цо, обжигала, но вместе с тем и успокаивала.
   Сергей не знал, сколько он пролежал в воде: пять минут, десять,  полчаса?
Когда он вновь выбрался на камни, зубы у него стучали,  зато  кровь  веселее
побежала по телу.
   Он сидел, пока не высохла одежда. Влага еще сохранялась в поясе  джинсов,
в кроссовках. Проснулся голод. Сергей обыскал  карманы.  Раскисшая  от  воды
жевательная резинка, влажный паспорт с засунутыми под обложку  водительскими
правами, запаянными в пластик,  десять  стодолларовых  купюр,  скрученных  в
трубочку и стянутых  аптекарской  резинкой,  носовой  платок  -  вот  и  все
богатство.
   "Деньги, - усмехнулся Дорогин, - какой прок  от  них  в  горах,  где  нет
людей."
   Чтобы хоть немного унять голод, он слизал с фольги размокшую  жевательную
резинку и на мгновение задумался, куда идти.
   "Вниз по реке. Куда-нибудь да выйду."
   Прихрамывая на подвернутую при падении ногу, Дорогин перебирался с  камня
на камень, брел по реке с бурным, сбивающим с ног  течением.  Река  безбожно
петляла, и Сергей в  сердцах  проклинал  горы,  с  тоской  вспоминая  рельеф
средней полосы России, где можно  идти  по  прямой  куда  заблагорассудится.
Солнце достигло зенита, когда Дорогин услышал глухой гул, доносившийся из-за
скалы, за которую поворачивала река. Прозрачная, еле заметная радуга  стояла
в ущелье.
   "Водопад!"
   Дорогин чертыхнулся. За поворотом  река  разливалась  небольшим  озерцом,
которое резко сужалось, зажатое между  двух  скал,  и  вода  низвергалась  в
другое озеро, побольше. Но преодолеть препятствие стоило. По  берегу  озерца
пролегла дорога - две укатанные до голой земли колеи среди нереально  сочной
зеленой травы. Дорогин доплыл до камня, торчащего у самой кромки водопада, и
взобрался на него. Вода в нижнем озерце была такой же голубой,  как  и  небо
над ним. Во влажном воздухе дышалось тяжело. От шума падающей воды гудело  в
ушах.
   Из-за скалы абсолютно  беззвучно,  как  показалось  Дорогину,  выкатилась
повозка, запряженная конем. На скамеечке сидел пожилой  абхаз  с  трубкой  в
зубах. В пустой телеге лежали лишь коса  да  аккуратно  скрученная  веревка.
Легкий дымок поднимался над трубкой.
   Казалось,  пожилой  мужчина  совсем  забыл  о  том,  что  курит,   -   не
затягивался. Не обращая внимания на местные  красоты,  к  которым  привык  с
детства, мужчина остановил лошадь, вытащил косу  и  принялся  косить  траву,
взмах за взмахом продвигаясь к пронзительно голубому озерцу.
   Дорогина старик не видел. Ему и в голову  не  могло  прийти,  что  кто-то
сидит на камне на самом верху невысокого  водопада.  Сергей  понимал,  звать
бесполезно. Во-первых, чем поможет  ему  старик,  во-вторых,  все  равно  не
расслышит из-за гула воды. Дорогин  поднялся,  сложил  над  головой  руки  и
оттолкнулся от камня. Он почти без брызг вошел в ледяную  воду,  вынырнул  и
поплыл к берегу. Уставший, он выбрался из воды на четвереньках, поднялся  и,
пошатываясь, побрел к косившему траву старику.
   -  Эй,  эй!  -  пытался  крикнуть  Сергей.  Простуженное  горло  хрипело,
булькало.  Дорогин  положил  ладонь  на  плечо  абхазу.   Тот   медленно   с
достоинством обернулся, ничуть  не  испугавшись,  хотя  появиться  пришельцу
вроде бы было неоткуда. Старик окинул взглядом мокрого  измученного  мужчину
славянской внешности и отступил на шаг.
