всегда успеешь. Если припрут к стенке, вали все на меня. Мол, о
Мефодии ты умолчал только по моей просьбе. А сейчас  попробуй дозвониться до
ЛЈнича,  Мищенко  и  Безуглова.  Предупреди их  о  грядущем  визите капитана
Селезнева и попроси пока не упоминать о том,  что Мефодий в  пятницу  был  у
Генриха. По-моему, сначала  нам нужно собраться и все обсудить.  Если это не
самоубийство, то убийца, скорее  всего, один из  нас, понимаешь? И по-моему,
для всех будет лучше, если он сознается.
     - Так-то оно так, но если он не захочет?
     -  Тогда  попробуем  вычислить  его  сами, не  привлекая  милицию. Если
получится, он поймет, что шансов выйти  сухим из воды у него нет, и пойдет с
повинной. А не получится, что ж, тогда и отправимся на Петровку.
     - Звучит разумно, -  одобрил Серж после минутного раздумья. - Ты посиди
пока у телефона, я перезвоню, как только поговорю с этой троицей.
     - Нет, Серж, этого я обещать не могу. Как ты понимаешь, у меня возникла
уйма срочных дел. Давай созвонимся вечером.
     -  Добро. Целую тебя,  моя радость,  и  от любви своей не отрекаюсь, не
думай.

Глава 5

     Дел  у меня и вправду было невпроворот. Связаться с  друзьями, сообщить
им  скверные новости, призвать к спокойствию, убедить  молчать, а главное  -
убрать из поля зрения милиции Лешу, который ну совершенно  не умеет врать. И
если на исполнение первой части миссии у  меня  ушла масса времени и нервных
клеток, то, приступив к выполнению второй, я едва не сошла с ума.
     Поговорив    с   Марком   и   поручив   ему    известить,   утешить   и
проинструктировать Генриха,  я битый час препиралась  с Прошкой -  выслушала
все его  дурацкие попреки, стоны,  жалобы и не меньше десяти раз разъяснила,
какой   линии   поведения  ему   следует   придерживаться   в   разговоре  с
представителем закона. Когда Прошка наконец повесил трубку, я была настолько
измучена, что капитан  Селезнев мог бы взять  меня  голыми  руками. Но,  как
выяснилось, главное испытание ждало меня впереди.
     Я набрала  Лешин рабочий телефон, дождалась, пока его позовут, и быстро
сказала в трубку:
     -  Леша,  у нас возникли  неожиданные  осложнения.  Тебе  необходимо на
несколько дней уехать из Москвы. Давай через час встретимся на Кунцевской, я
отвезу тебя к себе на дачу и по дороге все объясню.
     - На несколько дней? - переспросил Леша. - А что я скажу начальству?
     - Ну, скажи, например, что приболел.
     - Но я же здоров!
     - Черт! Ты уверен?
     - Уверен.
     - Неужели ты  не  чувствуешь хотя  бы легкого недомогания? Подумай  как
следует. Может, у тебя ноет зуб или покалывает в боку?
     - Нет, - выдал Леша после долгого молчания. - Ничего нигде не ноет и не
покалывает.
     -  Тогда скажи, что родителям  может понадобиться  твоя помощь в уборке
урожая.
     - Какой урожай? Ноябрь на дворе.
     - Ну, в подготовке к следующему сезону.
     - Они уже подготовились.
     -   Ну,   Лешенька!   -   взмолилась    я.   -   Придумай   что-нибудь.
Одно-единственное   маленькое   дело,   которое   требует  твоего  недолгого
отсутствия.
     - Не могу, - отрезал он.
     Надо сказать, что с Лешей меня связывают самые  сердечные отношения. Мы
с ним никогда не ругаемся  и уважаем даже самые нелепые причуды друг  друга.
Из всей нашей  компании я единственная ни разу не позволила себе съязвить по
поводу его педантичности,  непостижимого пристрастия к изучению всевозможных
справочников,  путеводителей и расписаний, а также поразительной нечуткости.
Даже его неумение врать всегда воспринимала как  данность, пусть неприятную,
но вполне терпимую. Однако в эту минуту я была весьма близка  к  тому, чтобы
заорать на него.
     - Леша, я когда-нибудь донимала тебя по пустякам?
     - Нет, - признал он по размышлении.
     -  Дело  очень серьезное.  Напряги  всю свою волю и постарайся  убедить
начальство в необходимости своего отъезда.
     - Не могу, - повторил он, как попугай.
