теки.
   - Почему мне нельзя сделать копии?
   - Спросите Его честь, хорошо? Итак, как вас зовут?
   - Дарби Шоу.
   Служащая записала сведения на дощечку, висящую у двери.
   - Сколько времени вы пробудете здесь?
   - Не знаю. Три или четыре часа.
   - Мы закрываемся в пять часов. Когда будете уходить, найдите  меня  в
канцелярии.
   Она с самодовольной улыбкой  закрыла  дверь.  Дарби  выдвинула  ящик,
полный  бумаг  по   предварительному   производству   дела,   и   начала
просматривать их, делая записи. Судебные процессы  семилетней  давности.
За это  время  перед  судом  предстали  один  истец  и  тридцать  восемь
состоятельных обвиняемых, которые корпоративно  ликвидировали  не  менее
пятнадцати юридических фирм по всей стране. Крупных фирм,  насчитывающих
сотни юристов в дюжинах офисов.
   Семь  лет  дорогостоящей  правовой  борьбы,  а  результат  далек   от
определенности. Горькая тяжба. Судебное  решение  присяжных  заседателей
было только временной победой обвиняемых. Вердикт был куплен или получен
каким-то другим незаконным путем, требовал от истца подачи ходатайств  о
направлении дела на новое рассмотрение.  Ящик  ходатайств.  Обвинения  и
встречные обвинения. Просьбы о предусмотренных законом мерах наказания и
штрафы, быстро выплачиваемые то одной, то другой  стороной.  Страницы  и
страницы письменных показаний, подтвержденных присягой или торжественным
заявлением, обстоятельно вскрывающих ложь и злоумышленное  использование
адвокатами и их  клиентами  процессуальных  законов  во  вред  противной
стороне.
   Один адвокат мертв. Другой пытался покончить жизнь самоубийством, как
утверждал однокурсник Дарби, который работал, если можно так выразиться,
по делу на суде. Он устроился на лето в  канцелярию  секретарем  большой
фирмы в Хьюстоне и находился в тени, но кое-что слышал.
   Дарби откинула стул и посмотрела  на  картотечные  шкафы.  Чтобы  все
найти, понадобится пять часов.

***

   Широкая  огласка  была  совсем  на  нужна   ?Монроузу?.   Большинство
постоянных посетителей дома носили темные солнцезащитные очки даже после
наступления темноты и пытались зайти и выйти как можно  быстрее.  А  тем
более теперь, когда судья Верховного суда  США  мертвым  был  найден  на
балконе,  это  место  стало  известным,  и  притягивало   любопытных   к
кинотеатру на все сеансы.  Большая  часть  постоянных  зрителей  сменила
кинотеатр на какое-то другое место. Более смелые приходили,  когда  было
немноголюдно.
   Он выглядел как завсегдатай, вошел внутрь и заплатил деньги  сразу  у
входа, не глядя на  кассира.  Бейсбольное  кепи,  черные  солнцезащитные
очки, джинсы, аккуратная прическа, кожаная куртка. Он хорошо скрыл  свою
внешность, но вовсе не  потому,  что  был  гомосексуалистом  и  стыдился
появляться в таких местах.
   Наступила полночь. Он поднялся по ступенькам на балкон, улыбаясь  при
мысли о Дженсене с  канатом  на  шее.  Дверь  была  заперта.  Он  сел  в
центральном секторе на полу, подальше ото всех.
   Он никогда раньше не смотрел порнофильмы, а после этой-ночи у него  и
мысли не возникнет о повторном посещении. Это было третье по счету такое
непристойное заведение за последние девяносто минут. Он остался в темных
очках и старался не смотреть на экран, что было совсем непросто.  И  это
раздражало его.
   В кинотеатре было еще пять посетителей. Четырьмя рядами  выше  его  и
правее находились два попугайчика, целующихся и играющих друг с другом.
   Он помучился еще минут двадцать и уже собирался сунуть руку в карман,
как чья-то рука тронула  его  за  плечо.  Мягкая  рука.  Он  притворился
спокойным.
   - Могу я сесть рядом с вами? - раздался из-за плеча довольно глубокий
и похожий на мужской голос.
   - Нет, и вы можете убрать свою руку.
   Руку сняли. Шли секунды,  и  было  очевидно,  что  других  просьб  не
последует. Потом незнакомец ушел.