   - Далеко Гудаута? - спросил Дорогин.
   - По прямой - нет, а если по дороге, то километров тридцать,  -  спокойно
ответил старик.
   Он правильно произносил русские слова, не коверкал их, чувствовался  лишь
легкий акцент.
   - Как можно отсюда попасть в Сочи? Старик воткнул косу черенком в землю и
задумчиво посмотрел на Дорогина.
   - Ты откуда и куда тебе надо?
   - Это сложно, - вздохнул Дорогин. - Я сам еще во всем  не  разобрался.  В
передрягу попал.
   Сергей не знал, стоит ли  рассказывать  старику  о  том,  что  произошло.
Решил, пока не стоит.
   - В аварию попал, теперь выбираюсь, - неопределенно  сообщил  он.  -  Ты,
отец, не беспокойся, я заплачу, если довезешь меня до российской границы.
   - По-моему, ты хотел в Гудауту, а теперь уже нет?
   Дорогин вспомнил о сгоревшей на шоссе машине, об убитом Матюхове.
   - Лучше к границе, я заплачу.
   - Если человек попал в беду, то деньги брать с него грех.
   - У меня деньги есть, отец, не беспокойся, - Сергей  вытащил  из  кармана
свернутые в трубочку мокрые доллары и показал старику.
   Тот никак не отреагировал на вид зеленых сотен.
   - У меня сдачи нет, - произнес он.
   - Возьми сотню, отец, мне, главное, в Сочи попасть.
   - Сильно спешишь? Учти, у меня не такси, я траву косить приехал. Не будет
травы - не будет чего корове есть, молока не будет, - рассудительно  говорил
абхаз. - Если спешишь, вон она  дорога,  иди.  Хотя,  по-моему,  тебе  стоит
отдохнуть,  и  кажется  мне,  ты  уже  опоздал,  Дорогин  почувствовал,  что
смертельно устал, еле стоит на ногах.
   - Я больше не буду спрашивать, кто ты, почему  оказался  здесь,  -  абхаз
протянул ладонь, - меня зовут Фазиль.
   - Сергей, - Дорогин вяло пожал руку.
   - Теперь, если ты голоден, а это так, перекуси, -  и  старик,  достав  из
телеги  полотняный  узелок,  выложил  перед  Сергеем  на  чистое  полотенце,
расстеленное на траве, брынзу, вяленое мясо, порезанное крупными ломтями,  и
тонкий, немного подгоревший лаваш.
   Дорогин ел жадно.  Старик  сидел  рядом,  угощаясь  лишь  ради  приличия.
Приятная слабость разлилась по телу. Дорогин пробормотал:
   - Спасибо.
   И, закинув  руки  за  голову,  улегся  на  траве.  Он  провалился  в  сон
мгновенно, как всегда бывает с сильно уставшими людьми.  Сон  был  глубокий,
без видений. И Сергею показалось, что его разбудили  тотчас  же,  только  он
заснул, но солнце уже клонилось к западу, телега была  полна  свежескошенной
травы.
   - Вставай, пора ехать, - проговорил Фазиль, подавая Дорогину руку,  чтобы
тот мог подняться.
   Сергей лежал на благоухающей сочной траве в раскачивающейся  на  выбоинах
телеге, смотрел на небо сквозь проплывающие над ним ветви  деревьев.  Старик
чмокал губами, подгоняя лошадь, медленно тащившую повозку в гору.
   Дорога шла сквозь лес, прохладный, затаившийся, таинственный.  Когда  лес
кончился, Дорогин сел. Впереди показалась деревня. Дома уходили  ступеньками
вверх по склону.
   Дом Фазиля стоял чуть на отшибе, у самого подножия горы. Фазиль  ни  разу
не дернул поводья, лошадь сама знала, куда идти. Просторный двор,  аккуратно
сложенные под навесом дрова, разобранный мотоцикл с коляской под  деревянным
балконом террасы.