     Я испустила  протяжный стон  и вцепилась себе  в волосы.  Если  мне  не
удастся вытащить  этого правдолюбца из Москвы,  капитан Селезнев в два счета
расстроит мой замысел  и  устроит нам настоящий ад. Не  говоря уж о том, что
Машенька...  нет, об этом лучше не думать. Я чуть было не пустила  слезу, но
тут меня осенило.
     - Леша, а что будет, если ты смоешься без предупреждения? Тебя уволят?
     - Не знаю... Нет,  вряд  ли. У нас сейчас полотдела приходит  на работу
раз в неделю.
     Леша работает в  научно-исследовательском институте, где  зарплата лишь
ненамного превосходит стоимость проездного билета.
     -  Так какого же черта ты... -  Я едва  не  выматерилась. - Что  же  ты
раньше  не сказал? Все, через час встречаемся на Кунцевской. Садись в первый
вагон от  центра и  выходи налево.  Я подъеду на  "Запорожце", - и  швырнула
трубку, не дожидаясь ответа.
     Какими  бы  недостатками ни обладал Леша, его достоинства искупают все.
Их перечень слишком  долог, чтобы приводить его полностью, посему ограничусь
упоминанием  лишь  двух:  Леша  отличается  редкостной  исполнительностью  и
пунктуальностью. Когда я  подъехала  к  месту встречи, он  уже переминался с
ноги на ногу  под расписанием какого-то автобуса (совершенно ему ненужного).
Услышав  мой  сигнал,  Леша  неохотно  прервал  любимое  занятие  и  влез  в
"Запорожец".
     - Ну, что стряслось?
     Я подробно пересказала ему разговор с Сержем. Леша внимательно выслушал
меня и, когда я закончила рассказ, долго молчал.
     -  Вообще-то этого следовало ожидать, - изрек  он в  конце  концов. - С
нашим-то везением...
     -  Мефодию  не повезло  еще больше. Как ты думаешь,  мог он покончить с
собой?
     - Навряд ли.
     - Почему? Смотри, последние десять лет он только и  делал, что  мыкался
по чужим углам. Работы нет, денег нет, семьи нет. Куда ни кинь - всюду клин.
Может, ему все надоело...
     - И он отправился на вечеринку, чтобы напиться там яду?
     - А почему нет? Мефодий, как известно, был довольно злопамятен. Из всех
присутствующих, пожалуй,  лишь  Генрих  да  ЛЈнич  ухитрились ничем  его  не
обидеть.  Может  статься,  он хотел таким  образом вызвать  у нас  угрызения
совести.
     - И испортить жизнь Генриху, который ни в чем перед ним не провинился?
     - Ну, снявши голову, по волосам не плачут.
     - Нет. - Леша покачал головой. - Не верится мне в самоубийство Мефодия.
Ты вспомни, как он вел себя в пятницу.
     - А как он себя вел? Сидел в углу, надувшись как мышь на крупу, смотрел
на нас волком и помалкивал.
     -  Это сначала. А потом, когда напился, стал кричать, что все мы - нули
без палочек и когда-нибудь еще будем ему завидовать.
     - Ну,  это чистой воды пьяный кураж. Мефодий давно грозился родить свои
гениальные  программы,  огрести миллионы  и заткнуть  за пояс  Билла Гейтса.
Возможно,  до него наконец-то дошло, что,  упулившись в телевизор  и играя в
игрушки, мировой славы не  стяжать. Тут-то  он  и понял,  что ничего,  кроме
воздушных замков, создать не в состоянии.
     Леша вытянул губы в трубочку, повращал глазами и снова покачал головой.
     -  Мефодий никогда не мог оценить  себя  трезво.  У  тебя не появлялось
ощущения, что он остановился в развитии на уровне пяти лет?
     -  Появлялось,  и  не  раз.  Страшный  эгоцентрик, по-детски  доверчив,
обидчив и  несамостоятелен  - чем не  портрет пятилетнего  чада? Ну и что  с
того?
     - Обидчивость  и доверчивость - это не  главное. Мефодий, как  ребенок,
жил в наполовину придуманном мире и там же  укрывался от всех неприятностей.
Такие типы к суициду не склонны.
     Лешины утверждения всегда верны - это аксиома,  проверенная  практикой.
