Мартин Бек ждал, он бросил усталый взгляд на Рэнна, а  тот устремил еще
более усталый взгляд на свои часы.
     Почему полицейский  считает его  воображалой? Может, потому, что Мартин
обратился к нему на "вы"? Мартин  лишь с трудом заставлял себя говорить "ты"
соплякам,  у которых еще  молоко на губах не обсохло, и выслушивать такое же
"ты" в ответ.
     Хотя в остальном его никак нельзя было назвать поборником формализма.
     Интересно,  как  вел  бы себя  в подобном  случае  человек вроде  Стига
Нюмана?
     В трубке щелкнуло:
     -- Так вот насчет Хульта,..
     -- И что же?
     --  Он  действительно сюда  заходил. Часа полтора назад.  Но,  кажется,
сразу же ушел.
     -- Куда?
     -- Вот уж этого действительно никто не знает.
     Мартин оставил эту шпильку без последствий, он сказал:
     -- Спасибо.
     Для верности он набрал домашний телефон Хульта. но там, как и следовало
ожидать, никто не отозвался, и после пятого гудка Мартин положил трубку.
     -- Ты кого ищешь? -- спросил Рэнн.
     -- Хульта.
     -- Ах так.
     "Похоже, что Рэнн не отличается особой наблюдательностью",  --  подумал
Мартин с досадой.
     -- Эйнар!
     -- Да?
     --  Хульт  вчера  вечером  звонил  жене  Нюмана,  и  она дала ему адрес
больницы.
     -- Угу.
     -- Интересно, с чего бы это?
     --  Ну,  должно  быть,  он  хотел  послать  в  больницу цветы  или  еще
что-нибудь, -- сказал Рэнн апатично. -- Они дружны были с Нюманом.
     -- А вообще, мало кто знал, что Нюман лежит в Саббатсберге.
     -- Потому-то Хульту и пришлось звонить, спрашивать адрес.
     -- Странное совпадение.
     Это был  не вопрос,  и  Рэнн, естественно, ничего не ответил. Он сказал
свое:
     -- Да, я тебе говорил, что не мог добраться до Эриксона?
     -- Какого еще Эриксона?
     --  До Оке Эриксона. До того полицейского, который вечно  жаловался  на
все и вся.
     Мартин Бек кивнул. Он припоминал это имя, хотя  сейчас оно  было не так
уж и важно. Имя никого не интересовало, а кроме того, сейчас куда важнее был
Хульт.
     Он сам  лично  разговаривал  с  Хультом  не более двух часов назад. Чем
занимался Хульт все это время? Сперва весть  об  убийстве  Нюмана вообще  не
произвела на него особого впечатления. Потом Хульт ушел -- на работу, как он
выразился.
     Ну,  в этом  еще  не  было  ничего  необычного.  Хульт был  толстокожий
полисмен  старой выпечки, не ахти  какой  сообразительности  и  уж  никак не
импульсивный. То,  что он  вызвался работать  в неурочное время, когда убили
его   коллегу,   как   раз  в   порядке  вещей.  При  определенном  стечении
обстоятельств Мартин сам поступил бы точно так же.
     Необычным  во всей истории был только телефонный звонок.  Почему  он ни
единым словом не обмолвился о том, что разговаривал с женой Нюмана  не далее
как прошлым вечером? Если  у  него  не было  другого  повода, кроме  желания
послать цветы, почему он позвонил именно вечером?
     Зато,  если у  него, кроме цветов, были  другие  причины интересоваться
тем, где находился Нюман...
     Мартин Бек усилием воли прервал эту цепь размышлений.
     А звонил ли Хульт вечером?
     И если звонил, то во сколько?
     Надо еще кое-что уточнить.
     Мартин Бек  тяжело вздохнул, снова  поднял трубку и в третий раз набрал
номер Анны Нюман.
     На сей раз к телефону подошла она сама.
     --  Да,  --  откликнулась она без  всякого  энтузиазма.  -- Слушаю вас,
комиссар Бек.
     -- Извините, но я должен уточнить некоторые детали.
     -- Да?
     -- Вы  сказали,  что  первый  помощник комиссара Хульт звонил вам вчера
вечером?
     -- Сказала.
     -- В котором часу?
     -- Очень поздно, а точно не могу сказать.
     -- Ну хоть приблизительно...
     -- М-м-м...
     -- Вы после этого сразу легли?
     -- Нет, не сразу... еще немного посидела.
     Мартин нетерпеливо  забарабанил пальцами по столу. Он слышал, как она о
чем-то расспрашивает сына, но о чем, разобрать не мог.