   Это  была  пытка  для  человека,  ни  в  коей  мере  не   приемлющего
порнографию. Его тошнило. Он оглянулся назад, затем сунул руку в  карман
кожаной куртки и вытащил черную коробочку размером шесть дюймов на  пять
и толщиной три дюйма.  Положил  на  пол  между  ног.  Скальпелем  сделал
аккуратный надрез в обивке соседнего сиденья  и,  осмотревшись,  засунул
туда черную коробочку. В ней имелись пружины, настоящие старые  пружины.
Он осторожно покрутил коробку в одну сторону, потом в другую,  пока  она
не  встала  на  место  так,  что  через  разрез  в  сиденье  были  видны
выключатель и трубка.
   Глубоко  вздохнул.  Хотя  устройство  и  было  изготовлено  настоящим
профессионалом,  легендарным  гением  в  области  миниатюрных   взрывных
приспособлении, было не очень-то приятно носить эту чертову штуковину  в
кармане в нескольких сантиметрах от  сердца  и  других  жизненно  важных
органов. И не очень-то  уютно  чувствовать  себя  сидящим  рядом  с  ней
сейчас.
   Это его третье мероприятие за  ночь,  осталось  еще  одно,  в  другом
кинотеатре, где  показывали  старые  гетеросексуальные  порнографические
фильмы. Он почти ожидал этого посещения, что очень раздражало его.
   Посмотрел на двух любовников, не замечавших происходящего на экране и
с каждой минутой все больше возбуждавшихся. Как бы он хотел,  чтобы  они
оставались на своих местах,  когда  маленькая  черная  коробочка  начнет
бесшумно выпускать газ и потом, спустя тридцать секунд,  когда  огненный
шар осветит здесь каждый предмет. Ему понравилось бы это.
   Но  он   принадлежал   к   группе,   отказывающейся   от   применения
насильственных методов и выступающей против огульных убийств  невиновных
и маленьких людей. Они убили несколько нужных жертв. Их  специализацией,
однако, было уничтожение структур,  используемых  врагом.  Они  выбирали
легкодоступные мишени: невооруженные клиники,  где  проводились  аборты,
незащищенные учреждения ?Американского  союза  гражданских  свобод?,  не
ожидающие нападения непристойные заведения.  У  них  был  знаменательный
день. Ни одного ареста за восемнадцать месяцев.
   Уже было двенадцать сорок, время уходить. Еще нужно торопливо  пройти
четыре квартала до автомобиля, взять другую черную коробочку, затем  еще
шесть кварталов до ?Пассикат синема?,  который  закрывается  в  половине
второго.  ?Пассикат?  был  восемнадцатым  в  списке,  он  точно  не  мог
вспомнить, каким именно по счету, но был  абсолютно  уверен,  что  ровно
через три часа двадцать  минут  грязный  кинобизнес  в  округе  Колумбия
взлетит на воздух. Предполагалось, что двадцать два заведения из  общего
числа таких небольших притонов получат сегодня ночью черные коробочки, а
в четыре утра они все  закроются,  опустеют  и  будут  уничтожены.  Три,
работающие всю ночь, были вычеркнуты из списка,  потому  что  их  группа
отказывалась от применения насильственных методов.
   Он поправил солнцезащитные очки и последний раз  взглянул  на  обивку
сиденья рядом с ним. Судя по стаканчикам и воздушной кукурузе  на  полу,
помещение убирали раз в неделю. Никто не заметит выключатель  и  трубку,
едва различимые между рваными нитями. Он осторожно щелкнул  выключателем
и вышел из ?Монроуза?.

Глава 10

   Эрик Ист никогда не встречался с Президентом и никогда не был в Белом
доме. Никогда не видел  он  и  Флетчера  Коула,  но  знал,  что  тот  не
понравится ему.
   Следом за директором Войлсом и К. О. Льюисом в семь утра в субботу он
вошел в Овальный кабинет.  Не  было  ни  улыбок,  ни  рукопожатий.  Иста
представил Войлс. Президент кивнул из-за стола, но даже не  встал.  Коул
что-то читал.
   Двадцать порнозаведений вспыхнули факелами в округе Колумбия и многие
еще дымились. Они видели дым над городом через заднее стекло лимузина. В
одном из домов под названием ?Эйнджелс? сильно обгорел сторож, и он вряд
ли выживет.
   Час назад они получили сообщение: анонимный  посетитель  радиостанции
приписывает ответственность за все ?Подпольной  армии?,  и  она  обещает
устроить подобное же в ознаменование смерти Розенберга.
   Президент заговорил первым.
   "Он выглядит усталым, - подумал Ист. - Еще так рано для него?.
   - Во сколько заведений подброшены взрывные устройства?
