Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
не подходила. Что-то в ней
было чуть ли и даже не оскорбительное для них. А зачем разливать, в самом
деле?
"Командир у меня - железо!" - без этой фразы у Вани Локтюхина не
обходился ни один рассказ об очередном потоплении транспорта, прорыве с
торпедой сквозь заградогонь. "Лейтенанта нашего кто не знает", - вторили
штурману оба стрелка, целиком относя очередной сбитый "мессер" исключительно
на счет командира, который им выложил фрица под самый прицел. "Только и
оставалось - нажать на гашетку..."
Сам "командир-железо", не говорун (кстати, о том, что не довелось мне
еще на войне, - это повстречать летчика скромней Саши), выражал свои чувства
и того проще. "Спасибо ребятам, ребята не подвели..."
Точно так же - и о "старушке-девятке".
В канун высадки Эльтигенского десанта, 31 октября, в полк поступило
целеуказание: два транспорта в охранении десяти кораблей в сорока километрах
восточнее порта Сулина. На удар была послана тройка высотных торпедоносцев,
возглавляемая Жестковым.
- В районе цели возможны грозы, - предупредили синоптики.
- А также "мессеры", - как бы между прочим напомнил ведомым Локтюхин. -
Держаться как на веревочке, хлопцы!
Напоминание было нелишним: до цели тысяча километров, ястребков на
прикрытие не пошлешь. Ольховой и Синицын, как и их штурманы, - в общем
обстрелянные бойцы, но для такого задания опыта маловато.
А стоит кому-то отстать, потеряться - считай, что насмарку и весь
полет. Высотное торпедометание - высокое искусство, от штурмана требует
ювелирного мастерства. Сбросить стальные сигары так, чтобы они приводнились
точно по курсу движения цели, в двухстах-четырехстах метрах от нее. Вынос
точки приводнения зависит от скорости корабля и его маневренных
возможностей. Торпеда, спустившись на парашюте в воду, принимается
циркулировать вокруг цели по расходящейся спирали. Если торпеда одна, даже и
не особенно опытный противник, ориентируясь по ее следу, может легко
избежать роковой встречи. Несколько - почти неизбежно запутывается в
сплетении циркуляции, теряется, напарывается на сокрушительный взрыв...
Трехчасовой полет над морем. Небо ясное, три самолета на нем - три жука
на стекле. Вражеских истребителей, к счастью, не видно.
Решили выйти на остров Сакалин, возле Георгиевского гирла, оттуда и
начать поиск. У озера Синое развернулись на север, потянули вдоль румынского
побережья. Грозовой фронт, о котором предупреждали синоптики, видимо,
сместился к югу. Внизу рваная облачность, сквозь нее неподвижными полосами
просвечивают накаты волн. Справа на берегу аэродром Мамайя, на нем - полк
вражеских истребителей.
- Район поиска, - докладывает командиру Локтюхин.
- Штурману следить за морем, стрелкам - за воздухом и аэродромом врага.
- Цель вижу, - через несколько минут Локтюхин.
- Взлетают, командир! - почти одновременно Засула.
Впереди, в море, в окружении черных точек, - два четких пунктирных
штриха. Справа, над береговой полосой, - несколько желто-оранжевых пылевых
вихрей...
С этой минуты все действия летчика обретают особенную быстроту и
четкость.
- Штурман, курс на цель!
Еле заметным движением рук и ног Жестков ставит самолет на расчетный
режим. Оглядывается на ведомых - Синицын и Ольховой точно повторяют маневр.
Стрелки молчат - истребителей пока нет. Заходят со стороны солнца?
- На боевом, командир!
Теперь что бы там ни было - ни одна стрелка приборов не шелохнется. Это
имеет в виду Локтюхин, когда говорит о своем командире - железо.
Первыми открывают огонь зенитки: в чистой голубизне неба повисают
грязные комья, взвиваются дымные шнуры "эрликонов". Силуэты транспортов
растут с каждой секундой. Вот уже различаются палубные надстройки, вспышки
орудий... Машина вздрагивает от близкого разрыва. Стрелки приборов как бы
настораживаются, но прочно остаются на месте.
- Повреждена правая консоль, - деловито-спокойный доклад Засулы.
- Торпеда сброшена, командир! - голос штурмана. С ноткой извинения - за
секундную задержку доклада.
Резкий маневр облегченной машины, сектор обзора - стрелкам.