     -- Вы слушаете?
     -- Да, да...
     --  Я  поговорила  со Стефаном. Мы  с  ним  смотрели телевизор.  Сперва
телефильм с Хамфри Богартом,  но  фильм был  такой жуткий, мы переключили на
вторую программу. Там был эстрадный концерт. С участием Бенни Хилла, концерт
только начался, когда зазвонил телефон.
     -- Превосходно. А сколько же вы слушали этот концерт до звонка?
     -- Ну, несколько минут. Пять от силы.
     -- Большое спасибо, фру Нюман. И последнее...
     -- Что же?
     -- Вы не можете точно припомнить, о чем говорил Хульт?
     -- Слово в слово не припомню. Он  просто попросил Стига к телефону, а я
ответила, что...
     -- Простите, я вас перебью. Он прямо так и спросил: "Можно Стига?"
     -- Ну, разумеется, нет. Он держался вполне корректно.
     -- А именно?
     --  Сперва  извинился,  потом спросил,  нельзя  ли  позвать  к телефону
комиссара Нюмана.
     -- А почему он извинился?
     -- Ну, разумеется, потому, что он позвонил так поздно.
     -- А вы что ответили?
     -- Я спросила, кто говорит. Или, если быть точной: "С кем имею честь?"
     -- Ну а что ответил господин Хульт?
     --"Я сослуживец  комиссара  Нюмана". Примерно так.  А потом  он  назвал
себя.
     -- А вы что ответили?
     -- Как я вам говорила, я сразу узнала это имя, кроме того, я знала, что
он звонил  и  раньше и что был  одним из  немногих,  кого Стиг действительно
ценил.
     -- Вы говорите, звонил и раньше. Часто звонил?
     --  Несколько раз  за  год.  Но  пока муж был  здоров и находился дома,
трубку почти всегда снимал он сам, поэтому Хульт, может быть, звонил и чаще,
мне это не известно.
     -- А вы что ответили?
     -- Я же говорила.
     -- Простите, я действительно должен казаться вам назойливым, но все это
может иметь очень большое значение.
     -- Ну, я ответила, что Стиг болен. Он  как будто удивился и огорчился и
спросил, серьезно ли болен Стиг...
     -- А вы?
     --  Я ответила, что, к сожалению, очень  серьезно  и что он в больнице.
Тогда он спросил, можно ли ему проведать моего мужа, а я ответила, что Стигу
скорей всего это будет неприятно.
     -- Ну и его удовлетворил ваш ответ?
     -- Разумеется. Хульт и сам хорошо знал Стига. По работе.
     -- Но он сказал, что хочет послать цветы?
     "Подсказками занимаемся, -- подумал про себя Мартин. -- Стыд какой".
     -- Да, да.  И черкнуть несколько  строк. Тут  я ему и сказала, что Стиг
лежит в Саббатсберге, и дала номер палаты,  Я припомнила, что Стиг несколько
раз называл Хульта человеком надежным и безупречным.
     -- Ну а потом?
     --  Он  еще  раз  попросил  извинить  его.  Поблагодарил и пожелал  мне
покойной ночи.
     Мартин со своей стороны тоже поблагодарил фру Нюман и чуть было тоже не
пожелал ей сгоряча покойной ночи.
     Потом он обернулся к Рэнну и спросил:
     -- Ты смотрел вчера телевизор?
     Рэнн ответил возмущенным взглядом.
     -- Ах верно, ты ведь  работал.  Но  все  равно можно из  газеты узнать,
когда по второй программе началась передача с Бенни Хиллом.
     -- Это я могу, -- ответил Рэнн и  вышел в соседнюю комнату. Вернулся он
с газетой в руках, долго изучал ее, потом сказал:
     -- Двадцать один час двадцать пять минут.
     --  Следовательно, Хульт звонила  половине  десятого. Поздновато,  если
считать, что у него не было какой-то задней мысли.
     -- А разве была?
     -- Во  всяком  случае,  он  не  проговорился. Зато  он весьма  подробно
расспросил, где лежит Нюман.
     -- Ну да, он ведь хотел послать цветы.
     Мартин Бек долго смотрел на Рэнна. Надо все-таки втолковать человеку.
     -- Эйнар, ты способен меня выслушать?
     -- Вроде способен.
     Мартин собрал воедино все, что ему было  известно о поведении Хульта за
последние  сутки,  начиная  с  телефонного  звонка  и  кончая  разговором  в
Реймерсхольме  и  тем  обстоятельством,  что  в  данную  минуту   установить
местопребывание Хульта не представляется возможным.