   - В двадцать здесь, - ответил  Войлс.  -  Семнадцать  в  Балтиморе  и
примерно пятнадцать в Атланте. Все выглядит так, как если бы атака  была
тщательно скоординирована, потому  что  все  взрывы  произошли  ровно  в
четыре часа утра.
   Коул поднял голову от своих бумаг.
   - Директор, вы верите, что это ?Подпольная армия??
   - На данный момент они единственные, заявляющие  об  ответственности.
Похоже, их работа. Может быть, - Войлс не смотрел на Коула, разговаривая
с ним.
   - Итак, когда вы начнете аресты? - спросил Президент.
   - В тот  самый  момент,  как  появится  возможная  причина,  господин
Президент. Таков закон, вы понимаете.
   - Я понимаю, что эту группу вы больше всего подозреваете в  убийствах
Розенберга и Дженсена и что  вы  уверены,  что  именно  ее  члены  убили
федерального судью, участвовавшего в  рассмотрении  дела  в  Техасе,  и,
скорее всего, именно она подложила взрывные  устройства  как  минимум  в
пятьдесят два порнозаведения прошлой, ночью. Я не  понимаю,  почему  они
взрывают и убивают, оставаясь неприкосновенными. Черт побери,  директор,
мы находимся в осаде.
   Шея Войлса покраснела, но он не сказал ни слова. Просто отвел  взгляд
в сторону, в то время  как  Президент  смотрел  на  него.  К.  О.  Льюис
прочистил горло.
   - Господин Президент, позвольте  мне.  Мы  не  убеждены  в  том,  что
?Подпольная армия? замешана в убийствах Розенберга и Дженсена. На  самом
деле у нас нет фактов, связывающих их.  Они  -  только  одни  из  дюжины
подозреваемых.  Как  я  сказал  раньше,  убийства  хорошо  организованы,
совершены  очень   чисто   и   высоко   профессионально.   Исключительно
профессионально.
   Коул шагнул вперед.
   - Что вы пытаетесь сказать, мистер Льюис?  Что  у  вас  нет  никакого
представления о том, кто же убил их? И вы, возможно,  никогда  этого  не
узнаете?
   - Нет, совершенно не об этом я говорю. Мы найдем их,  но  это  займет
определенное время.
   - Сколько времени? - спросил Президент. Это был понятный, характерный
для студента-второкурсника вопрос, не  требующий  хорошего  ответа.  Ист
сразу невзлюбил Президента, поскольку тот задал его.
   - Месяцы, - ответил Льюис.
   - Сколько месяцев?
   - Много.
   Президент закатил глаза и покачал головой, затем с раздражением встал
и направился к окну. Он заговорил, глядя в окно:
   - Не могу поверить, что нет связи между тем,  что  случилось  прошлой
ночью, и убийством судей. Не знаю, возможно, я просто выжил из ума.
   Войлс  с  ухмылкой  бросил  быстрый  взгляд  на  Льюиса.  Шизофреник,
неуверенный, неинформированный, глупый, не общающийся ни  с  кем.  Войлс
мог придумать еще много других эпитетов.
   Президент продолжал, по-прежнему обращаясь к окну:
   - Я просто становлюсь  нервным,  когда  убийцы  свободно  разгуливают
здесь повсюду и раздаются взрывы. Кто может  обвинить  меня?  У  нас  не
убивали президента уже более тридцати лет.
   - О, мне  кажется,  вам  ничего  не  грозит,  господин  Президент,  -
произнес  Войлс  с  чувством  удовлетворения.  -   Служба   безопасности
контролирует положение.
   - Отлично. Тогда почему я чувствую себя так,  как  будто  нахожусь  в
Бейруте? - Он почти бормотал в окно.
   Коул почувствовал неловкость и  схватил  толстую  докладную  записку.
Протянул ее Войлсу, заговорив тоном профессора, читающего лекцию.
   - Это краткий список возможных  кандидатов  в  Верховный  суд.  Здесь
восемь фамилий с биографией каждого. Подготовлено  судом.  Мы  начали  с
двадцати фамилий, затем Президент, Главный прокурор Хортон и  я  урезали
до восьми. Никто из них даже не представляет себе, что  его  кандидатура
рассматривается.
   Войлс по-прежнему смотрел в сторону. Президент медленно возвратился к
столу и взял свой экземпляр докладной записки. Коул продолжал.
   - Кандидатуры некоторых спорны, и, если они в конце концов выдвинуты,
нам  придется  выдержать  бой,  добиваясь  их  утверждения  сенатом.  Мы
предпочли бы не начинать войну сейчас. Это должно сохраняться в тайне.
