Я это заметил. И вы ей нравитесь, Уилсон.
   - А я ее люблю, - повторил Уилсон. Он  подергал  брезент,  прикрывавший
ящик. - Разве вам понять, что это значит!
   - Что именно?
   - Любовь. Вы никого не любите, кроме себя, подлец вы этакий!
   - У вас расходились нервы, Уилсон. Это климат. Вам надо полежать.
   - Вы бы не вели себя так, если бы ее любили.
   По черной воде с невидимого корабля донеслись звуки патефона - надрывно
звучала модная песенка. Часовой кого-то окликнул, и тот  ответил  паролем.
Скоби опустил фонарик, теперь он освещал  только  противомоскитные  сапоги
Уилсона.
   - Любовь не такая простая штука, как вы думаете, Уилсон, - сказал он. -
Вы начитались стихов.
   - А что бы вы сделали, если бы я ей все сказал... насчет миссис Ролт?
   - Но вы ведь ей уже сказали, Уилсон. То, что вы об этом думаете. Однако
она предпочитает мою версию.
   - Смотрите, Скоби, я до вас доберусь.
   - Вы думаете, Луизе будет лучше?
   -  Со  мной  она  будет  счастлива!  -  простодушно  похвастал   Уилсон
дрогнувшим голосом, который  перенес  Скоби  на  пятнадцать  лет  назад  и
напомнил ему человека куда моложе, чем  тот  замаранный  субъект,  который
разговаривал сейчас с Уилсоном на  берегу  моря,  прислушиваясь  к  тихому
плеску воды о деревянный причал.
   Скоби негромко сказал:
   - Да, вы постараетесь. Я знаю, вы постараетесь. Может быть... - Но он и
сам не знал, как договорить фразу, какое слабое утешение приберег  он  для
Уилсона - оно смутно промелькнуло у него в  мозгу  и  исчезло.  Вдруг  его
охватило раздражение против этой долговязой "романтической" фигуры там,  у
ящика, - он просто невежда, хотя и знает так много. Скоби сказал:  -  Пока
что мне бы хотелось, чтобы вы перестали за мной шпионить.
   - Это моя обязанность, - признался Уилсон, и сапоги его  задвигались  в
луче фонарика.
   - Все, что вы пытаетесь выяснить, ничего не стоит.
   Скоби оставил Уилсона возле склада горючего и пошел  дальше.  Когда  он
поднимался по ступенькам в контору Юсефа, он оглянулся и увидел в  темноте
густую черную тень - там стоял Уилсон, смотрел ему вслед и  ненавидел.  Он
вернется домой и напишет донесение:  "В  23:25  я  заметил  майора  Скоби,
который явно направлялся на заранее назначенное свидание..."
   Скоби постучался и вошел. Юсеф полулежал за  столом,  положив  на  него
ноги, и диктовал чернокожему конторщику.  Не  прерывая  фразы  "...пятьсот
рулонов в клетку, семьсот пятьдесят с ведерками на песочном фоне, шестьсот
рулонов искусственного шелка в горошек", он поглядел на Скоби с надеждой и
тревогой. Потом резко приказал конторщику:
   - Убирайся. Но потом вернись. Скажи слуге, чтобы никого не  впускал.  -
Он снял ноги со стола,  приподнялся  и  протянул  дряблую  руку.  -  Добро
пожаловать, майор Скоби. - Но  рука  упала,  как  ненужная  тряпка.  -  Вы
впервые почтили мою контору своим присутствием, майор Скоби.
   - Да я толком не знаю, зачем я сюда пришел, Юсеф.
   - Мы так давно не виделись. - Юсеф сел и устало подпер огромную  голову
огромной, как тарелка, ладонью. - Время для разных людей течет по-разному:
для кого медленно, для кого быстро. Все зависит  от  их  симпатии  друг  к
другу.
   - На этот счет у сирийцев, наверно, есть стихи.
   - Есть, майор Скоби, - живо подтвердил Юсеф.
