.. Показалось, тот межпланетный корабль садится.
     Дядя Левон пошел открывать дверь.
     - Нет ли у вас моего сына? Он сказал, что сюда пойдет.
     Павлуша лежал возле меня  на  полу  и  сразу нахмурился:  мать  за  ним
пришла, ее голос!
     - А вы заходите к нам...  Заходите,  заходите,  пожалуйста! Минут через
десять  Павел  будет  свободен...  -  говорил  дядя  Левон  очень  вежливо и
гостеприимно.  -  Вот сюда проходите, я хочу с вами посоветоваться... Вы же,
насколько я знаю, на швейной фабрике работаете?
     И  я знал,  что Павлушина мать работает на швейной фабрике.  Она и дома
много шьет, берет заказы. Павлуша как-то говорил.
     Левон Иванович провел ее  на  кухню,  начал рассказывать -  под большим
секретом пока! - чем мы здесь занимаемся. Павлушина мама обрадовалась:
     - Как хорошо,  что вы им занятие нашли! Оставляешь одного дома - и душа
не на месте:  как бы чего не случилось!  Он-то спокойный мальчик,  но другие
могут подбить на дурное дело...  Вася из нашего дома (вы,  наверное,  знаете
уже) в больницу попал.
     - Простите,  я не спросил,  как вас звать...  Любовь Васильевна?  Очень
приятно...  Я  с вами,  Любовь Васильевна,  хочу посоветоваться,  во что нам
одеть куклы.  Мальчик и  девочка у  нас -  школьники...  Я сейчас вам эскизы
покажу, минуточку!..
     Дядя Левон вышел из кухни,  и  я быстренько склонился над рисунком.  Но
все равно видел краешком глаза,  как на  цыпочках прошел он  к  шкафу,  но к
другому,  не книжному.  Вынул оттуда пиджак и  поспешно надел на себя.  А из
книжного шкафа взял листки с рисунками и так же смешно прокрался назад.  Как
будто мы заняты бог знает какой важной работой и он боялся нам помешать.
     - Вот,  посмотрите...  У девочки школьная форма,  фартучек.  У мальчика
костюмчик.  Подобрать бы  где-нибудь такие лоскутки,  скроить,  то было бы и
неплохо.
     - У меня полный мешок тряпок, обрезков... Можно поискать.
     - Любовь Васильевна,  так это же замечательно!  Найти б еще кого-нибудь
да пошить все это...
     - А зачем искать? Давайте размеры, я и сошью.
     - Чудесно! Нет, вы - золотая женщина!
     - Что вы! - Любовь Васильевна, наверно, печально улыбнулась. - Я такая,
как все.
     - Ну нет!.. Ведь вы меня с полуслова поняли.
     И  я знал,  что она не такая,  как все.  Она высокая,  худощавая.  Чуть
повыше дяди Левона.
     - Что вы!..  -  продолжала Любовь Васильевна совсем тихо, наверно, чтоб
мы не слышали. - Если б я была золотая, то муж не бросил бы с детьми...
     Как  нехорошо  подслушивать разговоры взрослых...  Зачем  мне  все  это
знать?  Совсем, совсем ненужно... Но ведь и ушей не заткнешь! И все слышали,
не только я...
     - Простите,  Любовь Васильевна...  Я,  кажется,  к старости лет того...
Извините.
     - Да ничего, Левон Иванович. Просто... из песни слова не выкинешь.
     - Вот здесь у  меня выкройки нарисованы,  -  заговорил Левон Иванович о
другом. - Если б какого шелка розового или желтого...
     - И это, покопаюсь, найду... Ой, какие смешные у вас получились собачка
и медведь! В нашем доме есть такая лохматая собачка, Снежок называется.
     - То Снежок, а наша - Жучок. Черная...
     Я не выдержал больше, вскочил на ноги и бросился на кухню. Интересно на
Жучка посмотреть! И все похватали свои рисунки, бросились за мной.
     - Покажите! Покажите!