   Войлс неожиданно повернулся и посмотрел на Коула.
   - Вы идиот, Коул! Мы делали такое раньше, и я могу заверить вас, что,
как только мы начинаем проверять этих людей, кот выскакивает  из  мешка.
Вы  хотите  тщательного  скрытого   расследования   и   вместе   с   тем
рассчитываете, что каждый, с кем мы будем вступать в  контакт,  смолчит.
Так не пойдет, сынок.
   Коул подошел к Войлсу ближе. Его глаза метали молнии.
   - Вы должны немного повертеть своим задом, чтобы  гарантировать,  что
эти имена не попадут в газеты, пока их  не  назначат  на  должность.  Вы
сделаете это, директор. Вы остановите утечку информации и не  дадите  ей
попасть в газеты. Понятно?
   Войлс уже был на ногах, тыча пальцем в Коула.
   - Послушай, осел, ты хочешь проверить их? Тогда  делай  это  сам.  Не
надо отдавать мне целую кучу распоряжений, как бойскауту.
   Льюис уже стоял между ними. И Президент встал за  столом.  В  течение
секунды или двух полное молчание. Коул положил свой экземпляр  докладной
записки на стол и  сделал  несколько  шагов,  глядя  в  сторону.  Теперь
Президент взял на себя роль примирителя.
   - Сядьте, Дентон. Сядьте.
   Войлс вернулся на свое место, по-прежнему глядя на  Коула.  Президент
улыбнулся Льюису, и все сели.
   - Мы все в  большом  напряжении,  -  с  теплотой  в  голосе  произнес
Президент.
   Льюис спокойно сказал:
   -  Мы  проведем  тщательную  проверку  по  вашим  фамилиям,  господин
Президент, и это будет сделано в строжайшем секрете. Однако  вы  знаете,
что мы не можем контролировать каждого, с кем ведем разговор.
   -  Да,  мистер  Льюис,  я  это  знаю.  Но   я   хочу   исключительной
осторожности. Эти люди молоды и будут кроить и перекраивать  Конституцию
еще долго после того, как я умру. Они  стойкие  консерваторы,  и  пресса
съест их заживо. У них не должно  быть  тайн,  тщательно  скрываемых  от
посторонних. Ни наркотиков, ни незаконных детей, ни действий  радикально
настроенных студентов, ни разводов. Понимаете? Никаких сюрпризов.
   - Да,  господин  Президент.  Но  мы  не  можем  гарантировать  полной
секретности в нашем расследовании.
   - Просто пытайтесь, хорошо?
   - Да, сэр.
   Льюис протянул докладную записку Эрику Исту.
   - Это все? - спросил Войлс.
   Президент посмотрел на Коула, который стоял у окна,  ни  на  кого  не
обращая внимания.
   - Да, Дентон, это все. Мне бы хотелось, чтобы проверка по этим именам
была проведена в течение десяти дней. Я хочу быстрого продвижения в этом
вопросе.
   Войлс встал.
   - Вы получите докладную через десять дней.

***

   Каллахан находился в раздражении, когда  постучал  в  дверь  квартиры
Дарби. Он был в смятении, и многое приходило ему в голову,  многое,  что
он хотел бы высказать. Но он знал: нежели объявлять войну,  а  этого  он
хотел бы меньше всего, лучше выпустить немного пара.  Она  избегала  его
четыре дня, потому  что  играла  в  детектива  и  забаррикадировалась  в
библиотеке  юридической  школы.  Она  пропускала  занятия,  отказывалась
отвечать на его звонки и вообще пренебрегала им в решающий момент. Но он
знал, что, когда она откроет дверь, он будет улыбаться и забудет о  том,
что его игнорировали.
   Он держал в руках литровую бутылку вина и  настоящую  пиццу  от  мамы
Розы. Было начало одиннадцатого, субботний вечер. Он  снова  постучал  и
посмотрел на выстроившиеся вдоль улицы аккуратные двухквартирные  домики
и бунгало. Звякнула цепочка, и он тотчас улыбнулся. Раздражение сразу же
испарилось.
   - Кто там? - спросила она, не снимая цепочку.
   - Томас Каллахан,  припоминаешь?  Я  стою  у  твоей  двери  и  умоляю
впустить меня, чтобы мы могли поиграть и снова стать друзьями.
   Дверь отворилась, и Каллахан вошел. Она взяла вино и  одарила  легким
поцелуем в. щеку.
   - Мы еще дружим? - спросил он.
   - Да, Томас. Я была занята.
