, по своей ли вине умолк Дилер Куни, или же это случилось из-за того, что он просто оказался там, где хотели убить меня. Но инстинкт подсказывал мне, что прошлой ночью главной целью был я. И единственной причиной этого, как я сообразил позднее, было то, что, кроме работы на Выставке, я, разыскивая брата Мэри Энн, совал нос в чужие дела.
     О том, что произошло вечером, я рассказать ей не мог. Никому, даже Элиоту, может, даже и Барни не мог рассказать. Та темная боковая дорожка к домам была настолько пустынной, что я рискнул оставить бедного мертвого Куни на тротуаре, а сам быстро прошагал несколько кварталов назад к моему автомобилю на стоянке у стадиона и вернулся домой. Потому что мне не улыбалось именно сейчас быть замешанным еще в одну перестрелку (с этими враждебными ко мне копами и репортерами из желтой прессы, которые сразу налетят, как коршуны).
     Думаю, никто ничего не заметил: когда Куни получил свои пули, не было ни криков, ни шума, - не зажегся внезапно в окнах свет; спрятавшись в кустах, свидетелем происшедшего был только я один. А когда машина уехала и не было ни малейшего признака, что она вернется, дал деру. И хотя никто не опознал ни меня, ни Куни, когда я шел за ним, продираясь через толпу на стадионе, я не представлял, как же смогу выпутаться из всего этого.
     И вот сегодня эта проблема наконец разрешилась. Мне позвонил один сотрудник из отдела по борьбе с карманниками и рассказал, что Куни убили. Ему интересно было знать, стоит ли эта новость той пятерки, которую я когда-то обещал, и я ответил, что - нет: мертвый Куни этого не стоит, но если он заглянет как-нибудь к Барни, я угощу его за хлопоты пивом. На этом разговор закончили.
     Кроме того, о Куни напечатали маленькую заметку на внутренних страницах дневных газет: убит "щипач" с большим стажем работы (который уже сам по себе был рекордом), и полиция считает, что он попал в разборку преступной группы, но без последствий. Это убийство они добавили к перечню сотен гангстерских убийств в Чикаго за последние десять или пятнадцать лет; я так и не понял, можно ли когда-нибудь покончить с убийствами гангстеров в Чикаго (с Джейком Линглом ведь покончили).
     Что могла означать смерть Куни? Я боялся, что брат Мэри Энн с его связями с Тедом Ньюбери через спиртное Трай-Ситиз угодил-таки в компанию Нитти, и то, что я сую нос в чужие дела, приведет и меня снова прямо к Нитти, да и пули уже начали летать.

***

     Предположим, Нитти кое-что мне должен, но я не думал, что он расплатится со мной столь оригинальным способом.
     Я попытался дозвониться до него, но безуспешно.
     В конторе ресторана "Капри" на Северной Кларк-стрит (который, как бы случайно, находился напротив Сити-Холла) его не было, но тот, с кем я разговаривал, передал мое послание, и около семи вечера, как раз перед тем, как я собирался уходить на Выставку, Нитти отозвался.
     - Геллер, ну как у вас дела?
     - Лучше, чем у Дипера Куни, - ответил я. - Его убили прошлой ночью.
     - Я это слышал.
     - Я был вместе с ним...
     - Этого я не знал.
     - А вы со мной честно играете, Фрэнк? Вы помните что однажды я оказал вам услугу?
     - Я не имею никакого отношения к тому, что произошло с Куни. Вы хотите, чтобы я выяснил, кто это сделал?
     - Что ж, был бы признателен.
     - Давайте потолкуем. Приходите ко мне в контору завтра после обеда. В два часа. Я хочу узнать об этом сопляке, которого вы пытаетесь разыскать.
     - О Джимми Биме? - Значит он и об этом слышал.
     - Верно. Кто знает, может, я даже в силах помочь вам рассчитаться с клиентом.
     - Я ценю это, Фрэнк.
     - Увидимся завтра, Геллер.
     И телефон, дав отбой, замолк. Я сидел, уставясь на аппарат и желая знать, смогу ли сейчас подняться. Во мне была такая же напряженность, которая бывает, когда в кабинете врача ждешь результатов анализов.