     - Нарисовали уже? Тогда бегом на диван: мы идем к вам.
     Левон Иванович вежливо пропустил из кухни Павлушину маму, вышел сам.
     - Медведь,  говорите,  хорош... А на него не менее метра плюша надо. Вы
не знаете, продается плюш в магазине?
     - Не замечала, Левон Иванович... Раньше много было. А разве обязательно
новый надо? У меня где-то кусок зеленой шторы валяется...
     - Зеленый медведь? Ха-ха...
     - Ничего страшного.  Его  можно в  коричневый перекрасить или в  черный
цвет. В какой скажете, в такой и перекрашу...
     - Нет,  вы и  в  самом деле фея,  а  не женщина...  Простите,  я  опять
комплименты говорю...  -  Дядя Левон снял очки, протер стекла, хотя они были
совершенно чистые.  -  Словом,  вы нас здорово выручили.  А то я растерялся:
нарисовать просто, а где все это взять?
     - Только  моя  машина  не  возьмет плюш...  -  слабо  улыбнулась Любовь
Васильевна. - Вручную придется шить.
     - Зверюшек я  сам  сошью,  сам!  Осталось только  на  Жучка  что-нибудь
лохматое найти...  Короче  -  ура!  Трижды  ура!  Не  забудьте только,  чтоб
штанишки лишь по виду были на штаны похожи,  без штанин. Нам надо будет руку
засовывать в куклу.
     - Как скажете, так и сделаю... Недосплю немного, но сделаю.
     - Ну,  мастера-художники,  что у вас получилось? Я на ваши рисунки буду
смотреть, а вы на мои: на Ваньку, Таньку, Жучку, Мишу-медведя.
     Дядя Левон поднес наши рисунки поближе к  окну.  Любовь Васильевна тоже
приблизилась к нему, и они начали рассматривать их вдвоем.
     - Ну, этот микроб-сороконожка не подойдет... - отложил он один рисунок,
и Сережа смущенно опустил голову.  Его,  значит,  микроб.  Это же надо такое
придумать!
     - Та-ак...  А этот похож на водолаза-глубинника...  Неплохо нарисовано,
молодой человек.  Но  наши Эрпиды не страшилища...  -  от таких слов Павлуша
сморщил одну щеку, как будто у него болел зуб.
     - Антенны-локаторы?  Как усики у  майских жуков...  А что?  Локаторы мы
можем ему приделать.  Это ты хорошо придумал.  А туловище как огурец... Нет,
огурец, видимо, не то...
     О моем!..
     - Ну,  а здесь просто человечек и просто собачка... - От этих слов Жора
зашмыгал носом.  -  Эрпид-один и Эрпид-два -  братья. Они как две капли воды
похожи...  Ничего,  что одного на  четвереньках водила Таня.  Мы  их сделаем
одинаковыми,  только раскрасим по-разному:  одного в серебристую алюминиевую
краску, другого - в золотистую, бронзовую.
     Левон  Иванович  в   третий  раз  подошел  к   шкафу  и   вынул  оттуда
один-единственный листок.
     - Вот какими вижу Эрпидов я.
     Мы столпились вокруг Левона Ивановича.  Ну и здорово придумал он!  Ну и
художник! Конечно же такими они и должны быть...
     Вместо головы у Эрпида кубик,  вставленный углом в туловище. А туловище
уже не кубик,  а  "шестиугольная призма" -  так назвал Левон Иванович.  И мы
зашептали,   стараясь  запомнить:   "Шестиугольная  призма...  Шестиугольная
призма..."
     - Гайка! - воскликнул я.
     Очень уж на гайку было похоже туловище, только вытянутую сверху вниз. А
там,  где у гайки дырка с резьбой,  -  наоборот,  выступ-животик,  как будто
сложенный из кусочков-клинышков.  На самом выпуклом месте -  отметинка,  как
пупок.   Наверно,   здесь  будет  тот   окуляр,   через  который  Эрпид  все
фотографирует и записывает на пленку.