- Ведомые?
- Сбросили, командир! Все парашюты раскрылись! Больше маневров не надо:
противник перенес огонь на торпеды. Уж лучше бил бы, как бил.
- Зажгли один парашют...
- Следить за остальными!
Остальные две торпеды, несмотря на интенсивный огонь, достигают воды,
отцепляются от парашютов, начинают циркулировать...
- Взрыв! - наконец-то Засуле изменяет его спокойствие. - Цель,
командир!
Доворот самолета. Видно: взрывом одной из торпед разнесло сторожевой
катер.
- Еще один!
Транспорт-трехтысячник. У него оторвало корму, над накренившейся
палубой поднимается черный столб дыма...
Несколько вылетов. Всех не опишешь. Всего их за годы войны было
совершено Александром Жестковым более двухсот. И таких, как описаны здесь. И
труднее. И легче. Хоть в общем-то легких их не бывает. И если экипаж
возвращается на аэродром, не сбросив бомбы или торпеду по цели, так это еще
тяжелей. Какие бы ни были к тому причины. Тем более для такого летчика, как
Жестков. Тяжелее, чем самый ожесточенный воздушный
бой, чем прорыв сквозь любой многослойный огонь зениток.
Впрочем, у Жесткова таких случаев было немного. И лучшим свидетельством
этому служат те двадцать пять символических силуэтов на фюзеляже его боевой
машины, реальные прототипы которых ржавеют на черноморском дне. И шесть
звездочек. И не нашедшие выражения в символах десятки разбитых и сожженных
самолетов на вражеских аэродромах, десятки танков, орудий, автомашин на
полях и дорогах, многие сотни потопленных в море и уничтоженных на земле
офицеров и солдат бесчеловечного гитлеровского рейха...
Скромный смоленский паренек с непослушным зачесом и жестковато-упрямым
взглядом...
5 ноября 1944 года морскому летчику старшему лейтенанту Жесткову
Александру Ивановичу Указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено
звание Героя Советского Союза.
СТРЕЛОК-РАДИСТ АНДРЕЙ ЗАСУЛА
До сих пор он перед глазами, как наяву, - парень высокий, но не
старающийся быть видным, с всегдашней своей как бы за рост извиняющейся
улыбкой. Любил книги и песни, храбрых и верных людей. Больше всего - своего
командира, бесстрашного Сашу Жесткова. Не просто любил - обожал. Что еще?
Был комсомольским секретарем эскадрильи, обучал молодых радистов, помогал им
войти в боевую жизнь. Часто прямо с занятий бежал к самолету. И лишь тогда
забывал про свою улыбку, будто оставлял ее на земле...
Тяжелая на войне у стрелков работа. Наши телохранители - говорят о них
летчики, штурманы. Не шутя говорят.
Стрелок-радист и воздушный стрелок занимают посты в хвосте самолета:
первый вверху, у турели с крупнокалиберным пулеметом, второй - возле нижнего
люка со ШКАСом. Летчик и штурман им не видны. Если нет бомб - впереди глухая
пустота фюзеляжа, нижний край бронеспинки, что прикрывает сиденье летчика.
Сам летчик по грудь наверху, в своей кабине из плексигласа. Штурман и вовсе
- в самом носу, в прозрачном решетчатом конусе, как в клетке повиснув над
морем ли, над землей.
Летчик ведет боевую машину, штурман счисляет путь. Оба в любой момент
знают местонахождение самолета, решают, какой предпринять маневр. А стрелки?
Вот самолет пошел вниз, чуть не камнем. Что это? Противозенитный маневр
или...
В общем, одно дело - сам едешь, другое - тебя везут. Поле зрения
стрелков - задняя полусфера. То есть полнеба, во всю необъятную ширь. За
полнеба и отвечают. Жизнью. Да если бы только своей.
"Мессеры", "фоккеры" со стороны солнца заходят, пикируют сверху почти
отвесно, разделяются поодиночке, на группы - одни отвлекают, другие
подкрадываются из-за угла. Хоть, понятно, углов полусфера и не имеет. Но так
доходчивей молодым объяснять.
Молодые стрелки уважают Засулу. Засула - севастополец, летал с
Херсонесского маяка. Участник обороны Керчи, Новороссийска. Ходил на удары
по скоплениям войск, по аэродромам, железнодорожным узлам. Силен тогда немец
был в воздухе, не то, что сейчас. Впрочем, значение это имеет только в
большом масштабе. А на один самолет их и теперь хватает. Тут как кому
повезет. Бывает, навалятся, еще и злее...
