ешь.
   - Спасибо за комплимент.
   Мужчины переговаривались шепотом, не  глядя  друг  на  друга.  Стороннему
наблюдателю могло показаться, что они просто смотрят вдаль.
   - Чего ты там натворил?
   - Героина на пятнадцать штук по ветру распылил. Представляешь, какие  они
стали злые?
   - За это и убить могут.
   - Что они и пытались сделать.
   - Я им не завидую.
   - Ты же знаешь, я привык отвечать ударом на удар.
   - Все живы остались?
   - Стыдно сказать, но это так.
   - Илларион, с огнем играешь.  Наркотиками  в  одиночку  не  торгуют,  это
всегда цепь, которая ведет на самый  верх.  Обозлишь  против  себя  кого  не
следует.
   - Я не  хочу,  чтобы  мерзавцы  меня  любили,  я  хочу,  чтобы  они  меня
ненавидели.  Вот  что  я  у  них  нашел,  -  и  Забродов  протянул   Феликсу
удостоверения ветеранов афганской войны.
   Тот покрутил их, посмотрел.
   - Настоящие. Они тебе точно героин предлагали?
   - Вне всякого сомнения, чистый. Можно сказать, стопроцентный, -  Илларион
посмотрел на свою руку.
   На запястье еще белел порошок, словно он выпачкался в муку. - Смотри.
   Феликс взял немного порошка на палец, приложил к языку.
   - Продукт  афганский.  Эти  подонки,  -  он  щелкнул  ногтем  по  обложке
удостоверения, - даже не винтики, они пыль. Простые солдаты не  в  состоянии
наладить коридор, по которому наркотики идут из Афганистана в  Москву.  Этим
занимаются генералы.
   - Ты знаешь кто?
   - Не знаю, и знать не желаю. Еще во время войны они  наладили  переброску
наркотиков, теперь же многие из их  афганских  друзей  промышляют  наркотой.
Смотри, Илларион, чтобы тебя не зацепили.
   - Лучше ты смотри, все-таки меня они возле тебя видели.
   - Это мои проблемы, которые я тоже привык решать сам.
   - Я пойду, - сказал Забродов, протягивая ладонь.
   - Что ж, дела.
   - Счастливо продать машину.
   - Лучше пожелай мне,  чтобы  ко  мне  такие  типы,  как  тот,  больше  не
подходили. Потому что один раз я выдержал, но, посмотрев на тебя,  и  самому
захотелось справедливости.
   - Каждому свое, - подмигнул Забродов. Милиционеры тем  временем  пытались
понять, что же произошло в березовой роще. Ясно, что ни  один  из  торговцев
наркотиками помогать им в этом не  хотел,  Наркоторговцев  уже  распихали  в
машины, пакет лежал в ящичке милицейского  автомобиля,  а  сержант  все  еще
допытывался у задержанных, кто стрелял.
   - Был один козел, - мрачно отвечал Ваня, - с пушкой и уехал.
   Пистолет отыскался случайно. Лейтенант отбежал к березе помочиться и чуть
не наступил на затерявшийся в траве пистолет. Теперь было что присоединить к
пакету с белым порошком.
   - Посмотрим, чьи на нем отпечатки пальцев окажутся, - мстительно пообещал
лейтенант.

Глава 4

   Забродов разминулся с  милицейской  машиной  и  ярко-зеленой  "нивой"  на
шоссе. Даже если бы кто-нибудь из наркоторговцев узнал его в лицо,  вряд  ли
стал бы кричать: "Остановите машину, вот он!".
   - Счастливо добраться до тюрьмы,  -  пробормотал  Илларион  и  постарался
забыть о том, что случилось.
   Он понимал, что по большому счету только сорвал злость на пешках. Хотя  и
они  ради   наживы   готовы   гробить   людей.   Добраться   до   тех,   кто
покровительствовал им, кто возил наркотики килограммами, Забродов не  мог  и
не хотел, справедливо  считая,  что  долг  свой  государству  отдал  сполна.
