колесо". Мне оно показалось огромным
- диаметром в несколько сот метров, но, возможно, я  и  ошибался.  Мы  как
завороженные наблюдали за его медленным вращением.
     - Что это?  -  спросил  Гриша  шепотом,  как  будто  боялся  спугнуть
видение.
     - Не знаю. И никто не знает. Но я уже слыхал о таких явлениях.
     - А вот еще одно! - Дженнифер указала  пальцем  за  корму.  -  А  там
еще...
     От светящегося колеса на поверхности воды мерцали голубоватые  блики,
мы насчитали шесть таких пятен в пределах видимости.
     Странное дело, но ни  одна  рыба  или  медуза  не  проплыла  на  фоне
вращающегося в глубине объекта, хотя  этот  район  океана  славится  своей
продуктивностью и во время  случаев  обычной  флюоресценции  планктона  мы
всегда их замечали, очевидно,  рыбы  питались  "светящейся  похлебкой"  из
мелких рачков. Сейчас же толща воды как будто вымерла.
     Почти полчаса мы стояли на корме,  любуясь  непонятным,  но  красивым
явлением, потом Гриша зевнул и заявил, что с него хватит на сегодня  чудес
моря, и отправился спать.
     - А ты, старик?
     - Пожалуй, пойду с тобой. Ты идешь, Джин?
     Она  не  ответила,  пристально   вглядываясь   в   глубину   каким-то
остановившимся взглядом. "Начинается..." - подумал я. Такое выражение лица
у нее обычно предшествовало взрыву ядовитых замечаний и вообще говорило  о
плохом настроении. Я решил не настаивать.
     - Ладно, как хочешь. Я отправляюсь спать.  Яхта  идет  по  курсу  под
управлением авторулевого. Будешь пока за вахтенного, а  устанешь,  разбуди
меня. Впрочем, море спокойно, не надо.
     Она снова ничего не ответила, и я оставил ее в покое.
     Я  проснулся  с  ощущением  чего-то  хорошего,  что  вот-вот   должно
случиться. За тонким бортом, совсем рядом с моим  ухом  плескалась  волна,
рассекаемые форштевнем яхты струи шелестели, обтекая коричневый  глянцевый
корпус "Кукабарры". На потолке каюты  плясали  отраженные  от  поверхности
океана солнечные зайчики.
     В самом ближайшем времени мне пришлось убедиться,  насколько  неверны
всякие "предчувствия"...
     - Где Дженнифер? - вопрос Гриши показался мне бессмысленным.
     - Как где? Наверно еще спит в своей каюте. Ты что, думаешь,  будто  я
прячу ее под одеялом?
     - Ее нигде нет, - голос моего друга звучал вполне серьезно.
     Хорошего настроения как не  бывало.  Что  еще  за  шутки  взбалмошной
девицы! Вздумала играть в прятки!
     Я быстро оделся и вышел на палубу.
     Джин нигде не было. Я прошел на корму, где висела  маленькая  шлюпка.
Она находилась на своем месте.
     Мы обшарили всю яхту от киля до клотика, заглядывали даже в ящики для
провизии и обычно запертые отсеки, где хранятся запасные  тросы  и  всякая
мелочь, но безрезультатно - Джин исчезла.
     - Наверно, свалилась за борт, - предположил Гриша.  -  Такое  бывает.
Перед самым моим отъездом в здешних водах бесследно исчез  капитан  одного
российского супертраулера, забыл, как называлось это судно.
     - "Новоалтайск". Но ты забыл еще  кое-что.  На  борту  траулера  была
крупная сумма валюты, и команда знала об этом. Доллары  исчезли  вместе  с
капитаном... Тут есть о чем подумать.  А  какие  причины  могли  заставить
исчезнуть Джин?
     - Значит, ее утащил  морской  змей,  -  не  удержался  от  шутки  мой
приятель, хотя мне, честно говоря, было не до шуток. Я успел привязаться к
Джин, хотя она иногда раздражала меня, и после проведенной в моем коттедже
бурной ночи близости между нами больше ни разу не было.
