знали об этом.

- Откуда у тебя столько денег? - в недоумении спросил один из них.

- Ограбил директора водокачки! - ответил Тим и хотел, несмотря на всю свою
досаду, рассмеяться. Но вместо улыбки на лице его появилась такая наглая
гримаса, что мальчишки испугались.

Они, как видно, решили, что Тим сказал им правду, и, вдруг сорвавшись с
места, бросились бежать со всех ног. Издалека до Тима донеслись крики:

- Тим Талер украл деньги! Тим Талер - вор! Тим с грустью собрал свои
бумажки и запихал их в карманы. Потом он побрел к речушке, протекавшей
через город, сел на скамейку на берегу и стал смотреть на утиный выводок,
копошившийся у самой воды.

Маленькие утята, переваливаясь, беспомощно ковыляли в траве, и еще вчера
Тим наверняка рассмеялся бы при виде этого зрелища. Но сегодня они даже не
показались ему забавными. И от этого ему стало еще грустнее. Он глядел на
них без всякого участия, как глядят на пустую стену. И он понял, что в это
воскресенье он стал совсем другим мальчиком. Только когда начало
смеркаться, Тим побрел домой. Не успел он свернуть в переулок, как заметил,
что перед дверью их дома стоит мачеха, окруженная соседками. Они
взволнованно о чем-то толковали, но, едва завидев Тима, разбежались, словно
вспугнутые куры, и скрылись в своих домах. Однако двери во всех домах
остались чуть приоткрытыми, а на каждом окне, мимо которого он проходил,
шевелились занавески.

Мачеха все еще стояла у полураскрытой двери. Вид у нее был такой, словно
сейчас наступит конец света. На ее бледном как мел лице угрожающе торчал
острый нос. И как только Тим подошел поближе, она, не говоря ни слова,
отпустила ему пощечину сперва по правой, потом по левой щеке и потащила за
руку в дом.

- Где деньги? - взвизгнула она, едва затворив за собой дверь.

- Деньги? - ничего не подозревая, переспросил Тим.

И снова получил две затрещины, да такие, что в голове у него загудело, а на
глаза навернулись слезы.

- Давай сюда деньги, негодяй! Преступник! А ну-ка, отправляйся на кухню!..

Она чуть ли не силой поволокла его в кухню. Тим все еще не понимал, в чем
дело. И все же он вытащил деньги из кармана и положил их на кухонный стол.

- Господи, да ведь здесь сотни! - заорала мачеха и уставилась на Тима,
словно перед ней был не Тим, а теленок о двух головах.

К счастью, дверь в эту минуту отворилась, и в нее протиснулась запыхавшаяся
фрау Бебер. За ней появился Эрвин - рот его был широко раскрыт, он пожирал
глазами бумажки, лежащие на столе.

- Директора водокачки никто не грабил, - выпалила фрау Бебер, едва
отдышавшись. - У них ни копейки не пропало!

Тима вдруг осенило. Так вот почему мачеха оказала ему такой прием! Ведь он
шутя обещал фрау Бебер ограбить директора водокачки. И ребятам из школы
сказал то же самое. А они видели, что у него в кармане много денег, и
наябедничали. Так, значит, вот как было дело!

Он хотел было тут же все объяснить, но мачеха снова разбушевалась и не дала
ему выговорить ни слова. Она трещала без передышки:

- Ах, не у директора водокачки? Ну, так еще где-нибудь! Говори, где украл
деньги! Правду говори! Пока не пришла полиция. Весь переулок уже знает!
Правду говори, слышишь!

И Тим сказал правду:

- Я ни у кого ничего не брал.

На этот раз оплеухи и подзатыльники посыпались на него градом. И
неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не вмешалась фрау Бебер и,
удержав мачеху, не спросила Тима:

- Правда ведь, Тим, ты говорил мне, что сегодня вечером вернешь весь долг
за пироги?

- Долг за пироги? Да при чем тут долг за пироги? - вне себя от бешенства
взвизгнула мачеха.

