без остатка. Вы же
сильная, Марта!
     - Нет, - шепчет Ришер, - нет, не могу...
     - Неправда!  В  тот  раз я солгал Абсту о появившихся рефлексах у
вас в ногах. А сегодня я их нащупал! Они еще очень слабы, и я не хотел
говорить. Но, клянусь вам, еще немного - и я буду учить вас ходить!
     Ришер рывком садится в кровати.
     - Да поймите же,  - кричит она, - поймите же наконец: я встану на
ноги, и он убьет вас!
     Пауза. Она медленно опускается на подушки.
     Ключ поворачивается в замке. Входит Абст.
     Он видит:  больная неподвижна в кровати,  в стороне,  у столика с
медикаментами, возится врач.
     - Закончили, Рейнхельт?
     - Давно, шеф.
     - Итак,   Марта,   их  привезли,  -  говорит  Абст,  когда  дверь
затворилась за Карцовым. - Доставили всех пятерых!
     - Итальянцы?
     - Да, во главе с Джорджо Пелла. Как ждал я этих людей!
     - Рада за вас.
     Ришер тянется за сигаретами,  но руки ее дрожат,  пачка падает, и
сигареты рассыпаются по полу. Абст подбирает сигареты, подает женщине,
протягивает и зажигалку.
     - Вы нервничаете, Марта. Почему?
     - Причин много:  валяюсь в кровати,  когда  вокруг  столько  дел.
Будете оперировать итальянцев? Или приручите, как Глюка и Вальтера?
     - Непременно оперировать!  Впрочем,  не всех.  Одного,  во всяком
случае, трогать нельзя.
     - Того, чье имя вы назвали?
     - Да. Он нужен для весьма сложных дел.
     - Понимаю. Спуск к "Випере"?
     - Не только,  - говорит Абст. - У меня большие планы относительно
использования этого человека.  Вот его мы и приручим.  Могу сказать: я
уже начал... - Он задумывается: - Сложный характер у этого лейтенанта:
своеволен, строптив. Но я добьюсь своего!
     - Я все думаю о предстоящих операциях.  - Ришер приподнимается на
локтях,  заглядывает Абсту в глаза.  - Вам будет трудно  одному.  Быть
может,  подождете,  пока я встану на ноги?  Вдвоем было бы куда легче,
шеф!
     - Ни  минуты  промедления!  Итальянцы  очень  опасны.  Я  дал  им
снадобье.  Оно будет действовать часа три.  Может, и меньше. А потом -
снова  консервы  с  начинкой?  Снова  на три часа?  А вы,  быть может,
пролежите еще  десять  -  пятнадцать  дней...  Нет,  нет,  немедленная
операция!  Она успокаивает более надежно. Мне хватит хлопот с одним их
вожаком: он уже бросался на меня со скованными руками.
     - Еще вопрос,  шеф.  Вы решили,  что к затонувшей лодке спустится
итальянец... Ну, а наш новый врач? Он останется и будет помогать мне?
     - Рейнхельт  не  может  остаться,  - говорит Абст.  - Решение уже
принято.
     И он выходит.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     В дальнем  конце стола - раскрытая радиола.  Низкий женский голос
исполняет французскую песенку.  Музыка беспокоит  попугая.  Со  своего
насеста он неодобрительно глядит на мужчин,  расположившихся за столом
друг против друга.
     Пластинка проиграна.  Абст  переворачивает ее.  Тот же голос поет
романс.
     - Жозефина  Беккер,  -  говорит  Абст,  мечтательно  улыбаясь,  -
удивительная  мулатка!..  Доводилось  вам  бывать  на  ее   концертах,
наблюдать,   как   она   передвигается  по  эстраде?..  Помнится,  она
гастролировала и в Италии.
     - Нет. - Джорджо Пелла качает головой.