   - Вам бы дружить не со мной, а с Уилсоном, Юсеф. Он любит стихи. У меня
прозаическая душа.
   - Выпьете виски, майор Скоби?
   - Не откажусь.
   Он сидел по другую сторону письменного  стола;  между  ними  возвышался
неизменный синий сифон.
   - Как поживает миссис Скоби?
   - Зачем вы послали мне бриллиант, Юсеф?
   - Я ваш должник, майор Скоби.
   - Ну нет, это неправда. Вы расплатились со мной сполна той бумажкой.
   - Я изо всех сил стараюсь забыть все это дело. Я уговариваю  себя,  что
это была просто дружеская услуга и ничего больше.
   - Стоит ли лгать самому себе, Юсеф? Себя ведь не обманешь.
   - Майор Скоби, если бы я чаще с вами встречался, я стал бы лучше.  -  В
стаканах зашипела содовая, и Юсеф с жадностью выпил. -  Сердцем  чувствую,
майор Скоби, что вы встревожены,  огорчены...  Я  всегда  мечтал,  что  вы
придете ко мне в трудную минуту.
   - А ведь было время, когда я смеялся над мыслью, что могу к вам прийти.
   - У нас в Сирии есть притча про льва и мышь...
   - У нас она тоже есть, Юсеф. Но я никогда не считал вас мышью, да и сам
я не лев. Вот уж никак не лев!
   - Вы встревожены из-за миссис Ролт. И вашей жены. Правда, майор Скоби?
   - Да.
   - Передо мной вам нечего стыдиться, майор Скоби. У меня  было  в  жизни
немало неприятностей из-за женщин. Теперь мне легче, я многому научился. Я
научился плевать на все, майор Скоби. Я говорю обеим: "Мне плевать на все.
Я сплю, с кем хочу. Не нравится - не живи со мной. А мне плевать". И они с
этим мирятся, майор Скоби. - Юсеф вздохнул, глядя на свое виски. -  Иногда
я даже предпочел бы, чтобы они не мирились.
   - Я на очень многое пошел, Юсеф, чтобы моя жена ничего не подозревала.
   - Я знаю, на что вы пошли, майор Скоби.
   - Нет, всего вы не знаете. История с  алмазами  -  это  еще  чепуха  по
сравнению...
   - С чем?
   - Вы не поймете. Но дело в том, что теперь знает  еще  один  человек  -
Али.
   - Но вы ведь доверяете Али?
   - Кажется, доверяю. Но он знает и про  вас.  Он  вошел  вчера  и  видел
бриллиант. Ваш слуга был очень неосторожен.
   Крупная, широкая рука шевельнулась на столе.
   - Я займусь моим слугой, не откладывая.
   - Слуга Уилсона - сводный брат Али. Они друг с другом видятся.
   - Вот это нехорошо, - сказал Юсеф.
   Теперь Скоби выложил все свои тревоги, все, кроме самой главной. У него
было странное чувство, будто первый раз в жизни он переложил свое бремя на
чужие плечи. И Юсеф взвалил на себя это бремя,  он  явно  взвалил  его  на
себя. Поднявшись со стула, он пододвинул свою громадную тушу к окну и стал
разглядывать зеленую штору, словно там был  нарисован  пейзаж.  Он  поднес
руку ко рту и стал грызть ногти - щелк, щелк, щелк, зубы  его  прикусывали
каждый ноготь поочередно. Потом он принялся за другую руку.
   - Не думаю, чтобы тут было что-нибудь серьезное, -  сказал  Скоби.  Его
охватило беспокойство; казалось, он нечаянно пустил в ход мощную машину  и
теперь не мог уже с ней совладать.
   - Плохо, когда не доверяешь, - сказал Юсеф. - Слуг  надо  иметь  таких,
которым доверяешь. Ты о них всегда должен знать больше, чем они о тебе.  -
В этом для него, видимо, и состояло доверие.
   - Я всегда ему доверял, - сказал Скоби.
   Юсеф поглядел на свои обкусанные ногти.