- Прошу вас, фрау Талер, разрешите мне поговорить с мальчиком, - остановила
ее булочница.

Мачеха с ревом опустилась на табуретку, ухватившись за руку Эрвина. А фрау
Бебер между тем продолжала допрос:

- Говори правду, Тим! Откуда ты знал, что сегодня вечером у тебя будет
много денег?

Тим на мгновение прикусил язык. Мысли кружились, словно стая вспугнутых
воробьев. "Только не проболтаться про господина Треча! И про договор! -
твердил он про себя. - Не то он потеряет силу!"

Наконец Тим проговорил, запинаясь:

- Я... один раз... давно уже... нашел... пять... десять... марок. И я хотел
пойти на ипподром и поставить на какую-нибудь лошадь. - Теперь он снова
говорил уверенно, без запинки. - Я думал, что, может быть, выиграю немного
денег... И тогда я поставил на Маурицию и правда выиграл. Вот это все!

Он показал рукой на кухонный стол. Потом вытащил из кармана отрывной
талончик квитанции и приложил его к деньгам. Фрау Бебер хотела получше
рассмотреть талончик, но мачеха уже схватила маленькую полоску бумаги и
внимательно изучала ее не меньше трех минут.

Никто в кухне не проронил ни слова. Тим стоял молча, выпрямившись, словно
застыв. Эрвин в нерешительности искоса на него поглядывал. Фрау Бебер,
сложив руки на груди, улыбалась.

Наконец мачеха снова бросила талончик на стол и встала с табуретки.

- Выигрыш на скачках - это шальные деньги, - произнесла она поучительно. -
Они не заработаны честным трудом!

И вышла из кухни.

Теперь и фрау Бебер внимательно рассмотрела узенькую бумажку и, кивнув
головой, сказала:

- Тебе повезло, Тим!

Из комнаты донесся громкий голос мачехи. Она звала Эрвина. Сын ее послушно
зашаркал из кухни, не сказав Тиму ни слова. Мальчик, продавший свой смех,
почувствовал себя вдруг отверженным. Стараясь сдержать слезы, он спросил
фрау Бебер:

- А разве выигрывать на скачках нечестно? Булочница ответила не сразу.
Помолчав, она сказала:

- Хозяева бойни тоже выиграли. В лотерее. И на эти деньги купили себе дом.
А про них ничего плохого не скажешь.

Потом она взяла со стола тридцать марок и, вынув три марки из кармана
своего передника, положила сдачу на стол:

- За пироги заплачено, Тим. Не унывай!

С этими словами она вышла. Тим услышал, как хлопнула входная дверь.

Теперь он остался один на кухне. Обида, отчаяние и грусть переполняли его
сердце.

Немного подумав, он сгреб деньги со стола и сунул их в карман. Он решил
уйти из дому. Насовсем. Далеко-далеко.

Но только он хотел открыть дверь квартиры, как услышал голос мачехи:

- Сию же минуту ложись спать! Немного помолчав, она добавила:

- Деньги положи в кухонный шкаф!

Тим понял, что ветер переменился. Он послушался, отнес деньги на кухню и,
голодный, взволнованный, обессиленный, лег в постель. Другая постель была
пуста. Эрвин спал сегодня в комнате мачехи.

И, раньше чем Тим успел о чем-нибудь подумать, он уснул глубоким, тяжелым
сном.

Лист шестой. МАЛЕНЬКИЙ МИЛЛИОНЕР.

На следующий день торговля в булочной фрау Бебер шла очень бойко. Лавка
была полна любопытных - каждому хотелось услышать историю про выигрыш Тима.
Эту историю фрау Бебер повторяла все снова и снова, приправляя рассказ
похвалами своему товару:

- ...А потом мальчонка и говорит мне, что собрался ограбить директора
водокачки. Надо вам сказать, директор водокачки и все его семейство в
восторге от наших сдобных булочек! Ну так вот, я как услыхала, что у
мальчишки в кармане тысячи, думала, меня прямо удар хватит! Скорей надеваю
воскресное платье и бегом на водокачку. Ведь было как раз воскресенье: мне
все равно туда заказной торт нести с надписью из крема: "Желаю счастья в
день рождения!" Мой муж эти надписи прекрасно делает! Ну, и узнаю, значит,
что там ни о каком ограблении и слыхом не слыхали! "Дорогая фрау Бебер, -
говорит мне господин директор, - я знаю, вы женщина с понятием, и булочки у
вас чудесные, но тут, видно, вышла ошибка. У нас, говорит, ничего не
украли".