***

     Я захватил с собой на Выставку ствол, и все равно сейчас пытался увести Мэри Энн, потому что от пребывания на Выставке среди толпы я занервничал.
     - Что случилось? Почему ты нервничаешь? Натан, не будь ты таким брюзгой. Давай как-нибудь вечером посмотрим вместе на Салли Рэнд. А сейчас самое время повести меня на "Небесную прогулку".
     - На "Небесной прогулке" мы побывали еще на прошлой неделе.
     - Но не на площадке обозрения.
     - Я, видишь ли, от высоты не в восторге.
     - Какой крутой парень! Ну, пойдем же, - и она потянула меня за руку.
     Так или иначе, а мы туда добрались; перед входом оглянулся, ожидая слежки. Но не заметил ничего подозрительного. Никого, кто бы не соответствовал окружению. Повсюду были охранники, меня знавшие, так что я мог позвать их, если бы что-то вызвало у меня беспокойство. Так что черт с ним!
     Башни "Небесной прогулки" были близнецами Эйфелевой, а почему бы и нет? Та башня была хитом на Парижской выставке 1889 года, а эти маячили повсюду на "Столетии прогресса". Каркасные сооружения из стальной сетки-паутины вознеслись выше любого чикагского небоскреба; самые высокие башни по эту сторону Атлантического побережья. Одним способом попасть на небеса были серебряные с красными полосками "ракеты" - машины на тридцать или сорок пассажиров, пересекающие лагуну на натянутых тросовых дорожках. На прошлой неделе, когда мы в них проехались, я почувствовал, что высоковато мы забрались, чересчур высоко. А сейчас, пройдя под хлопающей над входом вывеской "СКАЙ РАЙД" и направляясь к одному из двух лифтов, поднимающих наверх (два других поднимали к платформе машин-ракет), мы надумали подняться еще выше - на четыре сотни футов, на площадку обозрения.
     Подъем занял целую минуту; и вот мы в закрытой комнате обозрения, а внизу, как цветная электрическая карта, раскинулась Выставка. Здесь дежурил один из охранников Выставки, из моих подопечных сегодня вечером было не так много народу - может, человек двенадцать, в основном пары. Я поздоровался с охранником, это был цветущий мужчина лет около сорока, который обычно работал регулировщиком. Он тоже поздоровался и прошептал (видимо, очень собой гордясь), что позавчера поймал карманника. Я похлопал его по плечу и назвал молодцом.
     Мэри Энн все еще смотрела из окна, затаив дыхание. Ей так нравилось глядеть вниз на огни Выставки и самого города! Но я хотел уйти и сказал ей об этом.
     - Но, Натан! А площадка обозрения? - Это слишком далеко. Она потянула меня за руку:
     - Да не будь ты таким занудой. Дивная ночь, и там должен быть приятный ветерок.
     - Отморозим задницы, вот и все, - возразил я, но тем не менее мы поднялись еще на пролет, и Мэри Энн затащила меня на самую высокую выставку на этой ярмарке - выставку "Лифты Оутиса", на которой демонстрировались устройства, приводящие в движение скоростные лифты, - выставка, скучнейшая из всех в этом здании.
     Снаружи, на площадке, народу было немного; ветер дул довольно сильно, для того чтобы вот так стоять на вершине башни на расстоянии в шесть с чем-то сотен футов от земли. Мы нашли местечко около одной стороны башни, где выступало что-то вроде балкона, и стояли у ограждения, наслаждаясь относительным уединением.
     Мы разглядывали Выставку, раскинувшуюся перед нами, не через окно, а прислонившись к ограждению... От открывавшегося перед нами вида у меня невольно захватило дух. Прожекторы чертили небо, пересекаясь с огнями внизу; геометрические сооружения сразу приобрели абстрактные формы и цвета, как на полотнах некоторых современных художников из Тауер Тауна.

