м.  А ну, кыш за ту
горку!
     Теперь  мы  послушались,  отбежали в  ельник.  На  самом  высоком месте
зигзагом шла канавка.  Заросла уже деревцами,  но можно было догадаться, что
эта была траншея. Мы попадали в нее, залегли. Как на войне...
     И  тут выбежал из  ельника Снежок.  Прямо на  нас!  Забегал от одного к
другому,  из разинутого рта болтается розовый язычок.  Но мы не обрадовались
Снежку. Мы думали про Женю: что он намерен делать?
     - В войну играете? - вышла из зарослей и Галка.
     - Тише,  ложись!  -  прикрикнул  на  нее  Жора.  -  Женя  будет  снаряд
разминировать.
     Галка  не  легла,  а  наоборот -  стала  как  столб и  тянет вверх шею,
тянет... Как будто растет сама.
     Женя вытащил из брюк ремень... Подошел к снаряду, наклонился... Нет, не
похоже, чтоб собирался разминировать!
     Он  подсунул конец ремня под  снаряд и...  лег  на  него или возле него
животом. И не подымается, что-то потихоньку делает...
     - Не  надо,   Женечка!   -   рванулась  с  места  Галка.  -  Миленький,
славненький... Не надо, не трогай! Не надо...
     Женя  поднимался с  земли медленно,  сначала оперся на  руки и  колени.
Снаряд висел под ним,  привязанный ремнем к груди и животу. Стал на ноги - и
снаряд  показался нам  каким-то  страшным чудовищем,  которое  присосалось к
нему.
     - Тяжелый, зараза... - сказал Женя тихо.
     Галка ступила к нему еще на один шаг.
     - Женечка, не надо...
     Женя скорчил жалостливую мину:
     - Ма-а-ама, я хочу домой...
     Над  Галкой смеялся.  А  у  меня от  его  смеха будто за  шиворот снегу
насыпали.
     Подбежал к  Жене Снежок,  положил передние лапы ему на бедро.  Гаркавый
погладил его по голове, потрепал за ушами. Рука гладила, пальцы трогали ухо,
а сам Женя стоит, не шелохнется.
     И  вот повернул к  реке,  вошел в  воду...  Не  в  смирный,  неглубокий
заливчик-рукав, а в Неман. Шел медленно, правой-левой... правой-левой... Уже
снаряд спрятался под воду, вода до подбородка заняла... И тогда Женя поплыл.
     Выбрасывал руки  вперед  спокойно и  мерно:  раз-два,  раз-два...  Даже
брызги не взлетали.  А течение относило его в сторону все дальше и дальше. А
мы повскакивали со своих мест, пошли берегом. Нам хотелось быть ближе к нему
в эти минуты. Как будто мы могли ему чем-нибудь помочь!..
     Внутри у меня опустело,  я весь был какой-то невесомый,  напряжен,  как
натянутая струна.  Брел и не чувствовал под собою земли. А что как ахнет тот
снаряд, взметнется над рекой водяной столб?!
     Вдруг Женя перестал грести и... медленно ушел под воду.
     Галка сунула в  рот пальцы,  словно хотела их  откусить.  Мы замерли на
месте...
     А Женьки нет и нет... Показалось, целый час не было.
     И  вдруг его  голова выскочила из  воды,  как поплавок.  Женя фыркнул и
весело прокричал:
     - Ух, и холодильник на дне! Криницы, наверно, бьют!
     Он поплыл к берегу наискосок,  без снаряда течение сносило его сильнее.
Мы  подпрыгивали,  мы плясали на берегу:  "Ура!  Ура!"  Я  кувыркнулся через
голову, посмотрел опять на Неман. А Галка вдруг как закричит:
     - Ой, Женечка!..
     Гаркавый беспорядочно взмахивал руками. Крикнул, закашлявшись:
     - Спокойно, дети!.. - и опять исчез под водой.
     - Судорога скрутила...  -  Галка застучала кулачком о  кулак,  закусила
губу, не стыдясь слез.