   - Не беспокойтесь, - сказал он. - Я не  хочу,  чтобы  вы  беспокоились.
Предоставьте это дело мне,  майор  Скоби.  Я  выясню,  можете  ли  вы  ему
доверять. - Он неожиданно объявил: - Я о вас позабочусь.
   - Каким образом? - Меня это даже не возмутило,  подумал  Скоби  не  без
удивления. Обо мне позаботятся, и я чувствую себя спокойно, как ребенок на
руках у няньки.
   - Только ни о чем не спрашивайте, майор Скоби. На этот раз предоставьте
все мне. Я в таких делах знаю толк.
   Отойдя от окна, Юсеф перевел взгляд на Скоби: глаза его,  как  задвижки
на телескопе,  были  пустые  и  блестящие.  Он  сказал,  ласково  взмахнув
широкой, влажной рукой:
   - Вы только напишите вашему слуге записочку, майор Скоби,  и  попросите
его прийти сюда. Я с ним поговорю. Мой слуга отнесет ему записку.
   - Но Али не умеет читать.
   - Тем лучше. Вы пошлете с моим слугой какой-нибудь знак, что он от вас.
Ваше кольцо с печаткой.
   - Что вы хотите сделать, Юсеф?
   - Я хочу вам помочь, майор Скоби. Вот и все.
   Медленно, неохотно Скоби стал снимать с пальца кольцо.
   - Он прожил у меня пятнадцать лет. До сих пор я ему всегда доверял.
   - Вот увидите, - сказал Юсеф, -  все  будет  в  полном  порядке.  -  Он
подставил ладонь, чтобы взять кольцо, и руки их соприкоснулись;  это  было
похоже на рукопожатие заговорщиков. - Напишите несколько слов.
   - Кольцо не слезает, - сказал Скоби. Он почувствовал какое-то  странное
нежелание его снимать. - Да в общем это не нужно. Он и  так  придет,  если
ваш слуга скажет, что я его зову.
   - Не думаю. Они не любят ходить по ночам в порт.
   - Ничего с ним не случится. Он ведь будет не один.  С  ним  пойдет  ваш
слуга.
   - Да, да, это конечно. И все  же,  по-моему,  если  вы  ему  что-нибудь
пошлете в доказательство, что это  не  ловушка...  Слуге  Юсефа  верят  не
больше, чем самому Юсефу...
   - Пусть он тогда придет завтра.
   - Нет, лучше сегодня, - сказал Юсеф.
   Скоби пошарил в карманах и задел пальцем разорванные четки.
   - Нате, пусть возьмет, - сказал он, - хотя это и не обязательно... - Он
замолчал, встретившись с пустым взглядом Юсефа.
   - Спасибо, - произнес Юсеф.  -  Это  вполне  подойдет.  -  У  двери  он
добавил: - Располагайтесь как дома, майор Скоби. Налейте себе еще виски. Я
только дам распоряжение слуге...
   Его не было очень долго. Скоби в третий раз налил себе виски и, так как
в маленькой конторе совсем нечем было  дышать,  погасил  свет  и  отдернул
штору окна, выходившего на море; из бухты чуть  заметно  потянул  ветерок.
Вставала луна, и плавучая база блестела, как серый лед.  Скоби  беспокойно
подошел к другому окну, выходившему  на  пристань,  к  навесам  и  лесному
складу  негритянского  квартала.  Он  увидел,  как   оттуда   возвращается
конторщик Юсефа, и подумал: какую, видно, власть имеет Юсеф над  портовыми
крысами, если его служащий может безнаказанно  разгуливать  один  по  _их_
владениям. Я пришел за  помощью,  говорил  себе  он,  и  видишь,  обо  мне
позаботились - но как и за чей  счет?  Сегодня  день  Всех  святых;  Скоби
вспоминал, как привычно, почти без страха и стыда, он во второй раз  встал
на колени возле алтарной решетки, дожидаясь приближения  священника.  Даже
смертный грех и тот может войти в привычку. Мое сердце окаменело, думал он
и вспомнил раковины с прожилками, похожими на кровеносные сосуды,  которые
собираются на пляже. Берегись, ты  наносишь  слишком  много  ударов  своей
вере, еще один - и все тебе станет безразлично. Ему казалось, что его душа
прогнила насквозь и теперь уже всякая попытка спасти ее безнадежна.
