м хотелось поскорее закончить работу.
     Вася выбрался из-за гаражей.
     - Хи-хи...  Хи-хи...  -  оглядывается,  где Жора, в какую сторону лучше
удирать.
     И я, и Сережа, и Павлуша подбежали к Васе...
     - Спрятался где-то... - сказал Сережа.
     Дошли до конца гаража Дервоеда,  осторожно заглянули в щель. Темнота...
Никто не шевелится в этой темноте, не сопит.
     - Ыэй!.. - послышался откуда-то Жорин голос. Глухой, как будто сам себе
рот рукавом заткнул. Только откуда голос? Может, с крыши?
     - А мы в прятки не играем,  никто тебя искать не собирается!  - крикнул
Вася.
     Отбежали, чтоб лучше видно было. Нет его на крыше!
     В груди у меня тревожно заныло, как тогда, когда засыпало Васю. И Жору,
оказывается, я уже любил. Выдумщика Жору, толстяка...
     - Ыэй! В гараже я!..
     - Ты живой? - кричу я, хотя и так понятно, что живой: голос подает!
     - Что ты там делаешь? - кричит Вася.
     - Не вижу! Висю... Вишу-у-у... Никак не могу упасть!
     Мы  забегали,  засуетились,  как муравьи на  потревоженном муравейнике.
Сережа подскочил к замку-пудовику на гараже Дервоеда,  кряхтя, перевернул на
другую сторону.  Ну да,  разве с  таким справишься!..  Вася юркнул в  щель и
вскарабкался на  гараж.  Павлуша забегал от  гаража  к  людям,  от  людей  к
гаражу... Я - за ним...
     - Жора повесился!.. В гараже!
     И все забегали,  закричали,  заойкали.  Женя-большой подскочил к дверям
гаража, упал на колени, посветил фонариком в щель. Ничего не видать!
     - Обождите!..  Я  сейчас!..  Я  ключ принесу!..  -  побежала домой тетя
Клима.
     А  Жорин папа не  ждал,  подсунул кирку под щеколду с  замком -  р-раз!
Пробой  взвизгнул,  как  поросенок,  и  упал  вместе  с  замком-пудовиком  и
выломанными из  двери  щепками.  Одну  половинку двери рванул на  себя  дядя
Левон, другую - дядя Коля. В лицо нам дохнуло вонючим, настоенным на бензине
и мазуте, воздухом.
     Женя пожикал фонариком.
     - Здесь! Вот он! - крикнуло несколько голосов.
     Жора медленно вращался под крышей гаража на рубахе,  как паук-крестовик
на паутине. Жмурился от света, морщил лицо.
     - Никак...  Вот,  видите... - разводил он в стороны руки и ноги, словно
плавал в невесомости.
     Висел он справа,  над пустым местом,  а "ЗИЛ" стоял слева.  Женя светил
фонариком, все смотрели на Жору, забыв, что надо снимать.
     Людей набилось полный гараж.  И  мы  все  были здесь.  Вася пробрался к
Жоре, пощекотал его за голый живот.
     - Ма-а-амочки!  - дернулся Жора и вылез из рубашки, как лиса из шкуры в
"Приключениях Мюнхаузена".  Только не совсем -  голова и  руки как в  мешке,
ноги болтаются над самой землей. Хрипит!
     И  тогда Олег  Максимович подхватил его,  приподнял,  отцепил сверху от
обломка доски.  И  шлеп,  шлеп сына по  тому месту,  по которому Жора шлепал
Васю.
     - Марш домой! Потом с тобой поговорим...
     Жорин папа поднял обломок доски,  поднес к глазам.  И понюхал, и ногтем
ковырнул, и пальцем постучал.
     - Подсунули Дервоеду товар... Не просто гнилушки - гриб съел.
     Все начали рассматривать обломки,  и каждому Женя светил - жикал. Двумя
руками уже нажимал, устала одна.