Засуле есть что вспомнить, когда понадобится пример.
В один из февральских дней сорок второго эскадрилье поставили задачу
уничтожить колонну противника на Керченском полуострове. Тяжелые шли там
бои. Комэск Беляев предупредил заранее - встречи с "мессерами" не миновать.
Как следует проверили пулеметы, ленты, подтащили поближе весь боезапас.
И вот машина на старте.
Экипаж лейтенанта Жесткова, в котором воюет Засула, уходит в воздух
одним из первых. Сверху видно, как, вздымая за хвостами снежную пыль, одна
за другой выруливают и взлетают остальные машины.
Все девять бомбардировщиков в сборе. Спустя двадцать минут к ним
пристраивается шестерка истребителей прикрытия. С ними лететь веселее. Под
крылом проплывают поля Кубани, Керченский пролив. Видно, как по дорогам
движутся к передовой танки, артиллерия, обозы. Потом они пропадают - близко
передовая. Стрелки на всех машинах вращают башнями, просматривают воздух. И
вот со стороны Азовского моря появляются два "мессера". Летят на предельно
малой высоте. Приближаются. Несколько красных ракет оповещают строй -
внимание!
"Ишачки" зигзагами барражируют вокруг бомбардировщиков. Гитлеровцы не
атакуют. Идут неотступно за группой.
Нашим ястребкам это надоедает, четверо из них круто разворачиваются.
Враг благоразумно удирает...
Линия фронта с беспорядочным огнем зениток остается позади. Скоро цель.
Где-то по дороге Судак - Феодосия движется к фронту колонна вражеских
танков.
- Цель слева! - докладывает штурман. - Видишь, командир?
- Вижу, штурман. Андрей, передай ведущему.
Комэск проходит мимо, будто не заметив: колонна ползет в лощине, между
лесистых гор. Лучше подождать, когда она вытянется на равнину.
Над Крымскими горами группа разворачивается и тоже перестраивается в
колонну. На высоте шестьсот метров выходит на цель - гитлеровцы уже в
долине. Между самолетами вспыхивают светлячки, протягиваются дымные шнуры -
бьют скорострельные пушки, "эрликоны".
Отделяются бомбы от головного самолета - их сбросил штурман эскадрильи
Иван Васильевич Егельский. Следом, эстафетой, - от всех остальных. Дорога
обсаживается желто-серыми кустами, вверх взлетают обломки, какие-то тряпки,
в кюветы откатываются, как с ложками котелки, башни танков с орудиями.
Воздушные стрелки поливают из пулеметов разбегающихся от дороги немцев...
Группа поднимается над горами, чтобы вновь перестроиться в "походную"
девятку. Позади - туча пыли, пронизанная черными столбами дымов.
И тут появляются "мессеры".
- Четыре... восемь.,. Четырнадцать, командир! - докладывает Засула.
Первая четверка с ходу наваливается на их машину.
- Андрей, работай! - кричит Жесткое, маневром выходя из-под удара. -
Черт, не успели построиться...
Андрей работает. Работает воздушный стрелок Иван Атарщиков. Коротко
стучит ШКАС штурмана Локтюхина. Жестков искусно маневрирует, так что
"мессеры" чуть ли не сами напрашиваются в прицел. Первая атака отбита.
Но это только начало. Ясно, что бой предстоит жесточайший: запоздавшие
"мессеры" колонну им не простят. Снова атака. "Ишачки" отчаянно бросаются
наперерез. Разноцветные трассы располосовывают небо. "Мессершмитты"
прорываются, бьют в упор. Один из стервятников зашел в хвост самолету
Виктора Беликова. Что там Зыгуля и Северин? Не видят? Ну да, фашист в
необстреливаемом пространстве. Надо спасать! Очередь Засулы упирается в
обнаглевшего гитлеровца. Ara!..
Стервятники наседали. Еще один "мессер" напал на Беликова, поджег.
Засула срезал его. Добивать Беликова ринулся третий фашист. Зыгуля и Северин
достали его из горящего самолета, фашист задымил. Беликов резким скольжением
сорвал пламя с крыла. К нему подошли два И-16, прикрыли. Комэск Беляев
уменьшил скорость, поджидая отставшего товарища...