     - Сейчас дорисуем антенны...  - Левон Иванович взял у Сережи коричневый
карандаш и  добавил усики-антенны.  -  Мы  их  сделаем из  медной проволоки,
подвижными,  ниточками будем управлять,  поворачивать.  А может, и без ниток
обойдемся... Ну как, нравится?
     Еще  бы   не   нравилось!   Мы   выкрикивали  что-то   несуразное,   не
разбери-поймешь, прищелкивали языками...
     - Значит,  понятно.  Следующий сбор  -  через день,  в  воскресенье,  в
семнадцать  часов.  Приходите  с  пластилином и  дневниками.  У  кого  будут
двойки-тройки,  вместе решим:  допускать такого к работе или нет. Если нет -
буду набирать ребят в театр из других домов.
     Вот тебе и на!..  Как ведро холодной воды на голову вылил.  Я думал, он
уже забыл об отметках,  а тут... Подразнил, завлек в театр, а теперь подавай
ему дневник... Пятерки подавай, четверки!..
     У меня хоть двоек нет, а у Жоры - хи-хи! - двоечка за стихотворение.
     Один Павлуша спокоен.  И мать его светится от радости... У этого тихони
одни пятерки - показывал дневник, я своими глазами видел.
     Эх-ха...  Ну -  ничего.  Повоюем! Учебный год только начинается. Мы еще
тоже можем показать себя!
     Павлушина мама  выходит вместе с  нами.  Она  бережно несет перед собой
свернутый в трубку лист бумаги. На нем рисунки Ваньки и Таньки.
     Тетя Люба задумчиво улыбается...


        ""ПРОВАЛИТЬСЯ НА ЭТОМ МЕСТЕ!""

     Наконец привезли деревья и кусты.
     Сразу на двух машинах:  на одной - деревья, на другой - кусты. Что были
две машины, нам потом сказали. Когда они разгружались, никто из нас не видел
- сидели в школе.  А шли из школы,  так сразу и увидели: деревьев навалено и
кустов, кустов!
     Дядя Левон один расхаживал по будущему скверу и  прочищал ямки.  Вырыли
их неделю назад,  и  они почти все засыпались,  кромки обвалились.  Мы сразу
направились к Левону Ивановичу.
     - Салют,  салют,  "артековцы"!  - обрадованно поднял руку он в ответ на
наше приветствие.  -  Хорошо,  что  вы  не  задержались.  Быстренько ранцы и
портфели по домам и бегом сюда. Прикинем, что у нас есть и чего нет.
     Рассыпались  по  квартирам  мигом,   собрались  тоже  быстро.  И  сразу
ухватились за  самое большое дерево,  которое показал дядя  Левон.  Это  был
американский клен -  ствол толстый,  кривой.  Корней почти нет, вместо них -
какая-то закорючка. Хоть бы один тонкий корешок!
     - В сторону,  в сторону его...  Дрова нам не нужны, верно? У нас ведь в
квартирах батареи... - шутил Левон Иванович.
     И еще два дерева выбраковали.  У одного была содрана кора,  а у другого
росло из подножия ствола, может, сто пасынков. "Засохнут тоже..." - сказал о
них  Левон  Иванович.  Остальные деревья -  одни  американские клены!  -  мы
разложили рядком по росту.
     - Эх-ха-ха...  Мы же не просили: "Дайте нам целый ботанический сад!" Но
ведь можно было хоть несколько каштанов,  берез, лип привезти... О груше или
вишне я уж не говорю!..  -  вздыхал Левон Иванович. - Что попало подсовывают
домоуправлению,  а оно берет.  Так что -  поддадимся стихии? - И ответил сам
себе: - Не поддадимся! Айда, "артековцы", на промысел!
     Дядя вскинул лопату на плечо, как солдат винтовку.
     - Времени мало, а работы много. В восемнадцать часов субботник. Вперед!
- скомандовал он.
     Мы построились за ним и зашагали.
