ых. И это может  повредить  Гарсиа.  У  него
жена и маленькая дочь. У него работа, с которой он мог мириться,  потому
что он получал большие деньги. Зачем испытывать  судьбу?  Он  не  сделал
ничего плохого. Его совесть чиста.
   - Зачем же ты звонишь мне? - спросил Грентэм.
   - По-моему, я знаю, почему их убили. Я не  уверен,  но  у  меня  есть
хорошая мысль. Я кое-что видел.
   - Мы говорили об этом неделю назад, Гарсиа. Ты  видел  что-то  иди  у
тебя есть что-то. Но во  всем  этом  нет  никакой  пользы,  пока  ты  не
покажешь мне то, о чем говоришь, - Грентэм открыл папку и вытащил  фото,
тринадцать на восемнадцать, человека в телефоне-автомате.
   - Тобой движет чувство справедливости, Гарсиа. Вот почему  ты  хочешь
мне рассказать об этом.
   - Да, однако не исключено, что они знают  о  том,  что  я  знаю.  Они
как-то странно ко мне относятся, как будто бы они хотят  меня  спросить,
не видел ли я это. Но они не могут спросить, потому что не уверены.
   - Эти парни из твоей фирмы?
   - Да. Нет. Подожди. Откуда ты знаешь, что я работаю в фирме?  Я  тебе
не говорил.
   - Это легко выяснить. Ты ходишь на работу слишком  рано,  чтобы  быть
государственным  адвокатом.  Ты  работаешь  в  одной  из  этих   двухсот
юридических фирм, где считают, что начинающие адвокаты  должны  работать
по сто часов в неделю. В первый раз, когда ты позвонил мне,  ты  сказал,
что находишься на пути в офис, а это было где-то  в  районе  пяти  часов
утра.
   - Ну, ну, а что еще ты знаешь?
   - Немного. Мы с тобой ведем игру, Гарсиа. Если ты не хочешь говорить,
тогда повесь трубку и оставь меня в покое. Мне нужно спать.
   - Приятных сновидений, - Гарсиа повесил трубку.
   Грентэм, не отрываясь, смотрел на телефон.
   Три раза за последние восемь лет он менял номер телефона.  Его  жизнь
была связана с телефоном, и его самые большие  публикации  брали  начало
именно из телефона. Однако после каждого крупного  дела,  или  во  время
него, были тысячи ничего не  значащих  звонков  из  источников,  которые
чувствовали себя обязанными  звонить  в  любой  момент  ночи  со  своими
пустяковыми сенсациями. Он был известен как репортер, который  влезет  в
самое пекло, не выясняя источник  информации,  так  что  они  звонили  и
звонили. Его начинало от них тошнить, и он брал новый,  не  указанный  в
справочнике, номер.  Затем  наступал  период  затишья.  Затем  он  снова
торопился занести свой номер в справочник федерального округа Колумбия.
   Сейчас он там был. Грей С. Грентэм. Единственный в книге.  Они  могли
застать его на работе каждый день в течение двенадцати часов, но звонить
домой, особенно в те свободные часы, когда он старался уснуть,  казалось
им намного более секретным и личным.
   Тридцать минут он кипел от злости, затем выбросил Гарсиа из головы  и
уснул. Он уже спал и ритмично посапывал, равнодушный ко всему на  свете,
когда телефон снова позвонил. Он нащупал его в темноте:
   - Алло.
   Это был не Гарсиа. Это была женщина:
   - Это Грей Грентэм из ?Вашингтон пост??
   ( Да. А вы кто?
   - Вы еще занимаетесь историей Розенберга и Дженсена?
   Он сел в темноте и уставился на часы. Пять тридцать.
   - Это большое дело. У нас в нем  множество  людей,  но,  да,  я  веду
расследование.
   - Вы знакомы с делом о пеликанах?
   Он глубоко вздохнул и попытался думать.
   - Дело о пеликанах. Нет. Что это такое?
   - Это безобидная маленькая теория о том, кто  их  убил.  Ее  отвез  в
Вашингтон  в  прошлое  воскресенье  человек  по  имени  Томас  Каллахан,
профессор права в Тьюлане. Он отдал ее другу, работающему в ФБР,  и  она
разошлась. События начали стремительно раскручиваться,  и  Каллахан  был
убит бомбой в автомобиле вечером в среду в Новом Орлеане.
   Лампа была включена, и он быстро записывал.
   - Откуда вы звоните?
   - Из Нового Орлеана. Телефон-автомат, так что не беспокойтесь.
   - Откуда вы все это знаете?