   Чувствовалось, что на этом месте люди живут  не  одно  столетие:  старая,
толщиной с руку, виноградная лоза вспучивала вымощенный диким  камнем  двор,
льнула к стене и рассыпалась зеленью по крыше. На балконе террасы  появилась
и тут же исчезла старая женщина в черном, лишь качнулись связки вялящегося в
тени табака.
   - Я помогу, - предложил  Дорогин.  Фазиль  отрицательно  качнул  головой,
провел гостя в дом, усадил на  диван  в  огромной,  полутемной  после  улицы
комнате и, ни слова не говоря, вернулся к телеге. О том, что сейчас на дворе
не девятнадцатое столетие, напоминали  лишь  старый  черно-белый  телевизор,
застланный кружевной салфеткой, и лампочка  под  абажуром,  прикрепленная  к
черной балке.
   Старик разбросал траву на дощатом настиле, зашел в дом и кликнул жену. Та
быстро и бесшумно собрала на стол и вновь исчезла на  втором  этаже.  Старик
разлил красное вино по стаканам и жестом предложил выпить.
   - Вы, русские, предпочитаете водку, но у меня ее нет.
   - Я больше люблю вино, - Дорогин приложился к стакану  и  ощутил  терпкий
запах винограда ?изабелла?, закусил соленой брынзой, помидорами.
   - Теперь рассказывай, - тихо произнес старик, глядя в глаза Дорогину.
   Тот медлил, думая, стоит ли доверять человеку,  которого  практически  не
знает. Здравый рассудок подсказывал, что этого не нужно делать, но Сергей  в
жизни больше доверял интуиции, чем разуму.
   Фазиль слушал, чуть склонив  голову  к  плечу,  изредка  прикладываясь  к
стакану с вином. Он умудрялся делать такие маленькие  глотки,  что  жидкость
почти не  убывала.  Слушал  внимательно,  не  перебивая,  кивал,  ничему  не
удивляясь. Когда Дорогин окончил рассказ, он вновь налил ему вина и  поцокал
языком.
   - Даже не знаю, что тебе сказать, Сергей. Партизаны у нас в горах еще  не
перевелись, но на них это не похоже.
   - Среди них только один был не русский, - сказал Дорогин.
   - Тот-то и оно. А детский дом, про который ты говорил, я знаю. На прошлой
неделе в Гудауту ездил. Все так, как ты рассказываешь. Жаль, что не  довезли
вы подарки, наверное, хороший человек был твой Пашка. Про  покойного  всегда
хорошо говорят, но чувствуется, что ты его в самом деле очень любил.
   Внезапно старик отставил стакан, прислушался.
   - Сиди здесь, - торопливо сказал он, вставая из-за стола.
   Он вышел во двор, закрыв за собой дверь.
   У ворот остановился потрепанный,  старый  УАЗик,  за  рулем  сидел  густо
заросший щетиной мужчина лет сорока в выцветшей, еще  советской  милицейской
форме. На погонах поблескивали три звездочки лейтенанта. Держась за кобуру с
пистолетом, милиционер подошел к забору.
   Дорогин следил за разговором хозяина и гостя  через  окно,  поэтому  слов
слышать не мог. Милиционер что-то возбужденно говорил старику,  тот  на  все
отрицательно качал головой и бурно выражал неудовольствие. Наконец лейтенант
забрался в УАЗик и поехал в деревню. Старик вернулся.
   - Кто это?
   - Из Гудауты приехал,  спрашивал,  не  слышали  ли  мы  здесь  взрывов  и
стрельбы.
   - Что еще спрашивал?
   - Нет ли в деревне чужих?
   - Что ты, отец, сказал? - настороженно спросил Дорогин.
   - Если он поехал дальше, значит, сказал, что никого у меня нет.
   - Почему?
   - Не знаю, - пожал плечами Фазиль. - Во-первых, ты мой гость,  во-вторых,
по-моему, ты хороший человек.
