в мире.  Скажи  мне,  Томас,  и  не  лги
своему лучшему другу, просто посмотри мне в глаза и признайся, что ты не
устоял перед моногамией.
   Верхик  слегка  наклонился  через  стол,  глядя  на  Томаса  и  глупо
ухмыляясь.
   - Не так громко, - сказал Каллахан, оглядываясь вокруг.
   - Ответь мне.
   - Назови мне другие имена в списке, и я отвечу тебе.
   Верхик отодвинулся.
   - Отличная попытка. Думаю, что ответом будет ?да?.  Мне  кажется,  ты
влюблен в эту девушку, но слишком  труслив,  чтобы  признаться  в  этом.
Считаю, она твой выигрыш, парень.
   - Ладно, пусть будет так. Тебе от этого легче?
   - Да, намного легче. Когда я смогу увидеть ее?
   - Когда я смогу встретиться с твоей женой?
   - Ты запутался, Томас. Тут  есть  основное  различие.  Ты  не  хочешь
встречаться с моей женой, а я хочу увидеть  Дарби.  Вот  видишь.  Уверяю
тебя, они совершенно непохожи.
   Каллахан улыбался и продолжал неторопливо пить. Верхик расслабился  и
скрестил ноги в проходе. Поднес к губам зеленую бутылку.
   - Ты возбужден, приятель, - сказал Каллахан.
   - Извини.  Я  пью  так  быстро,  как  только  могу.  Подали  грибы  в
булькающих кастрюльках с длинной ручкой. Верхик бросил в рот два кусочка
и стал яростно жевать. Каллахан наблюдал.  ?Chivas?  отдавался  голодной
болью, ему нужно было подождать несколько минут. Все-таки он предпочитал
алкоголь после еды.
   Четыре араба с шумом уселись за соседний столик, смеясь и  болтая  на
своем языке. Все четверо заказали виски.
   - Кто их убил, Гэвин?
   Он пожевал минуту, затем с трудом проглотил.
   - Если бы я и знал, то все равно не сказал бы. Но, клянусь тебе, я не
знаю. Непостижимо. Убийцы исчезли, не оставив следа. Все было  тщательно
запланировано и отлично исполнено. Ни одной улики.
   - Почему такая комбинация?
   Он отправил в рот еще один кусочек.
   - Совсем просто. Это так просто, так легко объяснить. Они были  такой
естественной мишенью. У Розенберга не было охранной системы в  городской
квартире. Любой вполне прилично одетый грабитель мог войти  и  выйти.  А
бедный Дженсен околачивался в таких местах в полночь. Они  были  брошены
на произвол судьбы. В соответствующий момент каждый  умер.  Другие  семь
представителей Верховного суда имели агентов в своих домах.  Вот  почему
выбрали их. Они были глупцами.
   - Тогда кто выбрал?
   - Кто-то,  у  кого  много  денег.  Убийцы  были  профессионалами,  и,
возможно, за несколько часов они покинули страну. Мы  считаем,  их  было
трое, возможно, больше. Неприятность с Розенбергом мог доставить один из
них. Предполагаем, что с Дженсеном расправились как минимум  двое.  Один
или больше стояли на стреме в то время, когда  парень  с  канатом  делал
свое  дело.  Даже  несмотря  на  то,  что  это  было  небольшое  грязное
заведение, оно было открыто  для  публики  и,  естественно,  существовал
большой риск. Но они сработали хорошо, очень хорошо.
   - Я прочитал версию убийцы-одиночки.
   - Забудь о ней. Невозможно одному убить двоих. Невозможно.
   - Во сколько могут оцениваться эти убийцы?
   - В миллионы. И много денег ушло на планирование всего этого.
   - И у тебя нет никаких идей?
   - Послушай, Томас. Я не участвую в расследовании, поэтому  тебе  надо
спросить у других. Я уверен, черт побери, что они знают намного  больше,
чем я. Я простой юрист низшего звена в правительстве.
   - Да, который, так получается, оказывается на одном уровне с  Главным
судьей.
   - Это случайность. Надоело. Давай вернемся  к  женщинам.  Я  ненавижу
разговоры юристов.
   - Ты разговаривал с ним в последнее время?
   - По мелочи, Томас,  всегда  по  мелочи.  Да,  мы  поболтали  немного
сегодня утром. Он заставил всех двадцать семь сотрудников суда  вдоль  и
поперек просмотреть список дел, назначенных к слушанию, в поисках  улик.