Продажные же генералы найдутся всегда, они  как  зараза.  Бороться  с  ними,
конечно, можно, а искоренить - нельзя.
   "Молодец все-таки Феликс!" - Илларион прислушивался к звуку двигателя,  к
тому, как машина держит скорость.
   Ни  одна  панель,  ни  одна  деталька   не   отзывались   вибрацией   или
дребезжанием, словно автомобиль был вырезан из цельного куска.
   "Зря я  на  него  сегодня  наехал.  Его  теперешняя  жизнь  не  позволяет
действовать абсолютно свободно. Это я ни от кого не завишу, нет  у  меня  ни
семьи, ни детей, ни даже  любимой  работы.  Есть  только  жизнь.  Не  совсем
правильно рассуждаю, - усмехнулся Забродов, - теперь  у  меня  есть  и  своя
собака. Кличка Полковник может показаться кому-то обидной, но  главное,  пес
на нее отзывается".
   Забродов остался доволен машиной, убедившись, что  лучшего  мастера,  чем
Феликс, не отыскал бы ни за  какие  деньги.  При  всей  своей  независимости
Илларион привязывался к старым вещам, с которыми в его  жизни  были  связаны
воспоминания, и "лэндровер" был одной из них.
   - Теперь отдохнешь, - прошептал Забродов, поворачивая во двор и умудряясь
при этом похлопать рукой по приборной панели  -  так,  как  хлопают  верного
коня.
   "То-то пес обрадуется, с самого утра один  сидит!"  -  подумал  Илларион,
распахивая дверцу.
   Но не успел он даже поставить ногу  на  асфальт,  как  к  нему  подбежала
соседка, которую он знал лишь в лицо.  За  руку  женщину  держала  маленькая
девочка. Для Забродова, не имевшего своих детей,  все  чужие  были  на  одно
лицо.
   - Добрый вечер, - старательно и внятно проговорила  трехлетняя  девчушка,
прежде чем ее мать успела обратиться к Забродову.
   Чувствовалось, девочке с трудом далась эта фраза и она ужасно горда  тем,
что сумела выговорить сложные для себя буквы "р" и "ч".
   - Извините, пожалуйста, -  тараторила  женщина,  -  я  даже  ваше  имя  и
отчество забыла...
   - Илларион меня зовут, - напомнил Забродов и краем глаза заметил  большой
чемодан и сумку, стоящие на крыльце подъезда.
   - Тут такое дело.., я никогда никого не прошу, всегда сама... -  сбивчиво
объясняла женщина.
   - Я понимаю, что вы  спешите  на  вокзал  или  в  аэропорт,  а  такси  не
приехало, - улыбнулся Илларион.
   - Да, - произнесла соседка и тут же замолчала.
   - Садитесь. Сейчас заброшу ваши чемоданы. Вам куда?
   - В Шереметьево. Я даже не знаю, мне так неудобно, это далеко, но другого
выхода у меня нет. Я заплачу.
   - Бросьте вы! С кем не случается.
   Несмотря на то, что Забродов выехал из дому черт знает в какую  рань,  он
ничем не дал понять соседке, что меньше всего ему  хочется  сейчас  ехать  в
Шереметьево.
   - Даже не знаю, как вас благодарить, - шептала женщина,  когда,  наконец,
поверила в то, что успеет к самолету.
   - У вас счастливое лицо, - проговорил Забродов, - а счастье - из  разряда
чувств, которые невозможно подделать.

***

   В двухкомнатной убого обставленной квартире в районе Ленинградского шоссе
царило оживление, щедро замешанное на девичьем смехе. В  квартире  жили  три
девчонки. Профессия, при помощи которой они зарабатывали на  хлеб  насущный,
была самой древней. За неимением другого все трое торговали своим телом.