     - О,  Жозефина!  Она поет -  и  вам  кажется:  это  звучит  голос
сирены...  Качнув  бедрами,  она  делает шаг - и нет уже женщины,  нет
подмостков,  зала.  Вместо всего этого - джунгли,  в которых  крадется
тигрица... - Абст спохватился: - Боже мой, Пелла, да вы не пьете! Даже
не пригубили из своей рюмки. Или вино не по вкусу?
     - Спасибо, не хочется.
     - Однако вы привередливы. Что ж, предложу кое-что еще.
     Абст вынимает  из  шкафчика пузатую бутылку и торжественно ставит
ее на стол.
     - Вы  отказались  от  коньяка,  невнимательны к вермуту.  Но этот
напиток не оставит вас равнодушным!
     - Неужели кьянти? - говорит Пелла, рассматривая этикетку бутылки.
- Где вы раздобыли его?
     - Бутылке  шесть  лет.  Ящик  кьянти  я вывез из вашей страны еще
летом тысяча девятьсот тридцать  восьмого  года.  Должен  заметить,  я
почти не пью спиртного. Исключение делаю только для этого сорта.
     - Вино  слабенькое,  -  подтверждает  Пелла.  -  Кстати,  оно  не
выдерживает длительного хранения.
     - Эта бутылка последняя.  Уцелела чудом.  Можно подумать, я знал,
что мы встретимся.
     Пеллу давно мучит мысль:  где и когда видел он сидящего перед ним
человека?  Лицо Артура Абста,  его неподвижные глаза, уродливая нижняя
губа таковы,  что их не спутаешь с другими.  Нет,  решительно,  он уже
встречался с Абстом. Но где, при каких обстоятельствах?..
     - Вы жили в Италии? - спрашивает Пелла.
     - Бывал  в  вашей  стране.  - Абст разливает кьянти по рюмкам.  -
Пожалуйста,  попробуйте.  Нет,  я  не  буду.  Только  подниму   рюмку.
Предстоит работа, которую делают только на трезвую голову. А вы пейте.
     Поглаживая попугая,  Абст  наблюдает,  как  Пелла  делает  первый
глоток. Вино понравилось. Итальянец выпивает всю рюмку.
     - Кьянти вы вывезли из Италии,  -  говорит  он.  -  Попугай  тоже
оттуда? Я хотел сказать: из африканских владений моей страны?
     - Нет.  Однако,  кроме кьянти, я вывез из Италии и еще кое-что. -
Абст передает собеседнику фотографию.
     На снимке изображен Джорджо Пелла.  В коротких трусах, загорелый,
сильный,  он  стоит  по  колени  в  воде,  готовясь  сесть  верхом  на
управляемую торпеду.
     Пелла долго  разглядывает  снимок.  Он  узнал  и пристань,  возле
которой сфотографирован, и полускрытый деревьями дом на берегу. Снимок
сделан на секретной базе итальянских подводных пловцов.
     Вот где он видел Абста!
     На вилле  местного  аристократа,  где  размещался  отряд пловцов,
внезапно испортились  водостоки  ванных.  Управитель  поместья  позвал
слесаря со стороны. Этим слесарем и был Артур Абст...
     Абст с интересом следит за итальянцем.
     - Узнали,  - удовлетворенно говорит он.  - Как видите,  мы старые
знакомые.  Вы уже тогда понравились мне: молодой, полный сил, ко всему
- отличный пловец... Сейчас нравитесь еще больше. Но к делу! В тот год
я  вывез  из  Италии  фотографии  пловцов,  снимки  торпед  и   других
устройств.  Вскоре у нас было создано аналогичное оружие.  Но немцы не
остановились на этом. Смею уверить, они продвинулись далеко вперед. Вы
убедитесь в этом, когда начнете работать со мной. Нам лучше дружить, а
не враждовать, дорогой Пелла!
     Итальянец молчит.  Он  уже  убедился,  что  имеет  дело с опасным
врагом. Не следует лезть на рожон.