     Не было Жени,  может, столько, сколько в первый раз. А может, и больше.
Мы уже хныкали и скулили...
     Вдруг  Женя  вынырнул,  мотнул головой,  чтоб  отбросить назад  с  глаз
волосы...  Провел по лбу рукой и  поплыл саженками -  быстро,  изо всех сил.
Пока он  боролся с  течением,  Галка сбегала за полотенцем.  Прибежала назад
тогда, когда Женя, сильно хромая, выбирался из воды.
     Вышел и упал на песок лицом вниз.
     Мы стояли вокруг него и смотрели,  как ходуном ходит спина Женьки,  как
бьет его страшный, судорожный кашель. Из икры в двух местах сочилась кровь.
     Наконец Женя  отдышался и  медленно перевернулся,  сел.  Вытер  ладонью
кровь и  начал колотить кулаком по икре,  щипать ее,  массировать.  Губы его
были плотно сжаты, брови сдвинуты к переносице...
     Растирал он ногу,  а Галка вытирала ему спину, плечи и улыбалась сквозь
слезы. И только тогда забрал Женя полотенце, когда Галка намерилась вытереть
ему лицо, нос.
     - Хорошо,  что булавка была...  -  сказал Женя и вздохнул, снял с пояса
ремень.  -  Со снарядом справился,  а тут...  Загнуться от какой-то паршивой
судороги!  Сколько на  том  свете  будешь,  столько и  краснеть придется.  А
вообще-то дикая, адская боль...
     - Ты не краснеешь,  а синеешь.  От холода дойдешь!  -  ласково говорила
Галка, и губы ее дрожали.
     - Ну-у-у?! На ста-а-а-арт... Марш!!
     И  мы  помчались к  одежде -  кто  быстрее.  Сзади тявкал от  радости и
пытался схватить кого-нибудь за пятку Снежок.
     И  мне тоже хотелось кричать от  радости,  что в  нашем доме живет Женя
Гаркавый.  Что там какие-то йоги!  Да и те, кто не боится огня. Далеко им до
Жени...
     И  пусть  не  хвастается Галка  своим подвигом.  Подумаешь,  пролезла в
форточку! Женя сто раз залез бы, если бы у него тогда были кеды на ногах.
     И я когда-нибудь заберусь.  Вот подрасту немного, станут длиннее ноги -
и залезу.


        "КОМБИНАТ "МЫ САМИ С УСАМИ""

     Воскресенье называется выходной, день отдыха. Но именно по воскресеньям
я занят как никогда. Так и папа говорит, и мама, и бабушка.
     Только пришел с  Немана,  отругали и  загнали за  стол обедать.  Только
пообедал -  "Учи уроки!" А уроки не лезут в голову,  лезет пластилин.  Нет у
меня столько, сколько говорил дядя Левон.
     За  те  пять  рублей никто меня больше не  ругал.  Мама с  папой только
переглянулись и вздохнули.  "Хороший нам урок!" -  сказал папа и спрятался в
кабинет-спальню.
     Была у Марины начатая коробка.  Выпросил,  сказал, что взамен куплю две
или все, что захочет. Когда вырасту, конечно... Был у меня и свой пластилин,
для уроков труда. Добавил и его. Маринина, да моя, да новая пачка - три! Это
уже не пустые руки.
     - А в шкафчике смотрел?  -  сказала мама. - Там еще прошлогоднего целый
склад.
     Про шкафчик-то я и забыл!
     Это скорее был не шкафчик,  а  какой-то бабушкин комод.  Вынесли его за
ненадобностью из кухни в  ванную,  и  в  нем сейчас хранится всякая всячина.
Наверху комода стоят два бака для белья.  Внутри шкафчика на  нижней полке -
склад материалов для стирки:  мыло,  пасты,  порошки. Стоят банки с краской,
валяются тюбики гуталина.  На верхнюю полку кладется то, что надо стирать. В
левом ящике банка с гвоздями, всякие инструменты, нужные и ненужные железки.