   Все три девчонки московской прописки не имели, жили в городе  нелегально.
Квартиру для них снял сутенер Яша Клещ. Шляться по улицам без документов  на
руках было делом рискованным, попадать в неприятные истории не хотелось.
   Работа начиналась ближе к вечеру и продолжалась всю ночь до  утра.  Когда
темнело Яша вывозил своих подопечных на шоссе.
   Галя из Житомира сидела на кровати, положив на колени  старую  телефонную
книгу. В правой руке был стержень  от  шариковой  авторучки.  На  телефонном
справочнике лежала тетрадь, Галя писала письмо матери.
   Две подруги охотно помогали ей:
   - Слушай, Галька, ты написала свой матушке, что в Москве в магазинах есть
все?
   - Про это я в прошлый раз писала.
   - Напиши, что ты ешь ананасы.
   - Когда это я их ела?
   - Ты все равно напиши, что ешь. Галя хмыкнула и написала:
   "..А вчера у Жанны был день рождениями  мы  ели  ананасы.  Очень  вкусный
фрукт!..."
   - Эй, напиши еще, что зарплату нам  не  задерживают,  деньги  получаем  в
срок.
   Галя написала и про зарплату.
   - Слушай, слушай, ты забыла.., напиши, чтобы  сала  прислали,  только  не
очень жирного и не перекопченного. Слышишь, напиши.
   - И про сало я писала.
   - Еще напиши.
   "...В общем, дорогая мама, у меня все хорошо. Только на работе устаю.  Но
это с непривычки. И девчонки говорят, что  у  них  по  первому  времени  так
было..."
   - Напиши, что ходили в Большой театр на "Лебединое озеро".
   - Ты другие названия знаешь?
   - Знаю, - засмеялась Жанна, - "Риголетто" называется.
   - Что "Риголетто"?
   - Яша так говорит. Кстати, напиши, что начальник у нас очень хороший,  не
обижает.
   Галя написала о воображаемом начальнике. В глазах заблестели слезы, когда
она выводила слова:
   "и  совсем  к  нам  не  пристает".  Затем  Галя  передала  приветы   всем
родственникам, тетушкам, бабушкам, соседям  и  одноклассникам.  Галина  мама
была учительницей младших классов, зарплату не получала уже три месяца.
   Жанна подошла к подруге, глянула на исписанный листок и посоветовала:
   - Ты бы, Галя, пятерку баксов маме послала. Положи в конверт.
   - Дойдут?
   - Не знаю... Что тебе - пять баксов жалко? Тут это не деньги.
   - Ладно, положу.
   Галя вытащила пять  долларов  из  сумочки,  расправила  купюру,  положила
вместе с письмом в конверт, посмотрела на окно. Деньги просвечивались.
   - Открытки у нас никакой нет?
   Нашлась и открытка - с двадцать третьим февраля, старая,  еще  советская,
но не использованная. Галя, сунула в конверт открытку, еще раз посмотрела на
свет.
   - Теперь порядок.
   Она тщательно заклеила конверт и стержнем нарисовала несколько  черточек,
вывела адрес.
   - Главное, не забудь сделать.
   - Что?
   - Не забудь в ящик бросить.
   Она положила конверт на видное место.
   - Обратный адрес писать боишься?
   - Нет, не боюсь, все равно мать не приедет. Где она денег возьмет?
   - Что ты дальше собираешься делать? Вечно же обманывать не станешь?
   - Заработаю денег, выйду замуж... Две девчонки, более  опытные  в  жизни,
принялись хихикать:
   - Все так говорят. Галька, что замуж, мол, выйдут, детей родят,  квартира
появится, деньги... А кончается все, в лучшем случае, вендиспансером.
   - Я такой не стану.
   - Ты уже такой стала, - сказала Жанна, - только по  роже  еще  не  видно.