   - Я по глазам вижу, ты чего-то недоговариваешь.
   Старик устало опустился на самодельную табуретку.
   - Я осторожно у него выпытывал, и, кажется, милиция уверена, что машину с
деньгами расстреляли ты и твой друг.
   Дорогин закусил губу. Такого поворота дел он не  предвидел.  Но,  немного
поразмыслив, понял: по-другому милиция и думать не может.  Вспомнил,  что  в
машине оставались документы, где значились его фамилия и адрес.
   "Нет, все сгорело?,  -  тут  же  вспомнил  он  звуки  взрыва  и  отблески
полыхающего пламени.
   - Мне нужно выбраться отсюда,  -  горячо  сказал  Дорогин,  наклоняясь  к
старику.
   - Я понимаю, но это будет не сегодня.  Может  быть,  удастся  завтра.  По
дороге тебе нельзя, милиция задержит, придется переправить тебя через  горы,
а для этого мне нужно найти сына, он этим промышляет.
   - Я заплачу, - сказал Дорогин. Старик покачал головой.
   - Странные вы, русские, все время о деньгах говорите. Дело не в них. Если
захочет, проведет тебя и даром. А нет, никакие  деньги  не  помогут.  Фазиль
поднялся, зажег  керосиновую  лампу,  лишь  слегка  разогнавшую  сгущающиеся
сумерки.
   -  Развлечений  у  меня  никаких  нет,  телевизор  не  работает,   да   и
электричества сегодня нет, газет не получаю, книг никогда не держал, поэтому
или спать ложись, или в потолок смотри.
   - Сам-то, отец, что делать будешь? Абхаз посмотрел на Сергея.
   - Вижу, что переживаешь. Тебе руки чем-нибудь занять надо.
   Он неторопливо вышел, вернулся, неся с собой  целую  охапку  подвяленного
табака.
   - Умеешь табачный лист резать?
   - Откуда?
   - Значит, научишься.
   Большой  фанерный  лист  лег  на  стол.  Старик  наточил   два   коротких
самодельных ножа с загнутыми лезвиями. Те стали острыми  как  бритва.  Затем
позволил Дорогину приступить к священнодействию - нарезке созревшего табака.
   - Я и раньше, когда сигареты продавали, когда  деньги  были,  предпочитал
свой табак курить, - говорил Фазиль, ловко орудуя ножиком. Табак из-под  его
рук выходил полосками одинаковой ширины. - Кто его  знает,  какую  дрянь  на
заводе в табак подмешивают. Когда сам его вырастишь, сам высушишь, порежешь,
то и жаловаться не на кого. Для табака особый климат нужен. У нас раньше, до
войны, табак даже турки и американцы покупали. Говорят,  теперь  у  них  без
нашего табака сигареты не получаются, - с гордостью сообщал старик. - Совсем
немного его подмешивали, но аромат, - и он мечтательно закатил глаза.
   Вскоре и Дорогин научился резать табак ровными полосками.
   - Теперь и закурить можно, - старик долго набивал трубку. - Тебе придется
самокрутку курить.
   Дорогин оторвал  край  от  старой  пожелтевшей  газеты,  неумело  свернул
самокрутку толщиной в палец и затянулся. Табак был крепкий, даже  першило  в
горле, но удивительно ароматный. Такого раньше ему  не  приходилось  курить.
Дым уплывал в раскрытую дверь.
   - Не переживай, все образуется, - сказал Фазиль, - время, оно лечит.
   - Я это знаю, как никто другой, - тихо ответил Сергей.
   - Вижу, тебе многое пришлось пережить, переживешь и  это.  Только  потом,
смотри, про детишек не забудь,  -  напомнил  хозяин  дома  так,  словно  все
проблемы были уже в прошлом и оставалось лишь поехать  в  Гудауту,  привезти
подарки. - Ты тоже наш, - проговорил Фазиль, - в Абхазии вырос, так  что  не
чужой мне человек.
