верил:  мне  это  по  силам.  Значит,  действительно  по  силам.
Только... жаль, что Юстас так обиделся.
     - Он скоро отойдет.
     - Ты думаешь? Он очень долго и очень болезненно все переживает. И мне
страшно неприятно, что отец так уязвлен.
     - Зато с твоей матерью все в порядке.
     - Нет, она тоже не в восторге.  Конечно,  малоприятно  выпрашивать  у
дочери деньги на постановку спектаклей. Вот увидишь, и глазом моргнуть  не
успеем, как она заведет разговор о постановке "Эдит Томпсон".
     - И что ты ей ответишь? Ведь если ей это доставляет радость...
     София высвободилась из моих объятий и вскинула голову:
     - Я отвечу "н  е  т"!  Пьеска  дрянная,  и  эта  роль  не  для  мамы.
Финансировать "Эдит Томпсон" все равно что выбрасывать деньги на ветер.
     Я тихо рассмеялся не в силах сдержаться.
     - В чем дело? - подозрительно осведомилась София.
     - Я начинаю понимать, почему дедушка оставил деньги именно  тебе.  Ты
пошла в его породу, София.



                                    21

     Все это время я сожалел единственно о том, что при этих захватывающих
событиях  не  присутствует  Джозефина.  Она   получила   бы   колоссальное
удовольствие от происходящего.
     Девочка быстро шла на поправку, и ее возвращения из больницы  ожидали
со дня на день. Но тем не менее она все-таки опоздала к еще одному важному
событию.
     Как-то  утром,  когда  мы  с  Софией  и   Брендой   прогуливались   в
декоративном садике, к дому подъехала машина.  Из  нее  вышли  Тавернер  и
сержант Лэмб и поднялись по ступенькам в дом.
     Бренда замерла на месте, не сводя испуганного взгляда с машины.
     - Эти люди... - пролепетала она. - Они вернулись... А я  думала,  все
уже позади... - Женщину била мелкая дрожь.
     Бренда присоединилась к нам с Софией десятью минутами  раньше.  Зябко
кутаясь в шиншилловую шубку, она сказала:
     - Я просто сойду с ума, если не пройдусь немного по свежему  воздуху.
Только сунешься за ворота, как со всех сторон напрыгивают репортеры. Такое
ощущение, что дом осажден. Сколько времени это может продолжаться?
     София предположила, что репортерам скоро  надоест  сторожить  дом,  и
добавила:
     - Вы же можете выезжать в машине.
     - Я же сказала, мне нужно пройтись по свежему воздуху, -  раздраженно
заметила Бренда и тут же резко поменяла тему разговора:  -  Вы  увольняете
Лоуренса Брауна, София. Почему?
     - Юстас будет продолжать  образование  в  университете.  А  Джозефина
уезжает в Швейцарию.
     - Но Лоуренс очень расстроен. Он чувствует, вы не доверяете ему.
     София не ответила - и как раз в этот момент к дому  подъехала  машина
Тавернера.
     - Что им надо? - бормотала Бренда, мелко дрожа всем  телом.  -  Зачем
они приехали?
     Я-то сразу догадался, зачем  они  приехали.  Я  не  сообщал  Софии  о
найденных письмах, но знал: они переданы главному прокурору.
     Тавернер вышел из дома, пересек подъездную дорогу и направился  через
лужайку к нам. Бренда задрожала сильнее.
     - Что ему надо? - нервно повторила она. - Что ему здесь надо?
     Приблизившись к нам, Тавернер официальным  тоном  произнес  несколько
традиционных фраз:
     - У меня есть ордер на  ваш  арест...  Вы  обвиняетесь  в  отравлении
Аристида Леонидиса,  имевшем  место  девятнадцатого  сентября  сего  года.
Должен предупредить: каждое произнесенное вами слово может  использоваться
на суде как свидетельство против вас.