Его  домыслы, предположения,  догадки и умозаключения могут  быть ошибочными
или даже смехотворными,  но  утверждения  - никогда.  Я  немедленно отмела в
сторону предположение о самоубийстве и  переключилась  на вторую,  еще более
неприятную  версию. Леша, видя мою  задумчивость,  с разговорами  ко  мне не
приставал,  благодаря чему я  получила возможность  предаваться размышлениям
всю дорогу до дачи, не считая тех нескольких минут,  когда  мы остановились,
чтобы заправить машину, купить продуктов и автомобильную эмаль.
     Суть моих умственных упражнений была проста - перебрать в памяти гостей
Генриха  и  найти  самую  подходящую кандидатуру на роль убийцы. Начала я  с
того, что  отбросила себя, потом по некотором  размышлении  - Лешу, Генриха,
Марка и Прошку. Соображения, которыми я при этом руководствовалась, лежат на
поверхности: во-первых, мои  друзья не могут быть  убийцами,  во-вторых,  ни
один  из них никогда  не  стал бы убивать  в  квартире Генриха. Возможно, на
чей-то взгляд,  эти  доводы звучат  недостаточно убедительно,  но  меня  они
удовлетворили  полностью. Исключив нашу славную пятерку, я ловко сузила круг
подозреваемых до четырех человек.
     Леня Великович, Серега  Архангельский, Игорь Мищенко и Глеб Безуглов  -
кто же  из них? Я вызвала в памяти  их лица, припомнила походку, характерные
жесты, словечки, манеру разговаривать.
     Всех четверых когда-то на протяжении  пяти лет я видела почти ежедневно
- мы весело болтали и обсуждали серьезные проблемы,  сплетничали и ругались,
одалживали  друг   другу  деньги   и  конспекты,  состязались  в  остроумии,
устраивали розыгрыши,  сводили счеты,  смеялись, дулись, уважали, презирали,
бросались  друг к другу  в объятия или отворачивались при встрече  - словом,
жили обычной студенческой жизнью, полной и разнообразной. Наверное, мало  на
свете найдется  людей,  которые  по прошествии многих лет  не  вспоминали бы
студенческую  пору и  своих  товарищей  с  нежностью. Даже  если отношения с
некоторыми однокашниками складывались  не совсем гладко, со временем обиды и
размолвки забываются и бывший  недруг становится славным малым. Легко ли при
таких обстоятельствах заниматься поисками убийцы?
     Я тяжело вздохнула и опять начала перебирать в уме четверку кандидатов.
     Леня Великович - ЛЈнич. Тихий, интеллигентный парень с большими добрыми
черными глазами. В жизни не сказал никому грубого  слова. Хороший математик,
замечательный шахматист, нежный  супруг и отец. Последние три недели Мефодий
жил  у  него.  В  маленькой  однокомнатной  квартирке  гостиничного  типа  -
фактически в  одной комнате с  ЛЈничем,  его женой и  двумя  детьми. Кстати,
Мефодию ЛЈнич ничем обязан не был и пригласил его  к себе пожить из  чистого
сострадания.
     Нисколько  не сомневаюсь, что  он  неоднократно  проклинал себя за  это
приглашение. Достаточно вспомнить, как в ту пятницу он отвел Генриха и нас с
Марком в сторонку и тихо попросил: "Ребята, вы не оставите у себя Мефодия до
завтра?  А  то  я  уж  и  не  помню,  когда  мы  с  женой  в  последний  раз
по-человечески  разговаривали". При этом ЛЈнич усмехнулся, но  усмешка вышла
невеселой. Генрих, проникнувшись горячим сочувствием к бедняге, заверил, что
готов приютить Мефодия  навсегда, но опущенные плечи ЛЈнича не расправились:
видно, он оставил уже всякую надежду на избавление.
     Могло ли его отчаяние достичь таких глубин, что  тихий безобидный ЛЈнич
решился на убийство? Я долго взвешивала все "за" и "против" и в конце концов
ответила себе "нет". Нормальный человек - а в нормальности ЛЈнича у меня нет
никаких  сомнений  -  в  такой ситуации  собирает  волю в кулак и  указывает
нежеланному гостю на дверь. Это куда менее хлопотно  и опасно, чем проказы с
ядом.
     Серега  Архангельский,   галантный  и  обаятельный  Серж.   Душа  любой
компании,  любимец  женщин, талантливый  организатор,  удачливый  бизнесмен,
мастер   улаживать   любые  конфликты.   Серж  обладает  настоящим  талантом
располагать  к себе людей. Любая женщина - молодая или старая, уродливая или
прекрасная, - попав в его поле зрения, непременно ощутит на себе восхищенный
взгляд и окунется в пьянящую  атмосферу легкого, ни  к чему  не обязывающего
флирта. Любой мужчина - пусть даже последний зануда и неудачник, - заговорив
с  Сержем, почувствует себя значительной личностью,  выдающимся мыслителем и
блестящим собеседником. Как Серж добивается этого - уму непостижимо, но, что
самое  удивительное, он почти не лицемерит. Во всяком случае, я еще ни  разу
не уловила в его поведении фальши.
