- О ком, простите? - спросил я.
     - Леон Эрол, - повторил с подъемом Дэйвс. - Известнейший комик, старина.
     - Ах, конечно. Леон Эрол. Да. Забавный, очень забавный человек.
     Какого черта должен был делать Леон Эрол в Лондоне? Он даже не англичанин.
     - Позвольте рассказать вам одну историю, - сказал Дэйвс, улыбаясь самому себе. И, наклонившись к нам, начал свой рассказ, ни разу за время повествования не взглянув ни на дядю Льюиса, ни на меня.
     Когда он давал в Англии первый официальный обед в качестве посла - а на нем присутствовали Ее Королевское Высочество принцесса Беатрис, премьер-министр, японский и испанский послы, лорд и леди Астор, - среди многих других, включая нескольких известных писателей и артистов, был приглашен и Леон Эрол, который по непонятным причинам отсутствовал. Начался чинный обед. Но вдруг стало происходить нечто несуразное. Один из официантов с довольно большими усами принялся наливать лимонад в бокалы для воды; он унес тарелки, когда гости еще не доели блюдо; он начал передавать поднос с крекерами так, что они посыпались на тарелку одного из приглашенных; он споткнулся, неся блюдо, и едва не вывалил его содержимое на колени одной леди; и, наконец, он уронил ложку, неловко загнал ее под стол и, взяв со стола канделябр, встал на четвереньки и стал ее искать.
     - И тогда леди Астор, дай Бог ей счастья, - улыбнулся Дэйвс, - разгадала его. Видите ли...
     - Официантом был Леон Эрол, - уточнил я. Дэйвс изумился.
     - Вы эту историю слышали?
     Дядя взглянул на меня уничтожающе. Я попытался вывернуться:
     - Ее мне рассказывал дядя. Это одна из его самых любимых ваших историй.
     Казалось, Дэйвс был немного смущен.
     - Вам нужно было остановить меня...
     - Зачем же, - сказал я. - Мне хотелось услышать ее снова. Из уст самого очевидца... Вы рассказываете намного интереснее, чем дядя.
     Дэйвс просиял и посмотрел через стол на дядю Льюиса.
     - Не припоминаю, чтобы я рассказывал вам это раньше, Льюис. В самом деле, она вам нравится?
     - О, конечно, - подтвердил тот, просияв в свою очередь.
     - Мне тоже, - кивнул Дэйвс. Он холодно взглянул на меня. - Я взял на себя смелость заказать вам блюда сам, мистер Геллер, раз вы немного опоздали.
     - Не имеет значения, - сказал я, - и что у нас будет? Дэйвс снова раскурил трубку.
     - Бараньи отбивные, конечно. Фирменное блюдо ресторана.
     Баранина?! О Боже!
     - Любимое блюдо, - вставил я.
     - Мое тоже, - кивнул дядя Льюис.
     Я начал понимать, почему отец ненавидел моего дядю.
     Но насчет бараньих отбивных я ошибся - они были сочные, с соусом, и очень вкусные. И когда генерал заказал для нас сливовый пудинг, я тоже не спорил:
     просто доверился его вкусу, который нас не подвел. Генерал назвал это кулинарным изыском. Со словами он умел обращаться.
     - Конечно, у них нет бренди, который необходим, чтобы сделать настоящий сливовый пудинг, - заметил генерал после того, как мы покончили с этим блюдом. - Но закон есть закон. Даже в Англии я отказался подавать спиртное на приемах в посольстве, считаясь с сухим законом, чтобы поддержать страну.
     - Но ликеры-то не запрещены, - заметил я.
     - Я представлял правительство Соединенных Штатов, - пояснил он сухо. Как будто бы это все объясняло.
     - Генерал, - обратился я к нему. - Ланч был восхитительный. Я польщен, что вы меня пригласили... хотя все еще не понимаю, почему.
     Дэйвс улыбнулся, чуть-чуть приподняв уголки губ.
     - Почему вас удивляет, что один слуга общества хочет познакомиться и почтить другого?
     - Но ведь никто из нас в данный момент не является слугой общества, - сказал я. - Мы оба работаем, можно сказать, в частном бизнесе.
     Дядя Льюис поерзал на стуле.
     - Справедливо, - сказал Дэйвс, кивнув. - Но вас только что за преданную, похвальную службу в качестве служителя закона отличил муниципалитет.