     Я вспомнил вчерашнее загадочное видение, лицо  Дженнифер,  пристально
вглядывавшейся в темную воду... Может быть, каким-то  рикошетом  сработали
сеансы доктора Ашборна, и завороженная вращающимися  в  глубинах  сияющими
"колесами", она бросилась за борт? А может просто на нее нашла  хандра,  и
она покончила с собой в  приступе  "глубокой  депрессии",  как  выражаются
психиатры? Не знаю, но мне кажется,  Джин  часто  задумывалась  над  таким
разрешением  всех  своих  проблем.  Так  навсегда  и  осталась  для   меня
неизвестной причина исчезновения этой взбалмошной,  циничной,  красивой  и
по-своему доброй девушки с изломанной  судьбой.  На  борту  "Кукабарры"  в
миниатюре повторилась знаменитая история "Марии Целесты".



                                    34

                                                Начали все мы в пещере
                                                пространной осматривать...
                                                                     Гомер

     По неким странным психологическим законам происшествие это  послужило
толчком, изменившим наши первоначальные планы. Не хочу  сказать,  что  без
Джин плаванье стало очень уж скучным, - ведь это, в конце концов, была  не
увеселительная прогулка, - но посовещавшись, мы с Гришей решили  закончить
свое морское путешествие как можно скорее. Его  угнетало  постоянное,  все
нараставшее напряжение, вызванное,  как  я  предполагал,  беспокойством  о
судьбе содержавшихся в "интернате" маленьких  заложников.  Меня  это  тоже
беспокоило.
     Была еще одна причина, о существовании которой мы не признавались  не
только друг другу, но и самим себе... Нас начало пугать море. Было ли  это
результатом нервных перегрузок - состояние, впрочем, давно ставшее для нас
привычным, или на нас действовал таинственный инфразвуковой "голос  моря",
которым  иногда  сопровождаются  "светящиеся  колеса",  но  факт  остается
фактом. Мы не могли избавиться от мыслей о неизвестном, таившемся в черных
глубинах, готовом в любой момент всплыть на поверхность то  ли  под  видом
вращающегося  светового  колеса,  то  ли   еще   чего-нибудь,   невыносимо
страшного. Тонкие борта яхты отделяли нас от клубящихся в вечно скрытых от
солнечного света толщах воды "морских змеев",  "черных  дьяволов",  "белых
китов",  словом,  всех  ужасов,  порожденных,  главным   образом,   пьяной
фантазией и воображением моряков парусного флота. Легко было смеяться  над
всем этим, сидя в портовом баре за стаканом виски, но здесь...
     Словом, добравшись почти до шестнадцатой параллели,  мы  повернули  к
берегу.
     "Кукабарра" нашла приют в укромном  уголке  небольшого  порта  Кэрнс,
причем,  весьма  кстати  оказалось  предъявленное   Гришей   удостоверение
сотрудника Интерпола, а мы, взяв напрокат лендровер, углубились в поросший
колючим  кустарником  буш  восточного  Квинсленда.  Провизии  у  нас  было
достаточно, так что советы Лесса Хиггинса, специалиста по  выживанию,  нам
не пригодились, хотя я замечал по пути и саговую пальму, и хлебное  дерево
Лейхарда с его небольшими, не больше средней величины яблока, "булочками",
имеющими - по отзывам, ибо пробовать их я не стал, - вкус  ржаного  хлеба.
Потом растительность стала гуще, появились фикусы с их мясистыми листьями,
сосна Лейхарда - могучее дерево с растущими перпендикулярно стволу сучьями
и похожими на грязные теннисные мячи плодами.
     За все это время нам не встречались люди, правда, мы  сами  старались
избегать  больших  дорог  и   населенных   пунктов.   Но   даже   бродячие
туристы-одиночки, похоже, обходили эти места стороной.
     Километров за тридцать до предполагаемого местонахождения "интерната"
мы оставили лендровер, замаскировали его в чаще,  хотя  в  этих  безлюдных
краях вряд ли нужно было  опасаться  угонщиков  автомобилей,  и  двинулись
дальше пешком, ежеминутно опасаясь наткнуться на охрану.
     Мне как-то приходилось пролетать над этими местами, и я помнил, что с
высоты огромный кратер древнего,  миллионы  лет  назад  потухшего  вулкана
выглядел в сплошной массе зелени как аккуратная воронка,  склоны  которой,
тоже густо поросшие деревьями и кустарником, были  заметны  лишь  в  косых
лучах солнца.
     Мы долго петляли, и только  на  третий  день  путешествия  обнаружили
кратер, буквально наткнувшись на него.
     Сам по себе он не являлся нашей целью. Но зато теперь мы поняли,  что
находимся на верном пути.
