нулась.
     Я решил, что мы закрыли эту тему, но она встала, подошла к окну и рассеянно взглянула на огни Голд-Коаст.
     - Все это потому, что я не приучена приглашать мужчин к себе на квартиру. Во мне воспитали честность, веру в торжество добродетели... Но эти ценности человеческой души не приживаются в реальном мире, не так ли, Нат?
     - Во всяком случае, не в Чикаго.
     - Пожалуй, вообще нигде. Не в эти времена. После Краха <Имеется в виду мировой кризис, разразившийся в 1929 году, который привел к разорению тысячи банков, предприятий и десятков миллионов людей. После Краха наступила так называемая Великая Депрессия, сопровождавшаяся невиданной массовой безработицей. США вышли из нее лишь с приходом Ф. Рузвельта с его "Новым курсом".. Как может случиться, что человек, проработавший тридцать лет, вдруг внезапно оказался без работы? Как может случиться, что бизнес, которым занимались целые поколения, вдруг внезапно перестает существовать? У меня были друзья, Нат, которые покончили с собой, выбросившись из окна.
     - Дела теперь идут лучше, Элен. Немного лучше.
     - Не знаю. Может быть, меня просто мучает чувство вины.
     - Почему?
     - Потому что я дрянная девчонка и снимаю трусики, чтобы заработать. Не этого хотел от меня мой отец, да и я сама. Я хотела стать балериной, актрисой.
     - Девушка должна прокормить себя.
     - Да, понимаю, - продолжала она, доедая последний кусок яичницы. Мрачно его дожевывая, сказала: - Может, чувствую себя виноватой потому, что делаю тысячи долларов, расхаживая голой, в то время как мужчины, имеющие семьи, детей, зарабатывают какие-то гроши на фабриках или еще где. Или вообще ничего не получают, потому что не могут найти фабрику, где есть работа для них. Это все неправильно.
     - Почему же тогда ты не отдаешь все свои деньги бедным?
     - Не говори глупостей! Я не могу накормить весь мир. И я для этого недостаточно хороша. Ты меня не подкалывай!
     Я молча пожал плечами, прожевывая кусок яичницы и улыбаясь.
     - Не знаю, Нат. Я ем икру, а рядом, в двух кварталах, живут люди, которые получают суп на благотворительных кухнях. Я ношу норку, а беременные женщины в Гувервиллях <Районы лачуг, названные так в "честь" Герберта Кларка Гувера, президента США в годы Краха и Великой Депрессии (1929 - 1933 гг.).> одеты в тряпье. Я плачу пятьсот баксов в месяц субаренды за эту роскошную квартиру какому-то педику, пребывающему во Флориде. А в Маленькой Италии, меньше чем в миле отсюда, семьи ютятся в подвалах за шесть долларов в месяц. Можно ли считать, что меня хоть немного радует мой успех?
     Я отхлебнул апельсинового сока.
     - Плати свои налоги. Найди церковь, в которую ты могла бы передавать какие-то деньги. Это для начала. Займись какой-нибудь благотворительностью, но не карабкайся на крест. Очень трудно будет удержать всех этих фанов, если твои руки будут прибиты гвоздями к кресту.
     Она криво улыбнулась.
     - Найдется слишком много развратников, вроде тебя, пытающихся забраться туда вместе со мной.
     - Это как раз то, что нужно, - сказал я. - Сейчас тяжелые времена, Элен. Твое сердце может разрываться всякий раз, когда ты идешь по улице и видишь нищету. И ты не так уж много можешь сделать в этой жизни, кроме своей работы, если тебе повезло и ты получила ее, лучшую, какую именно ты можешь делать. И старайся не повредить тем, кто тебе встретится на пути. Купи яблоко у парня на углу, хоть разок, даже если ты не любишь яблоки.
     Она внимательно смотрела на меня, бледная и такая красивая, какой я никогда раньше ее не видел.
     - Ты молодец. Геллер, - сказала она. - Этот город еще не вышиб из тебя все лучшее.
     Я засмеялся.
     - Вышибал. Много раз.
     - Я делюсь с тобой своими заботами, а между тем ты весь вечер встревожен и озабочен. Что происходит с тобой, Геллер? И почему ты появился без предупреждения на моем шоу вечером в четверг? Ты же собирался прийти в пятницу?
     - Просто мне ужасно захотелось увидеть тебя.