     - За это ведь под суд можно пойти!  -  потряс куском доски дядя Коля. -
Все зараженное грибом сжигается на месте, а вокруг протравление делают.
     - На другие деревянные гаражи перекинется, - сказал Левон Иванович.
     А потом говорили, перебивая друг друга, не узнать кто:
     - Дервоеду никто не продавал эти доски! Сам набрал этого хлама.
     - А почему рабочие, которые гараж строили, ничего не сказали?
     - Говорили!  И  слушать не  стал.  "Не суйте нос,  куда не  просят!"  -
ответил.
     - Прогнал их и копейки за работу не заплатил! Другие достраивали!
     - Ка-а-ак  это -  не заплатил?  -  появился запыхавшийся Иван Иванович,
растолкал людей в  стороны.  -  Как это -  сам досок набрал?  Все по  закону
куплено!
     Он пробирался в  гараж все глубже,  а сзади его ловила за пижаму,  чтоб
задержать, тетя Клима.
     - Отойди!  -  крикнул на нее и кулаками потряс.  - И вы марш отсюда! Вы
мне еще ответите за самоуправство!  Это взлом,  а может,  еще и с кражей!  Я
жаловаться буду!
     - Это  мы  будем  жаловаться!  Заразу  разносите  по  всему  городу!  -
горячился дядя Коля.
     - А вам что до этого? Ваш гараж из жести, подожги - гореть не будет!
     - Товарищи,  будьте свидетелями,  где  я  беру  этот  кусок!  Отдам  на
экспертизу! - поднял вверх обломок доски Николай Николаевич.
     - Очистите помещение!  -  размахивал руками Иван Иванович,  а по стенам
гаража прыгали длинные,  изломанные тени. - Вы мне отремонтируете и дверь, и
крышу!..
     - Постыдились бы...  А еще интеллигентный человек! - тихо говорил Ивану
Ивановичу дядя  Левон и  болезненно морщил лицо.  -  Тут  несчастье чуть  не
случилось, а вы...
     Ему было стыдно за Дервоеда.
     Женя перестал нажимать на "жучок", и в гараже стало темно.
     Тетя Клима стояла у входа в гараж и вытирала платочком глаза:
     - "Интеллигент"...  Еще какой "интеллигент"...  Во всем свете такого не
сыщешь.
     Тете Климе поглаживала плечо,  утешала,  как  маленькую,  моя  бабушка.
Повернула тетю Климу спиной к гаражу, повела домой.
     - Перемелется... Перемелется, мука будет... - говорила она профессорше.
     - Мука, а не мука... Уже есть!
     Жорин папа выпрямил на  камне пробой,  прибил его киркой на то же самое
место дверей. И пошел домой...
     За ним и все начали расходиться.
     - Да,  да...  По домам!  -  говорил им вслед Левон Иванович.  -  Завтра
доделаем с утра. Остальных позовем, а то отсиживаются по квартирам!
     Мы отнесли в одну яму все, что не успели посадить. Женя-большой и Галка
присыпали корни землей. Чтоб не подсохли за ночь.
     Так и не знаю я,  удался субботник или нет. Испортили настроение Жора с
Васей. А может, Иван Иванович? И не скажешь даже, кто больше виноват...


        "Я СТЕРЕГУ СМЕРТЬ"

     Такого чудесного утра еще никогда не было.  Солнце!  Тишина!  А воздух!
Праздничный какой-то,  тепло,  свежо,  и вкусно пахнет из каждой форточки. А
ведь всего-навсего воскресенье...
     В  нашем  сквере  -  самом  настоящем уже,  с  деревьями и  кустами!  -
расхаживает Левон Иванович,  на плече у  него висит плоский ящик.  Тот самый
этюдник...
     Левон  Иванович трогает ладонью верхушки посаженных кустов,  как  будто
гладит по головкам малышей, и посматривает на небо:
     - Красота-то такая! Эх, и денек сегодня будет - на славу!
     - Доброе утро, Левон Иванович! - кричу я и поднимаю руку.
