руки.  Я  делаю  это  потому,  что  тешу  себя  надеждой, что я хорошо
разбираюсь  в  людских характерах. Тайник в "Мерседесе" находится за большим
вентиляционным  отверстием  справа  от  приборной  доски.  Отверните круглую
решетку  против  часовой  стрелки.  Вы,  конечно,  уничтожите этот листок. О
пребывании  вышеуказанных гостей в шато не было известно никому во избежание
проблем с прессой и др.".
     Я  уничтожил  листок  путем сожжения в камине. Кот наблюдал за этим без
особого  интереса.  То,  что  я  сделал это, совсем не означало, что Денфорд
хорошо  разбирался  в  людских  характерах. Просто я подумал, что когда тебя
окружают  такие  люди, как братья Алакве, Аристид, Тони Коллард и так далее,
этот ход вполне разумен.
     Я  снова  сел в кресло и уделил часть своего внимания бренди. Остальное
внимание  я  уделил  О'Дауде и генералу Сейфу Гонвалле. Насколько я понимал,
Гонвалла,  как  нынешний  глава  государства,  был  тем  человеком,  который
считает,  что облигации стоимостью двадцать тысяч фунтов должны принадлежать
ему.   И  очень  странно,  что  О'Дауда,  который  так  не  считает,  охотно
предоставил  ему шато для пятидневной конференции, если это слово подходит в
данном случае.
     Я  повернулся,  взял  телефон  и  заказал  Лондон,  мою  контору. Ждать
пришлось достаточно долго.
     - Где вы? - спросила Уилкинз.
     - Во Франции.
     - Я  это  знаю,  где именно? - Она говорила в раздраженной, кудахтающей
манере словно потревоженная наседка.
     - В  шале  недалеко  от  Гапа.  Очень  уютно,  со мной - белый пудель и
мармеладный, нет, имбирный кот. Никаких женщин. Ты рада?
     - Я думала, что вас уже нет в живых, - сказала она.
     - Почему?
     - Потому  что сегодня утром заходил мистер Джимбо Алакве с предложением
купить  ваш  пай  в  нашей  фирме.  -  Она  сделала паузу, наслаждаясь своим
сообщением.  -  Он  сказал,  что  его  воображение и деловые качества быстро
выведут фирму в преуспевающие.
     - Он,  конечно,  комик,  но  не  настолько,  насколько бы ему хотелось,
чтобы  о  нем думали. Как бы то ни было, я жив и здоров, и хотел бы получить
выжимку  из  всех сообщений в прессе о генерале Сейфу Гонвалле, миссис Фалии
Максе  и,  возможно,  хотя  я  в  этом  сомневаюсь,  о мисс Панде Бабукар. И
особенно  меня интересуют выходящие за официальные рамки, дискредитирующие и
граничащие  с клеветой сообщения. Ты знаешь, что я имею в виду. А также... я
надеюсь, ты все записываешь?
     - Естественно, магнитофон включен.
     - А  также  все,  что  ты  сможешь  найти, о трудностях и неудачах всех
компаний,  принадлежащих  О'Дауде, а особенно "Юнайтед Африка", которые они,
возможно,  имели  или  имеют  сейчас, сотрудничая с режимом Гонваллы. И еще,
позвони  Гаффи  или пригласи его на чашку кофе и сигару, и выясни у него, не
получали  ли  они  в последнее время еще анонимные письма, советующие начать
расследование кое-каких дел О'Дауды, а именно...
     - Не  нужно  деталей.  Но  я  сомневаюсь,  что  старший  детектив Фоули
сообщит мне подобную информацию.
     - Попробуй.  Он  клюет  на голубоглазых с рыжими волосами. Или предложи
ему заштопать носки, у него вечно дырки на пятках.
     - Это все? - Вернулась прежняя резкость.
     - Нет.  -  Я дал ей номер телефона шале, чтобы она могла позвонить мне,
и  продолжил.  -  И  не волнуйся. У меня все отлично, я счастлив и совсем не
одинок.  Скоро  прибудет  один  очень  интересный  гость, который сможет мне
сказать  -  возможно, под определенным давлением - где находится "Мерседес".
Ну разве это не прекрасно?
     - Вы  говорите,  - сказала она, - слишком самодовольно. Это значит, что
у вас, вероятно, по горло неприятностей.
     - Ну,  и что из этого? Это жизнь. Разве не сказано в Ветхом завете, что
человеку   всего   лишь   несколько  дней  от  роду,  а  у  него  уже  полно
неприятностей?
     - Или вы уже напились. До свидания.