Отражая удары "мессеров", эскадрилья на малой высоте пересекла
Керченский пролив. Гитлеровцы отстали.
Бомбардировщики в этом бою потерь не понесли, если не считать множества
дыр в крыльях и фюзеляжах. Ястребки потеряли троих из шести. Гитлеровцы
недосчитались четырех "мессеров".
Выйдя из самолета, лейтенант Жестков крепко обнял Засулу.
- Спасибо, друг!
Через несколько дней в торжественной обстановке Андрею была вручена
медаль "За отвагу".
Вскоре экипаж Жесткова улетел в Севастополь, в группу майора Чумичева.
Город-крепость держал оборону. Насмерть стояли пехотинцы и моряки. Их
поддерживала корабельная и береговая артиллерия, армейская авиация с дальних
аэродромов. Передовая группа флотской авиации расположилась рядом - на
небольшом аэродроме у Херсонесского маяка. Тяжелые Ил-4 вылетали на бомбежку
артиллерийских позиций, скоплений войск, кораблей на подходах к порту.
Аэродром обстреливался вражеской артиллерией, гитлеровские истребители
караулили каждый взлет. Летали, как правило, ночью.
Экипажу Жесткова приходилось действовать в светлое время суток: на него
возложили дальнюю воздушную разведку.
В один из весенних дней сорок второго года получили задачу: осмотреть
морские коммуникации вдоль побережья Румынии и Болгарии. Андрей Засула и
Иван Атарщиков заботливо подготовились к многочасовому полету: тщательно
проверили бортовую рацию, оружие, запаслись авиационными гранатами АГ-2...
В предрассветной полутьме свирепствовал ветер. Гремел тугими
брезентовыми чехлами, завывал в антеннах радиостанции. Рваные клочья облаков
проносились над аэродромом. Неподалеку грохотало море, ледяная морось
обжигала лица...
Забрезжил рассвет, взлетели. Низкая облачность прижала машину к воде.
Впрочем, это было и на руку: может быть, не заметили взлет гитлеровцы с
постов на высотах? Черта с два...
- Справа сзади "Гамбург", - доложил командиру Андрей.
- Что будем делать, штурман? - посоветовался Жестков с Локтюхиным.
- Уйдем в облака, развернемся в сторону Одессы. Пройдем минут пять на
виду у немца, а затем снова в облака и на свой курс.
- Попробуем. Андрей, как там фриц?
Громадина "Гамбург-138" не отставал ни на шаг.
- Прет, как паровоз, гад! Сейчас пугну его! Прогрохотала короткая
очередь. Жестков круто развернулся, замелькал в жидких облаках. "Гамбург"
попер за ним. Атарщиков сыпанул по четырехмоторной громадине градом
трассирующих. Жестков укрылся, нащупав слой потолще.
- Может, подбросим шептунка, командир? Что-нибудь в Одессу открытым
текстом, вдобавок к донесению с "Гамбурга". Чтобы не ждали нас в гости в
Румынии.
- Идея! Молодец, Андрей. Штурман, заготовь радиотелеграмму. Что-нибудь
насчет курса...
На подходе к Сулине облачность оборвалась. Штурман открыл бомболюки для
планового фотографирования. Одновременно решили сбросить несколько бомб -
для отвода глаз.
Забили зенитки.
- Разрывы справа сзади! - докладывает Засула.
- Есть! - подтверждает Жестков. Короткий крен на крыло, скольжение.
- Слева, снизу!
Новый маневр.
Вышли на цель. Теперь летчик слушает только штурмана.
- Два влево... Еще один... Так держать! Бросаю... Бомбы накрывают баржи
в порту. Фотографирование, разворот, осмотр прибрежных коммуникаций. Море
пустынно. Курс на Констанцу.
Снова порт. снова зенитки. На этот раз вдвое ожесточенней.
- Так держи, командир, сбросим с ходу. Спокойно, ребятки, сейчас... Это
штурман.
- Разрыв у правого крыла... Вижу дырки, - Андрей.
- Разрыв за хвостом! - Атарщиков.
- Сброс! Включил фотоаппарат...
- Лупят, гады! Может быть, отвернем? Сфотографируем перспективно?
- Сейчас закончу, командир... Есть!