     - Да.
     - И сейчас вы решаете, не покинуть ли департамент.
     - Сэр, - возразил я, - мое решение уйти из полиции уже окончательно.
     Генерал сидел, нацелившись в меня своей трубкой.
     - Прекрасно. Это я уважаю. - Тут он как бы доверительно наклонился немного вперед. - Вот почему, собственно, вы и здесь.
     - Не понял.
     - Позволь ему объяснить, Нейт, - сказал дядя Луи.
     - Конечно, - пожал я плечами.
     Мы находились тут уже полтора часа - комната опустела. Долгий часовой ланч для администраторов был несвойствен. Наступило самое спокойное время, которого и дожидался генерал.
     - Президента Гувера вы знаете, - сказал он тихо.
     - Мы не встречались, - уточнил я, - но я о нем наслышан.
     - Разве вы не знаете, что это он убрал Аль Капоне?
     - А я всегда считал, что для этого кое-что сделал мой друг Элиот Несс.
     - Конечно, он сделал, - сказал генерал, глубокомысленно кивнув. - Отличный человек, но он - это часть того, о чем я говорю. Видите ли, здесь, в Чикаго, некоторые из нас, занимающие ответственные посты... несколько лет назад почувствовали, что мистер Капоне и компания создают нашему городу более чем красочную репутацию. Чикаго стали считать как бы счастливым охотничьим уголком для бандитов и других преступников, и произошло это за то время, пока я участвовал в военной кампании в Европе, защищая ее доброе имя. Чикаго превратился в поселение криминальных личностей, символом которых является мистер Капоне, сотворивший царство беззакония и террора при открытом неповиновении закону. Мои друзья с Уолл-стрит стали сомневаться, а безопасно ли сюда вкладывать деньги. Пришло время действовать.
     Настало и мне время задать вопрос, потому что генерал вдруг замолчал, снова разжигая свою трубку.
     И я спросил:
     - А как случилось, что Герберт Гувер стал тем парнем, который ухватил Капоне?
     Он снисходительно пожал плечами.
     - Только единственным достижимым способом - подняв этот вопрос. Интерес и поддержка мистера Гувера сделали возможным конец мистера Капоне. Видите ли, до того, как мистер Гувер попал на свой пост, некоторые из нас здесь,, в Чикаго, уже составили план из двух частей. Во-первых, Всемирная выставка. Что может лучше восстановить репутацию Чикаго в глазах нации и всего мира? Какой способ может быть лучше, чтобы привлечь в наш город на озере миллионы людей со всего земного шара, как не Выставка? Именно там можно доказать всем, что обычные люди в Чикаго не являются гангстерами.
     Хотелось бы мне встретить этого обычного человека. Ну да ладно...
     - Мы чувствовали, что нам нужно примерно десять лет, чтобы сделать настоящую Выставку. Мы назвали ее "Столетие успеха" и собирались провести в 1937 году, в сотую годовщину основания города...
     Тут я прервал его.
     - Но вы ведь планируете ее на это лето. И она называется "Столетие прогресса", разве не так?
     - Да, - подтвердил Дэйвс, - но после кризиса городу больше нужен сам факт Выставки, а не правильные подсчеты историков.
     Дядя Луи добавил:
     - Форт Диборн в 1838 году был деревней. Сто лет назад, ведь так?
     - Ах, да мне все равно, - ответил я. - Возьмите другой год, если хочется. Я думаю, что это хорошая идея - она принесет городу какие-никакие деньги.
     Генерал улыбнулся и кивнул так, как будто до этого он не был уверен, что эта идея - хорошая.
     Потом продолжил:
     - Когда мы впервые обсуждали возможность Выставки, то для гарантии успеха решили изолировать мистера Капоне. А кроме того, нам нужно восстановить законность и порядок, которые он попрал.
     - Простите, генерал, - сказал я, - но Аль Капоне попрал Большого Джима Колосаймо и Джонни Торрио, а не закон и порядок.
     Дядя опять полоснул меня взглядом.
     Но генерал только улыбнулся:
     - Скажем так - относительный закон и порядок, которые мистер Капоне попирал.
     - Хорошо, - согласился я.