     Шли сначала по нашей улице Мира к  школе.  А когда дошли до места,  где
вниз  по  склону  спускается деревянная лестница,  повернули не  на  нее,  а
наоборот -  влево.  От улицы Мира туда вела,  перед самой школой, поперечная
улочка.
     Шли по ней, шли, пока асфальт не кончился. Здесь конец микрорайону. Так
далеко в эту сторону мы еще ни разу не заглядывали. Тут шла настоящая война.
Воевали  большие дома  с  деревянными хатками.  Прорвутся клиньями-рядами  в
огороды,  что около хаток, начинают окружать. Посылают в наступление, словно
танки, машины, трактора-бульдозеры, экскаваторы... Грузовики вывозят бревна,
бульдозеры сгребают в  кучи всякий хлам и мусор,  экскаваторы роют котлованы
под фундаменты, собирают все негодное и грузят на машины.
     Только дошли,  дядя Левон закачал головой:  "Ну и  варвары!" -  и начал
пререкаться с бульдозеристом,  пожилым дядькой с блестящим, как будто навели
на него глянец, лицом.
     - Куда же вы?! Разве не видите: эти кусты еще можно пересадить!
     - Самое лучшее уже выкопали! - крикнул из окошка бульдозерист.
     - А чем это хуже? Ведь это смородина! А вы ее под откос, срезаете!
     - Снявши голову, по волосам не плачут! - опять крикнул бульдозерист. Но
повернул трактор немного в сторону, послушался.
     - Волосы... Голову! - бормотал недовольно дядя Левон.
     И мы начали выкапывать эти кусты.  Здесь не только смородина была, дядя
узнал и крыжовник.  А потом мы попали на заросли малинника,  вишни,  сирени.
Левон Иванович так старался, так спешил их быстрее вырыть, что даже вспотел.
Совсем забыл,  что сердце больное! И мы старались: только обкопает деревце -
вырываем,  отряхиваем слегка землю с корней, относим в кучу. Наконец столько
набралось всего - хоть на машину грузи!
     - Ф-фу!  Аппетит приходит во время еды...  - разогнул спину дядя Левон,
болезненно поморщился и  погладил ладонью  поясницу.  -  Надо  отправить это
добро...
     Левон Иванович умел  говорить так,  что  его  всегда все  слушались.  И
шофер-самосвальщик поддался  на  уговоры,  согласился,  чтобы  мы  погрузили
поверх земли  в  кузове свои  "полезные ископаемые",  согласился повернуть в
сторону от своего маршрута.
     - Покажешь ему наш дом, - посадил дядя Левон Жору в кабину самосвала. -
И  овраг покажешь -  туда можно еще  ссыпать землю.  Кустарник осторожненько
скинешь и будешь ожидать нас, сторожить.
     Уехал Жора,  а у нас находка за находкой:  груша, дикий виноград, белая
акация,  боярышник с крупными,  как у шиповника,  плодами!..  А около одного
бывшего дома  (остался один  фундамент и  мусор)  дядя  Левон  прямо  обмер:
плакучая ива!  Веточки тоненькие,  золотистые,  листочки серебряные. Свесила
волосы к самой земле, пригорюнилась...
     - Ах ты, моя красавица! Ах, ненаглядная! - пошел Левон Иванович кругами
вокруг  ивы.   -  Представляете,  ребята:  темная  ель,  светлая  березка  и
серебристая ива...  Умри -  лучше не  придумаешь!  А  можно ее  и  солитером
сделать...
     Что-что?
     Я смотрю на дядю -  что он говорит?  Разве Левон Иванович не знает, что
солитер -  это такой гадкий, страшный червяк. Он внутри человека поселяется.
Поселится -  и сосет, сосет, пока от человека одна кожура не останется. Жора
так говорил, а он врать не будет.
     - За  что  вы...  на  нее так?  Хвалили,  хвалили -  и  вдруг...  -  не
выдерживаю я.
     Левон Иванович смотрит мне в лицо и ничего не понимает: о чем я?