     -- Уж не думаешь ли ты, что это Хульт распотрошил Нюмана?
     Непривычно прямой в устах Рэнна вопрос.
     -- Ну, так в лоб я не утверждаю...
     -- Маловероятно. И вообще странно, -- сказал Рэнн.
     -- Поведение Хульта тоже кажется странным, мягко выражаясь.
     Рэнн не ответил.
     -- Как бы  то ни было, желательно добраться до Хульта и расспросить его
поподробнее о его разговоре с фру Нюман, -- решительно сказал Мартин.
     На Рэнна это не произвело никакого впечатления, он зевнул во весь рот и
посоветовал:
     -- Тогда поищи его по селектору. Едва ли он далеко ушел.
     Мартин метнул в него изумленный взгляд и сказал:
     -- Вполне конструктивное предложение.
     -- Чего тут конструктивного. -- ответил Рейн с таким видом,  словно его
несправедливо в чем-то обвиняли.
     Мартин снова  поднял трубку и передал, что  первого помощника комиссара
Харальда Хульта просят, как только он объявится, незамедлительно позвонить в
управление на Кунгсхольмсгатан.
     Окончив разговор, он остался сидеть на  прежнем  месте, уронив голову в
ладони.
     Что-то здесь было не  так. И смутное предчувствие грозящей опасности не
уходило. От кого? От Хульта? Или он упустил из виду что-нибудь другое?
     --Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? -- вдруг спросил Рэнн.
     -- Какая же?
     -- Что, если я, к примеру, позвоню твоей жене и начну расспрашивать про
тебя...
     Он не договорил до конца и пробормотал:
     -- Ах да, ничего не выйдет. Ты же в разводе.
     -- А иначе что бы ты мог сказать?
     --  Да ничего, --  отнекивался Рэнн с несчастным видом. -- Я  просто не
подумал. Я не намерен вмешиваться в твою личную жизнь.
     -- Нет, что ты все-таки мог бы ей сказать?
     Рэнн замялся, подыскивая более удачную формулировку.
     --  Значит,  так,  если  бы ты был женат  и  я позвонил бы твоей  жене,
попросил бы вызвать тебя к телефону и она спросила бы, кто говорит, я бы...
     -- Ты бы?..
     -- Я бы, разумеется, не заявил: "С вами говорит Эйнар Валентино Рэнн".
     -- Господи, это еще кто такой?
     -- Я. Мое полное имя. В честь какого-то  киногероя. На мамашу в ту пору
что-то нашло.
     Мартин внимательно слушал.
     -- Значит, ты считаешь?
     -- Считаю, что, если бы Хульт сказал  ей: "Меня зовут  Пальмон  Харальд
Хульт", это выглядело бы нелепо и странно.
     -- Ты-то откуда знаешь, как его зовут?
     -- А ты сам записал имя на блокноте Меландера, и вдобавок...
     -- Что вдобавок?
     -- У меня тоже есть его имя. В жалобе Оке Эриксона.
     Взгляд Мартина мало-помалу светлел.
     -- Здорово. Эйнар. Просто здорово, -- сказал он.
     Рэнн зевнул.
     -- Слушай, кто у них сегодня дежурит?
     -- Гунвальд. Но он ушел. И вообще от него проку не жди.
     -- Значит, есть еще кто-нибудь.
     - Конечно, есть Стрэмгрен.
     -- А Меландер где?
     -- Дома, наверно. Он теперь по субботам выходной.
     --  Пожалуй, стоило бы поподробнее  заняться нашим другом Эриксоном, --
сказал Мартин, -- Беда только, что я не помню никаких деталей.
     --  И  я  не помню,  --  сказал  Рэнн. -- Зато  Меландер помнит. Он все
помнит.
     -- Скажи Стрэмгрену,  чтоб он собрал все бумаги, в которых упомянут Оке
Эриксон. И позвони Меландеру, попроси его прийти сюда. Поскорей.
     --  Это  непросто. Он сейчас замещает комиссара. И не любит,  когда его
беспокоят в нерабочее время.
     -- Ну, передай ему привет от меня.
     -- Это я могу, -- сказал Рэнн и. шаркая подошвами, вышел из комнаты.
     Две минуты спустя он явился снова.
     - Стрэмгрен едет, -- сказал он.
     -- А Меландер?
     -- Приехать-то он приедет, но...
     -- Что "но"?
     -- Похоже, он не в восторге.
     Восторгов,  разумеется,  требовать не  приходилось.  Мартин  Бек  ждал.
Прежде всего, что так или иначе объявится Хульт.