     Безусловно,   она  была  права.  Забавно,  сидишь  вот  так  в  кресле,
погрузившись  в  раздумье,  и  не  замечаешь,  как  бренди  все убавляется и
убавляется.
     Это  была великая ночь - десять часов забытья с пуделем в ногах и котом
на  свободной подушке. Разбудил меня кот, который затоптался у меня на груди
и,  когда  я  открыл  глаза,  сообщил  мне, что пора выпустить его на поиски
завтрака,  который,  я  слышал,  уже  пел  в  ближайшем  кустарнике.  Пудель
продолжал  спать,  зная,  что  нет  смысла  дергаться, пока я не встану и не
отправлюсь на кухню готовить ему и себе завтрак.
     После   этого  оставалось  только  ждать,  приняв  все  возможные  меры
предосторожности.  Я был уверен, что как только мое письмо прибудет в Турин,
Мими  и  Тони  вскроют  его.  Тони  примчится  сюда  с максимально возможной
скоростью,  чтобы  самому  убедиться,  что  Макс  никогда  не  скажет  о нем
никакому  Аристиду.  Если  письмо  прибудет  с  первой почтой, то Тони может
появиться  в  шале  к вечеру. А если дневной почтой, то тогда он управится к
середине  ночи  или  раннему  утру.  Но  когда  бы он ни объявился, я не мог
позволить себе клевать носом и не оказать ему достойную встречу.
     Утро  я  провел,  разведывая  окрестности.  Позади  шале - я не заметил
этого  в  свой  первый  визит  -  в  глубине соснового леса стоял деревянный
сарай,  в  котором находился "Фольксваген" Макса. Я поставил его перед шале,
а  в  сарай  загнал  свой  "Мерседес".  Я  не  хотел, чтобы по прибытии Тони
смутился,  увидев  "Мерседес".  Затем  я  съездил  в  Сан  Боне за кое-каким
провиантом,  но  прежде  мне  пришлось долго выгонять пуделя из машины, моей
машины, потому что в городке его мог кто-нибудь узнать.
     Когда  я  вернулся в шале, звонил телефон. Но это оказалась не Уилкинз,
а  какая-то  француженка, которой был нужен Макс. Я потратил немало времени,
прежде  чем  объяснил ей, что Макс уехал по делам в Канны и оставил мне шале
на несколько дней.
     Обедали  мы  втроем,  деля  между  собой  все,  кроме  бутылки розового
"Кло-де-Лейон".  Затем  мы  предались  очень продолжительной сиесте, пока не
наступило  время для джина с кампари, но только одной порции, так как вскоре
предстояли  дела.  После  этого  я  закрыл  животных  в  кухне, нашел теплую
охотничью  куртку  Макса,  позаимствовал  его  двустволку и горсть патронов,
вышел  из  дома  и  устроился  в "Мерседесе", откуда я мог заметить свет фар
любой  машины,  подъезжающей  к  шале.  Мне  не хотелось находиться в доме в
момент  прибытия  Тони.  Это,  конечно, лишало меня определенных преимуществ
хозяина,  но  я  подумал,  что  в  данной  встрече не следует придерживаться
протокола.
     В  первой  половине  ночи не произошло ничего, кроме того, что я замерз
больше,  чем  того ожидал, и стал жалеть, что не прихватил с собой бренди. Я
сидел  и  думал  о  добром  глотке  и  о том, что он всего лишь в нескольких
десятках  метров.  Чем  больше  я об этом думал, тем сильнее замерзал - шале
располагалось  на  высоте примерно километра двухсот метров над уровнем моря
и  поздние  сентябрьские  ночи  были  тут  довольно  прохладные - и меня все
сильнее  подмывало  сходить  выпить. До шале было всего лишь метров сорок. Я
рад,  что  не  сделал  этого,  иначе  бы  он  свалился на меня как раз в тот
момент, когда я открывал бутылку.
     Я  вынужден  был  поставить высший балл за его подход. Или он уже бывал
здесь,  или  Мими  хорошо  проинструктировала  его. Он, должно быть, оставил
машину  на  достаточном  удалении  и  шел  дальше  пешком. Первым знаком его
приближения  была  вспышка фонарика в соснах, метрах в ста справа от меня. Я
уловил  ее  краем  глаза  -  в  моей  работе  края  глаз  именно для этого и
предназначались.  Затем  опять  наступила  темнота, где-то прокричала сова и
послышался   гул   пролетающего   в   вышине   самолета.  Следующая  вспышка
ознаменовала  его  выход  на дорогу. Короткая вспышка, но достаточная, чтобы
сориентироваться.
