что-то сказать. Вопрос был глупым, так как  он  понимал,  что  на  ответ
могут понадобиться часы. Он переел, у него  болел  живот,  ему  хотелось
просто лечь и чтобы его никто не трогал.
   - У Регины, в смысле у Реджи, ее отняли,  когда  ей  было  тринадцать
лет. Весь этот кошмар с разводом. Он бегал за женщинами, ни одной юбки в
городе не  пропускал,  его  даже  застали  с  молоденькой  медсестрой  в
больнице, и все равно развод был сущим кошмаром, и  Реджи  не  могла  со
всем справиться. Джо, ее бывший муж, был вполне симпатичным,  когда  они
поженились, но потом он получил диплом, заработал кучу денег, зазнался и
стал совсем другим. Деньги ударили ему  в  голову.  -  Она  помолчала  и
отпила еще вина. - Ужасно, просто ужасно. И я по  ним  скучаю,  они  мои
единственные внучата.
   Внучатами они не выглядели, особенно парень. Обыкновенный панк.
   - Что с ним случилось? - спросил Марк после недолгого молчания.
   - Что ж, - вздохнула она, как будто ей неприятно  было  говорить,  но
что же делать, раз приходится.  -  Когда  он  попал  к  отцу,  ему  было
шестнадцать лет. Он уже тогда отбился от рук. Я хочу сказать,  его  отец
много работал, не уделял ему времени, а мальчику нужен отец, верно ведь?
И с Джеффом, так его зовут, уже невозможно было  справиться.  Потом  его
отец, у  которого  были  все  деньги,  и  он  мог  нанять  каких  хочешь
адвокатов, упрятал Реджи в больницу и забрал детей, и с той поры Джефф в
основном был  предоставлен  сам  себе.  Ну  и  деньги  ему  отец  давал,
разумеется. Он окончил школу  чуть  не  под  дулом  пистолета,  а  через
полгода его схватили с наркотиками. - Мамаша Лав внезапно  замолчала,  и
Марк решил, что она сейчас заплачет. Она отпила глоток. - Последний  раз
я его видела, когда он окончил школу, потом наткнулась на его фотографию
в газете, когда его арестовали. С тех пор прошло  десять  лет,  Марк.  Я
знаю, я умру, так их и не повидав. - Она быстро вытерла глаза,  а  Марку
захотелось куда-нибудь спрятаться.
   - Пойдем, посидим на террасе. - Она взяла его за руку.
   Они прошли через узкий холл и большую гостиную и уселись на качели на
террасе дома. Было уже темно и  прохладно.  Они  молча  покачивались,  а
мамаша Лав время от времени прикладывалась к бокалу.
   Потом она решила продолжить повествование.
   - Понимаешь, Марк, как только Джо получил детей, он начал их портить.
Давал им кучу денег. Водил в дом всяких грязных подружек. Дети  все  это
видели. Купил им машины. Аманда забеременела, когда еще в школе училась,
и он устроил ей аборт.
   - Почему Реджи изменила имя? - спросил он вежливо. Может  быть,  этот
вопрос заставит ее окончить печальный рассказ.
   - Она несколько лет провела в психиатрических  лечебницах.  Случилось
это сразу после развода, и, Господи Боже мой, в каком же она была плохом
состоянии. Я все глаза из-за  нее  выплакала.  Когда  она  не  лежала  в
больнице, то в основном жила у меня. Потребовались годы, но она в  конце
концов выкарабкалась. Разное лечение. Куча денег. И однажды она  решила,
что кошмар кончился, что она  соберет  все  кусочки  в  единое  целое  и
изменит свою жизнь. Потому она и решила сменить имя.  Она  обратилась  в
суд и оформила это официально. Потом устроила себе квартиру над гаражом.
Она отдала мне все эти фотографии, ей не хотелось на них смотреть. Потом
поступила в юридический  колледж.  Она  стала  другим  человеком,  новой
личностью с новым именем.
   - Она грустит?
   - Старается побороть грусть. Она потеряла детей, а разве  может  мать
когда-нибудь от такого полностью оправиться? Но она старается о  них  не
думать. Им отец так мозги  запудрил,  что  они  и  знать  ее  не  хотят.
Разумеется, она его ненавидит, и я считаю, что это вполне естественно.
   - Она - очень хороший адвокат, - произнес мальчик с таким видом,  как
будто сам лично нанимал и увольнял десятки.
   Мамаша Лав подвинулась поближе. С точки зрения Марка, слишком близко.