     - Что гложет тебя, Геллер? Давай же, вываливай!
     Я вздохнул, подумав обо всем. Потом сказал:
     - Ты можешь хранить тайну?
     Она пожала плечами.
     - Конечно.
     - У тебя много приятелей в газетах, и...
     - Обещаю, что это не появится ни в одной из газет.
     - Имей в виду, это сенсационный материал для первой полосы. Многие репортеры захотели бы заполучить его.
     - Тогда ты должен рассказать мне.
     И я рассказал.
     Досконально изложил ей все события последней недели, о моем клиенте-коммивояжере, о парне, который может оказаться Диллинджером...
     - Понимаю, что в целях безопасности мне нужно закрыть это дело, - сказал я, - но чувствую что-то... не знаю, какую-то ответственность за Полли Гамильтон. И не потому... что я разок переспал с ней. Это ничего не означает, просто эпизод. Но мой клиент нанял меня, чтобы я за ней проследил, это уже другое дело. Он нанял меня проследить, обманывает ли она его. Он не платил мне, чтобы я был ее телохранителем или что-то в этом роде. Но он явно беспокоится о ней, и вот я увидел, как она впутывается в опасную ситуацию. Полли может очутиться в центре чертовски кровавой пальбы.
     - Ты серьезно думаешь, что федеральные агенты просто начнут палить по Диллинджеру?
     - Да, черт побери. А ведь я даже не уверен, что этот парень действительно Диллинджер. Но чувствую определенную ответственность за то, что положу голову бедного негодяя на плаху, даже если он и есть Диллинджер.
     Меня не трогает, будет он казнен или нет, это уже депо судьи и присяжных.
     - А почему бы тебе просто не предупредить Полли Гамильтон? Вытащить ее из этой заварухи?
     Я покачал головой.
     - Она не отлипает от парня все эти дни, она живет с ним. Я не могу предупредить ее, не предупредив его.
     - Может быть, тебе следует это сделать. Я имею в виду, предупредить его.
     - Может быть. Но что если он действительно Диллинджер? Если я подойду слишком близко к нему, то рискую своей головой. Или если он просто укрывается от закона и феды унюхают, что я предупредил его, то сразу я становлюсь сообщником, или пособником, или кем-то в этом роде. Противодействие правосудию, так это называется. Черт... Я просто должен отойти подальше от всего этого, в самом деле, должен.
     - Но ведь ты так и заявил Зарковичу - что больше не хочешь участвовать в этом.
     - Ты права. Когда я обнаружил, что этот сукин сын вовлечен в дело, то понял - следует выскочить из этого дерьма.
     - Ты говорил, что он ловкий тип, да?
     - Очень. И настоящий дамский угодник. В Индиане его называют "Неотразимый полицейский".
     - А каковы его отношения с этой Анной... Анной, как ее?
     - Сейдж. Что ж, как я сказал, он сборщик дани. Он получает деньги от нее, от других "мадам" и передает их большим шишкам, оставляя кое-что себе.
     - Ты доверяешь Анне Сейдж?
     - Не особенно.
     - Но ты ее не подозреваешь в чем-либо?
     - Нет.
     - А ты не думаешь, что, может быть, она переговорила с этим Зарковичем еще раньше, чем с тобой?
     - Думаю, что это возможно... Но к чему ей рассказывать мне о своих подозрениях, если она уже рассказала обо всем Зарковичу?
     - : Я работаю в шоу-бизнесе с девяти лет. И могу тебе сказать по собственному опыту, вещи редко бывают такими, какими они кажутся на первый взгляд.
     - Что-то я не совсем тебя понимаю.
     - Все это дело выглядит каким-то... искусственным. Ты так не считаешь? Я ничего не ответил.
     - К тебе вдруг приходит Джон Говард, клиент-коммивояжер, с которым у тебя нет возможности связаться, верно?
     Я кивнул.
     - Но ты даже не можешь проверить этого парня. Единственный адрес, какой имеешь, это квартира в Аптауне, где живет Полли Гамильтон.
     Я снова кивнул.
     - И поскольку они не женаты, это не его адрес. Верно?
     Я не подумал об этом.
     - А он сказал тебе, на какую компанию работает?
     Я покачал головой.
     - Просто компания по торговле кормами и зерном. Без названия.
     - Значит, ты никак не можешь проверить его.