     Абст по-своему  оценивает поведение собеседника,  похлопывает его
по плечу, вновь наполняет рюмку.
     - Выпейте,  - говорит он. - Выпейте и расскажите о себе. Хотелось
бы знать:  вы добровольно вступили в подразделение  штурмовых  средств
итальянского флота?
     - Я все делаю по своей воле.
     - Вы были водителем "Майяле"1?
     1 "М а й я л е" - итальянская управляемая торпеда.
     Пелла утвердительно наклоняет голову.
     - Что же заставило вас переменить решение?
     - Я бы не хотел вспоминать. Долго рассказывать, да и неинтересно.
     - Меня это интересует.  И у нас сколько угодно времени, мы отнюдь
не торопимся.
     - Хорошо. - Пелла задумывается, как бы собираясь с мыслями. - Вам
известно,  что  одно  из подразделений штурмовой группы действовало на
Востоке, против русских?
     - Крым?
     - Крым,  - подтверждает Пелла. - В этом подразделении находился и
я.  Май  и  июнь  прошлого года.  Все то,  что произошло в эти месяцы,
навсегда останется в моей памяти.
     - Где вы находились?
     - В Форосе.  Потом близ Балаклавы.  Топили русские  транспорты  с
женщинами и детьми, которых советское командование пыталось вывезти из
осажденных немцами городов.  Меня тошнило от этой  грязной  работы.  В
конце концов я не выдержал и прямо сказал командиру...  Дальнейшее вам
известно.
     Пелла залпом выпивает вино.
     - Вот  так,  синьор,  -  говорит  он.  -  Спускаться  под   воду,
участвовать  в самых рискованных экспедициях,  чтобы лучше исследовать
океан,  изучать  его  обитателей,  ломать  голову  над  новыми  типами
снаряжения  для  мирной работы в глубинах моря - на это я дам согласие
хоть сейчас.  Но только на это.  Никаких управляемых торпед, синьор. С
меня хватит. Я сыт войной по горло!
     - Благодарю за откровенность,  - говорит Абст.  - Теперь хотелось
бы знать,  как вы стали пловцом.  Что вы делали до того, как попали на
базу близ Специи?
     Вопрос остается без ответа: в дверь стучат.
     Абст отпирает. На пороге Карцов.
     - Не вовремя, Рейнхельт!
     - Простите,  шеф.  Однако меня сто раз  предупреждали:  если  при
исследовании группы обнаружится...
     - Хорошо, хорошо!
     Абст берет   папку,   которую   принес   врач,  раскрывает  ее  и
углубляется в бумаги.
     Карцов ждет у двери. Он узнал итальянца. Несколько часов назад он
видел этого человека скованным,  под конвоем помощников Абста.  Теперь
же  лейтенант  сидит в обществе хозяина подземелья за накрытым столом,
на котором даже вино!
     В свою  очередь  Пелла  не  спускает  глаз с незнакомца.  Кто он?
Вероятно,  один из помощников Абста. Но те, кого он видел раньше, были
вооружены. У Абста и сейчас пистолет на поясе. Этот же безоружен.
     Просмотрев бумаги,  Абст  обменивается   с   Карцовым   короткими
репликами. Врач берет папку и выходит.
     - Славный парень,  - говорит Абст,  запирая  дверь.  -  Надежный,
преданный   мне   человек.   Впрочем,   вы  сами  оцените  его,  когда
познакомитесь...  Но мы отвлеклись.  Итак, вы обещали поведать о своей
молодости.
     - В ней нет ничего примечательного.  Родился в  рыбачьем  поселке
неподалеку от Палермо.  Сколько помню себя,  рядом всегда шумело море.
Отец и сейчас рыбачит - ловит сардину,  макрель...  Помогал ему, когда
подрос и смог держать в руках шкот.
     - Как вы стали ныряльщиком?