     Миллионы лет назад, когда эта мирная, едва заметная сейчас впадина  в
земной коре представляла собой дьявольское жерло, изрыгающее пламя и  дым,
расплавленная магма текла по наружным склонам и, выбирая наиболее  удобные
пути, устремлялась вдоль русел рек. В результате борьбы двух разнородных и
враждебных по своей природе стихий - огня и воды  -  сформировались  очень
своеобразные геологические  образования,  так  называемые  лавовые  трубы.
Входы  в  них  со  стороны  кратера  были  закупорены  застывшей  лавой  и
осадочными породами, смытыми дождем со склонов, но проникнуть в эти  трубы
все же представлялось возможным. Дело в том, что  в  некоторых  местах  их
"кровля" обрушилась, края провалов сгладились, и  сквозь  них  открывались
вполне доступные даже для  таких  посредственных  альпинистов,  как  мы  с
Гришей, проходы.
     Я помнил приметы, по которым можно было найти нужную нам "трубу",  их
мне сообщил в  припадке  искусственно  вызванной  болтливости  Джордж.  Но
прежде, чем рискнуть углубиться в подземелье, ведущее  к  "интернату",  мы
решили потренироваться и освоиться в одной из пустующих труб.
     Вход в нее начинался на довольно обширной прогалине, по краям которой
росли сосны и  фикусы,  середина  же  была  свободной  и  ярко  освещалась
полуденным солнцем, стоявшим почти в зените.
     Черную дыру пещеры украшали два больших остроконечных  обломка  лавы,
торчавшие из земли подобно  зубам  дракона.  Вооружившись  фонариками,  мы
углубились в  трубу,  стараясь  не  споткнуться  о  многочисленные  мелкие
обломки камней, обрушившиеся с кровли.
     Потом почва под  ногами  у  нас  стала  ровнее,  камни  почти  совсем
перестали попадаться. Зато возникло другое препятствие - повсюду  змеились
похожие на мощные электрокабели корни, состоящие из  туго  свитых  в  жгут
отдельных волокон, толщиной в палец.
     Я срезал ножом кору с одного такого волокна, и выступивший густой сок
белесоватого цвета подтвердил мою догадку - это были корни фикусов, росших
на кровле лавовой трубы. Они проникли сквозь трещины в лаве и расползались
по земле в поисках влаги.
     Внутри труба напоминала туннель метро - почти правильный  полукруглый
свод, образованный застывшей лавой, а  под  ногами  -  плотно  слежавшаяся
песчаная почва. Высота "потолка" над нашими головами составляла,  как  мне
показалось, метров десять-пятнадцать.
     - Как далеко тянется эта пещера? - спросил Гриша.
     Мы прошли уже приблизительно метров триста, и дневной свет за  нашими
спинами превратился в неясное серое пятно.
     - Говорят, на сотни километров, но, думаю, что это преувеличение.  Во
всяком случае, достаточно далеко. - Я хлопнул  в  ладони,  чтобы  услыхать
эхо.
     - Удобное укрытие для тех, кто...
     Гриша не успел закончить фразу.  На  нас  обрушился  какой-то  вихрь,
лавина трепещущих  мягких  крыльев,  маленьких,  покрытых  шерстью  телец,
издававших пронзительный писк. Из глубины  трубы  вырвалась  стая  летучих
мышей, их тут были десятки тысяч, и наше  неожиданное  вторжение,  свет  и
голоса вспугнули мирно дремавших обычным своим дневным сном зверьков.
     Пришлось,  заслонив  руками  лица,  спешно  ретироваться  к   выходу,
спотыкаясь на бегу о корни фикусов и камни.
     Когда мы вышли  наружу,  ветки  сосен  были  усеяны  целыми  гроздями
летучих мышей, сотни их с тревожным писком кружились  в  небе  над  нашими
головами, осыпая нас и окрестные кусты  пометом.  Кустам  такое  удобрение
было только на пользу, но нам совершенно ни к чему.
     - Очень неуместное приветствие, - мрачно заметил мой друг. - Приятно,
конечно, когда тебя встречают такими  радостными  криками,  но  если  наши
друзья заметят весь этот переполох...
     - Они могут приписать его тому, что в  пещеру  забежало  какое-нибудь
животное, скажем, дикий кабан, или заползла змея.
     - Конечно, конечно... - Тон Гриши свидетельствовал о том, что  он  не
очень рассчитывает на такую беспечность охраны "интерната".