   - Вам жарко? - послышался голос Юсефа. - Давайте посидим в  темноте.  С
другом и темнота не страшна.
   - Вас очень долго не было.
   Юсеф объяснил с нарочитой неопределенностью:
   - Много всяких дел.
   Скоби решил, что сейчас самое время спросить у Юсефа, что  тот  намерен
предпринять, но вдруг почувствовал такое отвращение к своей подлости,  что
слова замерли у него на языке.
   - Да, жара, - сказал он. - Давайте попробуем устроить  сквозняк.  -  Он
отворил боковое окно на набережную. - Интересно, отправился  Уилсон  домой
или нет?
   - Уилсон?
   - Он следил за мной, когда я шел сюда.
   - Не беспокойтесь, майор Скоби. Я думаю, что ваш слуга больше не  будет
вас обманывать.
   Скоби спросил с облегчением и надеждой:
   - Значит, вы сумеете его чем-нибудь припугнуть?
   - Не спрашивайте. Увидите сами.
   Надежда и чувство облегчения сразу увяли.
   - Но, Юсеф, я _должен_ знать... - начал он.
   - Юсеф его перебил:
   - Я давно мечтал спокойно посидеть с вами вечерок вот так,  в  темноте,
со стаканчиком виски в руках, майор Скоби, и поговорить о важных вещах.  О
боге. О семье. О поэзии.  Я  глубоко  почитаю  Шекспира.  У  артиллеристов
прекрасные актеры-любители, они научили меня ценить  жемчужины  английской
литературы. Я без ума от Шекспира. Из-за Шекспира мне иногда даже  хочется
научиться читать, но я уже слишком для этого стар. Да и боюсь, не  потеряю
ли я тогда память. А без нее пострадают дела. Хоть я и не для них живу, но
они мне необходимы, чтобы  жить.  Я  об  очень  многом  хотел  бы  с  вами
поговорить. Мне бы так хотелось узнать, каковы ваши взгляды на жизнь.
   - У меня их нет.
   - А та нить, за которую вы держитесь, чтобы не заблудиться в лесу?
   - Я потерял дорогу.
   - Что вы! Такой человек, как вы, майор Скоби! Я так вами восхищаюсь. Вы
человек справедливый.
   - Никогда им не был, Юсеф. Я просто не знал себя, вот и все. Есть такая
поговорка насчет того, что конец - это начало.  Когда  я  родился,  я  уже
сидел с вами и пил виски, зная...
   - Что именно, майор Скоби?
   Скоби выпил до дна.
   - Ваш слуга уже, наверно, дошел до моего дома.
   - У него велосипед.
   - Тогда они уже идут сюда.
   - Наберемся терпения. Нам, может, долго придется ждать, майор Скоби. Вы
же знаете, что такое слуги.
   - Мне казалось, что знаю.
   Он заметил, как дрожит его левая рука на столе, и зажал ее между колен.
Он вспомнил долгий переход вдоль границы,  бесчисленные  биваки  в  лесной
тени, когда Али что-то стряпал в коробке из-под сардин;  снова  пришла  на
память та последняя поездка в Бамбу: долгое  ожидание  у  парома,  приступ
малярии, неизменное присутствие Али. Он отер  пот  со  лба  и  на  секунду
подумал: это просто болезнь, лихорадка. Я скоро очнусь. События  последних
шести месяцев: первая ночь в домике  на  холме,  письмо,  в  котором  было
слишком  много  сказано,  контрабандные  алмазы,  поток  лжи,   причастие,
принятое для того, чтобы успокоить женщину, - все это  казалось  таким  же
призрачным, как тени над кроватью, отбрасываемые керосиновым  фонарем.  Он
сказал себе: сейчас я проснусь и услышу, как ревут сирены, совсем как в ту
ночь, в ту самую ночь... Он тряхнул головой и пришел  в  себя:  в  темноте
напротив сидел Юсеф, во рту был вкус виски, а в душе - сознание,  что  все
это наяву. Он устало сказал:
   - Они уже должны были бы прийти.