И так далее в том же духе...

Тим сделался героем дня. У соседей, в школе и даже дома. Мачеха, нацепившая
на пальто рыжую лису, стала обращаться с ним осторожнее; сводный брат то и
дело задавал ему разные вопросы насчет скачек; соседи называли его не то в
шутку, не то из зависти "маленьким миллионером", а на школьном дворе ему
проходу не давали.

Тима радовало это всеобщее внимание. Он давным-давно уже простил тем троим
ребятам, что они на него донесли, а мачехе - оплеухи и подзатыльники. Ему
хотелось теперь шутить и смеяться вместе со всеми. Но как раз это-то у него
и не получалось. Как только он пытался улыбнуться, на лице его появлялась
наглая гримаса. И вскоре он махнул рукой на эти попытки. Он перестал
улыбаться. Он привык делать серьезное лицо. А разве может случиться с
мальчиком что-нибудь хуже этого?

Соседи начали поговаривать:

- Заважничал! Задрал нос!

Товарищи по классу стали его избегать, и даже мачеха, которая сделалась
теперь немного спокойнее, называла его "кислятиной".

Впрочем, мачеха никогда уже больше не говорила, что деньги, выигранные на
скачках, шальные, С некоторых пор она считала, что выигрыш на скачках
вполне законное и очень почетное дело. Она даже как-то раз спросила Тима,
не хочет ли он взять двадцать марок из выигранных денег, чтобы пойти в
воскресенье на ипподром и поставить на какую-нибудь лошадь. До сих пор Тиму
еще не досталось ни копейки из этих денег: с мечтами о мраморной плите и о
самокате пришлось пока распроститься. А теперь - от обиды и из упрямства -
он отказался и от двадцати марок. С тех пор как он узнал про долг за
пироги, он стал смотреть на мачеху другими глазами. Он больше не доверял ей.

Всю эту неделю Тим думал о том, что хорошо бы на свете вовсе не было
воскресений. Он боялся, что мачеха уговорит его пойти на ипподром. И страх
его был не напрасным. Уже в субботу вечером она начала разговор издалека:

- Хочешь еще хлеба, Тим? Вообще-то говоря, когда человеку везет, надо
пробовать счастье до трех раз. А впрочем, до завтра времени много. Еще
успеешь решить, идти тебе или нет. Правда?

И Тим, конечно, пошел. Не только потому, что Эрвин и мачеха за завтраком
повели разговор о скачках и не прекращали его до обеда и за обедом: Тиму
хотелось испробовать силу контракта - странной бумаги, лежавшей под
подкладкой его фуражки. Теперь он и сам уже толком не знал. что это такое -
честное соглашение ила подлая сделка?

Они поехали втроем на трамвае к ипподрому. Бледное лицо Эрвина впервые в
жизни покрылось красными пятнами, а мачеха, как всегда, тараторила без
передышки - о риске, о спекуляции на скачках, о слишком высоких ставках.
Она вручила Тиму двадцать марок, осыпая его бесчисленными
предостережениями, а потом еще добавила:

- Только не ставь на Фортуну, Тим! В трамвае я слыхала, что у Фортуны
никаких шансов! Не то она больна какой-то лошадиной болезнью, не то еще
что-то. Слышишь Тим? Только не на Фортуну.

Уж конечно, теперь-то Тим твердо решил поставить на Фортуну. Контракт лежал
у него в фуражке - раздумывать было нечего. Да и мачехе было полезно
доказать, что он лучше ее разбирается в таких вещах.