Бесполезно. И я сказал ему это. В каждом  случае,  который  поступает  в
Верховный суд, имеется две стороны, и  каждая  задействованная  сторона,
разумеется, внесет свой вклад, если один судья, двое или трое  исчезнут,
а вместо них придет  один,  двое  или  трое  новых,  более  сочувственно
относящихся к этому делу. Имеются  тысячи  апелляций,  конец  которым  в
итоге будет положен здесь. И  ты  не  можешь  просто  выхватить  одну  и
сказать: ?Вот это дело! Именно этот человек убил их?. Глупо.
   - Что он сказал?
   - Конечно, он согласился с моим блестящим анализом. Думаю, он  позвал
меня после ознакомления со статьей в ?Пост?, чтобы проверить, не удастся
ли ему выжать что-нибудь из меня. Ты можешь поверить нервному человеку?
   Официант склонился над ним, задержав вопросительный взгляд.
   Верхик заглянул в меню, закрыл его и протянул ожидающему официанту.
   - Жареную меч-рыбу, сыр. Овощей не надо.
   - Я съем грибы, - сказал Каллахан.
   Официант исчез.
   Каллахан засунул руку в  карман  пиджака  и  вытащил  оттуда  толстый
конверт. Положил его на стол рядом с пустой бутылкой пива.
   - Взгляни на это, когда появится возможность.
   - Что это?
   - Что-то типа дела.
   - Я ненавижу дела, Томас. В самом деле, я ненавижу закон и юристов. И
за исключением тебя я ненавижу профессоров юриспруденции.
   - Дарби написала.
   - Я прочитаю сегодня ночью. О чем оно?
   - Кажется, я сказал тебе. Она сообразительна и интеллигентна, к  тому
же активная студентка. Она пишет лучше многих.  Ее  страсть  -  конечно,
другого плана, нежели ко мне, - конституционное право.
   - Бедняжка.
   -  Она  скрылась  на  четыре  дня  на   прошлой   неделе,   полностью
игнорировала меня и остальной  мир  и  появилась  со  своей  собственной
теорией, которую она сейчас отвергает. Но тем  не  менее  прочитай.  Она
гипнотизирует.
   - Кто подозреваемый?
   Арабы разразились оглушительным хохотом,  похлопывая  друг  друга  по
плечам и проливая виски. Они наблюдали за ними  с  минуту,  пока  те  не
успокоились.
   - Разве ты любишь смешивать спиртное? - спросил Верхик.
   - Противно.
   Верхик засунул конверт в карман пиджака, висящего на спинке стула.
   - В чем заключается ее теория?
   - Она несколько необычна. Но прочитай. Полагаю, она не  повредит,  не
так ли? Вам, парни, нужна помощь.
   - Я прочитаю только потому,  что  это  написала  она.  Какова  она  в
постели?
   - Какова твоя жена в постели?
   - Роскошна. В душе, на кухне, в бакалейной  лавке.  Она  роскошна  во
всем, что бы ни делала.
   - Так не может продолжаться.
   - Она выдохнется к концу года. Возможно, я получу городскую  квартиру
и чего-то добьюсь.
   - Разве не было добрачного соглашения?
   - Было, но я юрист, не забывай об этом. Найдено больше лазеек, чем  в
законодательном акте о реформе налогов.  Мой  приятель  подготовил  это.
Разве ты не любишь закон?
   - Давай поговорим о чем-нибудь другом.
   - О женщинах?
   - У меня идея. Ты хочешь встретиться с девушкой, так?
   - Мы говорим о Дарби?
   - Да. О Дарби.
   - Я бы хотел увидеться с ней.
   - Мы собираемся на Сент-Томас на  благодарение.  Почему  бы  тебе  не
встретиться с нами там?
   - Я должен быть со своей женой?
   - Нет. Ее не приглашаем.
   - А Дарби не откажется немного побегать по берегу почти нагишом, лишь
с узкими завязками на бедрах? Нечто типа шоу для нас?
   - Возможно.
   - Здорово! Я не могу поверить в это.
   - Ты можешь снять домик рядом с нами. Поверь,  нас  ожидает  приятное
времяпрепровождение.
   - Чудесно, чудесно. Просто чудесно.

Глава 13

   Телефон прозвонил четыре  раза,  включился  автоответчик,  записанный
голос эхом прокатился по квартире. Зуммер,  потом  ?сообщения  нет?.  Он
снова прозвонил четыре раза, та же программа, и снова  ?нет  сообщения?.
Минуту спустя он зазвонил опять. Грей Грентэм схватил трубку,  оставаясь
в постели. Сел на подушку, пытаясь сосредоточиться.
   - Кто говорит? - спросил он, делая над собой усилие. Свет не проникал
через окно.