***

     В восхищении я повернулся к Мэри Энн, желая прокомментировать эту необычайную красоту, на минуту отбросив свой цинизм. Мэри Энн, вытаращив глаза, затаила дыхание, и вовсе не от вида Выставки. Кто-то быстро приближался к нам сзади.
     Едва я успел обернуться, как человек в шляпе-канотье и костюме соломенного цвета нанес мне удар. Выхватить пистолет я не успел. Я рухнул через ограждение, успев заметить, как Мэри Энн отчаянно колотит парня кулаками. Шляпа убийцы парила рядом со мной.
     Я узнал его, и одна-единственная мысль пронеслась в моем парализованном страхом мозгу - опять он стал блондином, этот сукин сын!
     Кошмарный удар спиной о стальную балку едва не выбил из меня дух и почти лишил сознания. Каким-то чудом мне все же удалось зацепиться за балку и прижаться к ней всем телом.
     Эта конструкция соединяла платформу с башней под углом в сорок пять градусов. Слава Богу, что я не успел достать оружие - одной рукой бы не справился. Балка была толщиной примерно с мужскую ногу и вся в острых толстых колючках, впивавшихся в тело. Я находился на нижней части балкона, напоминая какое-то животное, взбирающееся по стволу. Вниз я старался не смотреть, посмотрел вверх - Мэри Энн перегнулась через перила, протянув мне руку, но она была так далеко - за десять футов, за десять лет; а блондин был уже за ней, и я, судорожно сглотнув, завопил: "Оглянись!"
     Пока она отчаянно с ним дралась, я, зацепившись ногой за опору, и, Бог знает - как, достал из-под руки пушку. Парень уже скрутил ее, когда увидел дуло моего пистолета и, прежде чем я сумел в него выстрелить, исчез с глаз долой.
     Мэри Энн снова протянула ко мне руки, но я прохрипел:
     - Нет! Слишком далеко! - и она расплакалась. Я думал, она будет визжать, но ничего не услышал. Мне было не до того - я засовывал пушку обратно под мышку.
     - Спустись в обзорную кабинку! - прокричал я ей.
     Она кивнула и скрылась.
     Опора, ставшая мне домом, под углом соединялась с основной конструкцией. Я падал мимо окошек обзорной кабины, но, очевидно, никто не заметил, как я повис здесь вроде Гарольда Ллойда. Опора ниже меня, параллельная этой, соединялась точно на углу над обзорной кабинкой и ее окнами. Если бы я ухитрился попасть на следующую опору, то смог бы проползти по ней и попасться на глаза людям в кабинке. Кроме того, Мэри Энн к этому времени так или иначе обратит их внимание на мое положение и, может, с чьей-нибудь помощью я пролезу в окно.
     А оно было ниже всего на пять футов; не надо быть акробатом, чтобы в него попасть. Да, это было бы спасение!
     На Выставку внизу я старался не смотреть. Старался не думать и про бездну в шесть сотен футов подо мной, сосредоточив все свои силы и мысли на опорной балке. Резко похолодало. Во рту пересохло, глаза стали слезиться. Я опустил ноги и повис на одних руках; мои ноги коснулись нижней опоры.
     Освободив одну руку, я попытался встать на нижнюю балку и сохранить равновесие, но никак не мог уговорить себя оторваться от верхней опоры. Неожиданно меня охватило пассивное спокойствие, которое я не могу объяснить и по сей день. Я оставил верхнюю балку и встал, сохраняя равновесие, потом обхватил нижнюю и, лежа на животе, медленно пополз.
     В угловом окне виднелось лицо Мэри Энн с широко распахнутыми глазами, рот был раскрыт в безмолвном крике; я улыбнулся ей, как на шоу, пытаясь скрыть свой животный страх. Потом она кому-то показала на меня и знакомый уже охранник выбил стекло тыльной стороной своей пушки.
     Я медленно продвигался по балке - полз, как дитя навстречу им. Вот и окна прямо передо мной, и охранник (какой-то посетитель, похоже, мальчик из колледжа, держал его сзади) протянул мне руку; я уцепился за нее, повиснув в какой-то момент над бездной, прежде чем он втянул меня.
     Мэри Энн крепко обняла меня: она плакала, но истерики не было. Ее переполняло счастье.
     Но у меня не было на это времени.
     - Возвращайся к себе домой, - приказал я, отодвинув ее. - И жди меня.
     - Что...
     - Сделай, как я сказал, малышка. Возвращайся до мой.
     Я поблагодарил парнишку из колледжа, который помогал меня втянуть, потом повернулся к охраннику:
     - Прошу тебя, не очень об этом распространяйся. Он глянул мельком на восьмерых или десятерых стоящих с разинутыми ртами людей, уже все обсудивших и пришедших к выводу, что все это было запланированное шоу:
