йфу  Гонвалле и миссис Фалии Максе у нее не было никаких
сведений,  кроме  тех, которые были достоянием общественности: он был главой
своего  правительства,  а  она  - женой министра сельского хозяйства. Она не
смогла  найти  вообще  никакой  информации  о мисс Панде Бабукар. Но один из
наших  лондонских  информаторов  сообщил, что "Юнайтед Африка", одна из фирм
О'Дауды,  уже  получила монопольные права и концессии на разработку полезных
ископаемых   от   предыдущего   правительства.   Однако   произошел  военный
переворот,   к  власти  пришел  Гонвалла  и  переговоры  о  концессиях  были
прерваны.  Я  понимал,  какое  раздражение  это  все  должно было вызывать у
такого  человека,  как  О'Дауда.  Вряд  ли,  подумал  я,  он смирился с этой
неудачей.  И  еще  я  подумал,  что  это докажет то, что завернуто в вощеную
бумагу.
     Она  встречалась  с  Гаффи,  но  ничего  не  смогла  у  него  узнать  о
каких-либо  еще анонимных письмах, касающихся О'Дауды. Однако он сказал, что
ему  хотелось  бы  связаться  со  мной  и  не  могла бы она сообщить ему мое
настоящее  местопребывание  или  телефон.  Я обдумал это, решил, что это мне
никак  не  повредит  и  назвал телефонный номер в "Аббей" - Таллуар 8-8-0-2.
Затем  я  сказал  ей, что я наконец нашел "Мерседес" и очень скоро вернусь в
Лондон  и  разберусь  со  счетами,  которых,  несомненно,  уже  поднабралось
достаточно.
     - С вами лично все в порядке? - спросила она.
     - Я  цел  и  невредим, - сообщил я, - кроме небольшой царапины на левой
руке,  которую  я  перевязал  очень грязным носовым платком. За мной гналась
мисс Панда Бабукар. На ней были только розовые трусики и бюстгальтер.
     На другом конце провода Уилкинз откашлялась, но ничего не сказала.
     - Какая-нибудь еще информация? - спросил я.
     - Три  или четыре раза звонила мисс Джулия Юнге-Браун, - сказала она, -
и  спрашивала,  где  вы.  Я  решила, что говорить не стоит. Ах, да, еще одна
вещь.  Во  вчерашнем  выпуске  "Таймс"  помещено  объявление  о  предстоящем
бракосочетании Кэвана О'Дауды с некоей миссис Мирабелль Хайзенбахер.
     - Напомни, чтобы я послал цветы, - сказал я и повесил трубку.
     После  этого  я  позвонил  Денфорду в Шато де ля Форклас. Я сказал ему,
где  находится  машина,  чтобы  он  передал О'Дауде, когда тот вернется. Моя
работа была закончена. Через несколько дней я пошлю счет.
     - Вы спускались к машине? - спросил он.
     - А  вы знаете, какая холодная вода в озерах, даже в сентябре? - сказал
я.
     - Если  вы  нашли  сверток,  -  сказал он, - я хотел поговорить с вами,
конфиденциально  и  как можно быстрее. В конце концов, это я рассказал вам о
тайнике. И это может пойти, пойдет вам на пользу.
     - Я подумаю, - сказал я.
     - Где вы находитесь?
     - Я  скажу  вам,  если  вы  пообещаете мне не сообщать это О'Дауде. - Я
знал, что я могу быть абсолютно спокоен на этот счет.
     - Я обещаю.
     Я назвал ему адрес.
     После  этого  я  позвонил  в  ресторан  и попросил принести мне бутылку
виски  и  пару  бутылок  минералки  "Перрье". Я взял первую порцию напитка с
собой  в  ванную  и  провел  там с ней добрых полчаса. После ванны я оделся,
налил  себе  еще виски с "Перрье" и развернул сверток. Под бумагой находился
толстый    запаянный   полиэтиленовый   пакет,   а   внутри   него   -   две
шестнадцатимиллиметровые фотопленки и катушка с магнитной лентой.