   Голос на другом конце был низким и робким:
   - Это Грей Грентэм из ?Вашингтон пост??
   - Да. Кто говорит? Медленно:
   - Я не могу назвать вам свое имя. Туман рассеялся, и он  сосредоточил
свое внимание на часах. Было без двадцати шесть.
   - Ладно, оставим в покое имя. Почему вы звоните?
   - Я видел вчера вашу статью о Белом доме и кандидатах.
   - Это хорошо. - ?Ты и миллион других?. -  Почему  вы  звоните  мне  в
такой неподходящий час?
   - Извините. Я иду на работу и остановился у общественного телефона. Я
не могу звонить из дома или офиса.
   Голос звучал отчетливо, с артикуляцией, и казался интеллигентным.
   - Какого офиса?
   - Я юрист.
   Великолепно. Вашингтон являлся домом для полумиллиона юристов.
   - Частная практика или в правительстве? Легкое замешательство.
   - М-м, лучше я не скажу.
   - Ладно. Послушайте, мне бы  поспать.  Почему,  в  сущности,  вы  мне
позвонили?
   - Я могу знать кое-что о Розенберге и Дженсене.
   Грентэм сел на край кровати.
   - Например...
   Более продолжительная пауза.
   - Вы записываете это?
   - Нет. А должен?
   - Не  знаю.  Я  действительно  напуган  и  в  замешательстве,  мистер
Грентэм. Предпочел бы не записывать  это.  Может  быть,  в  другой  раз.
Договорились?
   - Как хотите. Я слушаю.
   - Могут этот звонок зафиксировать?
   -  Возможно,  я  думаю.  Но  вы  звоните  с  общественного  телефона,
правильно? Какая разница?
   - Не знаю. Я просто испуган.
   - Все  в  порядке.  Клянусь,  что  я  не  записываю,  и  клянусь,  ие
зафиксирую звонок. Итак, что у вас на уме?
   - Ладно. Думаю, я могу знать, кто их убил.
   Грентэм встал.
   - Это довольно ценные сведения.
   - Они могут меня убить. Вы думаете, они следят за мной?
   - Кто? Кто должен следить за вами?
   - Не знаю.
   Голос звучал так, будто говорящий стоял рядом и  говорил,  заглядывая
через плечо.
   Грентэм расхаживал возле кровати.
   - Успокойтесь. Почему вы не назовете свое имя?  Ладно.  Клянусь,  это
конфиденциально.
   - Гарсиа.
   - Это не настоящее имя, не правда ли?
   - Конечно, нет. Но это лучшее, которое я мог придумать.
   - О?кей, Гарсиа. Говорите.
   - Я не уверен. Ладно. Но мне кажется, я наткнулся на кое-что в офисе,
чего я не должен был видеть.
   - У вас есть копия этого?
   - Может быть.
   - Послушайте, Гарсиа. Вы позвонили мне, правильно? Хотите вы говорить
или нет?
   - Я не уверен. Что вы сделаете, если я скажу вам что-то?
   - Тщательно  проверю.  Если  мы  собираемся  обвинить  кого-нибудь  в
предательском убийстве двух судей Верховного суда, то, поверьте  мне,  с
фактами будем обращаться деликатно.
   Слишком продолжительное молчание. Грентэм замерз, ожидая.
   - Гарсиа! Вы здесь?
   - Да. Мы можем поговорить позднее?
   - Конечно. Мы можем поговорить и сейчас.
   - Мне нужно подумать об этом. Я не ел и не спал  целую  неделю  и  не
могу думать логично. Я могу позвонить вам позднее?
   - Ладно, ладно. Чудесно. Вы можете позвонить мне на работу в...
   - Нет. Я не буду звонить на работу. Извините, что разбудил.
   Он повесил трубку.  Грентэм  посмотрел  на  ряд  цифр  на  телефонном
аппарате и набрал семь цифр, обождал, потом  еще  шесть  и  еще  четыре.
Записал номер на  листке  бумаги,  лежащем  возле  аппарата,  и  повесил
трубку. Общественный телефон находился на Пятнадцатой улице в Пентагоне.
   Гэвин Верхик проспал четыре часа и проснулся пьяным. Когда  он  часом
позже приехал в гуверовское здание, алкоголь  улетучился,  но  появилась
боль. Он проклинал себя и  проклинал  Каллахана,  который,  вне  всякого
сомнения, будет спать до обеда и  проснется  свежим,  бодрым  и  готовым
лететь в Новый Орлеан. Они  ушла  из  ресторана  в  полночь,  когда  тот
закрывался. Потом заглянули еще в  несколько  баров  и  пошутили  насчет
посещения ?подводного? кино, но, так как любимый ими кинотеатр взорвали,
они не могли этого сделать. Поэтому они просто пили до трех или  четырех
часов.