     - Тогда кое-кто из нас здесь, в Чикаго, кого это затрагивало и кто имел определенное влияние, учредили должность специального прокурора и поставили на нее Дуайта Грина, чтобы как-то обуздать мистера Капоне и его команду. Атака была организована в два этапа. Мистер Несс и его "неприкасаемые" подрывали финансы Капоне, тогда как мистер Айри пытался провести законы по налогообложению наших прибылей. Первым гангстером, севшим в тюрьму за уклонение от налогов, как вы помните, был Фрэнк Нитти, с которым, я уверен, вы уже знакомы. Что ж, есть кое-что, говорящее в пользу Сермэка. У городских работников при мэре Томпсоне были неплатежные дни получки, у комиссара же Сермэка в графстве работникам платили регулярно. Его финансовое мастерство обнадеживало. Но насчет самого мистера Сермэка у меня всегда было дурное предчувствие.
     - А я думал, что все банкиры за него, - сказал я. - В конце концов, он ведь один из вас.
     Дэйвс снова улыбнулся, едва сдержав свое презрение.
     - Пребывание Сермэка на руководящих постах в нескольких мелких банках не дает ему права быть "одним из нас". Но вы правы, мистер Геллер. У Сермэка есть поддержка среди финансовых и коммерческих руководителей, особенно демократического направления. И мы, республиканцы, едва ли могли ожидать перевыборов Уильяма Гэйла Томпсона на четвертый срок.
     - Хочу напомнить, - сказал я несколько застенчиво. - В прошлом месяце один ваш друг на национальном съезде партии назвал Сермэка "любимым кандидатом" в президенты.
     Это были слова Мелвина Грейлора, президента Первого национального банка, возможно, единственного банкира в Чикаго, почти равного генералу по статусу.
     - Да, - согласился Дэйвс. - Мелвин поддержал мэра Сермэка. И Фрэнк Лоэш из Чикагской уголовной комиссии тоже. Было еще несколько бизнесменов, поддержавших предвыборную кампанию Сермэка. Многие из нас решили поддержать мистера Сермэка, выбрав "наименьшее зло".
     - Хорошо, - сказал я. - Разве не он помогал вашим банкирам на фронте налогообложения? Дядя Льюис заметил осторожно:
     - Это было выгодно для обеих сторон - банки давали ему кредиты для города...
     Генерал отмел все это мановением руки.
     - В теперешних условиях это будет происходить при любом мэре. Главная причина того, что мистеру Сермэку была оказана поддержка, - его обещание избавить Чикаго от всех этих гангстерских делишек и восстановить доброе имя города.
     - Вы в самом деле на это надеялись?
     - Да, резон был. Но, как мы с вами заметили, гангстеры будут существовать всегда. Люди, которые приедут на нашу Выставку, наверняка захотят чего-нибудь неофициального. Так что я не думаю, что у какого-нибудь джентльмена, скажем из Де-Мойна, возникнут этим летом в Чикаго большие трудности, если он захочет выпить кружку пива.
     - Сермэк объявил войну преступности. Разве это не то, что вы хотели?
     - Кровавые заголовки в газетах - это не то, что мы хотим. Выставку-ярмарку затевают, чтобы нарисовать картину Чикаго другой краской. Кровь - не тот цвет, который мы имели в виду.
     - Это я заметил, - вставил я.
     - Итак, подхожу к сути. Вы, может быть, удивляетесь, каково ваше место во всем этом.
     - Да.
     - Я все-таки надеюсь, что вы будете честным гражданином, когда в недалеком будущем мистера Нитти будут судить.
     - Честным гражданином?
     - Да. Я надеюсь, что вы расскажете правду.
     - А в чем, по-вашему, заключается правда?
     Дэйвс пристально поглядел на меня.
     - Я с ним встречался. Совершается определенный цикл: сначала посидел в тюрьме мистер Нитти, теперь вот мистер Капоне какое-то время посидит. Как вы правильно заметили, мистер Геллер, гангстерские элементы были среди нас до Аль Капоне и будут с нами еще долго, такова уж человеческая природа. Но они, безусловно, должны оставаться в своих границах. И главное - держаться подальше от Городского собрания.
     Я отхлебнул чай.
     - Вы уже заполучили республиканца, отблагодарившего вас за это, сэр.
     Дядя Льюис закрыл глаза.