В  правом ящике  тоже  свалка:  мотки проволоки и  шпагата,  куски наждачной
бумаги,  смола,  мел.  Здесь  я  нашел  и  разноцветные комки  пластилина  -
запыленные,  с  налипшим  мусором.  Весь  пластилин побросал в  целлофановый
мешочек. Пусть! Пригодится!
     Где, интересно, дневник? Как бы его не забыть...
     Дверь квартиры Левона Ивановича нам открыл... Вася!
     Увидели его и  сразу фыркнули:  голова повязана набекрень не то чалмой,
не то пиратской косынкой, ноги путаются в длинном фартуке.
     - Эх,  вы!  Я  уже два часа работаю с  дядей Левоном,  -  объявил он  с
гордостью.  -  Сколько мы здесь переделали всего!  Я Жучка буду играть!  - и
Вася исчез в ванной.
     Вася -  Жучок?  Ну и пусть,  подумаешь... Только почему дядя нам еще не
сказал,  кто кого будет играть?  И  почему сегодня так невкусно пахнет в его
квартире?
     - Салют,  "артековцы!" - вышел в коридор Левон Иванович. - Э-э, а руки,
руки! Подержать надо, мы же договорились!
     Каждый из  нас быстренько поднял правую руку.  И  когда он  нам откроет
тайну: зачем задирать вверх руки?
     - Пластилин -  на кухню,  дневники -  мне.  Лишнюю одежду снять, рукава
подвернуть, если не хотите до майки раздеваться! - командовал дядя Левон. Он
и сегодня был в пижамных шароварах и в майке.  - Та-ак... Та-ак... Павлуша у
нас молодец! - посмотрел он первый дневник. - У Сережи дневника еще нет... А
у вас двоих даже смотреть неинтересно... Ставлю на голосование: допускать их
к работе или нет?
     - Левон  Иванович!   Дядя  Левон!..   -  загорячились  мы  с  Жорой.  -
Провалиться на этом месте! Честное октябрятское! Исправим!
     - Мне хочется вам верить и не хочется... Ну, хорошо, будем считать, что
эти двойки-тройки у вас случайные.
     - Случайные! Честное слово! - клялся с нами и Сережа.
     Послышались шаги-грохот.
     - Вот что мы  с  дядей Левоном смастерили!  -  вышел к  нам на каких-то
деревяшках Вася. - Это чтоб ровным с вами быть...
     Ходули - не ходули, обувь - не обувь: на ногах скамеечки сантиметров по
десять высотой. И ремешок дужкой прибит - ступню держит.
     - Дай и мне! И мне дай походить! - подскочили мы к нему.
     - Отставить!  -  по-военному скомандовал дядя Левон.  - Забавляться нам
некогда.  Вася, чаще помешивай клей... И прибей полоски войлока под котурны,
чтоб не так грохали.
     - Котурны называются,  во как!  -  сказал Вася и исчез в ванной. Вскоре
оттуда послышалось: бух! бух! бух!
     А еще мы увидели готовую ширму для театра кукол. Стояла она в уголке за
диваном.  Из  тех  реек-планок,  что  принес  Левон  Иванович из  комбината,
сколочены длинные четырехугольные рамки,  выше нашего роста.  Рамки обтянуты
серой тканью и соединены между собой петлями.
     - Идите сюда!  - позвал дядя Левон из кухни. - Я придумал, как сделать,
чтоб меньше пластилина пошло.
     Пол на кухне, стол в углу, две табуретки - все было прикрыто газетами.
     Левон Иванович показал нам  две большие продолговатые картофелины,  они
были насажены на палки и утыканы обломанными коротенькими спичками, как ежик
иголками.
     - Вот...  Покроете сверху пластилином,  а потом уже формуйте носы, уши,
губы,  брови.  Таньку и  Ваньку будут лепить Павлуша и  Женя,  вот  по  этим
рисункам. Потом по вашим скульптурам будем отливать гипсовую форму.