     До  недавнего времени  к числу почитателей Архангельского принадлежал и
Мефодий.  Хотя  в  данном  случае  слово  "почитатель"  не  подходит.  Из-за
непомерного  самомнения Мефодий ни единого  человека  не ставил  выше себя и
лишь  немногих почитал за  равных. Так  что  при всей своей симпатии к Сержу
Мефодий  относился к нему не почтительно, а скорее покровительственно,  хотя
ни  малейших оснований  на  то не  имел. Более  того, по справедливости,  он
должен  был бы  считать  Сержа  благодетелем,  ибо  тот  в  свое  время  дал
бездомному гению  не  только  кров, но и  возможность  зарабатывать  хорошие
деньги.
     Несколько лет назад Серж собрал наших безработных сокурсников под одной
крышей и основал программистскую фирму. Под  его  чутким руководством  фирма
постепенно разрасталась и в конце  концов заняла на отечественном рынке одно
из ведущих мест. В основном они занимались русификацией западных пакетов, но
многое  создавали  и  сами  - в  частности,  антивирусы,  компьютерные игры,
словари  и  тому подобное.  Серж, до  последнего  веривший в программистскую
звезду  Мефодия,  предложил финансировать  работу  над гениальным продуктом,
который наш гигант мысли  так разрекламировал.  Мефодий милостиво согласился
принять помощь и полгода получал по пятьсот долларов в месяц лишь за то, что
валялся на диване и смотрел порнофильмы. Когда по истечении названного срока
Серж  выразил желание взглянуть  на результаты - пусть  даже промежуточные -
его   нелегкого   труда,  Мефодий   объявил,   что   опасается  кражи  своей
интеллектуальной  собственности и посему покажет  продукт  лишь  в  конечном
виде, да  и то только после  вручения  кругленькой суммы. Тактичный босс, не
желая  портить отношения  с ценным  работником, пригласил  адвоката,  и  тот
попытался    объяснить   господину   Подкопаеву,    что,   согласившись   на
финансирование своей работы, он  фактически сделал  господина Архангельского
совладельцем  означенной интеллектуальной  собственности, но Мефодий в ответ
только неприятно рассмеялся.
     Серж и тут не пошел на конфликт, а вместо этого поселил Мефодия у себя,
решив, что под ненавязчивым  начальственным  присмотром  гениальный  продукт
родится  быстрее. Но не тут-то было. Гений продолжал вести  привычный  образ
жизни, а на мягкие уговоры хозяина дома заняться  делом  не обращал внимания
или огрызался. Тогда Серж, которому  при всей его щедрости вовсе не хотелось
оплачивать   порнокассеты  и  компьютерные  игрушки  бездельника,  попытался
привлечь  Мефодия к  работе над  мелкими  и  незначительными, но приносящими
доход программами. И получил отказ - в резкой, даже оскорбительной форме.
     Последней  каплей   в  чаше   терпения  Архангельского  стал  эпизод  с
американцами. Они привезли на продажу новый программный  пакет,  и Серж - не
иначе как в  минуту  затмения - пригласил  Мефодия  на переговоры в качестве
консультанта.  Может  быть,  все и  обошлось  бы,  не  будь  переводчиком  у
американцев русский эмигрант, прекрасно понимающий значение  таких слов, как
"мура", "дребедень", "в  помойку" и "надутые дебилы". Оскорбленные в  лучших
чувствах  заморские  купцы  предложили  свой  товар  другому  покупателю,  в
результате чего Серж понес ощутимые убытки.
     Тогда-то  он  и  избавился  от Мефодия, сославшись  на  желание сделать
ремонт в квартире. И приостановил выплаты пособия до лучших времен. Мефодий,
естественно, был  недоволен,  но  Сержу  все-таки удалось  расстаться с  ним
мирно.
     Произошло это три месяца назад, а спустя два месяца некий доброжелатель
открыл Мефодию глаза, сообщив, что Серж по-прежнему живет в своей квартире и
никаким ремонтом заниматься не собирается.