Молодая ты, здоровая. А через год ты  на  себя  посмотришь,  так  в  зеркало
плюнуть захочется, - Жанна закурила, закинула ногу за ногу  и  взглянула  на
Галю.  Та  сидела  на  диване  как  пришибленная.  -  Пока  ты  тут  денежки
зарабатываешь, все твои одноклассницы замуж выйдут.
   - Какое там замужество! Вы же сами  знаете,  дома  жрать  нечего.  Вот  и
приходится выбирать - или сытая, или замужем. Лучше  чай  сходи  поставь.  В
холодильнике еще сало осталось, перекусим немного...
   - ..ананасов, - пошутила третья подруга, нарезая черствый хлеб.
   Квартира, в которой жили девчонки, была убогая.  Вся  мебель  -  добитая.
Вместо ножки у дивана, на котором Галя писала письмо, виднелись два кирпича.
Краны в ванной и на кухне текли, занавески на окнах не стирались,  наверное,
год. Одежда была разбросана по всей квартире.
   - Надо порядок навести, - в который раз за  последнюю  неделю  произнесла
Жанна, брезгливо, двумя пальцами взяла лифчик, переложила его  со  стула  на
комод.
   - Да, надо. Давайте уберем?
   - Давайте.
   Но никто так и не бросился заниматься  уборкой.  Все  трое  собрались  на
кухне и принялись есть черствый хлеб с салом, запивая его круто посахаренным
чаем. При этом начинающие проститутки курили, стряхивая пепел  в  расколотое
блюдце. Девчонки хоть и были молоды, но выглядели уже довольно потрепанными.
Под глазами темнели круги, сигареты в тонких пальцах дрожали.
   - Пойду помоюсь.
   - И зубы почистить не забудь.
   - А ты пасту купила? - спросила  Жанна.  В  ванной  зашумела  вода.  Галя
посмотрела на старшую подругу сквозь голубоватый сигаретный дым.
   - Тоска. Не хожу никуда... Думала, Москва - это такое место, такое место!
Жизнь здесь, казалось, кипит, все здесь хорошо.
   - Хорошо, да не про нас. Ты в Большой театр сходи на "Лебединое озеро".
   - У меня от него "Риголетто" случится, -  рассмеялась  Галя.  -  Но  ведь
устраиваются же некоторые? Ты же сама мне говорила.
   - Да, бывает такое, но редко.
   - Ты почему не устроилась? Девушка пожала плечами:
   - Не везет мне. Я неудачница. Заявление уже в  ЗАГС  подали,  а  он  меня
бросил. Я беременна была... Потом и со вторым парнем не получилось. Теперь я
даже надежду потеряла. Хорошо еще, что мама ребенка  смотрит.  Без  этого  -
хоть в петлю. Представляешь, с дочкой вдвоем остаться?  Я  безработная,  без
профессии, только со школьным аттестатом.
   - Неужели у  нас  ничего  не  получится?  -  уже  в  который  раз  задала
сакраментальный вопрос Галя. - Неужели нам не повезет?
   - Не повезет.
   - Всю жизнь по машинам шоргаться?
   - Думаю, лет через пять тебя и в легковую машину уже никто не пустит.
   - Хватит панику сеять!
   - Я не панику сею, я правду говорю. Поверь, знаю.
   - А я все равно надеюсь. Я везучая по  жизни,  я  даже  под  лед  однажды
провалилась и то выплыла, - сказала Галя, нервно  давя  окурок.  -  Хоть  бы
телевизор был, что ли, фильм какой-нибудь посмотреть.
   - Хорошие фильмы вечером идут или утром. Вечером работаем, а утром  спим.
Днем только новости посмотреть  можно.  Я  за  последний  месяц  сто  баксов
заработала. Представляешь, целый месяц ишачила, не разгибаясь, а  всего  сто
долларов на руках осталось?
   - А сколько ты отложить сумела за все время?
   - Сто и собрала. Раньше, говорят, в  Москве  было  здорово,  до  кризиса.