     - А  нам  что  делать?  -  спросил плачущим голосом Сережа,  Жора  тоже
обиженно прижмурил глаза.
     - Работы хватит всем.  Вот, бери газеты, рви на мелкие кусочки и бросай
в ящик. Будем делать папье-маше.
     "Папье-маше? Что это еще такое?"
     Сережа неохотно взялся за газету.
     - А ты,  Георгий,  покрой пластилином вот эти чурбачки - по ним вылепим
Эрпидам головы и туловища. Гипсовых форм не будем отливать.
     Жора  с  каким-то  презрением взял деревянный кубик и  сбитую из  куска
доски и обрезков "шестиугольную призму" - туловище Эрпида, повертел в руках.
     - Веселее, "артековцы", веселее! - торопил дядя Левон.
     Умница Левон Иванович... Быстро разобрался, кто на что способен. Вася -
клеевар и  сапожник...  Во,  стучит в ванной,  подбивает войлоком котурны...
Пошел к нему дядя Левон:  не расколотил бы там чего. А с Сережиной работой и
Генка  справился бы...  Нет,  Сереже можно  было  бы  и  поважнее что-нибудь
поручить.  Жора -  обыкновенный штукатур:  разве трудно облепить пластилином
какие-то чурбаки?  А  вот мы с  Павлушей -  скульпторы.  Это не клей варить!
Здесь нужно смотреть да смотреть! Здесь талант нужен!
     Я,  Павлуша и Жора - у стола, в углу кухни. Лепим стоя. "Все скульпторы
стоя  работают",  -  сказал Левон Иванович.  Сережа забрался в  уголок между
плитой и раковиной умывальника,  уселся на пол. Ноги бедного не держат! Чуть
повернется или подымется - трах головой об умывальник!
     - Берегись! - послышался голос Левона Ивановича.
     Вася вышагивал перед нами на  котурнах,  открывал двери.  Он  нес пучок
коротких лучинок.  А  дядя держал перед собой кастрюльку.  Вошли -  и  сразу
стало  тесно  на  кухне.  Кастрюлю дядя  поставил на  плиту,  открыл  пошире
форточку.
     - Ну, комбинат "Мы сами с усами", клей готов. Вася, помоги Сереже рвать
газеты...  А что у вас?  - Дядя взял мою картофельно-пластилиновую булаву. -
Не приглаживай раньше времени, старайся схватить общие черты. У Ваньки какая
приметная особенность, что бросается в глаза?
     - Х-ха, уши!
     - Правильно,  уши торчат.  Их отдельно лепи,  потом приставишь...  А  у
Таньки  пухлые щечки  и  губы,  уши  маленькие...  Вместо глаз  пока  просто
углубления делайте.  Смачивайте немножко  пальцы  водой,  чтоб  пластилин не
прилипал.
     Дядя  взял  у  Жоры  кубик,  обмазанный  пластилином.  Подравнял  бока,
заострил кромки.
     - Ну, вот... Сереже поручим вылепить из папье-маше голову Эрпида-один.
     - Мне! Я хочу! - побросали мы свою работу.
     - Отставить!  -  скомандовал опять Левон Иванович.  -  Если так  будете
суетиться,  бросаться от одного к другому, ничего в жизни не достигнете. Над
вами будут смеяться, как над неудачниками. А попробовать - все попробуем, не
беспокойтесь.  А теперь пусть Сережа, у него получится лучше, - говорил дядя
Левон,  и  Сережа надувался от  важности.  -  Сначала в  воду  макай кусочки
газеты,  один слой на воде сделаем.  А потом уже на клее.  Слоев десять... -
Левон  Иванович плеснул в  тарелку воды,  макнул  кусочек газеты -  хлоп  на
кубик! Второй рядышком - хлоп! Третий... Четвертый...