Резкие отвороты, скольжение, изменение скорости... Все! Рай, тишина,
кажется, слышно, как плещутся волны...
И тут же голос Засулы:
- Два "мессера"! Атакуют справа сзади.
- Огонь!
Истребители разделились, намереваясь взять бомбардировщик в "клещи".
Один заходил сверху, другой подбирался снизу. Верхний наткнулся на трассу
крупнокалиберного пулемета Андрея, отвалил в сторону. Второй продолжал
атаковать с нижней полусферы. Строчки люкового ШКАСа Атарщикова потянулись,
к нему. Он тоже бил из всего бортового оружия. Жестков маневрировал,
уклоняясь от трасс, открывая стрелкам нужный сектор обзора. Врагу удалось
продырявить фюзеляж бомбардировщика. Пулемет Атарщикова осекся...
- Что у тебя? - крикнул Засула, не отрываясь от прицела.
- Отказал...
- Бей гранатами!
В воздух полетели АГ. Быстро спускаясь на парашютиках, они окружили
разрывами "мессер". Тот сделал переворот и скрылся в сторону моря.
- Вроде обошлось! - облегченно вздохнул Андрей.
- Не расслабляться!
Над Варной и Бургасом было спокойней. Так, жиденький огонек. Закончив
аэрофотосъемку, взяли курс к крымскому берегу.
На подходе к Севастополю снова доклад Засулы:
- Сверху сзади два "мессера"! Фашисты открыли огонь с дальней
дистанции. Одна очередь угодила в консоль, сорвала обшивку.
- Влево! Вправо, командир!.. - управлял маневрами Засула.
Жестков моментально бросал машину то в ту, то в другую сторону.
В разгар боя на выручку пришли "яки" - друзья с Херсонесского маяка.
Me-109 вильнули в сторону. Ястребки их догнали, закрутилась смертная
карусель...
И опять командир жал руку Засуле:
- Спасибо, Андрей! Если б не ты...
21 мая - очередная дальняя разведка. Осмотрев Каркинитский залив,
подходы к Днепровско-Бугскому и Днестровскому лиманам, сфотографировав порт
Одессы, экипаж подходил к Сулине.
- Слева транспорт! доложил командиру штурман Иван Локтюхин.
Жестков бросил взгляд влево.
- Без прикрытия?
- Значит, нужно ждать "мессеров".
- Андрей, передай на землю! Штурман, координаты, курс...
- Земля целеуказание приняла, командир, - доложил через пару минут
Засула. И тут же: - Над нами "мессер"!
Ну глаз! Едва успел оторваться от шкалы рации... Истребитель открыл
огонь издали. Снаряд задел кабину воздушного стрелка. Осколки плексигласа
брызнули, Засуле в лицо, но он сумел выпустить очередь. "Мессер"
перевернулся через крыло и врезался в воду.
- Накрылся собственным крестом фриц! До Жесткова и Локтюхина не сразу
дошел смысл слов Андрея: все их внимание приковал к себе транспорт. Эх, если
б торпедку...
Цель маневрирует, штурман нажимает кнопку. Бомбы рвутся у борта судна.
- Ладно, не горюй, прилетят торпедоносцы, доделают. - утешает Жестков
Локтюхина. Да, что ты, Андрей, там насчет креста и фрица?
- Воткнулся фриц в море.
- Да ну?
- Точно, командир! - подтверждает Атарщиков. - Вон еще плавает что-то
там на воде...
По данным разведчика взлетели два торпедоносца и два бомбардировщика с
того же аэродрома Херсонесский маяк. Группу возглавил комэск майор Федор
Михайлович Чумичев со своим штурманом капитаном Сергеем Прокофьевичем
Дуплием. Цель обнаружили в тридцати километрах к востоку от Килийского
гирла. В результате удара транспорт водоизмещением три тысячи тонн был
буквально изуродован. Торпеда оторвала ему корму, бомба снесла палубные
надстройки, вызвала пожар...
Потом оборона Кавказа. Особенно ожесточенными были бои на
новороссийском направлении.
В один из августовских дней сорок второго года группа бомбардировщиков
вылетела на удар по колонне танков противника. Когда уже вышли на боевой
курс, к машине летчика Шапкина протянулась огненная трасса. Жестков
моментально обернулся: серый двухкилевой Ме-110 нацеливался на него, самолет
Шапкина непоправимо скользил к земле, волоча за собой шлейф