     Мы  вернулись  в  свой  лагерь,  состоящий  из  маленькой  палатки  и
замаскированного  среди  обломков  скал  кострища.  Нужно  было  переждать
некоторое время, прежде чем отправляться на поиски самого "интерната".
     Я включил рацию, которую мы купили в  Кэрнсе,  и  прослушал  новости.
Опять  ничего  для  нас  интересного,  если   не   считать   сообщения   о
надвигающемся на Восточное побережье урагане.
     - Мы вовремя прервали наше плаванье, - заметил Гриша. -  Похоже,  что
иначе нам пришлось бы туго.
     Кажется, его  задним  числом  одолевали  сомнения,  правильно  ли  мы
поступили, не доведя до конца наш первоначальный план.
     - Да, хотя "Кукабарра" и славное суденышко, ей не под  силу  тягаться
со штормом в этих опасных водах, да еще с таким капитаном, как я. Не такой
уж я опытный мореход, чтобы идти  навстречу  буре,  подальше  от  земли  и
коралловых рифов, как рекомендуется в подобных ситуациях.
     - Сейчас мы подходили бы к Торресову проливу...
     - Да, а это - одно из самых неприятных мест на земном шаре, в котором
может очутиться парусное судно во время бури. Хуже, говорят, чем даже  мыс
Горн.
     - Ты там бывал?
     - У мыса Горн? Ни разу. У меня, как видишь, нет серьги в  левом  ухе,
ее положено носить тем, кто обогнул этот мыс под парусами.
     - А здесь? Если пойдут сильные дожди, что будет здесь? Наводнение?
     - Развезет дороги, только и всего. Лендровер оборудован лебедкой  для
самовытягивания, так что не пропадем.
     - Ты думаешь, нам придется возвращаться?
     - Будущее покрыто неизвестным мраком, - процитировал я его же любимую
шуточку. - Ладно, давай поедим, а потом - спать.
     "Интернат" мы нашли на следующий день. Обнаружив  приметы,  указанные
Джорджем, мы повели наблюдение за подступами ко входу. Гриша бесшумно, как
умел только он, обследовал окрестности, пытаясь  выяснить,  нет  ли  здесь
скрытно расположенных постов или каких-нибудь замаскированных ловушек.
     Но все было спокойно, лес оказался безлюдным, поляна, точно такая же,
как  та,  на  которой  мы  недавно  провели   предварительную   тренировку
проникновения в лавовую трубу,  не  сохранила  никаких  следов  пребывания
здесь бандитов или вообще кого-нибудь.
     Наконец, под вечер, когда солнце  закатилось  за  верхушки  деревьев,
росших на гребне кратера, и густая тень сделала  черное  отверстие  пещеры
почти неотличимым от соседних  скал,  мы  решились  подобраться  ко  входу
вплотную.
     Я первым шагнул во мрак, держа наизготовку "Узи", который мы получили
в качестве  трофея,  разгромив  группу  захвата.  Гриша  остался  снаружи,
прикрывая меня, готовый в любой момент поддержать мое отступление огнем.
     Из глубины пещеры не доносилось ни звука, сколько я не прислушивался.
Это показалось мне странным - ведь где-то там должны были находиться дети:
несколько десятков, если не сотен, детей. Пусть они истощены,  пусть  даже
напичканы наркотиками, в чем, впрочем, я сомневался, так как  такой  метод
поддержания   спокойствия   среди   заложников   или   пленников,   широко
практикуемый террористами, в данном случае не годился, ибо мог повлиять на
качество  "товара",  все  равно  -  хоть  слабый  стон,  плач  или  сонное
бормотание должны изредка исходить из черной дыры. Но тут было  тихо,  как
на кладбище...
     Последнее сравнение пришло мне в голову, когда я  уловил  сладковатый
запах  тления.  Невольно  я  расширил  ноздри  и  втянул  в  себя  воздух.
Определенно пахло, как выражаются некоторые писатели-баталисты,  живописуя
поле битвы, смертью...
     По спине у меня пробежали мурашки. Неужели Скал решил не мелочиться и
превратил  свой  склад  "живых  консервов"  в   свалку   гниющих   трупов?
Действительно, стоило лишь подорвать кровлю лавовой трубы, обрушить ее,  и
"интернат" превратился бы в братскую могилу. Это было проще, чем  возиться
с эвакуацией или кормить даровым мясом акул, хотя впоследствии  и  грозило
стать  уликой  против  него  и  всей  его   компании,   уликой   настолько
впечатляющей, что любой состав присяжных признал бы их виновными.