   - Вы же знаете, что такое слуги. Пугаются сирен и прячутся где  попало.
Нам остается только сидеть и ждать, майор Скоби. Для меня  это  счастливый
случай. Мне бы хотелось, чтобы утро никогда не настало.
   - Утро? Я не собираюсь ждать Али до утра.
   - Может, он перепугался. Понял, что вы его раскусили, и  сбежал.  Слуги
иногда бегут к себе, в лес...
   - Какая чепуха, Юсеф.
   - Еще немножко виски, майор Скоби?
   - Ладно. Ладно. - Он подумал: неужели я еще и спиваюсь? Видно, от  меня
уже ничего не осталось - ничего, что можно потрогать и сказать: это Скоби.
   -  Майор  Скоби,  ходят  слухи,  что  справедливость  в  конце   концов
восторжествует и вас назначат начальником полиции.
   Скоби осторожно ответил:
   - Не думаю, чтобы до этого дошло.
   - Я только хочу вас заверить, майор Скоби, что на мой  счет  вы  можете
быть спокойны. Я хочу вам добра, только добра. Я исчезну из  вашей  жизни,
майор Скоби. Я никогда не буду для вас обузой. Хватит с меня того, что был
такой вечер, как сегодня, - долгая беседа в темноте обо всем на свете. Эту
ночь я  никогда  не  забуду.  Вам  не  о  чем  беспокоиться.  Я  обо  всем
позабочусь.
   Через окно, из-за спины  Юсефа,  откуда-то  из  темной  массы  хижин  и
складов донесся крик, крик страха и  боли;  он  поднялся,  словно  тонущий
зверь, и снова пропал в темноте комнаты - в стакане виски, под  столом,  в
корзинке для бумаг, - крик, который уже откричали.
   Юсеф сказал как-то слишком уж быстро:
   - Это пьяный. Куда вы, майор Скоби! - завопил он с  испугом.  -  Одному
там опасно...
   Вот как Скоби в последний раз видел Юсефа: силуэт, неподвижно  и  криво
обозначенный на стене;  лунный  свет,  льющийся  на  сифон  и  два  пустых
стакана.  У  подножья  лестницы  стоял  конторщик  и  вглядывался  в  даль
набережной. В зрачки  ему  ударил  лунный  свет,  и  они  заблестели,  как
дорожные знаки, показывая, куда повернуть.
   В пустых складах по сторонам, между хижинами и грудами ящиков,  которые
Скоби освещал на бегу фонариком, все было неподвижно; если портовые  крысы
и вылезли из своих нор,  тот  крик  загнал  их  обратно.  Его  шаги  гулко
отдавались в пустых амбарах, где-то в стороне выла бродячая собака. В этом
лабиринте можно было проплутать до утра. Что же привело его так уверенно и
быстро  к  мертвому  телу,  словно  он  сам  выбирал  место  преступления?
Сворачивая то в одну, то в другую сторону по этим проходам из  брезента  и
ящиков, он чувствовал, будто какая-то жилка в виске сигнализирует ему, где
Али.
   Мертвый лежал, нелепо свернувшись,  будто  сломанная  часовая  пружина,
возле груды пустых бочек из-под  бензина;  казалось,  что  его  вышвырнули
сюда, не дождавшись рассвета и птиц, которые питаются  падалью.  У  Скоби,
пока он не повернул к себе тело, еще мелькала какая-то надежда - ведь  Али
шел не один, а со слугой  Юсефа.  Но  по  темно-серой  шее  раз  и  другой
полоснули ножом. Да, подумал  он,  теперь  я  могу  ему  доверять.  Желтые
глазные яблоки с красными прожилками были обращены  к  нему,  но  смотрели
отчужденно, будто это мертвое тело отвергало его, от него  отрекалось:  "Я
тебя не знаю". Дрожащим голосом он поклялся:
   - Клянусь богом, я найду того, кто это сделал!