     Оскорбленный  гений  позвонил  недавнему   благодетелю   и  заявил  ему
следующее. Во-первых,  гениальных Мефодиевых программ  мерзкому  лицемеру не
видать как своих ушей; во-вторых,  Мефодий не пожалеет усилий, чтобы донести
правду  о подлой сущности Сержа до всех  заинтересованных лиц;  и в-третьих,
все отношения между ними кончены отныне и навсегда.
     Такая вот история. Обмозговав ее со всех сторон, я пришла к выводу, что
мотива убийства она не дает. Конечно, Серж был зол на Мефодия - да и кто  бы
не разозлился на его месте? Но с другой стороны, от этой смерти он ничего не
выигрывал, а для мести причина была все же жидковата.
     Теперь  Глеб Безуглов.  На  мой взгляд,  личность  довольно  противная.
Нагловатый, резковатый, циничный субчик с недобрым чувством юмора. Дружеское
прозвище Глыба объясняется, согласно самой безобидной версии, грубыми, точно
высеченными   топором,  чертами  лица.  Главная   особенность   характера  -
стремление обратить на себя внимание. Неглуп, но  не более того. На мехмате,
где  блестящие  умы  -  явление   распространенное,  таким  интеллектом   не
выделишься. Поэтому Глыба избрал иной путь самоутверждения. Он решил войти в
анналы истории  факультета как самый непревзойденный  шутник  всех  времен и
народов.  Пока  другие,  менее  амбициозные  мехматовцы корпели над книгами,
Глыба старательно  обдумывал  будущие  импровизации,  афоризмы, розыгрыши  и
эпиграммы.  Точно  дозируемые выбросы остроумия  должны  были завоевать  ему
славу разящего насмерть слововержца. Вероятно, учись  он в военном  училище,
так оно бы и произошло, но для мехмата его шутки оказались чуть грубоватыми,
эпиграммы - чересчур прямолинейными, а розыгрыши - излишне злобными.
     С  этим  Глыба  еще  мог  бы  смириться;  в  конце  концов,  главное  -
выделиться, остальное неважно, но соперники лишили  его  даже этой  невинной
радости. Не утруждая себя подготовкой, они острили походя, бездумно, бросали
небрежно то здесь, то  там  меткое словцо  или удачный  каламбур, экспромтом
произносили на вечеринках блистательные тосты, устраивали незамысловатые, но
веселые розыгрыши и затирали, вытесняли, выпихивали Глыбу с облюбованного им
пьедестала.
     Этих  выскочек  Глыба ненавидел  лютой ненавистью и при  всяком удобном
случае старался  подложить  им свинью, называя  сие деяние  розыгрышем.  Для
своих целей он  нередко  использовал Мефодия, который  простодушно передавал
жертвам  любые слова  и посылки,  вложенные  ему в уста или  в  руки Глыбой.
Жертвы  розыгрышей  набрасывались  на  Мефодия,  Мефодий  смертельно на  них
обижался, а Глыба  довольно посмеивался  себе в кулак. И  если  преследуемые
юмористы со временем разобрались в  ситуации, то Мефодий  так до  конца и не
раскусил Глыбу, более того - даже считал его другом.
     Но   судьба  восстановила   справедливость.  Ох   как  аукнулось  Глыбе
злоупотребление  Мефодиевой  доверчивостью!  Не  прошло  и  двух  лет  после
окончания университета,  как Мефодий вселился к "другу", а спустя месяц жена
Безуглова хлопнула дверью и ушла навсегда, оставив в утешение  незадачливому
супругу   трехлетнего  хулигана.   Сплетники   утверждали,  будто  бы  Глыба
немедленно выгнал жильца  и на коленях  умолял  беглянку  вернуться, но  она
ответила ему категорическим отказом.
     Личная неприязнь нашептывала  мне, что у Глыбы имелись веские основания
для убийства, но врожденное чувство справедливости не  позволило принять эту
версию.  Слишком  уж  много  лет  прошло с  тех  пор.  За  это  время  любое
мстительное  чувство должно было бы притупиться. Тем более что Глыба недавно
женился вторично.
     И  наконец,  Игорек  Мищенко,  прозванный  когда-то  Гусаром,  а  потом
разжалованный  до Гуся. Нескладный,  некрасивый, непутевый,  но  в  общем-то
неплохой   малый,  у  которого  была   одна  большая  беда   -   сексуальная
озабоченность  прыщавого подростка. Он и выглядел прыщавым подростком, да  и
вел  себя соответственно  -  гр