     Я рискнул сделать еще несколько шагов, стараясь прижиматься к  стене,
чтобы меня нельзя было различить на светлом  фоне  входа,  потом  бесшумно
вытащил фонарик и повернув его  рефлектор  так,  чтобы  он  давал  широкое
световое пятно, нажал кнопку.
     Рассеянный луч оставался, тем  не  менее,  достаточно  ярким,  и  мои
привыкшие к темноте глаза могли  увидеть  все,  находившееся  от  меня  на
расстоянии по меньшей мере пятидесяти метров. Пещера была пуста.
     "Неужели Джордж ошибся или наврал мне? - мелькнула у меня  неприятная
мысль.  Но  в  следующую  секунду  я  заметил  кое-какие  следы  недавнего
пребывания в пещере людей. У противоположной от меня стены на полу  лежала
груда пустых пивных банок. "Хорошо, что я  не  двигался  вдоль  нее,  -  с
облегчением подумал я, - а то наделал бы грохота!" Но я уже начал понимать
бессмысленность предпринимаемых нами мер предосторожности.
     - Похоже, мы опоздали, - спокойно, чересчур спокойно произнес у  меня
за спиной Гриша. Я не заметил, как он подошел ко  мне  вплотную.  -  Давай
пройдем дальше.
     Мой друг покинул свой пост... Это доказывало, насколько сильным  было
его нетерпение и беспокойство, никак не отражавшееся в голосе.
     Место,  где  располагался  собственно  сам  "интернат",   мы   нашли,
углубившись в трубу по меньшей мере на полкилометра. Несмотря на  то,  что
мы удалились от входа, воздух здесь оставался достаточно свежим, вероятно,
в кровле были трещины, прикрытые от тусклого света  ночного  неба  густыми
кронами растущих здесь повсюду в изобилии фикусов.  Разбросанные  по  полу
тюфяки из поролона, обрывки бинтов, бумажки,  кусочки  испачканной  чем-то
темным, возможно, кровью, ваты... Что здесь делали со  своими  подопечными
люди Скала? Что они заставляли делать Веронику? Я постарался  отогнать  от
себя эти мысли.
     В правой стене Гриша обнаружил нишу, задернутую  занавеской.  За  ней
оказался небольшой алюминиевый столик и складной стул,  с  потолка  свисал
провод, на конце его болталась автомобильная лампочка-переноска.
     - Наверное, здесь находился надзиратель, - сказал  Гриша.  -  Смотри,
тут целая куча использованных одноразовых шприцов. Наркоманом он был,  что
ли?
     Мы осмотрели  пещеру,  но  кроме  мусора,  больше  ничего  не  нашли.
Несмотря на то, что мой приятель готов был уже повернуть назад,  я  прошел
дальше и наткнулся в дальнем углу, за сплетением корней, на большую  груду
испорченной провизии, среди которой валялись многочисленные  банки  из-под
мясных  консервов.  Над  ними  трудились,  поблескивая  черными  спинками,
крупные жуки-жужелицы. Теперь, наконец, я понял,  откуда  доносился  запах
тления. Вероятно, в трубе действовал постоянный сквознячок.
     - Пошли, вонь здесь невыносимая, - заторопил меня Гриша.
     Но я все еще оглядывался по  сторонам,  как  будто  надеялся  увидеть
что-то, понять, почувствовать...
     Записку мы обнаружили у самого входа.



                                    35

                                 Джентльмены, сегодняшней почтой я получил
                              ваше письмо насчет выкупа...
                                                                   О.Генри

     Скал, конечно, рассчитывал, что мы наткнемся на  его  послание  сразу
же. Так бы оно и случилось, если бы войдя в пещеру, мы начали  методически
ее осматривать. Но убедившись, что охрана  давно  снята,  мы  заторопились
поскорее добраться до самого главного -  места,  где  находились  дети,  и
поэтому увидели записку только тогда, когда вернулись к  посту  "вахтера",
отмеченного грудой пивных жестянок.
     Это был обычный конверт,  приколотый  к  стене  за  отогнутый  клапан
острым шипом колючего кустарника.

     "Дорогой Дэн!
     Я представляю Ваше огорчение, а также огорчение Вашего  друга,  когда
Вы убедитесь, что не  застали  тех,  кого  и