   - Я написала это дело.
   Сейчас он полностью проснулся, глаза его были широко  открыты,  и  он
учащенно дышал.
   - О?кей. Если вы это написали, расскажите мне о нем.
   - Я бы не хотела поступать таким образом, потому что если бы у вас  и
была копия, то вы бы не смогли предать дело огласке.
   - Дайте мне попробовать.
   - Вы не смогли бы. Нужна тщательная проверка.
   - Хорошо. Мы привлечем клан, террориста Хамела,  ?Подпольную  армию?,
арийцев...
   -  Нет.  Ничего  такого.  Это  все  очевидные  вещи.  Дело   касается
подозреваемого, оставшегося в тени.
   Он расхаживал около кровати, держа телефон в руках.
   - Почему бы вам не сказать мне, кто это?
   -  Может  быть,  позднее.  Создается  впечатление,  что  у  вас  есть
магические источники. Посмотрим, что вы сможете найти.
   - Каллахана проверить легко. Это один телефонный  звонок.  Дайте  мне
двадцать четыре часа.
   - Я постараюсь позвонить в  понедельник  утром.  Если  мы  собираемся
вместе делать бизнес, мистер Грентэм, вам придется мне кое-что показать.
В следующий раз, когда я позвоню расскажите мне о чем-нибудь, чего я  не
знаю.
   Она была в телефоне-автомате в темноте.
   - Вы в опасности? - спросил он.
   ( Думаю, да. Но сейчас со мной все нормально.
   Ее голос казался молодым, наверное,  ей  двадцать  с  небольшим.  Она
написала дело. Она знала профессора права.
   - Вы юрист? - спросил Грентэм.
   - Нет, и не тратьте время  на  поиск  сведений  обо  мне.  Вы  должны
проделать большую работу, мистер Грентэм, иначе я обращусь к кому-нибудь
другому.
   - Отлично. Вам нужно дать имя.
   - У меня уже есть одно.
   - Я имею в виду условное имя.
   - Похоже на шпионов. А может, это даже будет забавно.
   - Придется или дать это имя, или пользоваться настоящим.
   - Хорошо. Зовите меня Пеликан.

***

   Его родители были  добрыми  ирландскими  католиками,  но  он  оставил
религию много лет тому назад. Они были симпатичной парой,  загорелыми  и
хорошо одетыми, и на траурной церемонии держались достойно. Он их  редко
упоминал. Они вошли рука об руку с остальными родственниками  в  часовню
Святого Роджерса. Его брат из Мобила был ниже и выглядел намного старше.
Томас говорил, что у него были проблемы с алкоголем.
   Через полчаса студенты и профессора потянулись в  маленькую  часовню.
Вечером была игра,  и  в  кампусе  мало  кто  остался.  На  улице  стоял
телевизионный фургон. Оператор  сохранял  приличествующее  расстояние  и
снимал вход в часовню.  Полицейский  из  кампуса  старательно  наблюдал,
чтобы он держался на отведенном месте.
   Странно было видеть студентов  в  пиджаках,  галстуках  и  туфлях  на
каблуках. В темной комнате на третьем этаже Ньюком Холл Дарби  прижалась
лицом  к  стеклу  и  смотрела,  как  вокруг   кружили   студенты,   тихо
переговаривались и докуривали сигареты. Под ее  стулом  валялись  четыре
газеты, прочитанные и отброшенные за ненадобностью. Она была  здесь  уже
два часа, читая при солнечном свете и ожидая начала  службы.  Находиться
больше было негде. Она была уверена, что эти типы  притаились  в  кустах
вокруг часовни, но она выучилась терпению. Она пришла рано, останется до
самой ночи и уйдет в сумерках. Если ее найдут, то они, наверное, сделают
свою работу быстро, и все кончится.
   В руке они сжимала скомканное бумажное  полотенце,  которым  вытирала
глаза. Теперь можно было плакать, но это была последняя возможность. Все
люди уже были внутри, и телевизионный фургон уехал. В газете говорилось,
что после траурной церемонии  состоится  погребение,  на  котором  будут
присутствовать только близкие  родственники.  Гроба  внутри  часовни  не
было.
   Она выбрала этот момент для того, чтобы  убежать  из  города,  нанять
машину и уехать в Батон-Руж, затем сесть на первый же самолет и  улететь
куда угодно. Она бы улетела из страны, вероятно, в Монреаль или Калгари.
Она бы спряталась там на год и надеялась  бы  на  то,  что  преступление
будет раскрыто и этих типов посадят.