     - Не знаю...  Нырял за раковинами, как все мальчишки. Мне не было
и шестнадцати лет,  когда неожиданно я взял первенство  в  состязаниях
охотников за губками. С этого и началось.
     - Как глубоко вы спускались?
     - Без снаряжения - метров на тридцать пять. Конечно, при условии,
что на мне были маска и ласты.
     - А в снаряжении?
     - Вы не поверите, синьор.
     - Все же!
     - Дважды я погружался на сто сорок метров. Могу и глубже...
     - В мягком вентилируемом скафандре?  - спрашивает Абст хриплым от
волнения голосом.
     - Не обязательно...
     - Как это понять?  Прошу вас  не  спешить,  обо  всем  рассказать
подробно.
     - Я предпочитаю другое снаряжение.
     - Какое же?
     - Оно напоминает  автономные  респираторы,  используемые  легкими
водолазами.
     - Кислородные  респираторы?  -  переспрашивает  Абст.  -  Но  это
невозможно!
     Пелла молчит.
     - Говорите же, - настаивает Абст.
     - Здесь мы подошли к главному.  Это тайна, синьор. Тайна, которую
я пока не раскрою.
     - Что означает "пока"?
     - Пока идет война,  - уточняет Пелла.  - К вашему сведению,  я не
раскрыл ее даже соотечественникам.  Могу добавить:  это не только  моя
тайна.  Мне помогал один ученый.  Светлая голова!  Он убежден: человек
может спускаться много глубже - метров на триста, если не больше.
     - Что  ж,  -  говорит  Абст,  -  не буду неволить вас.  Но могу я
попросить вас спуститься на семьдесят метров?
     - Зачем?
     - Надо поднять затонувший груз.
     - Нет,  синьор.  У меня нет аппарата.  А ваши респираторы системы
Дрегера для этих глубин не годятся.
     - Мы предоставим вентилируемый скафандр.
     - Спускаться на воздухе, подаваемом с поверхности воды?
     - Разумеется.
     - Для таких глубин сжатый воздух непригоден.  Из-за азота.  Да вы
знаете это не хуже меня.
     - Что же вам требуется?
     - Увы, это секрет.
     Абст встает,  снова включает радиолу. Он долго раздумывает, глядя
себе под ноги. Будто очнувшись, движением пальца сбрасывает мембрану с
пластинки.
     - А  вы  не  боитесь,  что мое терпение иссякнет?  - говорит он с
угрозой.
     - Где мои товарищи? - спрашивает Пелла.
     - Они  невредимы,  чувствуют   себя   отлично.   -   Абст   вновь
подсаживается к столу.  - Они совсем недалеко от вас. Все четверо дали
согласие сотрудничать со мной.  Хорошие парни.  Особенно этот... Бруно
Гаррита.
     - Можно, чтобы они сами сказали мне это?
     - Вообще-то,  да.  Я мог бы приказать, чтобы их привели сюда. Они
подтвердили бы. Однако...
     - Однако? - переспрашивает Пелла.
     - Где гарантия,  что вы,  господин сомневающийся,  поверите в  их
чистосердечие? У меня нет такой гарантии.
     - Я поверю.
     Абст качает головой.
     - Нет,  лейтенант Пелла.  Вы заявите,  что на них  воздействовали
угрозой или каким-либо иным способом. И мы продолжим сказку про белого
бычка. Мы зря потеряем уйму времени. А оно дорого.
     - Я знал, какой будет ответ. Все ваши утверждения - ложь. Гнусная
ложь,  от начала и до конца.  Им дали какое-то снадобье. Они опьянели,
перестали соображать.  Вы даже сняли с них браслеты:  "глядите,  как я
могуществен".  Поначалу я растерялся.  Сейчас, хвала богу, это прошло.
Вот  что,  синьор:  или  я  увижу  всех  здоровыми,  невредимыми и без
наручников, или не будет никакого разговора.