   В одиннадцать у него была назначена встреча с  директором  Войлсом  и
следовало появиться трезвым и бодрым. Это было невозможно.  Он  попросил
секретаршу закрыть дверь и объяснил ей, что подхватил  противный  вирус,
может быть, грипп, и его нужно оставить одного, если только не  появится
что-нибудь чертовски важное. Она изучала его глаза и, казалось,  хмыкала
еще более неодобрительно, чем обычно. Запах пива не всегда испаряется во
время сна.
   Она вышла и закрыла за собой  дверь.  Он  запер  ее.  Чтобы  уравнять
положение, позвонил Каллахану, но никто не ответил.
   Что за жизнь. Его лучший друг зарабатывал почти столько же, сколько и
он, но был занят работой тридцать часов в неделю и  имел  богатый  выбор
сговорчивых  молодых  студенточек  лет  на  двадцать  моложе.  Потом  он
вспомнил их грандиозные планы насчет недельного отдыха на Сент-Томасе, и
в воображении возникла Дарби, прогуливающаяся по пляжу. Он поедет  туда,
даже если придется уйти в отставку.
   Волна тошноты поднимается вверх, подкатывает к  горлу,  и  он  быстро
ложится на пол. На дешевый правительственный ковер. Он дышит глубоко,  и
где-то вверху в  голове  начинает  стучать.  Оштукатуренный  потолок  не
закружился, и это придавало силы. Через три минуты стало ясно, что рвоты
не будет, по крайней мере, в данный момент.
   Его портфель  находился  в  пределах  досягаемости,  и  он  осторожно
подтянул его к себе. Нашел внутри  конверт,  лежащий  рядом  с  утренней
газетой. Вскрыл его, развернул сложенные вместе листы и держал их обеими
руками на расстоянии шести дюймов от лица.
   Всего  было  тринадцать  страниц  компьютерной  распечатки   обычного
размера, как для письма. Текст набран через два интервала, широкие поля.
Он мог читать. На полях от руки были сделаны небрежные примечания, целые
абзацы шли с  пометками.  Слово  ?черновик?  было  написано  фломастером
наискось вверху. Ее  фамилия,  адрес  и  номер  телефона  напечатаны  на
обложке.
   Он  бегло,  за  несколько  минут,  пока  лежит  на  полу,  просмотрит
страницы, потом, возможно, найдет в себе силы  сесть  за  стол  и  вновь
почувствует себя важным правительственным юристом. Он подумал о  Войлсе,
и стук в голове усилился.

***

   Она писала хорошо. Стандартный, как тому учат  в  юридической  школе,
образец из больших предложений, состоящих из длинных слов. Но мысли  она
излагала  четко.  Избегала  повторов  и  специального,  понятного   лишь
юристам, жаргона, к которому обычно прибегает большинство студентов. Она
никогда не будет писать так,  как  юридический  служащий,  работающий  в
правительстве Соединенных Штатов.
   Гэвин никогда не слышал  о  ее  подозреваемом,  и,  определенно,  его
фамилии не было ни в одном списке.
   В узком смысле слова это не было дедом, больше  похоже  на  статью  о
судебном процессе в Луизиане. Она излагала  факты  кратко  и  делала  их
интересными. Увлекательно, на самом деле.  Он  уже  не  просматривал,  а
внимательно читал.
   Изложение фактов заняло четыре  страницы,  потом  на  трех  страницах
давались  краткие  справки  о  сторонах.  Здесь  текст   был   несколько
растянутым, но он продолжал читать.  Он  заглотнул  крючок.  На  восьмой
странице - само дело, или, иначе, резюме судебного  разбирательства.  На
девятой  упоминалась  апелляция,   а   на   последних   трех   страницах
прослеживалась невероятная мысль: речь шла об  исключении  Розенберга  и
Дженсена из состава суда. Каллахан сказал,  что  она  уже  отвергла  эту
теорию и, по-видимому, в конце концов выпустила пар.
   Но читать было в высшей степени интересно. На какой-то миг он забыл о
головной боли и прочитал тринадцать страниц материалов дела,  излагаемых
студенткой юридической школы, лежа на полу на грязном ковре, в то  время
как у него было много другой работы.
   Раздался слабый стук в дверь. Он медленно сел, затем осторожно  встал
и направился к двери.
   - Да.
   Это была секретарша.
   - Ненавижу беспокоить. Но директор хочет видеть вас у себя в кабинете
через десять минут. Верхик открыл дверь.