   Однако это была  только  мечта.  Самый  короткий  путь  к  правосудию
проходил прямо через нее. Она знала больше, чем кто-либо. Фэбээровцы уже
покружили вокруг этого дела, затем пошли на попятный и сейчас  выясняли,
кто что знает. Верхик ничего не добился, а ведь он был  очень  близок  к
директору. Она бы сложила  вместе  все  кусочки  мозаики.  Ее  маленькая
история убила Томаса, и сейчас они охотились  за  ней.  Она  знала,  кто
стоял за убийством Розенберга, Дженсена  и  Каллахана,  и  эти  сведения
делали ее уникальной.
   Внезапно она наклонилась вперед. Слезы текли у нее по щекам. Вот  он!
Худой человек с узким лицом! На нем был пиджак и галстук,  и,  когда  он
быстро шел к часовне, у него было соответствующее  скорбящее  выражение.
Это он! Человек, которого она видела в холле  гостиницы  ?Шератон?  в  -
когда это было? - четверг утром. Она разговаривала с Верхиком, когда  он
подозрительно разгуливал по холлу.
   Он остановился у входа, судорожно дернул  головой,  нервно  огляделся
вокруг - он был,  конечно,  пешкой,  дешевкой.  На  секунду  его  взгляд
задержался на трех невинно припаркованных на улице машинах, меньше чем в
полусотне метров. Он открыл дверь и вошел в часовню. Прелестно.  Ублюдки
убили его, а теперь присоединились к его семье и близким,  чтобы  отдать
последний долг.
   Она прижималась носом к стеклу. Машины были слишком  далеко,  но  она
была уверена, что в ней был человек, ожидавший  ее  появления.  Конечно,
они знали, что она не настолько уж глупа и ее  сердце  не  настолько  уж
разбито, чтобы появиться здесь и оплакивать своего  любовника.  Они  это
знали. Она ускользала от них уже два с половиной дня. Слезы пропали.
   Десятью минутами позже худой человек вышел, зажег сигарету и, глубоко
засунув руки в карманы, медленно побрел к трем машинам. Он был  печален.
Какой человек умер!
   Он прошел все три машины, но не остановился. Когда он пропал из виду,
открылась дверь и из средней машины выбрался человек в зеленом свитере с
надписью ?Тьюлан?. Он пошел по улице за худым. Сам он худым не  был.  Он
был низким, толстым и мощным. Настоящий коротышка.
   Он скрылся из виду в конце улицы, вслед за худым пропав за  часовней.
Дарби балансировала на краю складного стула. Через минуту они  появились
из-за здания. Теперь они были вместе и перешептывались, но  только  одно
мгновение, потому что худой отвалил в сторону и  исчез  в  конце  улицы.
Коротышка быстро пошел к своей машине и сел  в  нее.  Он  сидел  в  ней,
просто ожидая конца церемонии для того, чтобы в последний раз  взглянуть
на толпу, когда люди начнут расходиться, в  надежде,  что  она  все-таки
окажется настолько глупа, чтобы появиться здесь.

***

   У худого ушло меньше десяти минут на то, чтобы проскользнуть  внутрь,
просмотреть  толпу,  состоящую  приблизительно  из  двухсот  человек,  и
определить, что ее там нет. Вероятно, он искал ее по рыжим волосам.  Или
же он искал блондинку. Нет, для них лучше  было  бы  заранее  иметь  там
внутри людей, которые печально сидели бы  со  скорбными  выражениями  на
лицах, высматривая ее или кого-либо, кто мог бы  на  нее  походить.  Они
могли бы кивнуть, или помотать головой, или моргнуть худому.
   Все это место было ими набито.
   Гавана была идеальным убежищем. Здесь не имело значения,  десять  или
сто стран объявили премии за его голову. Фидель был  его  поклонником  и
периодически клиентом. Они вместе пили, курили сигары, у них были одни и
те же женщины. Это было замечательное место: маленькая квартира в старом
доме на Кале-де-Торр, автомобиль с  водителем,  чародей-банкир,  который
обладал  даром  разбрасывать  деньги  по  всему  свету,  корабль  любого
размера, какой он хотел, военный самолет,  если  он  был  ему  нужен,  и
множество молодых женщин. Он говорил на их языке, и  его  кожа  не  была
бледной. Он любил это место.
   Однажды он согласился убить Фиделя, но не смог этого сделать. Он  был
на месте, и до убийства оставалось два часа, но он с ним  не  справился.