     - Не знаю, удастся ли мне...
     - Если справишься, получишь пятьдесят долларов. И я оплачу ремонт.
     Усмехнувшись, он пожал плечами:
     - Сделаю, что смогу, мистер Геллер.
     Потом я прошел к лифтам и поймал взгляд Мэри Энн; на лице у нее было написано раздражение. Спуск длился всего одну минуту, и я не сразу сообразил, что я-то там висел не одну или две минуты, так что мой блондинистый приятель, убивший Джейка Лингла и помогавший убить Сермэка, опережает меня, хоть и не на много.
     В вестибюле при входе на "Скай-Райд" кассир подтвердил, что видел блондина в костюме соломенного цвета, быстро уходившего в направлении озера. Сегодня ночью на Выставке не было большой толпы, но все-таки людей было немало, а света фонарей было достаточно для создания удивительного мира в пастельных тонах, но не для четкой видимости.
     Так что я остановился, ища взглядом быстро двигающуюся фигуру, но не увидел ни одной. Тогда я сам зашевелился в направлении моста на Шестнадцатой улице и притормозил около первого же охранника по службе безопасности, мимо которого проходил. Он меня узнал, заулыбался, а я спросил у него, не видел ли он того парня.
     Он видел и показал через мост, в направлении "Зала Науки", чье квадратное здание светилось в ночи оранжевым, зеленым и синим. По реке скользили гондолы, каноэ, шлюпки - сцена, полная умиротворения и покоя, а в мозгу у меня творилось черт знает что.
     Выход с Восемнадцатой улицы. Это самый близкий выход и ближайшая дорога к парковочной стоянке.
     Я побежал. Несся, как пьяница уносится из чертовой преисподней, сбил несколько человек и едва не был задержан охранниками, но, узнав меня, они подумали, что я преследую какого-то воришку, а один из них даже кинулся за мной следом и завопил:
     - Геллер, помощь нужна?
     Я махнул головой, отказываясь, и парень отстал.
     И вот Выставка уже позади, а передо мной припаркованы все машины Чикаго - ряд за рядом, машина за машиной.
     Парковка была частная, всего несколько выездов и въездов. Может быть, очень может быть, я его и поймаю.
     Я показал удостоверение Выставки двум служащим при входе. Они были одеты как обычно, на поясах висели кошельки для размена монет. Они сказали - ну да, видели, пробегал блондинистый парень - и показали налево. Я никого не увидел. Оглядывая обе стороны, пробежал мимо первого ряда машин. Когда отошел от тех служащих подальше, достал браунинг.
     Заработала машина, я заметался и увидел, как она выезжает. Пожилая пара.
     Я напряженно таращился по сторонам: площадка для парковки не освещалась, но сияние от Выставки света давало достаточно. Я дошел уже до конца первого ряда когда увидел машину, выезжавшую из следующего, - маленький черный двухместный "бьюик" с брезентовым верхом. Это был автомобиль, из окна которого прошлой ночью застрелили Куни. Проскочив между машинами, я увидел его. За рулем.
     Блондина.
     Я отступил в сторону и направил на него пушку, но он, не останавливаясь, пальнув в меня из пистолета с глушителем. Руку обожгло огнем, и я рефлексивно выстрелил.
     Резко нажав на тормоза, он выскочил из машины, направив на меня волыну. Глушитель придавал ей совершенно модернистский вид - сувенир с выставки, да и только.
     Притворившись, что он в меня попал, я упал на спину и, схватившись за грудь, застонал. Он стоял надо мной, победно улыбаясь и поигрывая пушкой, когда я прицельно въехал ему каблуком прямо в пах.
     Выронив пистолет, он сложился пополам и как-то сухо и болезненно захрипел, я добавил правой в челюсть и свалил его. Блондин оказался ловок: уже упав, он ухитрился подхватить свою волыну. Я едва успел вцепиться ему в запястья. Через несколько секунд отчаянной борьбы послышался слабый, как негромкий щелчок, выстрел. Призрачно побелевшее лицо его обмякло на глазах, и я едва успел ему сказать:
     - На этот раз я тебя поимел, говнюк.
     Поднявшись с пушкой в руке, я огляделся. Издалека приглушенно клокотала Выставка; ночь была такой же тихой и пустой, как разум мертвеца. Ветер - и тот затих. Никто ничего не видел. Никто ничего не слышал - когда орудием убийства служит бесшумная машинка блондина.
     Его автомобиль с включенным мотором стоял рядом, в нескольких шагах. Я взгромоздил его на боковое сиденье. Усадил попрямее, хотя подбородок его упал на грудь, а живот был окровавленный и какой-то размякший. Захлопнув дверцу, я занял место водителя.