     - Правда, - сказал Дэйвс. - Но я не брал кредита или поручительства для Уильяма Гэйла Томпсона. Этот человек был откровенным пьяницей, обескураживала тактика его кампании, его связь с командой Капоне, очевидный подкуп, растраты. - Тут он печально оглядел комнату "Святого Губерта". - И все это вдобавок увенчалось абсурдностью антибританской позиции: требовали сжечь "пробританские" учебники, угрожая "дать по морде королю Георгу". Как посол в Великобритании, я лично был шокирован подобными сообщениями, поступавшими из моего знаменитого города. "Большой Билл", как его называли, обанкротил, унизил и опозорил этот город до такой степени, что... ладно... Так к чему я это говорил?
     - Как и Капоне, - сказал я, - он должен был убраться.
     - Точно.
     - А теперь на его месте сидит Сермэк, - добавил я. Дэйвс, тяжело вздохнув, кивнул.
     - Всю правду, дружище! Какую ни на есть!
     - Ладно, - ответил я неуверенно.
     - Как и муниципалитет, - сказал он с юмором, - я верю, что чувство гражданского долга должно быть вознаграждено.
     - Это прекрасно. И как же?
     - Я понял, что вы открываете частное агентство.
     - Правильно.
     - Я понял еще, что вы были членом команды по борьбе с карманниками.
     - Да.
     - У нас на Выставке будут собственные силы безопасности... Мне хотелось бы проинструктировать их о возможностях и способах таких краж. Думаю, вы справитесь с этим. Мне хотелось бы, чтобы каждую неделю вы лично, когда вам будет удобно, проводили день или два на ярмарке, наблюдая за ними и делая проверки. И возможно, даже персонально производили аресты при случившихся кражах.
     - Прекрасно, - вставил я.
     - Три тысячи долларов вам будет достаточно?
     - О, конечно.
     - Хорошо. Но все это зависит от вашего поведения на суде.
     - Ох...
     - Зайдите ко мне потом, мы подпишем контракт. - Он поднялся. То же сделал дядя. Встал и я.
     Он протянул руку для рукопожатия, я ее встряхнул, сказав:
     - Ну, что ж, благодарю за предложение. Вы очень добры.
     - Большая часть моих проблем происходит от попыток делать добрые дела, - ответил он. - Но от этого я получаю и много радости. Все разъяснится, когда я увижу, в какую категорию попадете вы.
     - Правильно, - заметил я.
     Оказавшись на улице, я спросил дядю Льюиса:
     - О чем вообще была речь?
     - Разве не ясно? Он хочет, чтобы на суде ты сказал правду.
     - Мы говорили об истинной правде, верно? То есть, что произошло на самом деле?
     - Конечно.
     Мы шли, держа руки в карманах пальто, - ветер сбивал с ног. Сейчас было градусов этак под тридцать.
     - Он хочет разоблачить Сермэка? - спросил я. - Я не понимаю: это ведь плохо для репутации Чикаго.
     - Для генерала и его высоких друзей, Нейт, скинуть Сермэка - самое лучшее на свете. Общественное мнение может заставить Сермэка уйти в отставку, сославшись на "проблемы со здоровьем". А они у него есть, как тебе известно.
     Я вдруг представил, как Сермэк встает и направляется в туалет.
     - Ну да, знаю, - заметил я.
     - А если он не подаст в отставку, можно припугнуть проверкой его деятельности. Он не будет больше посылать свою команду для убийств гангстеров.
     - Может, ты и прав, - сказал я.
     - Кроме того, - продолжал дядя, - Сермэк - демократ. Этого достаточно, чтобы над ним собирались большие тучи, когда придут новые выборы, и мы сможем заполучить настоящего республиканца. В аду станет холодно, когда механизм республиканцев снова заработает в Чикаго после того, как Сермэка вывезут на свалку.
     - Ладно, проехали, дядя Луи.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Я не могу продать Сермэка. По крайней мере, не вижу возможности. Он может лишить меня лицензии, и я не смогу тогда работать. К тому же Тед Ньюбери или Роджер Тоухи могут подослать ко мне кого-нибудь для расправы.
     - Не торопись, - ответил дядя Льюис. - Подумай как следует. Сермэк силен, но генерал сильнее. Когда он сказал, что Гувер был тем, кто ухватил Капоне, он был просто великодушен, чтоб ты знал. Ведь это сделал сам Дэйвс. Ладно. Вот и "Стандарт-Клаб". Поговорим об этом позже, Нейт.