     И еще возможности поговорить  с Фредриком  Меландером. Фредрик Меландер
был величайшим сокровищем  отдела по  особо важным преступлениям. Он обладал
феноменальной памятью. В обычной жизни -- зануда, но как детектив незаменим.
По сравнению  с  ним ничего  не стоила вся современная техника, ибо Меландер
мог за  несколько  секунд извлечь из  своей памяти все достойное внимания из
того,  что он когда-либо слышал, видел или читал о данном человеке или деле,
и изложить свои воспоминания четко и вразумительно.
     С такой задачей не справилась бы ни одна вычислительная машина.
     Но  писать  он  не  умел.  Мартин Бек  просмотрел  некоторые  заметки в
блокноте  Меландера. Все  они  были сделаны очень  своеобразным,  неровным и
совершенно неразборчивым почерком.

XIV
     Рэнн привалился к дверному косяку и захихикал. Мартин Бек вопросительно
взглянул на него.
     -- Ты чего?
     -- Просто мне пришло в голову, что ты вот ищешь некоего полицейского, я
ищу другого, а это, может статься, один и тот же человек.
     -- Один и тот же?
     -- Да нет, не один и тот же, конечно. Оке Эриксон и есть Оке Эриксон, а
Пальмон Харальд Хульт и есть Пальмон Харальд Хульт.
     Мартин  Бек  подумал,  что Рэнна пора  отправить  домой  отдыхать.  Еще
вопрос, можно ли считать  присутствие Рэнна вполне легальным,  ибо, согласно
закону,  который вступил в  силу с  первого  января, ни  один полицейский не
имеет права  отрабатывать  за год свыше ста  пятидесяти сверхурочных  часов,
причем  за  квартал  их  число  не  должно  превышать  пятидесяти.  С  чисто
теоретической точки зрения это можно  толковать так: полицейский имеет право
работать, но  не имеет права получать  деньги. Исключение допускалось только
для особо важных дел.
     А сегодняшнее дело -- оно особо важное? Да, пожалуй.
     Не  арестовать ли  ему Рэнна?  Хотя текущему кварталу сровнялось  всего
четверо суток, Рэнн уже перекрыл законную норму сверхурочных. Поистине новое
отношение к работе.
     В остальном работа идет как обычно.
     Стрэмгрен  раскопал кучу старых  бумаг  и время  от  времени  вносил  в
комнату очередную стопку.
     Мартин Бек изучал бумаги с  растущим неудовольствием, поскольку у  него
возникало все больше вопросов, которые следует задать Анне Нюман.
     Но он не  торопился снимать  трубку.  Снова беспокоить  женщину? Это уж
слишком. Может, поручить  Рэнну?  Но  тогда  ему все  равно  придется самому
начать разговор и просить извинения сразу за обоих -- за себя и за Рэнна.
     Эта  безотрадная перспектива  помогла ему обрести необходимую твердость
духа, он поднял  трубку и четвертый раз  с  начала  суток позвонил в обитель
скорби.
     -- Нюман слушает.
     Голос вдовы с каждым разом звучал  все  бодрее. Очередное подтверждение
многократно засвидетельствованной способности человека  приспосабливаться ко
всему на свете. Мартин встрепенулся и сказал:
     -- Это опять Бек.
     -- Ведь мы разговаривали с вами десять минут назад.
     --  Знаю.  Извините  меня. Вам очень  тяжело  говорить об этом...  этом
инциденте?
     Неужели он не мог подобрать более удачное выражение?
     -- Начинаю привыкать, -- сказала Анна Нюман  весьма  холодным тоном. --
Что вам на сей раз угодно, господин комиссар?
     -- Хочу вернуться к тому телефонному разговору.
     -- С первым помощником комиссара Хультом?
     -- Вот именно. Итак, вам уже случалось разговаривать с ним раньше?
     -- Да.
     -- Вы его узнали по голосу?
     -- Разумеется, нет.
     -- Почему же "разумеется"?
     -- Потому что раньше я не спрашивала, кто говорит.
     Вот это да.  Крыть нечем. Надо было все-таки заставить Рэнна поговорить
с ней.
     -- Вам  это  не приходило  в  голову,  господин  комиссар?  -- спросила
женщина,
     -- По правде говоря, нет.
     Большинство на его месте покраснело бы или замялось. Но Мартин Бек  был
не из таких. Он продолжал с полной невозмутимостью:
     -- Тогда это мог быть кто угодно.
     --  Вам не  кажется странным, чтобы  кто  угодно  позвонил  и  назвался
Пальмоном Харальдом Хультом?
     -- Я хотел сказать, что это мог быть другой человек, не Хульт.