     - Доброе,  доброе...  Салют! Любишь спать, молодой человек... А я такой
рассвет на Немане писал - голова кружится. Представляешь - клубится туман...
Солнце над самой водой тлеет,  как жар...  Вода вот-вот загорится,  блеск ее
еще приглушенный... Верхушки леса на том берегу плавают в тумане...
     Женя Гаркавый в майке и трусиках "бежит на месте" на балконе.
     - Виват! - кричит мне не по-нашему, машет рукой.
     Только Галка даже не  кивнула мне.  Прохаживалась по скверику,  опустив
голову, ни на кого не смотрела. Снежок сам гулял, бегал от деревца к деревцу
и каждое обнюхивал.  Знакомился с новоселами! Не смотрела Галка и на балкон,
хотя Женя начал подпрыгивать с  детской скакалкой,  выделывать ногами всякие
штуки.
     Потом мама крикнула мне в форточку: "Завтракать!" - и я ушел.
     А  вышел  опять,  когда во  дворе уже  было  много взрослых и  все  мои
друзья-товарищи.  Успел,  наверно,  пройтись по квартирам Левон Иванович или
кого-то  из  мальчишек послал,  и  позвали всех  жильцов.  Незнакомых пришло
много:  сестра Галки - студентка, отец Сережи, который поехал в командировку
из старого дома,  а  вернулся теперь в  новый.  Из чьей-то квартиры появился
демобилизованный моряк почти в полной форме,  только бескозырки не было,  из
чьей-то - две взрослые девушки. Хохотушки: что ни скажет бывший моряк, а они
рассыпаются: "Их-ха-ха! Ох-хо-хо!"
     И еще,  наверно,  не все жители, потому что в нашем доме сорок квартир.
Что за люди в них живут? Не скоро узнаешь...
     И  папа мой вышел на воскресник с  Мариной,  и Павлушина мать с Генкой.
Многие выходили во второй раз.
     Павлушина мама  о  чем-то  разговаривала с  дядей  Левоном.  Может,  не
получались штанишки без штанин для Ваньки-куклы?  С  ними стоял еще какой-то
высокий дядька с папкой под мышкой.
     Все  было почти как  вчера.  Только работали не  так  поспешно,  больше
шутили и смеялись.
     Посадили все, подчистили, и дядька с папкой попросил нас пробежаться по
квартирам,  позвать остальных людей -  на  собрание.  Общее собрание жильцов
дома номер четыре по улице Мира. Показалось еще несколько незнакомых дядей и
тетей, Жорин и Васин папы, дядя Коля, тетя Клима...
     Домком выбрали -  домовой комитет.  Избрали Левона Ивановича,  Жориного
папу и незнакомую тетю из другого подъезда.  И все уже хотели расходиться из
скверика, но дядя с папкой сказал:
     - Обождите,  товарищи...  Один документик передали из  горсовета.  Надо
обсудить его. Жалоба на жителей вашего дома...
     И   прочитал  тот  "документик".   Что  некоторые  жители  нашего  дома
занимаются  самоуправством.  Что  Левон  Иванович  Старевский  с  приятелями
попортили весь двор -  нарыли ям,  навыворачивали наверх камней, несмотря на
то,  что государство уже расходовало столько средств на благоустройство. Что
некоторые развели собак и  кошек и те гадят на лестнице,  нападают на мирных
граждан, кусают и рвут одежду. А может, они бешеные?
     И тут все зашумели, заговорили:
     - Знаем, кто писал!
     - А почему его самого нет? В глаза людям стыдно смотреть!
     - Жена его здесь!
     - Не читайте дальше! И так все ясно!
     - Читайте, читайте! А о гараже там нет, о взломе?
     - Не успел еще о гараже!
     - Тише, товарищи! Я прочитаю подпись: "Профессор Иван Иванович Дервоед,
персональный пенсионер областного значения".
     - Знаем такого!
     - А разве плохо,  что мы сквер разбили? Лучше пыль глотать? Лучше пусть
бурьян растет?