     Нам  не  хотелось  уже  лепить  Таньку  и  Ваньку.   Мы  смотрели,  как
покрывается кубик панцирем из серой мокрой газеты.  Вздохнули и только опять
принялись за Ваньку и  Таньку,  Вася как захохочет!  Смотрим:  трясет Сережа
растопыренными пальцами,  а  за  них с  сотню бумажек нацепилось!  Стал ртом
ловить их,  срывать -  к  носу,  губам,  щекам  приклеились.  "Ха-ха-ха!"  -
покатываемся мы  со  смеху.  "Хо-хо-хо" -  помогает нам басом дядя Левон.  А
Сережа -  ф-фу!  ф-ф-фу-у!  -  не может сдуть бумажки.  Они щекочут ему нос,
шевелятся. Как чихнет на всю кухню!
     - Это тебе не вода,  -  вытирает дядя уголки глаз.  -  Бери кусочек вот
так...  Весь не  намазывай...  Подцепи спичкой капельку клея,  клади его  на
середину бумажки и лепи,  клади и лепи...  -  Левон Иванович показывал,  как
надо делать. - Действуй двумя руками, не держи кубик левой... Каждый кусочек
придави,  разгладь хорошенько,  клей и расплывется под бумажками... Запачкал
руки - вот влажная тряпка... Умывайся и начинай сначала!
     Пока Сережа пропадал в ванной - хотя можно было руки и на кухне вымыть,
- дядя исправлял нашу работу.
     - Смелее с  пластилином,  энергичнее!  Своя  рука  -  владыка:  хотим -
прибавим,  хотим -  убавим, соскребем, - говорил он и закруглял моему Ваньке
нос,  очерчивал резче брови.  - Павлуша, любым пластилином лепи, не подбирай
цвета. Выльем форму, тогда можешь свою красавицу расцвечивать.
     А я не смотрел,  какой пластилин попадался.  Голова у моего Васьки была
пестрая,  как у леопарда: нос зеленый, одна щека красная, другая желтая, лоб
серо-буро-малиновый, одно ухо белое...
     - Павел, соскреби у Таньки "волосы". Голова должна быть гладкой.
     "Х-хо, Танька с плешивой головой!"
     - Волосы куклам потом приклеим. Нарежем макаронин из поролона.
     "Поролоновые волосы?! Еще ни у одной модницы таких не было. И придумает
же Левон Иванович!"
     Пришел из  ванной Сережа,  снял  кастрюлю,  поставил на  пол.  Сел  под
раковину умывальника.
     Дядя Левон сделал таинственное выражение лица.
     - Эники,  беники,  ф-фу,  ф-фу!  -  словно сыпанул щепотками чего-то на
Васину голову.  -  Превращаю тебя  в  Великого Химика.  Хватит рвать газету,
пошли со мной...
     И повел Васю в ванную.
     Мы  заработали проворнее,  быстрее.  А  то самое интересное сделают без
нас.
     Вася  принес  из  ванной  большую  консервную  банку.  В  центре  банки
возвышалась горка сероватого порошка.
     - И только по моему сигналу, понял? Выльешь и сразу же размешаешь.
     Дядя  Левон  ополоснул серые от  порошка руки,  забрал у  меня  Ваньку,
потискал его кое-где, пригладил, резче очертил губы.
     - Можно сказать,  хорошо... А если и нет, зато все своими руками. Так я
говорю?
     Поправил он и Танькину голову.
     - Лей,  сколько я сказал,  и меси! Энергично! - скомандовал Васе, а сам
схватил коротенькую пластинку-лучину  -  р-раз!  Вдавил  ее  ребром  поперек
головы Ваньки.
     - Ах! - перепугался я.
     Вася выдавил ложкой в порошке ямку и плеснул воды,  начал мешать.  А мы
смотрели,  как  дядя  Левон одну  за  другой втыкал ребрами пластинки вокруг
головы  Ваньки  -  около  ушей,  по  шее,  до  самой  палки...  И  голова не
разваливалась!  Так  он  и  Танькину голову окольцевал,  как  будто хотел ее
разрезать пополам, как арбуз...
     - Та-ак! - весело потер он руки, положил куклы носами вверх. - Помогите
Жоре долепить туловище Эрпида.