     - Ах ты,  ветеринар!  -  вдруг восклицает он и  вбивает лопату в землю.
Одной рукой уперся в  бок,  а  указательным пальцем другой постукивает мне в
лоб,  чтоб  понял  и  запомнил:  -  Солитер -  отдельно стоящее декоративное
дерево.  Красивое дерево... Так в книге "Садово-парковое искусство" сказано.
А он о какой-то гадости вспоминает!
     С  очередными самосвалами уехали Сережа и Павлуша.  А я с дядей Левоном
на  четвертом,  еле вместились в  кабину.  Везли мы  большую яблоню -  ветви
свисали с кузова до самой земли.  Чтоб не потерять дерево, шофер обтянул его
сверху тросом.
     Опоздали...  У нашего дома уже много людей:  моя бабушка с мамой,  тетя
Клава  с  тетей  Климой,  профессоршей,  Сережина  мать,  папы  Жоры,  Васи,
Жени-большого,  Галки, сам Женя с Галкой. Только Снежка у Галки не было. Все
ожидали Левона Ивановича.  Павлуша и  Жора,  зажав  под  мышками по  лопате,
учились ходить на них, как на ходулях...
     Остановились  мы,   и   мужчины  начали  стаскивать  яблоню  на  землю,
приговаривая:
     - Не приживется... Больно старая...
     - Напрасно трудились, Левон Иванович... Дали вы маху!
     А тот хитро улыбался:
     - Виноват!  Жадность одолела...  Вижу: такое дерево пропадает! А на нем
уже через два года яблоки будут...  Ну и упросил бульдозериста аккуратненько
подковырнуть...
     - Так ведь засыхают такие старые! - настаивал кто-то на своем.
     - А я один секрет знаю:  надо все ветки срезать,  одни культи оставить.
Расход  влаги  уменьшится...  Так,  кстати,  и  омолаживают  сад.  Отрастают
молоденькие побеги -  и через два года яблоки... Стой! Стой! - закричал дядя
Левон шоферу самосвала.  -  Высыпь,  друг,  эту землю нам.  Больно хороша, с
перегноем.
     И  все  заулыбались,  закачали головами:  ну  и  Левон Иванович,  ну  и
организатор!
     - Вам бы должность инженера в тресте зеленого строительства, - похвалил
дядю Левона Жорин папа.
     - У каждого свой талант.  И не один! Басталанных людей нет... Вот вы, я
слышал,  рыбак хороший.  А я не умею и не люблю рыбачить,  мне лучше по лесу
побродить...  Внимание,  товарищи! - уже ко всем обратился Левон Иванович. -
Слушайте, чтоб не суетились без толку, - времени у нас в обрез. Сажать будут
женщины,  а что и где -  я скажу. Мужчинам копать... Вы и вы - канавку вдоль
бордюра для декоративного кустарника.  А вы,  Олег Максимович,  и вы, Василь
Сигизмундович,  -  ямки под плодовые кусты и деревья под окнами. Вы, Николай
Николаевич,  и  вы,  простите,  не  знаю  еще,  как  вас  величать...  Зенон
Остапович?  Чудесно!  Вам  рыть канавки под сирень по  обе стороны прохода к
крыльцу...
     И все начали делать то,  что говорил Левон Иванович. И никто не спорил,
не просил работы полегче.
     Я, Сережа и Павлуша отнесли все кусты и деревья к тем ямкам, на которые
указал дядя Левон.  Потом - кто на листе фанеры, кто на куске жести - носили
черную землю,  сыпали на дно ямок.  Я  работал и сам себе повторял:  Николай
Николаевич -  дядя  Коля,  Олег Максимович -  Жорин папа,  Зенон Остапович -
Галкин папа,  Василь Сигизмундович -  Васин...  Вася,  значит, будет Василий
Васильевич...
     "А куда Жора подевался? Увильнул от работы..."
     И только я так подумал, как вылезают из нашего подъезда Жора и... Вася!