     - Ученый называется! А с людьми не научился жить.
     - Сжечь его гараж! Заразу разносит по городу!
     Когда  все  накричались,  дядя  Коля  рассказал  человеку  с  папкой  о
вчерашнем случае в  Дервоедовом гараже,  о  том,  что взял обломок доски для
экспертизы.  И  начальник с  папкой пообещал,  что  примут меры к  заразному
гаражу.
     А в конце тетя Клима выступила:
     - Стыдно мне...  Стыдно,  люди  добрые...  Одно  скажу:  никакой он  не
профессор.  Это он важности на себя напускает,  жестянку к двери приколотил.
Обыкновенным преподавателем работал...  Выдумал себе какую-то болезнь,  чтоб
на пенсию раньше уйти. Замучил всех в институте своими жалобами... Студентов
не учил, а калечил...
     И пошла домой. Медленно так, вогнув голову.
     Даже жалко стало тетю Климу.
     Люди поговорили еще о том о сем и разошлись.  Только дядя Левон,  Жорин
папа и незнакомая тетя -  избранный домком -  стояли возле дядьки с папкой и
договаривались, что домкому делать, чтоб всем жилось хорошо и дружно.
     А  потом по дворам проехал грузовик и  сбросил возле соседнего длинного
дома четыре песочницы,  а возле нашего -  две. Не сбросил - Жорин папа и мой
папа  сняли.  Сняли  и  просто  так  поставили,  потому  что  места  еще  им
окончательно не  выбрали и  не было песка.  Генка с  Мариной сразу залезли в
одну поиграть.
     Из дому вышел Женя Гаркавый. В руке - свернутое полотенце.
     - Кто со мной на гавань? Сполоснемся немного...
     Я,  Вася и Жора подбежали первыми.  И Павлуша отпросился у мамы. А Жора
крикнул папе:
     - Я спиннинг побегу возьму!
     Жорин папа кивнул: "Ладно..."
     И  вот мы идем,  а  Жора держит под мышкой спиннинг и  на ходу надувает
волейбольную камеру. Надул и дал нести Сереже.
     Большая камера стала,  как воздушный шар. Сережа засунул ее спереди под
рубаху.  Переваливается с ноги на ногу,  как утка. От смеха лопнешь, на него
глядя...
     Гавань мы знали уже. Это там, где от Немана отходит заливчик. Приходили
туда с  дядей Левоном,  когда тот собирался писать этюд.  А Женя туда каждый
день бегает - или утром, или вечером.
     - Я буду купаться,  пока и снег не выпадет,  -  говорит Женя дорогой. -
Организм привыкнет, и зимой буду окунаться. Прорубь сделаю во льду...
     - Го,  удивил! - сказал Жора. - Мой папа читал, на каких-то горах живут
снежные люди.  Дикие...  И  спят на снегу голые,  и едят снег.  У них вместо
костей лед.
     Мы захохотали над Жориной выдумкой.
     - Брехня!  - сказал Женя Гаркавый. - Посылали туда экспедицию. Никакого
снежного человека или хотя бы обезьяны не нашли.
     - Провалиться!.. - хотел дать клятву Жора, но передумал.
     - Вот я читал -  чистая правда,  -  сказал Женя.  - В Африке есть такое
племя,  что огня не боится.  По раскаленным углям ходят босиком -  и хоть бы
что. Проверяли - никакого следа на подошвах не остается.
     - У-ю-юй!  -  не выдержал я.  -  Вот если б наши пожарники такими были.
Залез бы в огонь и туши спокойненько.
     - А  еще есть йоги в  Индии.  Не племя,  а  такая группа людей,  каста,
по-ихнему.  Они могут битое стекло глотать и лезвия безопасной бритвы, могут
сами  себе руки или  ноги кинжалами пробивать,  и  даже кровь не  капает.  А
захотят -  могут и не дышать.  Одного в гробу закопали на полдня.  Откопали,
открыли крышку...