Она похлопала его по колену, что совершенно вывело его из себя,  но  она
была милой старушкой и ничего плохого не имела в  виду.  Она  похоронила
сына и потеряла  единственного  внука,  так  что  он  решил  на  нее  не
сердиться. Ночь была  безлунной.  Легкий  ветерок  тихо  шуршал  листвой
огромных дубов, отделяющих дом от улицы. Ему вовсе не хотелось  назад  в
больницу, потому он решил, что и здесь  вовсе  не  плохо.  Он  улыбнулся
мамаше Лав, но она уставилась в темноту, думая о чем-то своем.
   Он  понимал,  что  рано  или  поздно  она  вернется  к   самоубийству
Клиффорда, а ему этого хотелось избежать.
   - Почему у Реджи среди клиентов так много детей?
   Она продолжала похлопывать его по колену.
   - Потому что некоторым детям нужны адвокаты, хотя многие  из  них  об
этом не подозревают. А большинство юристов слишком заняты зарабатыванием
денег, им не до детей. Вот ей и хочется  им  помочь.  Она  считает,  что
виновата, потеряв своих детей, поэтому защищает чужих.
   - Я ей очень немного заплатил.
   - Не волнуйся, Марк. Каждый месяц Реджи ведет  по  меньшей  мере  два
дела бесплатно. Они это называют pro bono.  Это  означает,  что  адвокат
работает без гонорара. Если бы она не хотела, она бы твое дело не взяла.
   Он знал о  pro  bono.  В  телесериалах  половина  адвокатов  работали
бесплатно. Другая половина - те спали с  красивыми  женщинами  и  ели  в
роскошных ресторанах.
   - У Реджи есть душа, Марк, и совесть, -  продолжила  она.  Бокал  был
пуст, но говорила она четко и соображала прекрасно. - Она  работает  без
гонорара, если верит в клиента. Когда я смотрю на некоторых из ее бедных
клиентов, у меня, Марк, просто сердце  разрывается.  Я  постоянно  плачу
из-за этих несчастных ребятишек.
   - Вы ею гордитесь, правда?
   - Правда. Реджи чуть не умерла, Марк, несколько лет назад,  во  время
развода. Я едва ее  не  потеряла.  Потом  я  почти  разорилась,  пытаясь
поставить ее на ноги. И посмотри на нее сегодня!
   - Она снова выйдет замуж?
   -  Возможно.  Она  встречалась  с  парой  мужчин,  но   так,   ничего
серьезного. Любовь у нее не на первом месте.  Сначала  работа.  Вот  как
сегодня. Уже почти восемь часов, а она в  городской  тюрьме  беседует  с
маленьким магазинным воришкой. Интересно, что завтра будет в газетах?
   Спорт, некрологи, все, как обычно.  Марк  неловко  пошевелился.  Ясно
было, что она еще не закончила.
   - Кто знает.
   - А как это - увидеть свою фотографию на первой полосе газеты?
   - Мне не понравилось.
   - А где они достали карточки?
   - Это школьные.
   Они помолчали. Цепи над ними поскрипывали, качели медленно  двигались
взад-вперед.
   - Что ты почувствовал, когда наткнулся на  человека,  который  только
что застрелился?
   - Очень испугался. Но мой врач запретил мне об  этом  говорить  из-за
излишнего стресса. Вы же знаете про моего  младшего  брата.  Так  что  я
лучше ничего не буду рассказывать.
   - Конечно, конечно.
   Марк оттолкнулся пальцами ноги, и они закачались сильнее. Он был сыт,
и неожиданно ему захотелось спать. Мамаша Лав что-то мурлыкала себе  под
нос. Ветер усилился, и его пробрала дрожь.
 
*** 
 
   Реджи нашла их на темной террасе на качелях,  слегка  раскачивающихся
взад-вперед. Мамаша Лав пила черный  кофе  и  гладила  Марка  по  плечу.
Мальчик свернулся в клубочек около нее и положил голову  ей  на  колени.
Ноги его были укрыты пледом.
   - Он давно спит? - прошептала Реджи.
   - С час. Он замерз, потом уснул. Милый мальчик.
   - Очень. Я позвоню его маме  в  больницу  и  спрошу,  нельзя  ли  ему
остаться здесь ночевать.
   - Он наелся до отвала. Я его хорошенько покормлю утром.
 
Глава 19 
 
   Идея принадлежала Труманну, и, поскольку  это  была  блестящая  идея,
которая наверняка сработает, она  тут  же  была  схвачена  Фолтриггом  и
представлена как его собственная. Существование рядом с Роем  Фолтриггом
представляло собой  цепь  украденных  идей,  равно  как  и  славы,  если
что-нибудь получалось. А если все  шло  к  чертям  собачьим,  виноватыми
оказывались Труманн с компанией, а с ними вместе подчиненные  Фолтригга,
пресса, присяжные, коррумпированные адвокаты  -  все-все,  кроме  самого
великого Фолтригга.