     Я  выскользнул  из  "Мерседеса"  и  осторожно  стал уходить через сосны
вправо.  Где-то  впереди  меня  ему  все  равно  придется взять влево, чтобы
попасть   к   шале,  даже  если  он  решил  избежать  центрального  входа  и
воспользоваться боковым или задним.
     На  деле  же  он  выбрал  центральный  вход.  Находясь  под  прикрытием
"Фольксвагена",  я  видел, как зажегся фонарик и он стал внимательно изучать
дверь.  Я  запер  дверь,  и  ключ  лежал у меня в кармане. Это его ничуть не
смутило.  Фонарик  погас,  и  я  получил  возможность  созерцать его на фоне
ночного  неба,  пока  он  занимался  дверью. Он просто отжал ее и сделал это
очень  умело.  Короткий хруст дерева и металла и тишина. Тони замер у двери,
прислушиваясь.  Никто бы не смог убедить меня, что этот парень - любитель. Я
скрестил  пальцы,  надеясь,  что  пудель  не поднимет лай и не отпугнет его.
Сытый пудель продолжая спокойно спать.
     Довольный  своей  работой,  Тони  открыл  дверь  и  вошел.  Я  подождал
несколько  секунд  и вошел следом. Я просочился через открытую дверь и сразу
же  увидел  луч  его  фонарика,  ощупывающий гостиную. Дверь в гостиную была
распахнута.
     Я  аккуратно  подошел  к  двери, включил свет и поднял ружье. Он быстро
повернулся. Оба дула смотрели ему прямо в лицо.
     - Руки  остаются там, где они находятся сейчас. Это не мой дом, поэтому
кровь на коврах меня не волнует.
     Он  посмотрел  на меня сквозь свои очки в металлической оправе, а затем
по-детски  улыбнулся  и  засмеялся.  Я  отнесся к этому спокойно. У него был
только один способ выражения своих эмоций.
     Я  осторожно  прошел  мимо  него и остановился у него за спиной. На нем
были  матерчатые  туфли  на  резиновой подошве, черные брюки, толстый черный
свитер  и  пара  белых  хлопчатобумажных перчаток для спокойствия. Из левого
кармана  его  брюк торчал конец фомки. Я протянул руку, вытащил ее и засунул
в  карман своего плаща. Затем, уперев ему в спину стволы ружья, находящегося
в  моей  правой  руке,  левой  рукой  я ощупал карманы его брюк. Там не было
ничего кроме, вероятно, пачки сигарет и зажигалки.
     - Кроме  фомки,  у  меня  ничего  нет,  -  сказал он, - но я вижу, вы -
человек скрупулезный, как мой старик. Никаких случайностей.
     - О своем отце расскажешь как-нибудь в другой раз. Повернись.
     Он повернулся, озаряя меня пиквикской улыбкой.
     - Подними свитер, но так, чтобы я видел твои руки.
     Он  поднял  свитер.  Под  свитером  была  шерстяная  футболка и кожаный
ремень на брюках.
     - Но в любом случае, я против вас ничего не имею.
     Я кивком разрешил ему опустить свитер и сказал:
     - Теперь   сядь   по-турецки  на  пол,  руки  за  голову.  Утомительное
положение,  но  если ты будешь говорить быстро, тебе не придется долго в нем
находиться.  -  Я  хорошо  помнил  о полированном поле гостиной и скользящих
креслах.
     Он  сел на пол, а я отошел метра на три и присел на край стола, положив
по-прежнему  нацеленное  на  него  ружье  на  бедро. И как раз в этот момент
пудель  зашелся в лае. Они хорошо чувствуют момент, когда реальная опасность
уже миновала.
     Держа руки за головой, Тони сказал:
     - Это собака.
     - Пусть   тебя  это  не  обманывает.  Он  только  хочет  создать  такое
впечатление.  А  теперь  рассказывай  все,  что произошло после того, как вы
сняли  кассу  и  смылись  на  "Мерседесе".  Мне  не нужно красочных описаний
личных  ощущений  и ненужных подробностей. Только голые факты. Я хочу знать,
что  стало с машиной и Отто. Лично он меня не волнует. Мой интерес - машина.
Но  было  бы  приятно  услышать, что он мертв. И не беспокойся, что я сообщу
что-нибудь  полиции.  Я  занимаюсь частным расследованием и мне нужна только
машина.
     - Здорово!  Вы  классно провели меня. Это письмо от Макса, так сказать.