   Он прошел  за  ней  на  кухню  через  небольшую  комнату,  где  царил
некоторый беспорядок. На столе стоял  компьютер,  рядом  большая  стопка
толстых книг. ' - Я звонил. Почему ты не перезвонила?
   - Меня не было, - сказала она, выдвигая ящик стола и доставая штопор.
   - У тебя автоответчик. Я разговаривал с ним.
   - Ты пытаешься объявить мне войну, Томас? Он посмотрел  на  ее  босые
ноги.
   - Нет! Клянусь, я не сошел с ума. Я обещаю. Пожалуйста, прости  меня,
если я кажусь выведенным из равновесия.
   - Прекрати.
   - Когда мы ляжем в постель?
   - Ты хочешь спать?
   - Совсем нет. Пошли, Дарби, прошло три ночи.
   - Пять. Какая пицца! - Она открыла бутылку и наполнила два бокала.
   Каллахан наблюдал за каждым ее движением.
   - О, это одна из тех  субботних  ночей,  когда  все  выбрасываешь  из
головы к черту. Только клешни креветок, яйца,  головы  речных  раков.  И
дешевое вино. Я не совсем при деньгах и завтра уезжаю,  так  что  должен
следить за своими тратами. А поскольку уезжаю, то подумал, а не зайти ли
к тебе и не остаться ли на ночь, чтобы меня не  соблазнила  какая-нибудь
заразная женщина в округе Колумбия. Что ты думаешь об этом?
   Дарби открывала коробку с пиццей.
   - Похоже на сосиски и перец.
   - Я могу все-таки рассчитывать на то, чтобы лечь с тобой в постель?
   - Может быть, позже. Выпей вина и давай поболтаем. Последнее время мы
не разговаривали.
   - Этого не скажешь обо мне. Я говорил с твоей машиной всю неделю.
   Он взял бокал с вином и  бутылку  и  пошел  за  ней  в  комнату.  Она
включила стереоприемник, и они непринужденно растянулись на диване.
   - Давай напьемся, - сказал он.
   - Ты так романтичен.
   - У меня есть романс для тебя.
   - Ты пил всю неделю?
   - Нет, не всю.  Восемьдесят  процентов  недели.  Это  твоя  вина,  ты
избегала меня.
   - Что с тобой, Томас?
   - Меня бросает в дрожь. Я взвинчен, и мне нужен партнер, чтобы  сбить
напряжение. Что ты на это скажешь?
   - Давай напьемся наполовину. - Она взяла свой бокал с вином  и  стала
пить маленькими глотками. Потом закинула ноги ему на колени.
   Он задержал дыхание, как если бы его пронзила боль.
   - Когда твой самолет? - спросила она. Теперь он едва сдерживался.
   - В  час  тридцать.  Без  остановки  в  Национальном.  Я  рассчитываю
зарегистрироваться в пять, а в восемь обед. После этого я могу оказаться
на улице в поисках любви.
   Она улыбалась:
   - Ладно, ладно. Через минуту  мы  займемся  этим.  Но  сначала  давай
поговорим.
   Каллахан вздохнул с облегчением.
   - Я могу говорить только десять минут, потом все, крах.
   - Какие планы на понедельник?
   - Как обычно, восемь часов ничего не значащих дебатов о будущем Пятой
поправки, затем комиссия отберет  предложенный  на  конференцию  доклад,
который никто не одобрит. Еще больше дебатов во вторник, другой  доклад,
возможно, ссора, и не одна, потом мы объявим перерыв, ничего  толком  не
завершив, и отправимся домой. Я буду поздно вечером во вторник  и  хотел
бы назначить свидание в каком-нибудь хорошем ресторане,  после  чего  мы
вернемся ко мне для  интеллектуальной  беседы  и  животного  секса.  Где
пицца?
   - Здесь, в коробке. Я достану.
   Он поглаживал ее ноги.
   - Не двигайся. Я ни капельки не голоден.
   - Зачем ты ездишь на эти конференции?
   - Я профессор, а мы как раз такие люди, которые,  по  мнению  многих,
скитаются  по  всей  стране,   посещая   разные   собрания   с   другими
образованными идиотами и утверждая доклады,  которые  никто  не  читает.
Если я перестану бывать там, то декан подумает, что я не вношу  вклад  в
академическую среду.
   Она снова наполнила бокалы.
   - Ты как натянутая струна, Томас.
   - Знаю. Это была трудная неделя. Мне невыносима  даже  мысль  о  куче
неандертальцев, переписывающих Конституцию. Через десять  лет  мы  будем
жить в полицейском государстве.  Я  ничего  не  могу  поделать  с  этим,
потому, возможно, и