   - Что?
   - Да, сэр. Десять минут.
   Он протер глаза и быстро вздохнул.
   - Зачем?
   - Я лишусь должности, если буду задавать такие вопросы, сэр.
   - У вас есть что-нибудь для полоскания рта?
   - Да, сэр. Думаю, что есть. Вы хотите воспользоваться?
   - Я не спрашивал бы, если бы не хотел. Принесите мне. Кстати,  у  вас
есть жевательная резинка?
   - Жевательная резинка?
   - Жевательная резинка.
   - Да, сэр. Она вам тоже нужна?
   - Просто принесите мне полоскание  для  рта,  жевательную  резинку  и
аспирин, если у вас есть.
   Он направился к столу и сел, обхватив голову руками и потирая  виски.
Он слышал, как она выдвигала ящики, и вот она уже  стоит  перед  ним  со
всем заказанным.
   - Спасибо. Извините, что я раздражен.
   Он показал на дело, лежащее в кресле у двери.
   - Передайте  это  дело  Эрику  Исту,  он  работает  на  пятом  этаже.
Приложите записку от меня. Попросите его просмотреть материалы, когда  у
него будет минутка свободного времени.
   Она вышла с делом.

***

   Флетчер Коул открыл дверь  в  Овальный  кабинет,  с  серьезным  видом
обращаясь  к  К.  О.  Льюису  и  Эрику  Исту.  Президент   находился   в
Пуэрто-Рико,  знакомясь  с  последствиями  урагана,  а  директор   Войлс
отказался встретиться с Коулом  наедине.  Он  послал  своих  сотрудников
рангом пониже.
   Коул проводил их к дивану, а сам сел напротив, за кофейным  столиком.
Пиджак застегнут на все пуговицы, галстук завязан по всем  правилам.  Он
никогда не позволял себе небрежности в одежде. Ист слышал целые  истории
о его привычках. Он работал по  двадцать  часов  в  день,  семь  дней  в
неделю, не пил ничего, кроме воды, а ел  в  основном  пищу  из  торговых
автоматов, находящихся в цокольном этаже здания. Он мог  читать  подобно
компьютеру и целыми часами ежедневно просиживал за просмотром письменных
сообщений, докладов, корреспонденции и гор находящихся на рассмотрении в
данный момент законов. У него была отличная память. Всю последнюю неделю
они ежедневно составляли доклады  о  ходе  расследований  и  вручали  их
Коулу, который впитывал в  себя  материал  и  помнил  все  до  следующей
встречи. Если они делали что-то не правильно, он терроризировал их.  Его
ненавидели, но не уважать его было невозможно. Он был сообразительнее их
и работал больше их. И он прекрасно знал это.
   Он чувствовал себя самоуверенно в  пустоте  Овального  кабинета.  Его
босса не было, он работал перед камерами, но реальная власть  оставалась
в тени, чтобы управлять страной.
   К. О. Льюис положил на стол папку с последними  сообщениями  толщиной
дюйма в четыре.
   - Что-нибудь новое? - спросил Коул.
   -  Возможно.  Французские  власти  тщательно  просмотрели   материал,
отснятый скрытыми камерами в парижском аэропорту, и считают, что  узнали
одно лицо. Они сравнили с пленками двух других  камер,  установленных  в
зале  ожидания  под  разным  углом,  затем  сообщили  в  Интерпол.  Лицо
замаскировано, но Интерпол полагает, что это Хамея,  террорист.  Уверен,
вы слышали о...
   - Слышал.
   - Они детально изучили весь материал и почти уверены, что он вышел из
самолета,  прибывшего  прямым  рейсом  из  Далласа  в  прошлый  четверг,
примерно через десять часов после того, как был найден Дженсен.
   - ?Конкорд??
   - Нет, ?Юнайтед?. Основываясь на времени и  расположении  камер,  они
могут определить вход-выход и рейсы.
   - А Интерпол вступил в контакт с ЦРУ?
   - Да. Они разговаривали с Гмински где-то в час дня сегодня.
   На лице Коула не отразилось ничего.
   - Насколько они уверены?
   - На восемьдесят процентов. Он мастер маскировки и несколько необычно
для него путешествовать таким образом. Поэтому есть повод для  сомнений.
Мы получили фотографии и краткий отчет для  доклада  Президенту.  Честно
говоря, я изучил снимки и не могу ничего сказать. Но Интерпол знает его.
   - Он ведь годами не фотографировался добровольно, не так ли?
   - Насколько известно, нет. По слухам, он делает операцию  и  обретает
новое лицо каждые два или три года.
   Коул секунду поразмыш