оджечь,  и у него не было при себе спичек. А поскольку он не курил, то и не
носил  с  собой зажигалки. Когда  ему -- впрочем, крайне редко --  случалось
совершить выход в ресторан "Риш" или  в "Парк", он имел обыкновение совать в
карман какой-нибудь рекламный  коробок,  но  с последнего выхода прошло  сто
лет, и он успел уже сто раз сменить куртку.
     Он, как принято говорить, поскреб в затылке, достал пистолет,  снял его
с предохранителя, прижал  дуло к запальному шнуру, поставив ствол наискось к
железной двери, чтобы пуля рикошетом не угодила в какое-нибудь  неподходящее
место,  например  ему  в  живот, и спустил курок. Пуля,  как оса, отлетела к
лестнице,  но  свое  дело  она сделала  --  подожгла шнур.  Весело полыхнули
голубые  огоньки,  а  Ларсон, не  разбирая  дороги, ринулся  вниз. Когда  он
спустился  на полтора  этажа, дом сотрясся  до основания --  это  взорвалась
дверь  во  втором  подъезде,  а затем и  его собственная, с четырехсекундным
опозданием.
     Зато бегал  он быстрее, чем Хульт, а возможно, и чем  Болин,  и потому,
несясь  вверх по лестнице, сумел  отыграть одну или  две  секунды.  Железная
дверь  исчезла  или,  правильнее  сказать, лежала  там,  где  ей и следовало
лежать, на площадке, а одним маршем выше была другая дверь, застекленная.
     Он  высадил  эту  дверь  и очутился на крыше, а  точнее говоря, как раз
перед дымовой трубой, между обеими студиями.
     Эриксона он увидел сразу. Тот  стоял,  широко расставив ноги, на  крыше
студии и держал  в руках свой пресловутый  "джонсон".  Но Эриксон  не увидел
Ларсона, его внимание было  отвлечено первым взрывом, и поэтому он неотрывно
глядел на южную часть крыши.
     Гунвальд Ларсон поставил ногу на парапет, идущий по краю  нижней крыши,
оттолкнулся  и перескочил на крышу студии.  Тут  Эриксон повернул голову и в
упор взглянул на него.
     Расстояние между  обоими мужчинами составляло всего четыре  метра,  так
что вопрос  был ясен. Гунвальд Ларсон взял Эриксона на мушку, а палец он все
время держал на спусковом крючке.
     Но  Эриксон ничуть не  смутился,  он  повернулся всем телом  и выставил
автомат против нападающего. Но Гунвальд Ларсон не выстрелил.
     Он стоял неподвижно, нацелив пистолет Эриксону в грудь, а дуло автомата
не прекращало своего движения.
     И  тут  выстрелил Болин. Он сделал  блестящий выстрел.  Поле обзора ему
отчасти закрывала фигура Ларсона,  и тем не менее он ухитрился с  расстояния
более чем двадцать метров попасть Эриксону в левое плечо.
     Автомат с металлическим лязгом  упал  на  крышу. Тело  Эриксона описало
дугу, и он рухнул на четвереньки.
     К нему  подскочил  Хульт и ударил его прикладом  револьвера по затылку.
Раздался зловещий, всхлипывающий звук.
     Человек на крыше лежал без памяти, и кровь ручьем бежала из его головы.
     Хульт запыхтел и поднял револьвер для нового удара.
     --  Стоп,--  приказал   Гунвальд  Ларсон.--  И  без  того   больше  чем
достаточно.
     Он сунул  пистолет  в кобуру,  поправил повязку  на  голове  и  соскреб
указательным пальцем правой руки маслянисто-грязное пятно со своей рубашки.
     Болин тоже вскарабкался на крышу, огляделся по сторонам и спросил:
     -- Какого черта ты не стрелял? Я не понимаю...
     --  А от тебя этого  никто и не требует,-- перебил его Гунвальд Ларсон.
-- Кстати, у тебя есть разрешение на этот револьвер?
     Болин замотал головой.
     --  Могут  быть  неприятности,  -- сказал Гунвальд Ларсон. -- А  теперь
давайте снесем его вниз.



Примечания

     1 Мне надо идти (англ.)
     2 IQ -- коэффициент развития интеллекта.