     Я  взял одну из пленок, подошел к окну, отмотал сантиметров пятьдесят и
поднял  ее  к  свету.  Увиденное  меня не удивило. У частного детектива есть
шестое  чувство,  инстинкт предвидения, что иногда мешает насладиться жизнью
в  полной  мере.  На  отрезке  пленки,  который я держал перед глазами, была
запечатлена  в основном Панда Бабукар, с широкой улыбкой на лице, совершенно
голая  и  готовая  к  действию.  Африканец  на  заднем  плане был достаточно
широкоплечим,  чтобы  выдержать  любое  испытание,  но  несмотря  на это он,
казалось,  немного  нервничал  по  поводу  своего  положения, и это было мне
вполне  понятно.  Я  не  стал  разматывать пленку дальше. Я считал, что если
нужно  смотреть  порнографию  - а небольшие эпизодические порции не приносят
вреда,  разве что делают жизнь немного более серой, чем ей следует быть - то
это  лучше  делать  после  обеда  и  под  бренди.  Я  уже пообещал себе, что
пообедаю  в  "Оберж  дю  Пер  Бис" на набережной, поэтому я не хотел портить
себе аппетит.
     Я   завернул   все,   как  и  было,  и  задумался  о  том,  какие  меры
предосторожности  мне  следует  принять.  Я  решил,  что на следующий день я
возьму  напрокат  проектор  и магнитофон и все просмотрю и прослушаю. Но это
будет  на  следующий день. Следующий день, конечно, наступит. Но я не хотел,
чтобы,  когда  он наступит, у меня не было возможности посмотреть на Панду и
ее  друзей,  а также послушать магнитную ленту, которая, мне казалось, будет
еще  интереснее,  так  как  в отличие от пленок она даст гораздо больше нищи
для  воображения.  Поэтому  я  захватил  все  -  мои  доллары были упакованы
отдельно  -  с  собой  в "Оберж дю Пер Бис" и попросил их подержать эту ночь
мои  вещи  в  их  сейфе.  Они  согласились  безо всяких вопросов, что всегда
является  признаком  первоклассности и благополучия любого заведения. В моем
отеле  было  бы  то же самое, но я знал, что любое официальное лицо проверит
это  в  первую  очередь,  так как я жил там. Обед был прекрасным, а особенно
голец шевалье в белом соусе.
     На  следующее  утро я испытал искреннюю радость по поводу принятых мною
накануне  простых  мер  предосторожности. Около восьми часов раздался стук в
дверь  и вошла горничная с моим завтраком: кофе, горячие булочки и рогалики,
две  маленькие  баночки  с  персиковым  и малиновым джемом и большое блюдо с
завитками  масла. За ней в номер вошел Аристид Маршисси ля Доль. Он выглядел
так,  будто целую неделю не спал и месяц не гладил свой коричневый костюм. В
петлице  его  костюма  был  василек,  а  на  подбородке  - бритвенный порез,
прикрытый  кусочком  ваты,  похожим  на  пенициллиновый грибок. Ожидая, пока
уйдет горничная, он медленно и двусмысленно улыбнулся мне и закурил.
     Я сел в кровати и сказал:
     - Я  хотел  бы  прояснить  один  важный  момент.  Я голоден. Поэтому не
трогай мои рогалики.
     Дверь  за горничной закрылась. Аристид подошел к подносу, взял булочку,
намазал  ее  маслом,  открыл баночку с малиновым джемом, положил целую ложку
на масло, вынул изо рта сигарету и проглотил булочку со всеми добавками.
     - Я же сказал, не трогай.
     - Ты  упомянул  только  о  рогаликах,  -  сказал он, - которые, кстати,
впервые  появились  на свет в Будапеште в тысяча шестьсот восемьдесят шестом
году.  Это  был  год,  когда  турки взяли город в осаду. Ночью они проделали
подкопы  под  стенами,  но пекари, которые, естественно, работали в тот час,
услышали  их, подняли тревогу и турецкий план провалился. В благодарность за
их  бдительность  пекарям была дарована привилегия выпекать особые булочки в
виде  полумесяца,  который,  кажется,  до  сих  пор украшает османский флаг.
Очаровательно, не правда ли?
     - Когда-нибудь,    -   сказал   я,   -   я   обязательно   куплю   себе
"Гастрономический словарь Лярусса".
     Но  я  был действительно очарован. Не тем, что он рассказал, а тем, что
он  делал,  пока рассказывал. В свое время я сам перевернул не одну комнату,
видел,  как  это  делают  специалисты,  но  ни  разу  не видел, как работает
специалист,  подобный  Аристиду.  Он  делал  это  без малейшей суеты, строго
ограничивая  свои действия вероятным размером предмета, который он искал. Он
проделывал  все  быстро  и  аккуратно, не оставляя после себя никаких следов
обыска.  Он  нашел  пистолет,  который  я взял у О'Дауды, и без комментариев
положил его в карман.
     Затем он исчез в ванной, быстро вернулся и сказал:
     - Отлично. Теперь кровать.