***

     Служащие, увидев мое удостоверение, улыбаясь, покивали.
     Вспомнив, кому принадлежит концессия на парковку, я тоже про себя улыбнулся. Остановившись на Мичиган-авеню около круглосуточно работающей аптеки, купил себе бинтов и воспользовался телефонным справочником. Адрес Ронги в списке был - всего десять-пятнадцать минут езды отсюда. Хорошо.
     Я вернулся в машину, где все еще сидел блондин. Куда это он собирается ехать?
     Со мной; я навещу человека, который его послал: его босса.
     Я так этому парню все и объяснил, еще не трогаясь с места, сняв пиджак и бинтуя рану на руке.
     - Везу тебя к Нитти, приятель, - сказал я ему. Он не возражал; собственно, он завалился вправо и уткнулся в стекло, как будто сильно утомившись - остекленелый взгляд полуоткрытых глаз, казалось, это подтверждал.
     - Так или иначе - к чему мне твое мнение? - спросил я у блондина, проезжая по Мичиган-авеню. - Ты мертвец. Мертвец - как Лингл... Мертвец - как Сермэк... Мертвец - как Нитти, - сказал я своему попутчику, остановившись перед светофором. Когда зажегся зеленый, я поехал дальше.

ГЛАВА 28

     Мистер Ронга жил в Западном Лексингтоне, рядом с Вест-Сайдом; я выехал на Гэррисон, направляясь к Рэйсин-стрит. На углу стояла аптека Маклистера - из кирпича песочного цвета, с квартирой на втором этаже, - отличная точка для наблюдательного поста. Но в окне я никого не заметил.
     Мы с моим молчаливым спутником находились в самом центре Маленькой Италии. Это было очень славное место, хотя и сонное: близилась полночь, на улице ни единой души, ни единой машины, никого - кроме нас с блондином. В конце длинного квартала стояла церковь Помпейской Божьей матери с колокольней - ее тоже могли использовать как наблюдательный пункт, - если Нитти почувствовал бы возможную опасность.
     На самом деле оказалось, дом расположен так, что его легко защищать. Массивное трехэтажное здание из серого камня расположилось в самом центре квартала и стояло прямо у тротуара. Это было необычно - другие дома находились вдалеке от дороги, с небольшим двориком и лестницей, ведущей к входу на первый этаж. Через улицу было еще несколько жилых домов, тоже трехэтажных, где на крышах, если понадобится, могли быть расположены посты.
     Я проехал мимо, дальше через, весь следующий квартал; на левой стороне был небольшой парк. Другими словами, Лексингтон состоял из классных двухквартирных домов и маленьких особнячков, перед которыми за низкими заборами были разбиты садики. Поблизости располагались больница Кабрини и собор Нотр-Дам, может, этим объяснялось такое блестящее соседство.
     Я свернул к церкви и, проехав переулок, выехал прямо на зады особняка Ронги. Дорога была извилистой, и мой пассажир мотался из стороны в сторону. Наконец я увидел старомодный фонарь над боковой дверью.
     Я подъехал к дому, но мотор не заглушил. Передо мной были три крыльца, соединенные между собой лестницей, под которой стояли баки с отходами. Я сидел и ждал, что будет дальше.
     На среднем крыльце появились две фигуры: двое мужчин в рубашках с закатанными рукавами и распущенными галстуками, без пиджаков и шляп. Оба со "стволами". Перегнувшись через крыльцо, они оценивали ситуацию.
     Выключив фары, я приоткрыл дверцу и встал на подножке: если бы я открыл дверцу пошире, то ударился бы в стену соседнего здания - настолько узким был проезд.
     - Вы, наверняка, слышали обо мне, парни. Я - Геллер.
     Они переглянулись. Один из них показался мне знакомым - маленький, темноволосый человечек с сигаретой в зубах.
     Луи Кампанья, "Нью-йоркский Малыш", сказал:
     - Какого черта ты здесь делаешь, Геллер?
     - Это не моя идея, - ответил я. - Вот этот парень сказал, что я должен доставить его сюда.
     Кампа