     - Да, не могу. Но он сказал, что фирма находится за пределами Гэри. Это может быть отправной точкой.
     - Итак, клиент лгал тебе, вывел на Полли Гамильтон и Джимми Лоуренса. Далее, Полли Гамильтон знала тебя через Анну Сейдж. Значит, если Полли в чем-то и замешана, - следи за моей мыслью, Геллер, - она может допустить, что ты будешь пасти ее или попытаешься предупредить - через Анну Сейдж.
     Я снова кивнул.
     - И Анна Сейдж скормила мне историю с Диллинджером.
     - И Анна Сейдж вывела Зарковича на тебя.
     - Не могу этого отрицать.
     - Возможно, тебя использовали для того, чтобы установить - Диллинджер он или нет.
     - Но зачем? Простой анонимный звонок мог бы все решить, если бы они позвонили копам или федам и сказали: "Мы думаем, что видели Диллинджера..." и так далее. И добиться того же результата.
     - Я не могу объяснить этого, Геллер. Это ты детектив. Ты должен выяснить все мотивы. А я - я просто хорошо знаю театр и вижу этот спектакль.
     Мы убрали посуду на кухне, и вскоре она уже спала рядом со мной. А я лежал с широко открытыми глазами и удивлялся, какая же она умница.

11

     Следующее утро, в пятницу, я провел в своем офисе, уточняя по телефону кредитные способности полудюдижины возможных заемщиков. Эту работу я делал для розничной кредитной компании в Джексон-Парк. Она была пока единственной, за которую я мог получить хоть какие-то деньги. Но мысль о части наградных за поимку Диллинджера все это время не покидала меня.
     Наступил полдень, и я уже подумывал о хорошем сандвиче, как вдруг ко мне вошел большой мужчина с лицом круглым, как луна, лет тридцати пяти, в сером костюме, такого же цвета шляпе и галстуке. Его лицо было тоже серым. И, казалось, что горячее солнце, прокоптившее за все эти дни жителей Чикаго, его не коснулось.
     - Мистер Геллер? - спросил он, снимая шляпу.
     - Да, - привстав, ответил я.
     - Я Сэм Коули из подразделения расследований. Он прошел вперед и с хмурым выражением лица протянул руку.
     Я поднялся из-за стола, чтобы пожать ее, потом жестом предложил сесть.
     - Не возражаете, если я сниму пиджак? - спросил он. Очевидно, жара все же донимала его.
     Я не стал возражать, так как сам был без пиджака, и этот момент соблюдения протокола показался мне излишним, но искренним. Со скользким Зарковичем все было иначе, он использовал хорошие манеры и обаяние как инструмент в своей работе. Коули был крупный плотно сбитый мужчина, который чувствовал себя немного неловко в общении с людьми. Или, по крайней мере, со мной.
     - Я знаю, что вы разговаривали вчера с шефом Пурвином, - сказал он, бросив пиджак на спинку стула. На его рубашке под мышками растекались круги пота.
     - Да, разговаривал с шефом Пурвином, - подтвердил я.
     - Он проинформировал меня, что вы, возможно, видели Диллинджера.
     - Это верно.
     Он повертел в руках свою шляпу, держа пальцы на полях, словно крутил баранку автомобиля.
     - Нам важна любая информация, какую вы можете предоставить.
     - Я... передумал.
     - Как это?
     Я старался тщательно подбирать слова.
     - Чувствую, что поспешил. Я много думал об этом сходстве, о том, может ли быть человек, которого я видел, Диллинджером.
     Коули едва заметно покачал головой.
     - Да, бывали ложные опознания. Я понимаю ваши колебания.
     - Шеф Пурвин произвел на меня впечатление слишком резвого розыскника во всем, что касается Диллинджера. Боюсь, он выстрелит в тетушку Джемину, если вы вдруг покажете на нее пальцем и скажете: "Это Джон".
     Мне показалось, что на губах Коули появилось подобие улыбки, но он тут же подавил ее и сказал:
     - Шеф Пурвин не единственный в этом расследовании.
     - Знаю, читал в газетах, что ваш босс Гувер поручил вам руководство этим делом. Коули поерзал на своем стуле:
     - Этого... этого не могло быть в газетах.
     - Я умею читать между строк. Ваш босс, мне кажется, умеет ладить с общественным мнением. Он не мог убрать Пурвина после Маленькой Богемии, иначе подорвал бы авторитет подразделения, поэтому вынужден был послать за вами.