     Я  неохотно  поднялся.  Он осмотрел подушки, простыни, матрас и коробку
кровати,  затем  аккуратно  положил  все на место и жестом руки позволил мне
занять  прежнее положение, что я и сделал. Он намазал маслом и джемом вторую
булочку.
     - Ты, конечно, уже проверил сейф и мою машину? - спросил я.
     - Естественно.  И,  конечно,  я знаю, что вещь у тебя, спрятана где-то.
Будем  считать, что теперь ты являешься ее хранителем. Если ты ее потеряешь,
у тебя могут быть неприятности.
     Он  доел  булочку,  вернулся  к  подносу,  вытряхнул  из  сахарницы  ее
содержимое и сказал:
     - Ты не против поделиться со мной кофе? Я с четырех утра за рулем.
     - С того момента, как Гаффи сообщил тебе мой телефонный номер?
     - Да. Это сделала твоя мисс Уилкинз, конечно. У нее не было выбора.
     - Ей  и  не  нужно  было  выбирать. Я дал ей разрешение. Поэтому я ждал
тебя,  хотя  и  не  так  скоро. Может быть, теперь ты скажешь мне, почему вы
сели на О'Дауду?
     Он улыбнулся.
     - Я так понимаю, что ты уже закончил работать на него?
     - Да. Я нашел машину и сообщил О'Дауде ее местонахождение.
     - О'Дауда, мне думается, не очень доволен тобой.
     - В  этих  краях  новости  распространяются быстро. У вас, должно быть,
есть связь с Денфордом.
     - Да.  Он  связывался с нами и ранее: сперва - анонимно, а впоследствии
-  открыто.  Он не всегда был предельно откровенен относительно своих целей.
Как, впрочем, и сейчас. Но он был полезен.
     Он поднял сахарницу и с ужасным причмокиванием отхлебнул кофе.
     - Денфорд  был  единственным,  кто  присылал  вам  анонимные  письма? -
спросил я.
     - Насколько  мне  известно,  да.  Одно  пришло  ко  мне в Интерпол. Два
других получил Гаффи в Скотланд-Ярде.
     - И,  естественно,  даже  хотя  в  них могло не быть ни строчки правды,
полиция не могла оставить их без внимания?
     Он кивнул, присел на краешек кресла и сказал:
     - Гаффи  передал письма нам. Затронутое в них лицо - в каком-то смысле,
фигура   международного   масштаба.   А  что  еще  важнее  для  нас,  фигура
европейского масштаба.
     - С  литературным  прототипом?  -  Вспомнив Джулию и то, как она повела
себя  при  моем упоминании об Отто, я подумал, что это, все же, не выстрел в
темноту.
     - Пожалуй. "Сказки времени" кавалера Рауля де Перро.
     - Или  "Жиль де Ретц, маркиз лавальский". Это Холиншт, мне кажется. Моя
сестра  часто  пугала  меня  этой историей перед сном. Она - приятный, милый
человек, но проявляет жуткий вкус при выборе вечерних сказок.
     - Все лучшие сказки - жуткие.
     - Так это сказка, или факт?
     - Поживем,  увидим.  -  Он  встал и посмотрел в окно вниз, на террасу с
подстриженными  деревьями. - Ты с большим вкусом выбираешь отели. "С террасы
открывается прекрасный вид на озеро".
     - Лирика?
     - Нет,  "Мишлен".  Подходит  для  любого  отеля  у  воды. "Не упускайте
возможности хорошо отдохнуть, поезжайте на озера".
     - Не желаешь переменить тему?
     - Да нет.
     Выбираясь из-под одеяла в поисках своих сигарет, я сказал:
     - Я  могу  понять  Гаффи,  у которого голова занята убийством, когда он
предупреждает  меня  смотреть  в  оба, если я буду работать на О'Дауду, но я
совсем  не  понимаю  -  с  точки  зрения  Интерпола  -  интереса к тому, что
находится или не находится в затонувшем "Мерседесе".
     - Нет?
     - Нет.  -  Я  закурил,  налил  себе  остатки  кофе и забрался обратно в
кровать.
     Аристид вернулся от окна.
     - Ты закончил с рогаликами?
     - Да.
     Он  взял  один  из оставшихся и стал медленно намазывать на него масло,
улыбаясь мне. Затем он сказал:
     - Существует  масса  различий между Интерполом и тем получестным делом,
которым занимаешься ты.
     - Естественно.  В  конце  я  не получу пенсию. Поэтому оно получестное.