-  Он  вытаращил  глаза  в  своей  привычной  комической  манере. - Да, вы -
хитрец.  -  Его  лицо  сделалось серьезным. - Но вы знаете, своим письмом вы
очень  расстроили Мими. У меня было с ней несколько неприятных часов, потому
что  я  не  хотел делать этого. Но она сказала, что если мы хотим настоящего
счастья  и  светлого  будущего,  то  ничего не остается, как приехать сюда и
убрать Макса. Мне пришлось сдаться.
     - Зачем  так  нервничать  по поводу Макса? Ты ведь уже решил проблему с
Отто. А теперь давай, начинай рассказывать.
     - Но  я  ничего  не  сделал  Отто.  Он сам себе все устроил. - Он начал
смеяться.  -  Да, он сам себе все устроил. Никогда в жизни я так не смеялся.
Это  было  действительно  очень  забавно. И, даже заметьте, очень удобно. Он
видел,   что  мы  любим  друг  друга  и  готовы  отдать  ему  все,  что  ему
причиталось.  Он  и  сам хотел выйти из игры, главным образом из-за ребенка.
Но  даже  в этом случае он представлял опасность. Но мы были готовы к этому.
Вот  что  такое  настоящая любовь. Два сердца, бьющихся в унисон. Мой старик
всегда  был  циником в этом плане. И вы, наверное, думали, что и я такой же,
да?  Но  знаете, я - преданный человек. Одна единственная женщина - все, что
мне нужно.
     - Поздравляю. А теперь рассказывай.
     - Конечно,  конечно.  -  Он засмеялся и на его глаза навернулись слезы,
которые,  без  сомнения,  были  настоящими.  Мне  уже  не терпелось услышать
причину  его  смеха.  Ничто  так не раздражает, как смех, в причину которого
тебя  не  посвящают.  Сидя,  как Будда, с руками за головой, он посмотрел на
меня  и затряс своей большой головой в очередном приступе веселья. - Знаете,
он  был  пьян.  Не  в  стельку,  конечно,  но...  очень-очень  сильно  пьян.
Поэтому-то  все  и  случилось.  После  нашего совместного дела он всегда был
таким  - возбужденным, с крыльями за спиной. Знаете, просто парил в воздухе.
У  каждого  своя  реакция.  Я,  например,  почти не изменился. Только изжога
появилась, и все. Я сказал твердо:
     - Если ты сейчас не перейдешь к делу, я...
     - Хорошо.  Все.  Просто  хотел  ввести  вас  в  курс дела. Да, Отто был
сильно  пьян. Поэтому мне никогда не нравилось, что он сидит за рулем, но он
всегда  водил  машину  сам. Тем не менее, мы уехали на машине. Мы собирались
проехать  на ней только километров десять. Иначе это было бы опасно. В горах
нас  ждала другая машина, готовая идти в разнос, и под откос. В разнос и под
откос!  -  Он  снова  засмеялся  и  на  этот  раз  его смех был похож на рев
медведя,   пытающегося  выбраться  из  клетки.  Я  приказал  себе  сохранять
спокойствие.  Рассказывать  он  мог  только в такой манере и тут я ничего не
мог  поделать.  Если  бы  это  даже была его исповедь перед казнью, то он бы
точно  так же перемежал ее взрывами смеха, пока бы у священника не появилось
желание  отказаться от последнего отпущения грехов и побыстрее отправить его
на виселицу.
     Он посмотрел на меня со слезами на глазах и сказал:
     - Это была самая забавная штука, которую вы когда-либо видели.
     - Не  самая,  потому  что  я ее не видел. Но давай, рассказывай скорее,
чтобы и я мог посмеяться.
     - Ну...  в  горах  было это местечко. По грязной, паршивой дороге через
лес  к  озеру.  Мы  оставили вторую машину там. Всю дорогу туда Отто щебетал
как  птичка.  Он был просто ненормальным. Знаете, я думаю, что когда он брал
кассу,  он  получал  какое-то  сексуальное  удовлетворение  от этого дела. Я
говорил об этом с Мими...
     - Ближе к делу.
     На  мгновение  на  его  лице  появилась  досада  и  обида,  словно его,
толстого жизнерадостного мальчишку, несправедливо отругали.
     - Ну...  там  была  вторая  машина  и мы перегрузили все в нее, а затем
Отто   отогнал  "Мерседес"  почти  к  самому  краю  берега  озера.  До  края
оставалось  метров восемь. Берег шел под уклон, а затем обрывался вниз метра
на  три.  Там  редко  кто  бывает.  Только  рыбаки,  да и то очень немногие.
Красивое  место.  Очень хорошее, чтобы провести денек-другой. - Он закачался
от  внезапного  приступа  смеха.  -  И  просто  замечательно, чтобы провести
остаток дней своих.