     - Хорошо,  - медленно говорит Абст, - хорошо, лейтенант Пелла, вы
увидите их.  - Он  недобро  улыбается.  -  Увидите  сперва  одного.  Я
продемонстрирую его в боевой работе.  Покажется мало - будете смотреть
другого, третьего... Надеюсь, тогда исчезнут сомнения!

ГЛАВА ПЯТАЯ

     Узкая длинная пещера.  Слева,  вдоль  стены,  сплошные  нары,  на
которых  спят  пловцы.  Над  головой  каждого  табличка.  Двадцать два
человека на нарах, двадцать две таблички над ними. Фамилий нет, только
имена.  Каждый,  кто живет здесь,  должен лежать на своем месте. Таков
порядок. Его установил Абст.
     Где-то в   середине  шеренги  спящих  свободное  место.  Снята  и
табличка. На ней было написано "Гейнц".
     В дальнем   конце   пещеры,  наискосок  от  нар,  вделана  в  пол
металлическая койка, на которой сейчас лежит Карцов.
     Между койкой  и  выходом  из помещения - безумцы,  порученные его
надзору.  Случись неладное - и ему отсюда не выбраться. Вцементировать
койку именно здесь распорядился Абст: новый врач, зная, чем грозит ему
оплошность  при  обслуживании  пловцов,  будет  лучше  выполнять  свои
обязанности.
     По пещере беспокойно прохаживается радист.  Он только что  вошел,
перекинулся  с  Карцовым ничего не значащими словами и ходит из угла в
угол.
     Карцов наблюдает за ним.  Вот Вальтер остановился у нар,  оглядел
спящих. Достав сигарету, привычно лезет в карман за зажигалкой.
     - Нельзя курить. Приказ шефа!
     Радист секунду  колеблется,  потом  решительно  присаживается  на
койку.
     - Шел из радиорубки.  Дай, думаю, загляну: как там чувствует себя
доктор?  Вон сколько их, героев. - Он подбородком указывает на спящих.
- Да разве мыслимо, чтобы один человек справился с этакой оравой!..
     - Спасибо, Вальтер. Пока все в порядке... У вас был сеанс связи?
     - Как обычно.
     - И конечно, ничего нового?
     Больше двух месяцев прошло со дня побега Карцова с борта линкора,
а  он  ни  на  минуту  не  забывает  слов  Джабба  о  начале  крупного
наступления немцев в центре  России  и  о  контрнаступлении  советских
войск. Что происходит на родине? Успешно ли действуют наши войска? Или
Советская Армия пятится под натиском врага?..
     - Ладно уж,  курите,  - говорит Карцов,  видя,  что немец все еще
мнет в руках сигарету.  - Курите,  Вальтер.  Одну сигарету,  я  думаю,
можно. Вы гость. Гостю надо сделать приятное, не так ли?
     - Спасибо,  доктор.  - Щелкнув зажигалкой,  радист прикуривает. -
Гость, сказали вы? Что ж, гость так гость.
     - Пока гость, - многозначительно подчеркивает Карцов. - Думаю, мы
с вами еще похозяйничаем здесь, а?
     Радист широко ухмыляется.
     - Так что нового в мире? - снова спрашивает Карцов.
     - Как вам сказать,  доктор...  - Вальтер  мнется.  -  Нам  другие
станции  слушать  нельзя.  Разве  что  перехватишь десяток фраз,  пока
настраиваешься. А в общем, хорошего мало.
     - Опять, наверное, Роммель затоптался в Африке?..
     - Да не в Африке дело! - с досадой перебивает Вальтер. - Россия -
вот что главное,  доктор!  А там мы,  видать,  промахнулись. Э, да что
говорить!..
     Он вздыхает и, швырнув окурок, встает.
     Поднимается и Карцов. Едва сдерживая бушующую в груди радость, он
провожает немца до двери, затворяет за ним.
     "Промахнулись!" - повторяет он про себя.