Слишком сильно было восхищение вождем. Это было в те далекие дни,  когда
он не всегда убивал за деньги. Он  предал  своего  клиента,  перешел  на
сторону Фиделя и признался ему. Они  сымитировали  засаду,  и  по  всему
свету разошелся слух, что великого Хамела застрелили на улицах Гаваны.
   Никогда больше он не будет летать рейсовыми  самолетами.  Фотографии,
сделанные в Париже, непозволительны для такого профессионала.  Он  терял
чутье, становился небрежным на закате своей карьеры. Его фото попало  на
первые страницы в Америке. Какой позор! Его клиент был недоволен.
   Корабль был двенадцатиметровой шхуной, с командой из двух  человек  и
молодой женщиной,  все  кубинцы.  Она  находилась  внизу,  в  каюте.  Он
закончил с ней за несколько минут до того, как они увидели огни Билокси.
Теперь он полностью погрузился в работу,  молча  проверял  свой  плот  и
паковал сумку. Члены команды в страхе притаились на палубе  и  старались
держаться от него подальше.
   Ровно в девять они спустили плот на воду. Он кинул  в  него  сумку  и
отчалил. Когда он растворился в темноте, они услышали  рокот  подвесного
мотора. Они должны были остаться на якоре до  рассвета,  а  затем  взять
курс обратно на Гавану. У  них  были  идеальные  документы,  из  которых
следовало, что они американцы, на тот случай, если их обнаружат и начнут
задавать вопросы.
   Он осторожно и терпеливо плыл по  спокойной  воде,  избегая  световых
буев и стараясь держаться вне поля зрения изредка попадавшихся навстречу
мелких судов. У него тоже были идеальные документы, а в сумке лежали три
пистолета.
   Прошло много лет с тех пор, когда он убивал  дважды  в  месяц.  После
того, как распространилась легенда о том, что его  застрелили  на  Кубе,
был пятилетний перерыв.  Его  сила  в  терпении.  Сейчас  он  в  среднем
выполнял одно дело в год.
   А  эта  маленькая  жертва  останется  незамеченной.  Его   никто   не
заподозрит. Это была маленькая работа, но его клиент был непреклонен. Он
находился по соседству и деньги предложил хорошие. Вот почему он и  плыл
сейчас на двухметровом резиновом плоту к берегу  и  чертовски  надеялся,
что его старый приятель Люк, находящийся на берегу, будет  одет  не  как
фермер, а как рыболов.
   Это дело будет последним на долгий срок, может быть, навсегда.  Денег
у него было больше, чем он мог бы истратить или раздарить.  И  он  начал
делать мелкие ошибки.
   Он увидел в отдалении пирс и направился от него в сторону. У  него  в
запасе было еще тридцать минут. Он плыл вдоль берега, затем направился к
нему. За двести метров от берега он заглушил подвесной мотор, снял его с
веревочных  петель  и  опустил  в  воду.  Он  лег  ничком  и,  подгребая
пластиковым веслом, когда было нужно, мягко  направлял  плот  к  темному
пятну позади ряда дешевых кирпичных строений в десяти метрах от  берега.
Он остановился на полуметровой  глубине  и  маленьким  перочинным  ножом
прорезал в плоту две дыры. Плот затонул. Берег был пустынным.

***

   Люк стоял один на краю пирса.  Было  ровно  одиннадцать,  он  был  на
месте, и у него была удочка с катушкой. На нем была белая кепка, козырек
которой  медленно   двигался   вперед-назад,   когда   он   просматривал
поверхность в поисках плота. Он посмотрел на часы.
   Внезапно перед ним оказался какой-то человек, появившийся, как ангел,
ниоткуда.
   - Люк? - спросил он.
   Это был не пароль.  Люк  вздрогнул.  Возле  его  ног,  в  коробке  со
снастями, лежал пистолет, но сейчас его невозможно было достать.
   - Сэм? - спросил он. Может быть, он упустил что-нибудь.  Может  быть.
Хамел не смог с плота найти пирс.
   - Да, Люк, это я. Извини, сбился с курса. Были проблемы с плотом.
   У Люка отлегло от сердца, и он вздохнул свободнее.
   - Где автомобиль? - спросил Хамел. Люк быстро взглянул на  него.  Да,
это был Хамел, он смотрел на океан из-под темных очков.  Люк  кивнул  на
строение:
   - Красный ?понтиак? рядом с винным магазином.
   - Далеко ли до Нового Орлеана?
   - Полчаса, - сказал Люк,  сматывая  леску.  Хамел  отступил  назад  и
дважды ударил его  у  основания  шеи.  По  одному  удару  каждой  рукой.