     Женя обернулся назад, остановился. И мы стали, посмотрели назад. Далеко
уже  последние домики пригорода.  И  там,  где кончалась улица и  начиналась
обыкновенная полевая дорога, шла Галка со Снежком...
     Женя хмыкнул,  повернулся к  ней спиной.  И  так прибавил шагу,  что мы
побежали за ним, чтоб не отстать.
     Сережа не видел из-за "живота" дороги. Споткнулся - гоп на пузо. Сережу
подбросило,  а голова перевесила - клюнул носом в землю. Мы - хохотать, а он
еще нарочно - гоп! гоп! Но уже смешно не было.
     Женя  раздевался на  ходу.  Вышли на  берег,  а  Гаркавый уже  в  одних
плавках.  Красивые плавки:  темно-зеленые,  около резинки -  белые и красные
полоски. И булавка зачем-то пристегнута...
     - Ну и что этот еган? - спросил Павлуша.
     - Какой еган? - удивился Женя.
     - Ну, тот, которого живьем закопали.
     - А-а...   йог,   а  не  еган.  Ничего!  Хлопнул  глазами,  поднялся...
Потяну-у-у-улся...  Вот так...  - Женя развел руки в стороны и вверх, присел
несколько раз, придерживаясь за коленки. - И в воду!
     Женя подпрыгнул, выгнулся дугой - бултых! Разошлись большие круги...
     Вынырнул он возле другого берега залива,  круто развернулся и  поплыл к
старой барже.
     Я попробовал рукой воду - ледяная! Вот тебе и солнце...
     - Теплая! - пощупал Вася.
     - Теплая, теплая! - подтвердили Жора и Сережа и начали раздеваться.
     Разделся и  я  до трусиков -  хоть позагораю.  А Павлуша сбросил только
рубашку и майку, остался в штанах.
     Сережа-храбрец глубже,  чем до колен, не лез. Нащупывал ногами и руками
ракушки-перламутровки, выбрасывал на берег. А Вася то и дело нырял и брызгал
на  нас.  Вынырнет,  раскроет рот,  вытаращит глаза.  А  трусы  на  коленях!
Отцовские,  наверно,  большие,  как штаны. Вася поддернет их, сложит ладошки
ковшиком перед носом и опять -  бултых!  Сережа, наконец, осмелел - переплыл
на ту сторону заливчика и  назад.  Потом проплыл туда-сюда и Жора.  Вылезли,
трясутся, как черти. Взяли спиннинг и втроем побежали подальше - забросить.
     А Вася все нырял...
     - Ого-го!  -  крикнул Женя с баржи и запрыгал на одной ноге, выливая из
ушей воду: бум! бум! бум! Железная баржа гудела под ним, как барабан. Это он
нам кричал или Галке?  Наверно, нам, потому что Галка как шла прямо в лесок,
так и исчезла в ельничке.
     Я хотел побежать к Жене, залезть на баржу, заглянуть внутрь. Интересно,
что там в ней?
     Но Вася как раз проделывал цирковой номер, и я помедлил. Засунул Жорину
волейбольную камеру себе в трусы,  как Сережа под рубаху. Попробовал нырнуть
- кувырк,  как утка хвостом кверху.  Не ныряется...  Еще раз - кувырк! Пятки
сверкнули в воздухе,  Васю бросило через голову, перевернуло кверху животом.
Поднялся - кхы! кхы! Чуть не захлебнулся...
     - Эй,  малявки!  -  крикнул Гаркавый с  баржи.  -  Давайте на берег.  И
пробежечку на сто метров, а то воспаление легких схватите.
     - Сейчас!  Последненький разок! - крикнул Вася. Вынул из трусов камеру,
швырнул ее на берег.
     Это был его рекордный нырок.  Если б  еще полминуты,  то стал бы йогом.
Или утонул.
     Наконец вода  вспучилась,  показалась Васина  спина...  Голова...  Руки
только не показывались,  что-то оттягивало их вниз,  под воду, сгибало Васю.