     Это слово может иметь только один смысл:  наступление фашистов не
удалось, их гонят с советской земли, бьют!..
     Нары тонут в полумраке.  Оттуда доносится тяжелое дыхание спящих.
Кто-то  ворочается,  бормочет.  Вот  показалось:   один   из   пловцов
проснулся, сел, спустил ноги на пол.
     Карцов включает свет. Нет, люди лежат. Все в порядке.
     В порядке!  Сейчас он так ясно видит хозяина этого "порядка", его
продолговатое лицо со змеиными глазами и влажной отвисшей губой...
     - Ничего,  - бормочет Карцов, укладываясь в постель, - ничего, он
получит свое! Теперь уже скоро...
     Что необходимо в первую очередь?? Ришер должна попытаться достать
ключ от сейфа,  где хранятся респираторы,  оружие,  подрывные  заряды.
Только бы раздобыть ключ, а там уж он будет действовать!
     Но проходит минута - и в сердце  закрадывается  тоска.  Допустим,
удалось обезвредить фашистов.  Как он поступит в дальнейшем?  Выплывет
из грота и направится  к  союзникам?  А  Марта?  Останется  наедине  с
безумцами? Можно надеяться, какое-то время она продержится - пока есть
запас препарата. Ну, а потом? Что, если к скале вдруг придет очередная
подводная лодка, а Марта будет одна?
     В дальнем конце пещеры движение,  стон. Пловец сел на нарах, трет
кулаком глаза.
     - Ложись,  - командует Карцов,  - сейчас же ложись, Оскар! Спать,
Оскар, спать!
     Человек покорно ложится.
     Карцов опускает  голову на подушку,  расслабляет плечи.  Он долго
лежит с закрытыми глазами. Тщетно. Сон не приходит.
     Шаги в коридоре. Медленно открывается тяжелая дверь.
     Он вскакивает с койки, включает свет.
     У дверей Абст. А за ним в сумраке туннеля стоит кто-то еще.
     - Все ли в порядке, Рейнхельт?
     - Да,  шеф.  -  Карцов идет навстречу.  - Только Оскар ведет себя
неспокойно.
     - Что именно? Симптомы?
     Карцов объясняет.
     Абст подходит к нарам, долго глядит на пловца.
     - Утром доставите его ко мне.  Очень хорошо,  что не упускаете ни
единой мелочи, Рейнхельт. Я доволен вами.
     Карцов механически кивает.  Он думает о том, кто стоит за дверью.
Человек едва виден. Но это не Глюк и не Вальтер.
     Между тем Абст опускается на койку.
     Садится и  Карцов.  Впервые  он  видит Абста небритым.  И волосы,
которые у  него  всегда  тщательно  расчесаны,  сейчас  в  беспорядке.
Странно выглядит Абст.
     - Устал,  - говорит он, перехватив взгляд Карцова. - Очень устал,
Рейнхельт.  И  это  не только физическая усталость.  Сказать по чести,
здесь и перекинуться словом не с кем,  кроме вас. Боже, как ненавижу я
триумвират,  из-за которого миллионы немцев оторваны от семей,  терпят
лишения, заглядывая в глаза смерти!
     - Триумвират? Вы подразумеваете...
     - Русских,  британцев и янки!  Я так мечтаю о часе, когда наконец
они будут раздавлены.  Вот закрываю глаза - и вижу:  фюрер поднимается
из-за стола;  скомкав  военные  карты,  швыряет  в  мусорную  корзину.
Торжественно   провозглашает:   "Quod  erat  faciendum!"  Это  латынь,
Рейнхельт: "Что и требовалось сделать!"
     Карцов наклоняет голову.
     - Ну,  а если случится невероятное и  битва  будет  проиграна?  -
продолжает Абст. - Что тогда?
     Карцов пожимает плечами.
     - Honesta mors turpi vita potior!1 Не так ли?
     1 Почетная смерть лучше позорной жизни! (лат.)