     Коули сделал широкий успокаивающий жест и сказал:
     - Будь что будет - могу заверить, что любая информация, которую вы предоставите в наш офис - мне, - не останется без внимания и не будет использована опрометчиво.
     Он тоже тщательно подбирал слова. Я откинулся в кресле, разглядывая его. На первый взгляд этот человек мне понравился - большой, застенчивый медведь, который внушал доверие. Кроме того, он произвел впечатление человека вполне компетентного. Но я опасался, что его компетентность может быть сведена на нет некомпетентностью Пурвина.
     - Я соблюдаю интересы моего клиента, - сказал я, - не думаю, что его нужно впутывать в это дело.
     Лицо Коули стало жестким, и он ткнул в меня пальцем толщиной с сигару за двадцать пять центов.
     - Если вы помогаете и содействуете скрывающемуся преступнику, мистер Геллер, не нужно укрываться условностями своей профессии. Вы не адвокат, а частный детектив. Вы отправитесь в тюрьму.
     - Инспектор Коули, - ответил я, изобразив на лице как мне казалось, миролюбивую улыбку, - я не укрываю преступника. Мой клиент не Джон Диллинджер. А всего лишь разъездной коммивояжер и законопослушный гражданин, чья девушка тайно встречается с другим мужчиной.
     Коули задумчиво кивнул головой.
     - С мужчиной, который может оказаться Диллинджером.
     На этот раз уже я указал на него пальцем.
     - Вот это выражение мне представляется более точным. С мужчиной, который может оказаться Диллинджером. И, говоря откровенно, если бы я держал по этому поводу пари, то совсем не уверен, что спорил бы против.
     Коули демонстративно поднял и опустил мощные плечи.
     - Почему бы не прояснить это, выведя нас на этого человека? Мы поговорим с ним, выясним, кто он, проясним все это раз и навсегда.
     Я покачал головой и продолжал:
     - Последнюю неделю девушка моего клиента проводит с этим человеком дни и ночи. Если я приведу вас к нему, где уверенность в том, что ваш ретивый сослуживец не поприветствует очередью из автомата этого "мужчину, который может быть Диллинджером". У меня нет также уверенности и в том, что нервный Пурвин не распространит это приветствие и на девушку моего клиента.
     Коули постарался не обратить внимания на вспышку моего сарказма и просто сказал:
     - Может быть, лучшим способом воспрепятствовать этому будет ваше собственное участие в деле?
     - Каким же образом?
     - Вы продолжаете следить за этим человеком?
     - Нет.
     - Почему?
     - Я выяснил, что требовалось моему клиенту, и выполнил обязательство перед ним. И, кроме того, может быть, вы действительно нашли кого-то в своей конторе, полной мальчиков из колледжа, кто уже смог добиться успеха, выследив меня. Хотя искренне сомневаюсь в этом.
     Коули спокойно посмотрел на меня, затем усмехнулся:
     - Я тоже сомневаюсь в этом.
     Мимо прогрохотал поезд Эль, и мы сидели молча, выжидая, когда затихнет его шум.
     Потом Коули сказал:
     - У нас были контакты с теми, кто также имел ниточку к Диллинджеру.
     - Это интересно.
     - С теми, кто видел его на Норт-Сайд.
     - Да?
     - Да. Они из полиции, но не нашего штата.
     - Правда?
     - Это полицейские из Восточного Чикаго, штат Индиана.
     - Вы шутите.
     - Сержант Мартин Заркович и его капитан, человек по фамилии... запамятовал.
     - О'Нейли, - помог я.
     Коули, притворно удивившись, спросил:
     - Вы знаете его?
     - Знаю Зарковича. Не думаю, что когда-нибудь встречал О'Нейли, но слышал о нем.
     - Что вы думаете о... хм... полиции Восточного Чикаго?
     - В целом или в частности?
     - И так, и так.
     - В общем коррумпирована. В частности - Заркович.
     Он улыбнулся и сказал:
     - Теперь вы понимаете, почему мы можем использовать подтверждающий источник. В самом деле, если я смогу руководить этим всецело через вас, то буду чувствовать себя спокойнее. И шеф Пурвин тоже.
     Это удивило меня.
     - В самом деле? Что же создает мне такую надежную репутацию? - спросил я.