Но как только они очутились на ипподроме, мачеха и Эрвин вообще забыли о
существовании Тима - так захватило их то, что творилось вокруг. Нарядные
дамы и элегантные господа, лошади, которых вели под уздцы маленькие жокеи в
красных картузах, шум, болтовня, суматоха, толкотня возле кассы и у барьера
- от всего этого глаза разбегались.

- А ты разве не будешь смотреть? - спросила мачеха, когда Тим отдал в
окошко квитанцию и получил талон. Тим мотнул головой.

- На какую лошадь ты поставил? - спросил Эрвин.

- На Фортуну! - ответил Тим громче, чем это было необходимо. Мачеха
взбеленилась.

- На Фортуну? Да ведь я же тебе сказала, что эта лошадь... что я слыхала в
трамвае...

Выстрел, возвестивший начало скачек, перебил ее болтовню. Послышался топот
копыт, зрители начали шуметь, выкрикивая имена фаворитов, и мачеха с
Эрвином бросились вперед в надежде разглядеть лошадей, хотя это было
нелегко из-за множества цилиндров, кепок и шляп. Но пробраться сквозь толпу
им не удалось - они стояли теперь неподалеку от Тима, севшего в сторонке на
траву. Время от времени Эрвин взволнованно кричал, обернувшись к Тиму

- Фортуна выходит на третье место! И снова:

- Фортуна перегоняет!

И, наконец, захлебываясь от восторга:

- Фортуна впереди!

Но потом вдруг начало казаться, что Фортуна обессилела. Она споткнулась, ее
обошли, и Эрвин крикнул:

- Пропали наши денежки! Фортуна выдохлась!

Теперь мачеха повернула голову к Тиму, взгляд ее говорил: "Вот видишь! Я же
предупреждала! Вот не послушался!.."

Но когда до финиша оставалось уже совсем немного, Фортуна начала вдруг с
невиданной скоростью наверстывать упущенное время.

Эрвин орал как одержимый:

- Молодец, Фортуна! Ай да Фортуна! А ну-ка, а ну-ка, а ну-ка!.. И толпа
выкрикивала все громче и громче:

- Фортуна! Фортуна! Фортуна!

Потом раздался дружный рев, и Тим понял: Фортуна победила! И господин Треч
тоже победил.

Тим, собственно говоря, еще и потому сел в сторонке, что надеялся увидеть
господина Треча. Но из-под немногих клетчатых кепок, на которые натыкался
его взгляд, на него смотрели совсем незнакомые лица. Треча нигде не было.
(А между тем он был здесь, на ипподроме, правда, на этот раз не в
клетчатом. Переходя с места на место, он, прищурившись, внимательно
наблюдал за мальчиком.)

Эрвин, запыхавшись, подскочил к Тиму.

- Выиграли! - заорал он во всю глотку. - Давай-ка сюда талон!

Но Тим крепко держал талон в руке и ждал, пока поредеет толпа у кассы.
Только когда у окошка не осталось ни одного человека, он подошел и получил
свой выигрыш - две тысячи марок!

- Довольно большой выигрыш, - сказал он, протягивая деньги мачехе, - здесь
должно быть две тысячи марок.

- А ты проверил деньги? Тебя не обсчитали?

- Да уж наверно не обсчитали, - ответил Тим.

- А ну-ка давай сюда! Я сама пересчитаю! Чуть ли не выхватив деньги у него
из рук, она принялась пересчитывать ассигнации; ошиблась, пересчитала снова
и наконец сказала:

- Сошлось! Ровно две тысячи марок.

И тут все трое замолчали. Мачеха уставилась на пачку бумажек, которую
держала в руке; Эрвин стоял с открытым ртом; лицо Тима, как всегда,
оставалось серьезным. Наконец мачеха прервала молчание:

- Что же нам теперь делать со всеми этими деньгами?

- Не знаю, - сказал Тим. - Это твои деньги!

И мачеха разрыдалась; кто знает - от радости ли, от потрясения или от всего
этого, вместе взятого. Она бросилась целовать то одного, то другого
мальчика, а потом вытерла глаза носовым