     Если  он  сейчас начнет рассказывать мне, подумал я, какого размера там
водится форель, то я врежу ему по башке прикладом.
     Он прочитал мой взгляд и несколько успокоился.
     - Ну,  все,  что нужно было сделать, - снять машину с ручника и придать
ей  небольшое  ускорение.  Все это и сделал Отто. Он открыл дверь, дотянулся
до  ручника,  отключил  его  и "Мерседес" покатился. Боже, я не видел ничего
более  смешного. Машина покатилась к краю, прежде чем он успел подготовиться
к  этому.  Дверь  закрылась,  слегка  прижав  его,  и, пытаясь выбраться, он
зацепился  за  что-то курткой или чем-то еще и его потащило вместе с машиной
-  он  был  наполовину  внутри,  наполовину снаружи. Поверьте мне, я пытался
спасти  его.  Это  получилось  чисто  инстинктивно. Видишь человека в беде и
бросаешься  на  помощь,  но  было уже поздно. Пьяная скотина совсем потеряла
голову,  визжала  и  дрыгала  ногами.  Я  думаю, он пытался поставить машину
снова  на ручник. Прежде чем я смог что-нибудь сделать, машина и он свалился
в  озеро,  подняв  столб  брызг. - Он посмотрел на меня и сокрушенно покачал
головой,  но  его полное лицо сияло, а за стеклами очков блестели счастливые
слезы.
     - А что делал ты? - Я встал.
     - Стоял  и читал молитву за упокой всех, кого поглотила морская пучина.
Я  ничего  не  мог  сделать.  Я не умею плавать. А глубина там - около шести
метров.  К тому же, я знал, что Отто неплохо плавает, поэтому я ждал, что он
выберется  на  поверхность.  Но  ему  это  не  удалось. Я прождал пятнадцать
минут,  но  все  было  кончено...  а  вы  бы  что сделали? И что бы в данных
обстоятельствах  сделал любой другой? Он свалился с моих плеч и это означало
конец  всем  неприятностям  Мими  -  он  действительно  не любил ребенка, вы
знаете  -  и  все  деньги доставались мне. Я сел во вторую машину и поехал к
Мими.
     - Умирая от смеха всю дорогу.
     Он ухмыльнулся.
     - Ну,  я  раз-другой  посмеялся.  Только  не  говорите мне, что вас это
расстроило. Вы сказали, что надеетесь, что он мертв.
     - Честно,   я   в  восторге.  Просто  я  достаточно  старомоден,  чтобы
проявлять его таким образом, как делаешь это ты.
     Не  спуская  с  него  глаз,  я подошел к столу и взял карандаш и листок
бумаги.
     Тони был умным парнем.
     - Вы хотите, чтобы я начертил карту?
     Я бросил карандаш и бумагу к его ногам.
     - Да.  И  поаккуратней. Если что-нибудь окажется не так, то я доберусь,
умирая  от  смеха,  до  ближайшей  телефонной будки и позвоню своему другу в
Интерпол.  Сделаешь  все,  как надо, и можешь отваливать отсюда, а я забуду,
что когда-либо встречался с тобой. Ты удивишься, как это все будет просто.
     - Можете  положиться  на  меня.  Кроме  того, мне теперь нужно думать о
Мими и ребенке.
     Он  сел  на  пол  и начал вычерчивать детали дороги и подъезда к озеру,
давая по ходу некоторые комментарии. Я стоял у него за спиной.
     В какой-то момент он поднял голову, посмотрел на меня и спросил:
     - А что за суета такая по поводу этой машины?
     - Мой клиент хочет получить ее назад.
     Он пожал плечами.
     - Зачем?  О'Дауда  мог  бы  получить  хорошую  компенсацию от страховой
компании.
     Мое лицо вытянулось.
     - Откуда ты узнал, что мой клиент - О'Дауда?
     - От  Отто,  конечно,  и от машины. Когда я ее перекрашивал, в ней были
все регистрационные документы.
     - А Отто знал О'Дауду?
     Тони покачал головой и грустно посмотрел на меня.
     - Вы  не  сделали  свою  домашнюю  работу.  Отто  был  вторым шофером у
О'Дауды  в его поместье под Эвьеном. Возил его жену, но года два назад ушел.
Новость для вас?
     Это  было  для  меня новостью, новостью, которая вдруг прояснила многие
вещи, долго бывшие для меня загадкой.
     - Дай мне карту, - сказал я.
     Он передал ее через плечо, и я отступил на несколько шагов.
     - Что теперь? - спросил он.
     - Ты  сваливаешь,  -  сказал  я.  -  У  меня  не  приготовлена для тебя
кровать, да и не