Время от времени я вынужден отхватывать себе кое-какие куски.
     - На   этот   раз  не  поддавайся  искушению.  Интерпол  -  полицейская
организация.  Международная  организация  уголовной  полиции. И ей неизбежно
приходится   иметь   дело  с  большим,  нежели  просто  преступления.  Любая
международная  организация должна иногда следовать политическим интересам ее
членов.  Небольшой  сверток,  который  -  отдаю  тебе должное - ты так ловко
нашел и так же ловко спрятал, - политическое дело.
     - И кто те заинтересованные стороны?
     Он  нацелил  на  меня  сонный  глаз,  который  быстро  прикрылся серым,
уставшим веком.
     - Долго рассказывать.
     - Ты все же постарайся, самую суть.
     - Могу    только    сказать,    что    заинтересованные   правительства
предпочитают,   чтобы   сверток   не   достался  ни  Гонвалле,  ни  О'Дауде.
Заинтересованные  правительства  могли  бы  прекрасно  воспользоваться им...
если бы их когда-нибудь вынудили к этому.
     - Я в этом уверен. Хотя они никогда не назовут это шантажом.
     - В  достойных руках, для достижения достойных целей шантаж - достойное
оружие.
     - Положи все это на музыку и будет хит.
     Я вылез из кровати.
     - Куда ты собираешься? - спросил он.
     - В душ и бриться. - Я снял верх своей пижамы.
     Он посмотрел на мою руку и сказал:
     - Тебя ранили.
     - Ты же знаешь, какими бывают женщины в возбужденном состоянии.
     - Для  тебя  все  могло  бы  кончиться гораздо серьезнее. Тебе могло бы
быть предъявлено обвинение в убийстве.
     - Даже  ты  не  можешь убежденно говорить об этом. Кстати, предполагая,
что сверток у меня, какую цену Интерпол готов предложить за него?
     - Никакую. Я имею в виду деньги.
     - Ничего  подобного.  Скажи  им,  что  они  могут  забыть  о бесплатном
извинении за попытку приписать мне убийство, и пусть называют цену.
     Он вздохнул.
     - Я  передам  твою  просьбу.  Тем не менее, вынужден сообщить тебе, что
сверток должен быть передан нам в течение четырех дней.
     - Иначе что?
     Он усмехнулся.
     - Особый  дисциплинарный  подкомитет  как  раз  решает  это в настоящий
момент. Не возражаешь, если я доем рогалики?
     - Угощайся.
     Я  вошел  в  ванную и включил воду. Когда я вернулся в комнату, его уже
не было.
     Это  совсем  не  означало,  что меня оставят без внимания. Сверток имел
политическое  значение. Интерпол - организация по борьбе с преступностью, но
-  как  бы  Аристид ни ненавидел любое политическое давление, а в этом я был
уверен,  так как он был профессиональным полицейским - раз дано указание, то
служащим   этой   организации   не   остается  ничего  другого,  как  только
подчиниться  ему.  Вот здесь-то и лежит основное различие между Интерполом и
моим  получестным  делом. Я не должен никому подчиняться. Я сам себе хозяин.
Я  делаю  только  то,  что  является,  по  моему мнению, наилучшим - главным
образом, для меня.
     Я  снял  телефонную  трубку  и  набрал  номер  Шато де ля Форклас. Если
ответит  Денфорд,  я  положу  в  рот  кусок сахара и буду говорить несколько
быстрее  обычного,  чтобы он меня не узнал. Поскольку теперь дело касалось и
меня  лично,  я  решил,  что не стоит доверять Денфорду - уж больно за много
дел  он берется сразу. Мне ответила девушка, сидящая за коммутатором Шато, и
я попросил соединить меня с мисс Джулией Юнге-Браун.
     Когда она была у телефона, я сказал:
     - Это  Карвер.  Если вы хотите помочь мне, соберите свои вещи, садитесь
в  машину и из первого же телефона-автомата позвоните мне - Таллуар 8-8-0-2.
Если  вы не позвоните в течение часа, я уйду в монастырь. Скорее всего, в Ля
Гранд  Шартрез  -  он  тут  рядом.  Совершенно  случайно  у  меня состоялась
короткая встреча с Отто Либшем.
     Я  положил  трубку, прежде чем она успела сказать что-либо. Через сорок
минут она перезвонила.


                               Глава седьмая

                                 "Пусть сердце и нервы побережет твой герой,
                                        Пока твоя героиня играет свою роль".