   - Я тебе поверил, я знаю, ты меня никогда не обманешь, - Дорогину уже  не
хотелось курить.
   Но с самодельным табаком, как с вкусной пищей: уже сыт, но все равно ешь,
потому что трудно остановиться.
   - Неужели он не понял, что я нахожусь здесь, - спросил Дорогин у старика.
   - Конечно же понял.
   - Тогда почему он уехал?
   - Бандита я бы выдал, тебя нет. К тому же ты мой гость,  и  он  не  имеет
права тревожить тебя без моего разрешения.
   - Странные у вас порядки.
   - Правильные порядки, - в голосе Фазиля  послышались  нотки  раздражения,
мол, чего тут непонятного. - Так делалось всегда, так будет делаться впредь.
   Спрашивать Фазиля о том, как он на глаз определяет - бандит  человек  или
нет, Дорогин не стал. Сам был таким. Доверял больше чувствам, чем документам
и сплетням. Его всегда удивляло, почему у горцев такие большие дома.
   "Наверное, тоже привычка, - думал Дорогин. - Раньше в семьях  было  много
детей. Нет ничего труднее, чем заставить горца отказаться от привычки. Люди,
попавшие в город, становятся совсем другими, пусть даже  в  их  жилах  течет
кровь предков. Лишь иногда проскользнет что-то из заложенного временем."
   -   Спать   ложись,   -   распорядился   Фазиль.   Именно   распорядился.
Чувствовалось, человек привык к тому, что его слово в доме -  закон:  и  для
родственников, и для гостей.
   Хозяин с керосиновой лампой в руке проводил Дорогина на  второй  этаж,  в
небольшую комнатку,  где  над  деревянным  топчаном  висел  старый  вытертый
ковричек, а на нем висела  видавшая  виды  двустволка.  Приклад  охотничьего
ружья  был  любовно  украшен  орнаментом  из  мягкой  медной   проволоки   -
расплющенной на наковальне и вбитой в дерево молотком.
   - Спи и пока ни о чем не думай, тебе отдохнуть надо,  я  вижу,  ты  мужик
крепкий, не паникуешь, в  милицию  не  бежишь.  Ты  такой,  каким  я  был  в
молодости.
   - Да, - криво усмехнулся Дорогин, - все свои  проблемы  я  привык  решать
сам, - но тут же сообразил, что на сей раз это не  совсем  так.  -  Мог  бы,
наверное, выбираться из Абхазии один, но от помощи никогда не отказываюсь.
   - То-то, - сказал Фазиль, прикрывая дверь.
   Уже лежа на деревянном топчане и глядя в потолок, Дорогин сообразил,  что
до сих пор ему на глаза в доме не попалось ни единого замка. Пока он говорил
со стариком, ему некогда было вспоминать произошедшее на дороге. Теперь  же,
когда Муму остался один на один со своими мыслями, вновь  всплыли  в  памяти
сцены нападения, звуки выстрелов, мертвый Пашка Разлука, ужас, обуявший его,
когда порвалась веревка и он полетел в пропасть, не зная,  сколько  придется
лететь.
   Сергей сделал над собой усилие. Нельзя  думать  о  поражениях,  иначе  не
победишь, и тогда он принялся вспоминать  дом  покойного  доктора  Рычагова,
попытался представить себе Тамару Солодкину.
   "Мне в горах, - думал он, - кажется, что поздно, на самом деле еще  очень
рано. Тамара никогда не ложится  спать  в  такое  время,  наверное,  смотрит
сейчас телевизор или читает книгу, думает обо мне. Ты слишком самоуверен,  -
усмехнулся Дорогин. - Возможно, у нее гости.  Ты-то  сам  не  очень  жалуешь
чужих в доме, а Тамара - женщина общительная."
   Сергей услышал, как скрипнула в доме дверь, раздались осторожные шаги.