Один раз это нечто таинственное показалось из воды - длинное, грязное.
     - Помоги, Жека... Металлолом будет!
     Я побрел к Васе медленно,  чтоб не замочить трусов. А Вася покачивал на
руках находку под водой и плевался, кашлял.
     Взялись в четыре руки...
     Бр-р, какое колючее, скользкое и противное это железо! Будто слиплась в
кучу одна ржавчина. Немного смахивает на отпиленную верхушку ракеты.
     Положили на песок,  сполоснули с рук грязь и ржавчину. И вдруг я понял:
снаряд!  Честное октябрятское...  В  кино  такие  видел,  только блестящие и
гладкие...
     - Снаряд!!! - завопил я во все горло. - Снаряд вытащили из реки!
     Первыми прибежали Жора,  Павлуша и  Сережа.  "Ты виноват!" -  "Нет,  ты
больше!" - нападали они друг на дружку: на катушке спиннинга висела огромная
"борода".
     Прибежал с баржи Женя Гаркавый, разметал нас в стороны. У Васи выхватил
из  рук  камень,  накрутил ему  ухо:  Вася уже намеревался тюкнуть камнем по
снаряду.
     - Вон ту  горку видите?  -  указал Женя на  ельник.  -  Бегом за  нее и
залягте!
     Мы отошли метров на пять всего. Никто даже не присел.
     Женя осмотрел снаряд.
     - Взрыватель  есть...   Все  ржавчина  разъела,   может  сам  по   себе
взорваться, хоть и не тронешь. Где нашли, покажите то место!
     Мы подбежали к нему, закричали наперебой.
     - Тихо! Один кто-нибудь... Вася!
     Вася взял камешек и бросил его в воду.
     - Вон там...
     - Не подходите близко к снаряду, не касайтесь. Женька, посторожи...
     Гаркавый развернул полотенце,  вынул  большущие очки  с  резиной вокруг
стекол. Надел - очки закрыли половину лица.
     - Еще раз предупреждаю: с места не двигаться. Со смертью не шутят!
     Женя побрел к тому месту, где Вася нашел снаряд. Чуть выше колен! Сунул
лицо с очками в воду,  поводил вправо,  влево,  ступил шаг вперед...  Поднял
голову, вдохнул воздуха.
     - Жалко,  нет маски с трубкой...  - И опять голову под воду. Шагнул еще
вперед, еще шаг, еще...
     Много раз он то выпрямлялся,  то опускал лицо в  воду.  И плавал вокруг
того места, не поднимая головы, и ногами щупал.
     Мы не сводили с  Жени глаз,  следили за каждым его движением и тряслись
без удержу. Пока что больше от холода, а не от страха.
     - Нету...  А я подумал,  целый склад тут.  -  Женя вышел на берег, снял
очки. Вздохнул устало, присел.
     И мы уселись вокруг снаряда,  медленно, осторожно. Даже дышать боялись.
Получилось кольцо,  а  в  том кольце,  на  метр-полтора от  каждого,  лежала
ржавая, в щербинах смерть.
     - Видите,  не  скелет с  косой,  как в  сказках рисуют...  А  грохнет -
косточек не соберешь. Миллиметров сто двадцать, гаубичный, наверно...
     Это для нас было непонятно.
     Мы смотрели на снаряд как завороженные, а лица наши вытягивались...
     - Ну,  что  теперь  с  ним  делать?  -  спросил  Женя  сам  у  себя.  -
Позвонить...  В  военкомат позвонить...  Пусть  саперов пришлют.  Побегу  на
деревообрабатывающий комбинат, позвоню...
     Гаркавый вскочил и стал,  подпрыгивая на одной ноге,  натягивать штаны.
Одну только штанину надел и опять снял.
     - Нет,  не то... Боюсь вас одних оставлять... А прогнать домой - другой
дурак найдется,  который ковырнет.  Лучше мы его похорони