Тогда мужики денег не считали, можно было сотню за один раз срубить.
   - Да, было такое. А сегодня за сотку корячиться всю ночь надо,  да  и  то
обмануть норовят, - грустно произнесла Маша.
   Темно-синий "Форд сиерра"  въехал  во  двор  и  резко  остановился  возле
подъезда. Мужчина постучал татуированным кулаком по баранке, затем  взглянул
на золотые часы.
   "Семь вечера", - подумал Яша Клещ, поправляя  немного  засаленный  манжет
рубашки.
   Два окна квартиры на третьем этаже были приоткрыты.  Яша  лениво  кулаком
вдавил кнопку клаксона. Автомобиль  просигналил.  Штора  в  мелкие  цветочки
качнулось, появилось лицо девушки, глаза выражали испуг. На  отлете  в  руке
дымилась сигарета.
   Яков Клещев открыл двери машины и, бормоча  под  нос  стандартную  фразу:
"пора прошмандовок на работу выгонять",  принялся  взбираться  на  лестницу.
Лифта в этом пятиэтажном доме не было. Яша  тяжело  поднимался  в  квартиру,
остановился у двери, обитой дерматином.
   - Вот же, сучки, сами открыть не могут! - Яша вытащил свой ключ, хрустнул
им  в  замке,  толкнул  плечом  дверь,  немного  провисшую,  а  потому  туго
открывавшуюся, и переступил порог.
   В  квартире  пахло  табаком,  дешевой  парфюмерией  и  женщинами  легкого
поведения. Этот запах Яшу не возбуждал, у него имелось  особое  отношение  к
проституткам.  Они  для  него  были  инструментом  зарабатывания  денег,   а
инструмент надо держать в исправности, он хорош только тогда, когда приносит
пользу.
   - Ну, что, курицы? Как вы тут?
   В ванной шумела  вода.  Квартира  не  блистала  чистотой.  Яша  брезгливо
поморщился. Две девицы сидели в кухне, одна мылась в ванной.
   - Семь часов уже,  -  сказал  Яша  и  постучал  указательным  пальцем  по
циферблату часов. - Вы что, еще не собрались?
   - Никого толкового в такую рань не снимешь, мужик пойдет, когда стемнеет.
Слышишь, Яша? - сказала одна из девиц, ставя на стол еще одну чашку.  Вторая
девица сидела в углу, прикрыв лицо руками.
   - Ты чего, плачешь? - спросил Яша, взял проститутку за руку и резко отвел
ладонь от лица. На губах Гали плавала глупая улыбка,  а  под  правым  глазом
темнел лиловый синяк, небольшой, но достаточно заметный. - Это тебя кто?
   - Кто-кто, дед Пихто.
   - В кожаном пальто? - парировал Яша.
   - Я же не знаю, есть у него пальто или  нет,  заехал  по  роже,  когда  я
деньги попросила.
   - Ну, и? Адрес хоть запомнила?
   - Какой там адрес, заехал по роже и из машины вытолкнул!
   - А я где был? - спросил Яша Клещ.
   - Ты уже уехал.
   - Ты куда смотрела? - спросил Яша у Жанны. - Ты - старшая.
   - Куда, куда, я в другой машине была, "Экспресс обслуживание. Мак Драйв".
   - Понятно, сосала, значит, - усмехнулся Яша. - А что эта дура  делает?  -
он кивнул в сторону ванной.
   - Подмывается, что же она еще делает! Яша подошел к ванной, открыл дверь,
крючков и задвижек не было ни тут, ни в туалете.
   - Ты еще долго собираешься плескаться?
   - Все, все.., иду, - восемнадцатилетняя  Лариса,  говорившая  с  заметным
украинским акцентом, даже не стала прикрываться.
   Яша осмотрел ее так, как мясник осматривает  тушку  молодой  свиньи,  уже
осмоленную и вымытую.
   - Нравлюсь, Яша?