     - Сравнение с Зарковичем, - невозмутимо сказал Коули.
     Это заставило меня улыбнуться.
     - Вам придется иметь дело с Зарковичем. Он коп. Почему бы в этом случае не подключить к делу Стеги?
     Коули ответил не сразу.
     - Слишком мало любви между нашим учреждением и полицией Чикаго. Точнее, мало взаимного уважения и стремления к сотрудничеству.
     - Как я понимаю, именно это предопределяет ваше обязательное участие в деле.
     - Я не так долго, только с апреля, нахожусь здесь мистер Геллер. Вы знаете это. Но мне потребовалось немного времени, чтобы понять, что чикагскую полицию не очень-то уважают.
     - Значит, вы сотрудничаете с полицией Восточного Чикаго. Послушайте, в Чикаго все же есть несколько хороших полицейских, в том числе Стеги. Я знаю. Но наверняка вы слышали, что он не очень высокого мнения обо мне. Несмотря на это, считаю, что с ним можно иметь дело, поверьте мне.
     Коули встал, желая размяться. Он подошел к одному из окон и, глядя на Эль, произнес:
     - Я слышал, вы честный человек, мистер Геллер.
     - Более или менее, - сказал я.
     Он улыбнулся, по-прежнему не глядя на меня.
     - Это высокая оценка в Чикаго. У нас, хм... есть общий друг, вы знаете.
     - Знаю. Элиот Несс.
     - Значит, - продолжал Коули, - если я скажу вам кое-что не для записи, вы сохраните это в тайне.
     - Я не репортер.
     - А если репортер спросит вас, - он внимательно взглянул на меня, - или даже судья?
     Я кивнул. Он вернулся к стулу, на котором сидел, сказал:
     - Заркович и О'Нейли выставили несколько условий. Одно из них заключается в том, чтобы Стеги и чикагская полиция не были вовлечены в... захват Диллинджера.
     - Почему вы сделали паузу перед словом "захват"? Он поколебался:
     - Это связано с другим их условием.
     - Понимаю. Вы согласились с ними?
     - Пока еще нет. Вот почему мы хотим привлечь вас, мистер Геллер. Почему бы вам не помочь федеральным властям избежать контактов с запятнавшей себя полицией Восточного Чикаго? Почему бы вам не рассказать о том, что известно, и тем самым избавить нас от сотрудничества с типами вроде Зарковича и О'Нейли?
     Я промолчал.
     - Ладно, - сказал Коули, давая понять, что завершает разговор, - подумайте об этом. Но думайте быстрее. Потому что в любой момент может кое-что произойти.
     - И провалиться?
     Он медленно кивнул. Надел свой пиджак, шляпу.
     - Ваша помощь будет оценена. Так что до завтра?
     - Я все обдумаю.
     - Почему бы вам не связаться с вашим клиентом, если обеспокоены тем, что его подружка может быть вовлечена в эту историю?
     - У меня нет способов связаться с ним. Он сейчас в отъезде, сказал, сам отыщет меня. Но еще не объявлялся.
     Коули пожал плечами.
     - Но вы детектив. Как он нашел вас? По рекомендации адвоката, Луи Пикета.
     - Скажите, инспектор. Вы, конечно, больше знаете о деле Диллинджера, чем я. Кто был адвокатом Диллинджера перед его побегом в прошлом году?
     - Это было не в прошлом году, а в феврале, - сказал Коули. - И я удивляюсь, мистер Геллер. Вы говорите, что читаете газеты, а уж они-то порезвились, узнав, что Диллинджер нанял такого златоуста.
     Я уже догадался, что он ответит на мой вопрос.
     - Адвокатом Диллинджера был Луи Пикет, конечно, - сказал Коули и, кивнув мне, вышел.

12

     Все жители Чикаго называют Ла-Саль-стрит не иначе как Уолл-стрит Запада. Здесь царствуют деньги и власть, если, правда, между ними существует какое-то различие. В этом деловом центре Чикаго, над гигантскими банками и маклерскими конторами, запрятанными в чрево небоскребов Ла-Саль-стрит, размещаются маленькие офисы, где трудятся отнюдь не политиканы и финансовые кудесники, но люди, также упорным трудом прокладывающие свой путь к деньгам и власти. Люди вроде адвоката Луи Филиппа Пикета.
     В конце Ла-Саль, почти на пересечен