Позвоночник хрустнул, и спинной мозг разорвался. Люк свалился  ничком  и
один раз простонал. Хамел посмотрел, как он умирает,  и  отыскал  в  его
кармане ключи. Затем он ногами столкнул тело в воду.
   Эдвин Снеллер, или кем бы он ни был, не открыл дверь. Вместо того  он
осторожно подсунул под  нее  ключ.  Хамел  поднял  его  и  открыл  дверь
соседней комнаты. Он вошел и быстро направился к  кровати,  где  положил
сумку, а затем к окну, шторы на котором были открыты и вдалеке виднелась
река. Он прикрыл шторы и изучил огни Французского квартала внизу.
   Он подошел к телефону и набрал номер Снеллера.
   - Расскажи мне о ней, - мягко сказал Хамел в трубку.
   - В портфеле две фотографии.
   Хамел открыл его и достал фото.
   - Они у меня.
   - Они пронумерованы, номер  один  и  номер  два.  Одну  мы  взяли  из
ежегодного университетского альбома. Этой около года, и она самая свежая
из тех, что мы имеем. Увеличенный оттиск маленького снимка, так  что  на
нем пропали многие детали. Второму снимку два  года.  Мы  взяли  его  из
ежегодного альбома в Аризоне.
   Хамел держал оба снимка.
   - Красивая женщина.
   - Да. Довольно красивая. Однако этих  прекрасных  волос  больше  нет.
Вечером в четверг она расплатилась за номер в отеле кредитной карточкой.
Мы упустили ее только в пятницу утром. На полу мы  нашли  длинные  пряди
волос и маленький  образец  вещества,  которое,  как  мы  теперь  знаем,
является черной краской для волос. Очень черной.
   - Жаль.
   - Мы ее не видели с вечера среды. Она оказалась неуловимой: кредитная
карточка за комнату в среду, кредитная карточка за  комнату  в  четверг,
затем ничего до прошлой ночи. Она  сняла  со  своего  счета  пять  тысяч
наличными днем в пятницу, так что сейчас след уже остывает.
   - Может быть, она уехала.
   - Может быть, но не думаю. Кто-то был в ее квартире прошлой ночью. Мы
поставили сигнализацию, но опоздали на две минуты.
   - Тяжелы на подъем, а?
   - Это большой город. Мы устроили засады в аэропорту и  на  вокзале  и
ведем наблюдение за домом ее матери в Айдахо. Ничего. Я думаю,  что  она
еще здесь.
   - Где она может находиться?
   -  Передвигается  с  места  на  место,   меняет   отели,   пользуется
телефонами-автоматами, держится вдали от обычных  мест.  Полиция  Нового
Орлеана ищет ее. Они говорили с ней  в  среду,  после  взрыва,  а  затем
потеряли ее. Мы ее ищем, они ее ищут, она подвернется.
   - Что произошло с бомбой?
   - Очень просто. Она не села в машину.
   - Кто сделал бомбу?
   Снеллер заколебался:
   - Я не могу сказать.
   Хамел слегка улыбнулся, вынимая из портфеля несколько карт города:
   - Расскажи мне о картах.
   - О, там всего несколько мест, заслуживающих интереса.  Ее  дом,  его
дом, юридический колледж, отели, в которых  она  была,  место  установки
бомбы, несколько маленьких баров, в  которые  она  любила  заходить  как
студентка.
   - Она до сих пор в Квартале.
   - Она умна. Здесь миллион мест, где можно спрятаться.
   Хамел взял более свежую фотографию и положил ее  на  вторую  кровать.
Ему нравилось это  лицо.  Даже  с  короткими  черными  волосами  оно  бы
выглядело интригующе. Он мог ее убить, но это было бы неприятно.
   - Жаль, правда? - сказал он, сказал почти себе.
   - Да. Жаль.

Глава 21

   Когда Гэвин Верхик прибыл в Новый Орлеан,  он  был  уставшим  пожилым
человеком, а после двух ночей беготни по барам он совершенно  ослабел  и
выдохся. В первый бар он зашел  сразу  после  похорон,  просидел  там  с
юнцами семь  часов,  потягивая  пиво  и  ведя  бесконечные  разговоры  о
гражданских правонарушениях, контрактах, фирмах с Уолл-Стрит и о  других
вещах, которые он  презирал.  Он  знал,  что  не  должен  говорить,  что
является агентом ФБР. Он не был агентом. У него не было жетона.
   В субботу ночью он  прочесал  пять  или  шесть  баров.  Тью