   - Мне "бабки" нравятся. Главное, чтобы ты не  мне,  а  другим  нравилась.
Давайте быстрее, у меня еще есть важное дело.
   Яша проституткам нравился,  работать  с  ним  было  даже  приятно.  Своих
подопечных, в отличие от большинства сутенеров, он  бил  лишь  по  делу,  не
заставлял работать бесплатно, относился к ним как  старший  брат.  И  девицы
отвечали ему взаимностью, понимая, что работа на обочине шоссе  -  не  самая
плохая в этой жизни из той, которую они могли получить в Москве, не имея  ни
прописки, ни даже российского гражданства. Украинские  паспорта  Яша  у  них
забрал сразу, как только взял девушек в оборот, и хранил у себя.
   Даже в худшие дни эта троица приносила Яше сто пятьдесят долларов  дохода
в день. Деньги не ахти какие по московским меркам, но выжить можно.  Яше  их
хватало.
   Для сутенера у Яши была нетипичная биография. Он имел высшее образование,
вдобавок прошел тюремные университеты. Отсидел три года и вышел по амнистии.
Но поскольку впаяли ему пять, Яша любил при случае  подчеркнуть,  что  имеет
полное академическое образование, но экзамен сдал экстерном.
   Оказаться  на  тюремных  нарах  вновь  и  получить   еще   одно   "высшее
образование" Яков не собирался. Поэтому в отличие от большинства  московских
сутенеров с несовершеннолетними девицами  дел  не  имел,  паспорта  проверял
сразу. И если даже девица выглядела на все двадцать, а имела лишь семнадцать
с половиной, он, как строгий  начальник  отдела  кадров,  полистав  паспорт,
возвращал его владелице и показывал на дверь.
   - Иди, погуляй, малышка, ты еще годами не вышла. Я с  таким  контингентом
не работаю. Зачем мне срок мотать? Могу дать телефончик,  если  хочешь,  там
тебя с распростертыми объятиями примут. А  я  -  извини,  работаю  только  с
совершеннолетними.
   У Яши, как и положено, имелся знакомый гинеколог, которому он платил  сто
пятьдесят-двести баксов в месяц, и тот пользовал  его  подопечных,  устраняя
венерические заболевания,  ненужную  беременность.  Так  же  Яша  Клещ  имел
знакомых ментов, которых он в душе презирал и ненавидел, но без которых кашу
не сваришь.
   Ментам тоже приходилось отстегивать за  то,  что  они  выделили  ему  для
работы участок на оживленном шоссе длиной в сто метров - от одной мусорки до
другой. На чужую территорию своим подопечным  Яша  выходить  запретил.  Даже
сходить в кусты можно было  только  на  своей  территории.  Девицы  работали
исключительно по машинам.
   Каждый вечер, лишь только смеркалось, и  автомобили  включали  фары,  Яша
вывозил девушек  своим  транспортом  на  шоссе,  ведущее  к  Шереметьевскому
аэропорту. Девицы занимали свои места, принимали подобающие позы,  замирали,
как  суслики,  провожая  глазами   со   свистом   проносящиеся   автомобили,
следовавшие из аэропорта в город. Сам Яша располагался неподалеку.  Поднимал
капот, включал аварийную сигнализацию и выставлял знак аварийной остановки.
   Милиция и сотрудники московской ГИБДД Яшу знали. Иногда стреляли  у  него
сигареты, преимущественно  пачками.  Дешевых  сигарет  гаишники  никогда  не
брали, словно брезговали, да Яша никогда и не предлагал.  В  машине  у  него
всегда лежали начатые блоки "LM", "Мальборо" и "Кента". Сигареты он давал  в
зависимости от  должности  и  звания  просившего  угостить.  Иерархия  здесь
существовала четкая.
   - Ну, курицы, поторапливайтесь!
   Девушки начали суетиться и уже через четверть часа они, как индейцы п