                                                                  Мэри Элкок

     Я  упаковал  свои  вещи  и  оставил сумку в номере. Затем я спустился в
службу  размещения  и  оплатил счет, сказав, что не буду к обеду, но вернусь
часов в пять и заберу свою сумку.
     Я  пошел вдоль озера по направлению к поселку. Одного из людей Аристида
я  заметил  очень быстро. Не потому, что я был таким умным, а потому, что он
сам  хотел,  чтобы  я  его заметил. Это означало, что где-то поблизости есть
второй.   Если   мне   удастся   вычислить  его,  то  мне  здорово  повезет.
Единственным  разумным  ходом  с  моей стороны было изолировать его, и я уже
предпринял кое-что для этого.
     Моим  преследователем  был  маленький  пухлый  человечек  в  мешковатом
льняном  костюме  и  берете.  У  него на шее висел фотоаппарат и он время от
времени снимал им местные красоты. Вероятно, в нем даже не было пленки.
     Я  решил  поводить  его,  надеясь,  что я смогу вычислить второго, но у
меня  ничего  не  вышло и после часа ходьбы я бросил это занятие, потому что
мне  вдруг  пришло  в голову, что это вовсе не фотоаппарат, а "уоки-токи", и
он просто сообщает своему невидимому другу о всех моих перемещениях.
     Примерно  в  час дня я вернулся в отель и взял свою машину. Проезжая по
набережной,   я  увидел  фотографа,  сидящего  в  припаркованном  у  туалета
автомобиле.  Ему  повезло с парковкой, так как набережная была просто забита
машинами  туристов.  Когда  я  проезжал  мимо него, он сфотографировал меня,
передавая своему приятелю, что я выехал.
     Я  проехал  километра два по дороге на Аннеси и повернул налево, к полю
для  гольфа.  Поставив машину рядом с тремя-четырьмя другими у здания клуба,
я  зашел во внутрь и заказал обед. В середине моей трапезы появился фотограф
и,  сев  за  столик в другом конце зала, заказал пиво и сэндвич. В зале было
еще  несколько  человек  и  все  они  уже  сидели  там,  когда  я вошел. Это
означало,  что  номер два находился где-то снаружи. Спешить мне было некуда.
Джулии  предстояло  проехать  еще  достаточное  расстояние,  даже  на "Фейсл
Веге", и сделать массу различных дел до нашей встречи.
     Пообедав,  я  спустился  вниз, заплатил небольшую сумму и взял напрокат
сумку   с   клюшками.   На  мне  был  свитер  и  спортивные  туфли,  поэтому
переодеваться  было  не  нужно,  но  я  все  же зашел в раздевалку - там был
туалет.  Над писсуаром была привычная надпись, содержащая просьбу не бросать
в   него   окурки.   Какой-то   остряк  приписал  внизу:  "Потом  трудно  их
раскуривать".
     Но  меня  больше интересовал фотоаппарат, висевший на крючке в одном из
шкафчиков.  Я  не  стал  его  осматривать, но обратил внимание на коричневый
пиджак, висевший на том же крючке.
     Выйдя  из  здания,  я  увидел на поляне мужчину, который бил клюшкой по
мячику.  На  нем  были  коричневые  брюки,  составлявшие  с  отмеченным мною
пиджаком  одну  пару.  На  ногах  у  него  были замшевые мокасины. Ну что ж,
подобно  хорошим  полицейским они делают все, что в их силах. Но не могли же
они  предвидеть  игру в гольф. Он был крупным человеком, внешностью и статью
похожим  на  Де  Голля,  но  когда  я  кивнул  ему,  на  его  лице  возникла
неуверенная  улыбка,  которая  никогда  бы  не  появилась у человека большой
судьбы.  Он  не  был  похож  на  человека,  способного сказать "нет" другому
человеку.  Но  внешность  обманчива,  иначе  бы  Аристид  его  не выбрал. Он
собирался  повиснуть  у  меня  на  хвосте.  На  мгновение  у  меня появилось
искушение   попросить   его   составить   мне  компанию,  поставить  на  кон
кругленькую  сумму и обобрать простачка. Но затем я подумал о Джулии и решил
отказать себе в удовольствии.
     Мне  повезло,  что  предстояло  действовать  на  незнакомой территории.
Как-то  я провел в этих краях незабываемый месяц и несколько раз прошел весь
гольфовый  маршрут.  Я  поднялся на украшенный флажком холм к первой метке и
увидел, что мой "хвост" идет за мной и собирается играть следом.
     Я  не  спешил.  Я  не мог этого сделать, потому что это был о