   "Это не Фазиль и не его жена, старые люди так не ходят?, - успел подумать
Сергей  и  тут  же  услышал  хрипловатый  голос   Фазиля.   Старик   говорил
по-абхазски.
   "Неужели меня снова ищут? Или бандиты пронюхали, где я?"
   Но голос старика звучал спокойно.
   "Это еще не показатель, - решил Дорогин, - Фазиля ничто в  этом  мире  не
может вывести из себя. Сын, его сын пришел или племянник, не помню уж, о ком
он говорил, - догадался Сергей. - Фазиль обещал переправить меня в Россию."
   Молодой человек что-то горячо доказывал  старику.  Тот  же  возражал  ему
одной и той же фразой. ?Надо вмешаться и самому предложить деньги. Старик не
понимает, что если  каким-то  промыслом  зарабатываешь  себе  на  жизнь,  то
никогда не делаешь этого даром. Вот молодой человек и сопротивляется."
   Наконец спор утих, и поздний гость покинул дом. Дорогин так и  не  понял,
согласился тот или ушел при своем мнении. Но  почему-то  на  душе  сделалось
легко, словно будущее определилось окончательно.
   "Пашка-Пашка, - вздохнул Сергей, - нам казалось,  что  встретились  мы  к
счастью, хотели сделать  доброе  дело,  а  видишь,  как  оно  обернулось.  И
попробуй разберись, кто в этом виноват.  Ты,  я?  Жизнь  -  странная  штука,
рассчитываешь на одно, а получается то, чего не ждал."
   Усталость последних дней навалилась на Дорогина, и он понял, что если  не
поспит хотя бы несколько часов,  то  просто  сойдет  с  ума,  мрачные  мысли
доконают его.
   "Будь что будет?, - решил он, поворачиваясь на бок.
   От настенного коврика пахло старинной пылью. Сквозь тишину ночи то и дело
прорывались журчание реки, лай деревенских собак.
   "Как в детстве?, - было последней мыслью Дорогина, и он погрузился в сон.
***

   Солнце еще не поднялось из-за гор, а к дому Фазиля уже пришел его сын. Он
держал в руках поводья. Два коня,  похожих  на  братьев-близнецов,  спокойно
следовали за  ним.  Чувствовалось,  что  кони  привычны  ко  всему,  отлично
слушаются хозяина. Скажи он: ?Замрите!? -  и  те  застынут,  словно  статуи,
простоят так час, два, сколько потребуется.
   Контрабандисты - народ особенный, у них есть и свой кодекс чести, и  свои
уловки, они отлично умеют ладить с людьми, с животными.
   Дорогина будить не пришлось. Он вышел из дома сам.
   - Мой сын, - с гордостью представил молодого мужчину старик и добавил:
   - Роман.
   Дорогин так и не понял,  настоящее  это  имя  или  абхаз  адаптирует  для
русского уха абхазское.
   - Счастливо, и не теряй голову, - Фазиль пожал Дорогину руку  и  пошел  в
дом.
   - Выведем их за деревню, -  предупредил  Роман,  и  только  потом  поедем
верхом. - Уже на тропинке спросил:
   - Оружие с собой?
   - Нет.
   - В моем деле  с  оружием  нельзя,  -  предупредил  Роман.  -  Я  человек
абсолютно мирный. Все вопросы решаю миром или деньгами. По-другому нельзя.
   По узкой тропинке даже человек пробирался бы с трудом, но кони ни разу не
оступились, ни разу камень не сорвался из-под их копыт. Деревня  исчезла  из
виду.
   - Не бойся, - сказал Роман, - с непривычки ехать верхом трудно,  но  конь
идет сам. Так что все у тебя получится. Главное, суметь на него взобраться и
потом не дать себя сбросить.
   Дорогин усмехнулся. Конечно, умение ездить верхом не  часто  встретишь  у
современных мужчин, но он-то за время работы каскадером в кино  перепробовал
все опасные зан