   Но Труманну уже приходилось  умасливать  примадонн  и  играть  на  их
тщеславии, и уж, разумеется, он мог  справиться  с  таким  идиотом,  как
Фолтригг.
   Идея пришла ему в  голову,  когда  он  сидел  в  углу  переполненного
рыбного ресторана, лениво выбирая зелень из своего салата с  креветками.
Он позвонил Фолтриггу по его личному телефону, но никто не снял  трубку.
Набрал номер библиотеки и напал на Уолли  Бокса.  Шел  уже  десятый  час
вечера, и Уолли  объяснил,  что  они  с  боссом  до  сих  пор  роются  в
юридической  литературе,  эдакая  парочка  работоголиков,  копающаяся  в
деталях и получающая от этого удовольствие. И так  целый  день.  Труманн
сказал, что приедет через десять минут.
   Он  покинул  шумный  ресторан  и  быстро  пошел   сквозь   толпу   на
Канал-стрит. Сентябрь в этом году в Новом Орлеане  снова  был  душным  и
жарким. Через два квартала он снял пиджак и пошел быстрее. Еще через два
квартала его рубашка промокла от пота и прилипла к спине и груди.
   Он пробирался сквозь толпу  туристов,  шатающихся  по  Канал-стрит  с
фотоаппаратами в пестрых рубашках, и в тысячный раз удивлялся, зачем все
эти люди приезжают сюда и тратят  свои  трудом  заработанные  деньги  на
низкопробные развлечения  и  пищу,  за  которую  дерут  бешеные  деньги.
Средний турист на Канал-стрит носил белые кроссовки и черные носки и был
толст, так что Труманн решил, что все эти люди вернутся  домой  и  будут
хвастаться перед своими менее удачливыми друзьями той изысканной кухней,
плоды которой им удалось здесь вкусить. Он налетел на  крупную  женщину,
стоящую на углу, прижав к лицу  черную  коробочку.  Оказалось,  что  она
снимала дешевую сувенирную  лавчонку,  украшенную  зазывными  надписями.
Кому это захочется смотреть на маленькую сувенирную лавку во Французском
квартале?
   Труманну  хотелось,  чтобы  его  куда-нибудь  перевели.  Ему  обрыдли
туристы, движение на дорогах, влажность, преступления и больше всего Рой
Фолтригг.
 
*** 
 
   Фолтригг не боялся тяжелой работы. Он к ней привык. Он  понял  еще  в
юридическом колледже, что далеко не гений  и,  чтобы  преуспеть,  должен
много работать. Он задницу отсиживал за занятиями и  закончил  одним  из
середняков. Но его избирали президентом  студенческого  коллектива:  это
достижение было отмечено сертификатом, висевшим где-то на одной из стен.
Его политическая  карьера  началась  с  избрания  на  эту  должность,  о
существовании которой большинство не только не знало,  но  и  не  хотело
знать. Насчет работы у молодого Роя было сложновато, большого выбора  не
наблюдалось, и он в последний момент с радостью согласился на  должность
помощника городского прокурора в Новом Орлеане. В 1975 году  он  получал
пятнадцать тысяч баксов в год. Он  старался.  Работал  долгие  часы  над
самыми безнадежными делами, потому что  строил  большие  планы.  Он  был
звездой, только этого никто не замечал.
   Он начал общаться с местными  республиканцами  и  научился  играть  в
политические игры. Познакомился с людьми, имеющими деньги  и  власть,  и
получил работу в юридической фирме. Работал как вол и стал  партнером  в
фирме. Женился на женщине, которую не любил,  потому  что  она  была  из
подходящей семьи, и жена помогла его восхождению. У  него  все  было  по
плану.
   Он до сих пор был женат, но спали они в разных комнатах.  Детям  было
двенадцать в десять лет. Прелестная семья.
   На работе он чувствовал себя лучше, чем дома, что  вполне  устраивало
его жену, которой хоть  и  не  нравился  сам  Рой,  зато  нравилась  его
зарплата.
   Стол для заседаний Роя  снова  был  завален  юридическими  книгами  и
блокнотами. Уолли снял пиджак и галстук. По комнате везде стояли  пустые
чашки из-под кофе. Оба устали.