     -- Кто же тогда?
     "Вопрос  по существу",  --  подумал  Мартин и  сказал:  --  А вы  могли
определить по голосу, молодой это человек или старый?
     -- Нет.
     -- А описать его голос?
     -- Ну, он был очень отчетливый. И звучал резко.
     Точная характеристика  Хультова голоса. Отчетливый и  резкий.  Но  ведь
множество полицейских разговаривает таким голосом, и прежде всего те, у кого
за плечами военная служба. Да и не только полицейские.
     -- А не  проще  ли  вам  расспросить самого Хульта? -- поинтересовалась
женщина.
     Мартин Бек воздержался от ответа. Он решил копнуть глубже.
     -- Быть полицейским прежде всего означает иметь кучу врагов.
     -- Да,  вы  уже  это сказали  при  втором разговоре.  Кстати,  господин
комиссар,  вы  сознаете,  что  это  уже  наш  пятый  разговор менее  чем  за
двенадцать часов?
     --  Очень сожалею. Вы сказали тогда, будто не знаете, что у вашего мужа
были враги.
     -- Сказала.
     -- Но вы хоть знали, что у вашего мужа были неприятности по службе?
     Ему послышался в трубке короткий смешок.
     -- А теперь я не понимаю, о чем вы.
     Да, она действительно смеялась.
     -- Я о  том, -- сказал  Мартин без  всяких околичностей,  --  что очень
многие  считали  вашего  мужа  плохим полицейским,  который не справлялся со
своими обязанностями.
     Фраза сработала. Разговор снова принял серьезное направление.
     -- Вы шутите, господин комиссар?
     -- Отнюдь, -- примирительно сказал Мартин. -- Я не шучу. На вашего мужа
поступало много жалоб.
     -- За что?
     -- За жестокость.
     Она торопливо перевела дух и сказала:
     -- Это абсолютная нелепица. Вы, должно быть, спутали его с кем-нибудь.
     -- Не думаю.
     -- Но Стиг был  самым мягкосердечным из  всех людей, каких я когда-либо
встречала.  К примеру, мы  всегда держали собаку. Вернее, четырех  собак, по
очереди. Стиг очень их любил, относился к  ним с бесконечным терпением, даже
когда они еще не умели проситься на улицу. Он мог неделями возиться с ними и
никогда не раздражался.
     -- Так, так.
     --  И ни разу в жизни он  не позволил себе ударить ребенка.  Даже когда
они были маленькие.
     Мартин  Бек  частенько  себе  это  позволял,  особенно  когда они  были
маленькие.
     -- Значит, никаких неприятностей по службе у него быть не могло?
     --  Нет. Я уже сказала вам, что он  почти  никогда не говорил с нами  о
своей работе.  Но я просто-напросто  не верю в эти россказни. Вы,  наверное,
ошиблись.
     -- Но  ведь были  у него  какие-то  взгляды?  Хотя  бы  на  самые общие
вопросы?
     -- Да, он  считал, что  общество с точки зрения морали близко к гибели,
ибо у нас неудачный режим.
     За такой взгляд  человека едва ли можно было осуждать.  Одна беда: Стиг
Нюман принадлежал к  тому меньшинству, которое располагало должной  властью,
чтобы сделать положение еще хуже при удобном случае.
     -- Вы еще о чем-нибудь хотели спросить? -- поинтересовалась Анна Нюман.
-- А то у меня довольно много хлопот.
     --  Нет, во всяком случае, не сейчас. Я очень сожалею, что мне пришлось
вас беспокоить.
     -- Ах, не о чем говорить.
     В голосе ее не было убежденности.
     -- Но нам все-таки придется вас попросить идентифицировать голос.
     -- Голос Хульта?
     -- Да. Как вы думаете, удастся вам его узнать?
     -- Вполне возможно. До свиданья.
     -- До свиданья.
     Мартин  Бек отодвинул аппарат.  Стрэмгрен приволок еще какую-то бумагу.
Рэнн стоял у окна и глядел на улицу, очки у него съехали на кончик носа.
     -- Значит, так, -- сказал Рэнн спокойно. -- Ценная мысль.
     -- В каком роде войск служил Хульт? -- спросил Мартин.
     -- В кавалерии, - ответил Рэнн.
     Рай земной для новобранцев.
     -- А Эриксон?
     -- Он был артиллерист.
     Пятнадцать секунд в комнате царила полная тишина.
     -- Ты думаешь про штык?
     -- Да.
     -- Я тоже.
     -- А что ты думаешь?
     --  Что такой штык может купить себе  любой за