   Но под этим незнакомым взглядом нельзя  было  лицемерить.  Он  подумал:
"Это сделал я". Разве я не знал все время, пока  сидел  у  Юсефа,  что  он
что-то затевает? Разве я не мог заставить его мне ответить?
   Чей-то голос сказал:
   - Начальник?
   - Кто это?
   - Капрал Ламина, начальник.
   - Вы не видите  где-нибудь  поблизости  разорванные  четки?  Посмотрите
внимательно.
   - Я ничего не вижу, начальник.
   Скоби думал: если бы только я мог плакать, если бы  я  мог  чувствовать
боль! Неужели я и в самом деле стал таким подлым? Помимо воли, он взглянул
вниз, на мертвеца.  Неподвижный  воздух  был  густо  пропитан  бензиновыми
парами, и лежавшее у ног тело вдруг показалось ему очень маленьким, темным
и далеким, как разорванная нитка четок, которую он искал: несколько черных
бусин и образок на конце нитки. О господи, подумал он,  ведь  это  я  тебя
убил; ты служил мне столько лет, а я тебя убил. Бог лежал под  бензиновыми
бочками, и Скоби почувствовал вкус слез во рту,  соленая  влага  разъедала
трещины губ. Ты служил мне, а я вот что с тобой сделал. Ты был мне предан,
а я отказал тебе в доверии.
   - Что это вы, начальник? - шепнул капрал,  опускаясь  на  колени  возле
мертвого тела.
   - Я любил его, - сказал Скоби.



5

   Он сдал дежурство Фрезеру, запер кабинет и сразу же поехал к домику  на
холме. Он вел машину, полузакрыв глаза, глядя прямо перед собой, и говорил
себе, что сейчас, сегодня все поставит на место, чего бы  это  ни  стоило.
Жизнь начинается снова, с любовным бредом  покончено.  Ему  казалось,  что
ночью любовь умерла навсегда, там, под  бочками  из-под  брезента.  Солнце
жгло его потные, прилипшие к рулю руки.
   Мысли его были так  поглощены  тем,  что  сейчас  произойдет,  -  дверь
откроется, будет произнесено несколько слов и дверь захлопнется снова, уже
навсегда, - что он чуть было не проехал мимо Элен. Она  шла  навстречу  по
дороге, с непокрытой головой,  и  даже  не  видела  машину.  Ему  пришлось
побежать за ней, чтобы ее догнать. Когда она обернулась, он увидел  то  же
лицо, что когда-то в Пенде, когда ее несли мимо, -  полное  безысходности,
без возраста, как разбитое стекло.
   - Что ты здесь делаешь? На солнце, без шляпы?
   Она сказала рассеянно, стоя на твердой, глинистой дороге, поеживаясь:
   - Я искала тебя.
   - Сядем в машину. Смотри, у тебя будет солнечный удар.
   В глазах ее блеснула хитрость.
   - Ага, значит это так просто? - спросила она, но подчинилась.
   Они сидели рядом в машине. Теперь уже не было надобности ехать  дальше,
с тем же успехом можно было проститься здесь.
   - Мне утром сказали насчет Али. Это ты сделал?
   - Горло не я ему перерезал. Но умер  он  потому,  что  я  существую  на
свете.
   - А ты знаешь, кто это сделал?
   - Я не знаю, кто держал  нож.  Наверно,  какая-нибудь  портовая  крыса.
Слуга Юсефа, который был с Али, пропал. Может, он это сделал, а  может,  и
его убили. Мы никогда ничего не  докажем.  Не  думаю,  что  это  дело  рук
Юсефа...
   - Ну, - сказала она, - на этом нам  надо  кончать.  Я  больше  не  могу
портить тебе жизнь. Молчи! Дай мне сказать. Я не знала, что та