     Жора не дал нам помогать, и мы ничего не делали, а только глазели.
     Левон  Иванович плеснул в  банку воды  еще  больше и  быстро разболтал.
Тесто  получилось жидким.  Казалось,  вот-вот  зашипит сковородка,  запахнет
блинами.
     - А гипсовые оладьи вкусные? - спросил Вася.
     - Попробуй!  -  протянул дядя ложку гипса.  Вася отдернул голову. Левон
Иванович продолжал: - Знаешь, что будет, если гипс попадет в желудок? Он там
затвердеет.  Я  слышал,  так  с  крысами  расправляются.  Перемешают муку  с
гипсовым порошком,  поставят возле норы:  "Угощайтесь на  здоровье!"  А  они
жаднющие: хвать-хвать! А потом лапы кверху: "Караул!"
     Дядя Левон кончил мешать.
     - Берите кукол, - сказал он, - поворачивайте их за палки над тазиком.
     Схватили Вася  и  Павлуша.  А  дядя начал быстро-быстро набирать ложкой
раствор,  брызгать на Таньку и  Ваньку.  Где уши,  рот или нос -  хорошенько
брызгал,  со всех сторон.  А когда побелели куклы, дядя уже спокойно налепил
на них остатки загустевшего раствора. Не узнать было, где носы, где что.
     - Вот...  И стойте как статуи минут десять.  Потом на стол положите. Да
сними ты котурны! Чем это он, думаю, все время грохает...
     Вася взмахивал ногами, сбрасывая котурны, и вздыхал на всю кухню.
     Словно от сердца их отрывал.
     Туловище Эрпиду облепливали бумажками все вместе -  и Левон Иванович, и
я, и Жора. Управились как раз тогда, когда Сережа кончил возиться с головой.
Дядя зажег две конфорки на плите.  На одну поставил чайник,  а  возле другой
положил голову и туловище Эрпида.
     На кухне стало не продохнуть от жары и  разных запахов.  Зачем еще дядя
Левон греет воду? Что мы будем с ней делать?
     - Так-с...  Положим куклы на окно.  А теперь уберем здесь немного, и на
сегодня - все...
     Но  мы  Левону Ивановичу ничего не  дали  делать.  Сами  убрали газеты,
мусор,  помыли пол  на  кухне и  в  ванной.  Пока умывались сами,  на  кухне
произошло  чудо:   стол  словно  застелили  скатертью-самобранкой.   На  нем
появились ваза с печеньем,  сахарница,  чайник и чашки с золотыми полосками.
Посередине стола нежно розовел малиновый конфитюр в стеклянной банке.
     - Молодцы,  поработали на славу,  -  говорил Левон Иванович,  заваривая
свежий чай.  -  Но работы у  нас теперь будет все больше и больше.  Придется
собираться чаще - через день, а то и каждый день...
     Всего две табуретки на кухне,  и  потому кто стоял,  кто сидел,  но все
пили вкусный чай с  душистым конфитюром и болтали о чем угодно.  И никто нас
не одергивал,  никто не утихомиривал. И сам Левон Иванович много рассказывал
о  работе  в  театре,  вспоминал всякие смешные случаи и  первым хохотал над
своими шутками.
     А  кончили пить,  дядя подошел к окну -  шах!  шарах!  Разломил пополам
гипсовые болванки. Получились как бы скорлупки гигантских грецких орехов - с
такими же фигурными выемочками и бугорками внутри.
     - Та-а-ак...  -  осмотрел формы Левон Иванович.  -  Все в норме. Можете
брать свои скульптуры на память...  -  И  он подал Таньку Павлуше,  а  мне -
Ваньку.  -  По  внутренней стороне этих форм будем выклеивать куклам головы.
Половинками...
     Неохотно распрощались мы с дядей Левоном.
     - Можно, я у вас буду ночевать? - спросил Вася.
     Левон Иванович улыбнулся.
     - Нет,  дорогой мой,  там уже тебя родители ищут...  Ты лучше почаще ко
мне заходи. Хлопец