   Закон  был  прост  как  апельсин:  каждый  гражданин  обязан   давать
показания, если они  могут  помочь  свершению  правосудия.  Кроме  того,
свидетель не освобождался от дачи показаний, если он боится, что ему или
его семье грозит опасность. Так было сказано в законе, черным по белому,
как говорится, высечено в камне. Никаких исключений.  Никаких  поправок.
Никаких лазеек для перепуганных мальчишек. Рой и Уолли  познакомились  с
десятками дел. Со многих  сделали  копии,  подчеркнули  нужные  места  и
разложили на столе. Ребенку  придется  заговорить.  Если  суд  по  делам
несовершеннолетних в Мемфисе не справится с этим,  Фолтригг  намеревался
вызвать Марка Свея в Новый Орлеан, где он предстанет перед Большим жюри.
Это напугает поганца и развяжет ему язык.
   В комнату вошел Труманн со словами:
   - Что-то вы, ребята, заработались. Уолли Бокс оттолкнулся  от  стола,
поднял руки вверх и с наслаждением потянулся.
   - Ага, мы тут много чего переворошили,  -  устало  сказал  он,  гордо
показывая на груды книг и записей.
   - Садитесь, - предложил Рой, указывая на стул. - Мы уже  заканчиваем.
- Он тоже потянулся, потом щелкнул костяшками пальцев. Ему нравилась его
репутация работоголика, важной  персоны,  не  боящейся  работать  целыми
сутками, семейного человека, у которого на первом  месте  работа,  а  не
жена и дети. Работа - это все. И его клиент - Соединенные Штаты Америки.
   Труманн слышал это дерьмо про восемнадцатичасовой  рабочий  день  уже
семь лет. Любимая тема Фолтригга  -  он  сам,  долгие  часы  в  офисе  и
привычка не спать. Юристы  хвалятся  своим  недосыпанием,  как  почетным
значком. Настоящие мужчины, способные работать круглосуточно.
   - У меня идея, - возвестил Труманн, садясь за стол. - Вы  говорили  о
слушании в Мемфисе завтра. В суде по делам несовершеннолетних.
   - Мы подаем петицию, - поправил его Рой. - А  когда  будет  назначено
слушание, не знаю. Но мы попросим, чтобы поскорее.
   - Угу, так вот,  насчет  идеи.  Когда  я  сегодня  отсюда  уходил,  я
поговорил с К.О.Льюисом, первым заместителем Войлза.
   - Я знаком с К.О., - перебил Фолтригг, как и ожидал Труманн. Он  даже
выдержал небольшую паузу, чтобы Фолтригг мог его перебить я  просветить,
насколько он близок с К.О., не мистером Льюисом, а именно с К.О.
   - Правильно. Он сейчас на конференции в Сент-Луисе. Так он  спрашивал
о деле Бойетта, о Джероме Клиффорде и мальчишке. Я рассказал ему, что мы
знаем. Он попросил звонить, если будет нужно. Сказал, что  мистер  Войлз
требует ежедневных докладов.
   - Мне все это известно.
   - Верно. Ну и я подумал, Сент-Луис в часе лета от Мемфиса, так?  Что,
если  мистер  Льюис  предстанет   перед   судьей   в   суде   по   делам
несовершеннолетних в Мемфисе прямо  с  утра,  когда  мы  будем  подавать
заявление, и немного с этим судьей  поболтает  и  чуть-чуть  поднадавит?
Речь ведь идет о втором человеке в ФБР. Пусть скажет судье, что, по  его
мнению, мальчишка знает, где труп.
   Фолтригг принялся одобрительно кивать. Когда Уолли  это  заметил,  он
тоже начал кивать, только в ускоренном темпе.
   Труманн продолжал:
   -  И  еще.  Мы  знаем,  что  Гронк  в  Мемфисе,  и   можно   уверенно
предположить, что он приехал  туда  не  затем,  чтобы  навестить  могилу
Элвиса. Правильно? Его туда послал Мальданно. Значит,  подумал  я,  если
парнишка в опасности, то почему бы мистеру Льюису  не  объяснить  судье,
что в интересах ребенка будет взять его под стражу? Ну, понимаете, чтобы
защитить?
   - Мне нравится, - тихо заметил Фолтригг.  Уолли  тоже  поддержал  эту
идею.
   - Под давлением мальчишка расколется. Первым делом  его  возьмут  под
стражу по приказу суда по делам несовершеннолетних, как и в любом другом
случае, и это напугает его до смерти. Может, и  отрезвит  его  адвоката.
Хорошо, если судья прикажет мальчишке говорить. Тут-то он и  расколется,
я думаю. Если нет, то тогда он проявит пренебрежение к суду, так? Что вы
думаете?
   - Да, тут явное пренебрежение, но  нельзя  предсказать,  что  в  этой
ситуации сделает судья.