     И, хлопнув меня по спине, мой дядя вошел в серое старинное здание клуба. Я зашел за угол, отмахнулся от просьбы нищего дать десять центов, поднялся в свою контору и позвонил Элиоту.

ГЛАВА 8

     - Это похоже на раскладную кровать, - заметил Элиот, входя в комнату и показывая на раскладную кровать.
     - И для этого есть причина, - ответил я, сидя за столом - ноги на столешнице.
     Элиот снял пальто и сел на стул задом наперед, лицом ко мне. Его лицо было лишено эмоций. Он улыбался только холодными серыми глазами.
     - Ты не сказал, что и живешь тут. Я пожал плечами.
     - Что я - дурак, распространяться об этом. Он кивнул на полированное, четырехполочное бюро-картотеку, стоящее в углу позади меня:
     - Думаю, что твои трусы лежат под буквой "Т". Потянувшись, я выдвинул самый нижний ящик и вынул пару трусов.
     - Наряды для своих скорлупок я храню под буквой "Я", - сказал я.
     Элиот взорвался и хохотал до слез. Впрочем, так же, как и я. Наверное, со стороны это было забавное зрелище: взрослые здоровые мужики нашли смешную тему - тяжелый случай. Я овладел собой первым, но, заметив на столе свои трусы, не удержался и добавил:
     - Кстати, раньше здесь размещался адвокат. Полагаю, он использовал картотеку не менее рационально.
     - Пощади, - взмолился Элиот, вытирая глаза платком. - Ты еще кого-нибудь удивил, Нейт?
     - Сильно поразил, - согласился я, убирая трусы. - Все в городе пытаются меня нанять или подкупить; заткнуть мне рот или заставить говорить. Я стал популярен.
     - Серьезно?
     - Ага. Вчера, например, я встречался с генералом Дэйвсом.
     - Ну да?!
     - Он хочет, чтобы на суде по делу Нитти я сказал правду.
     - Он хочет, чтобы ты продал Сермэка?
     - Да.
     Элиот снял шляпу и бросил на стол.
     - Да, Сермэк определенно дает в газетах не те заголовки.
     Я кивнул:
     - Понимаешь, им не хочется пугать потенциальных посетителей Выставки.
     - Помни, Выставка - это дитя Дэйвса. Его и его братца Руфуса. Хочешь сказать, что он прямо явился и попросил тебя...
     - Не совсем. Дяде Льюису пришлось мне все объяснить. Дэйвс говорил весьма туманно. Понадобился переводчик.
     Элиот улыбнулся.
     - Пару раз я с ним встречался. Большого впечатления он на меня не произвел.
     - Тебе известно, что он был тем парнем, который взял Капоне?
     - Что?! А я что же, сбоку припеку?
     - Мой мальчик, ты был инструментом Дэйвса.
     - Ну, уж ты скажешь, - сказал он с деланной улыбкой, за которой проглядывала горечь.
     Я решил эту тему дальше не развивать: зачем бередить рану?
     Я пригласил Элиота в свою комнату, так как здесь можно было говорить, не боясь прослушивания. Мне хотелось разузнать о слушании дела Найдика, на котором он выступал в это утро свидетелем.
     - Это был просто цирк, - с отвращением сказал Элиот. - Второй суд на этой неделе, когда коронер судит действия сотрудников полиции, официально являющихся помощниками коронера. Иногда я думаю, что причина того, что богиня правосудия слепа, в том, что она все видит по-другому. Они начали в морге и переехали в отель "Парк-Роу", где воспроизвели картину преступления: теоретически ради установления истины, а на самом деле - для фото в газеты. Адвокат миссис Найдик настаивал, что убийство было неоправданным и в ящике ночного столика до прихода команды по борьбе с бандитизмом, пришедшей арестовать ее ныне покойного мужа, не было никакого револьвера. Миллеру пришлось отбиваться от вопросов адвоката по поводу возможной враждебности к Найдику, но коронер очень скоро положил всему конец, сказав, что если адвокат собирается выйти на тропу войны, он вообще не позволит делать перекрестный допрос свидетелей. Миллер был реабилитирован.
     - И как ты на это смотришь?
     Элиот равнодушно пожал плечами.
     - Думаю, что жена сдала мужа своему дружку Миллеру, но Миллер по собственной инициативе решил воспользоваться благоприятной возможностью и вышибить его из седла. И еще я думаю, что жена не приняла это с легким сердцем и натравила на Миллера адвоката