Оба держат в руках по несколько длинных лучинок.
     - Ура! Вася приехал!
     Мы вмиг забыли о работе, бросились к нему.
     - Отойдите! Тише! - отмахивался от нас Вася. - Мы кошку морскую видели!
В подвале!
     А  мы не слушали Рыжика -  Васю,  мы тормошили его,  вертели,  дергали.
Соскучились без него!  Я  стукнул Васю по плечу -  и он пошатнулся!  Стукнул
Павлуша -  Вася устоял на месте, треснул Сережа - Вася размахнулся и - трах!
- дал сдачи.
     Тогда Жора  бросил свои лучины,  наклонился -  хвать Васю ниже коленок,
бросил его животом себе на плечо.
     - Го-о!  Гэ-э!  -  завертелся с  ним,  зашлепал ладонью по  тому месту,
откуда ноги растут.
     Вася болтался у  него за  спиной и  бил  лучинами по  такому же  месту.
Весело стало!
     Запыхался Жора,  поставил Васю на землю.  А  Вася -  вжик!  -  выдернул
лучину из своего пучка, как шпагу из ножен, и прыг к Жоре. Мушкетер!
     - Ах, так? - увернулся Жора от Васиного удара и тоже выхватил лучину. -
Защищайся, несчастный!
     Трик!  Трак!  - скрестились "шпаги". Ничего, что не было металлического
лязга, - мы слышали его. И еще скрестились, и еще...
     Жорина шпага хрустнула пополам,  в  руке остался короткий,  как кинжал,
обломок. Вася не ждал, пока Жора выберет себе новое оружие, ткнул Жоре в бок
- раз!  В грудь -  два!  Нет,  не в грудь,  отбил Жора удар рукой, и обломок
царапнул ему ухо.
     - Ах, ты так?! - ринулся Жора на Васю с новой "шпагой".
     - Эй, мы остальные возьмем! - крикнул я Жоре. И мы схватили оставленные
лучины. Как раз по одной!
     В воздухе засверкали "шпаги". На меня наседали Павлуша и Сережа. Хрясь!
- сломалась Сережина.  А  потом -  Павлушина...  Слабенькие были лучины.  Не
лучины даже,  а  вырезанные пилами из брусьев пластины.  Я поднял вверх свою
"шпагу"-победительницу: "Ура!"
     Смотрим,  а  Вася и Жора уже бегают по крышам гаражей,  как гангстеры в
каком-нибудь  кино.   Вася  дразнит  Жору,  увертывается  от  его  ударов  и
хохочет-заливается.
     Наши два гаража пристроены к  чужим.  Чужие почти все металлические,  у
них крыши или домиком,  или плоские,  с  наклоном.  У  нас с  плоской крышей
только гараж Дервоеда. Из старых досок...
     Прыгают Вася и Жора по гаражам,  и никто на них не кричит, не ругается.
Только один раз Василь Сигизмундович крикнул:
     - Вася, слезай сейчас же! Мало тебе оврага?
     Вася не слез,  а прыгнул на жестяную крышу гаража дяди Коли. Перебрался
через конек,  съехал к тому краю, где электрическая будка, - и круть к чужим
гаражам.  Пока так сманеврировал и Жора,  Вася танцевал уже на чужом высоком
гараже и показывал ему "нос".
     - Кончай! - крикнул Жоре отец, Олег Максимович. Чтоб лазить кончал.
     А  Жора захотел,  видимо,  Васю прикончить и  как ринется к нему!  Пока
вскарабкался на  тот высокий,  как скала,  гараж,  Вася перескочил на  гараж
Ивана Ивановича.  Оттуда по наклону вниз, юркнул в щель между рядами наших и
не наших гаражей. И тут Жора взвился над гаражом профессора - гоп!!!
     Треск...
     - А-а-а! - крикнул Жора и исчез.
     Что произошло,  никто не  заметил,  а  если заметил,  то не понял.  Уже
смеркалось, и все