   - Верно. Поэтому мистер Льюис  рассказывает  судье  о  Гронке  и  его
связях с мафией и что  он  приехал  в  город,  чтобы,  как  мы  считаем,
разделаться с мальчишкой. Так  или  иначе  мы  добьемся,  что  мальчишку
возьмут под стражу, подальше от его адвоката. От этой стервы.
   Фолтригг пришел в возбуждение. Принялся  писать  что-то  в  блокноте.
Уолли встал и начал задумчиво ходить по библиотеке с  таким  видом,  как
будто все сговорились заставить его принять судьбоносное решение.
   Труманн мог  позволить  себе  обзывать  ее  стервой  здесь,  в  Новом
Орлеане. Но он помнил о пленке. И  был  бы  счастлив  остаться  в  Новом
Орлеане, подальше от нее. Пусть с Реджи в Мемфисе разбирается Мактьюн.
   - Вы можете поймать К.О. по телефону? - спросил Фолтригг.
   - Надеюсь. - Труманн вытащил из  кармана  клочок  бумаги  и  принялся
давить кнопки на аппарате.
   Фолтригг отвел Уолли в угол, подальше от агента.
   - Блестящая идея, - сказал Уолли. - Уверен, местный судья в  суде  по
делам  несовершеннолетних  какой-нибудь  старый  пердун,  который  будет
слушать К.О. с открытым ртом и сделает  все,  что  тот  скажет.  Как  вы
думаете?
   Труманн уже поймал мистера Льюиса по телефону. Фолтригг слушал  Уолли
и следил за ним.
   - Возможно, но, несмотря на это, мы быстренько  вытащим  мальчишку  в
суд, и я уверен, что он сдастся. Если же нет, он окажется в изоляции,  в
нашем распоряжении и вдали от своего адвоката. Мне идея нравится.
   Так они шептались, пока Труманн беседовал  с  К.О.  Льюисом.  Труманн
кивнул им, жестом показал, что все в ажуре, и с широкой улыбкой  положил
трубку.
   - Он согласен, - возвестил Труманн гордо. - Ранним рейсом  вылетит  в
Мемфис и встретится с Финном. Там они договорятся с Ордом и  все  вместе
навалятся на судью. - Довольный собой, он направился к ним.  -  Подумать
только. С одной стороны - прокурор  США,  с  другой  -  К.О.Льюис,  а  в
середине Финк с утра раннего заявляются к судье, не успеет тот прийти  в
офис. Они быстренько заставят мальчишку разговориться.
   Фолтригг  коварно   улыбнулся.   Он   обожал   эти   моменты,   когда
задействовалась вся сила федерального правительства  и  обрушивалась  на
маленьких,  ничего  не  подозревающих  людей.  Вот  так   просто,   один
телефонный звонок, и второй по  значимости  человек  в  ФБР  выходит  на
сцену.
   - Может получиться, - сказал он своим помощникам.
   - Очень даже может получиться.
 
*** 
 
   Реджи листала толстую книгу в  небольшом  кабинете  над  гаражом  при
свете настольной лампы. Была уже полночь, но ей не спалось, поэтому  она
и  сидела,  свернувшись  под  пледом,  и  читала  книгу  под   названием
"Свидетель, отказавшийся говорить", которую разыскал Клинт. По сравнению
со сводами законов она  была  довольно  тонкой.  Но  основная  мысль  не
вызывала сомнений: каждый свидетель обязан давать показания  и  помогать
властям в расследовании  преступления.  Свидетель  не  может  отказаться
давать показания на том  основании,  что  его  жизни  грозит  опасность.
Большинство  случаев,  описанных  в   книге,   касалось   организованной
преступности. Создавалось впечатление,  что  мафии  не  нравились  люди,
выкладывающие все полиции, и она частенько угрожала их  женам  и  детям.
Неоднократно Верховный суд посылал жен и детей ко всем чертям. Свидетель
должен говорить.
   В какой-то момент в недалеком будущем Марка тоже  заставят  говорить.
Фолтригг может обязать его предстать перед Большим жюри в Новом Орлеане.
Разумеется, она тоже сможет присутствовать. Если Марк откажется говорить
перед Большим жюри, быстро будет назначено слушание,  и  судья,  ведущий
дело, прикажет Марку  отвечать  на  вопросы  Фолтригга.  Если  он  снова
откажется, реакция суда будет суровой. Ни один судья не потерпит,  чтобы
его не слушались,  а  федеральные  судьи  особенно  остро  реагируют  на
подобное непослушание.
   Есть разные места, куда можно зас