     И тут Бренда просто обезумела. Она завизжала. Она вцепилась  в  меня,
истерически крича:
     - Нет, нет, нет! Это неправда! Чарлз, скажите им, что это неправда! Я
этого не делала! Я ничего не знаю! Это заговор... Не позволяйте им увозить
меня! Это неправда, говорю вам! Это _н_е_п_р_а_в_д_а_... Я не виновата!..
     Это было ужасно, невыразимо ужасно. Я старался успокоить Бренду. Я  с
трудом отцепил от себя ее руки. Я обещал  ей  найти  хорошего  адвоката...
убеждал хранить спокойствие... адвокат о ней позаботится...
     Тавернер мягко взял Бренду за локоть.
     - Пойдемте, миссис Леонидис. Вы не хотите  взять  шляпу?  Нет?  Тогда
сразу и тронемся.
     Внезапно Бренда резко отстранилась от инспектора и уставилась на него
огромными кошачьими глазами:
     - Лоуренс... Что вы сделали с Лоуренсом?
     - Мистер Лоуренс тоже арестован, - сказал Тавернер.
     И тогда Бренда сломалась. Все ее тело как-то разом поникло  и  словно
усохло. По лицу несчастной женщины заструились  слезы,  и  она  безропотно
пошла с Тавернером через лужайку к машине.  Я  увидел  выходящих  из  дома
сержанта Лэмба и Лоуренса. Полицейские и  арестованные  сели  в  машину  и
уехали.
     Я глубоко вздохнул и повернулся к Софии.  Она  была  очень  бледна  и
расстроена.
     - Это ужасно, Чарлз. Совершенно ужасно.
     - Да.
     - Ты должен найти ей действительно первоклассного адвоката... лучшего
в городе. Ей надо помочь всем, чем только можно.
     - Страшная вещь - арест. Никогда раньше не приходилось видеть.
     - Да. Страшная вещь.
     Мы оба умолкли.  Я  вспоминал  выражение  отчаянного  ужаса  на  лице
Бренды. Мне оно показалось смутно знакомым - и вдруг я понял почему. То же
выражение я видел на лице Магды в первый день нашего знакомства, когда она
говорила об "Эдит Томпсон".
     "...А потом начинается этот кошмар..." - И на лице Магды  изобразился
тот же дикий ужас, который я только что  видел  на  лице  Бренды.  Да,  по
натуре Бренда не была бойцом. Меня вообще удивляло, что у нее хватило духу
совершить убийство. Правда, может быть, это Лоуренс Браун, со своей манией
преследования и неустойчивой психикой, перелил содержимое одного  пузырька
в другой... во имя свободы любимой женщины.
     - Итак, все кончено, - сказала София и глубоко вздохнула. - Но почему
их арестовали сейчас? Я  думала,  что  никаких  доказательств  их  вины  у
полиции нет.
     - Тут всплыли некоторые улики. Письма.
     - Их любовная переписка?
     - Да.
     - Какими же идиотами нужно быть, чтобы хранить подобные вещи!
     Да,  конечно.  Идиоты.  Разновидность  глупости,  для  которой  чужой
печальный опыт абсолютно ничего  не  значит.  Нельзя  развернуть  утреннюю
газету без того, чтобы тут  же  не  наткнуться  на  скандал,  связанный  с
подобного рода глупостью: стремлением сохранить  запечатленные  на  бумаге
слова любви.
     - Все это страшно неприятно, София, - сказал я. - Но тут уж ничего не
поделаешь. В конце концов, разве не этой развязки все мы  хотели?  Помнишь
нашу первую встречу в ресторане "Марио"? Тогда ты сказала мне: все будет в
порядке,  если  окажется,  что  убийство   совершил   _н_а_д_л_е_ж_а_щ_и_й
человек. Ты имела в виду Бренду. Бренду или Лоуренса.
     - Не надо, Чарлз. Ты меня мучаешь.
     - Но мы должны рассуждать здраво. Теперь мы можем пожениться,  София.
Теперь, когда  выяснилось,  что  семья  Леонидисов  никакого  отношения  к
убийству не имеет, ты не можешь больше мне отказывать.
     Девушка подняла на меня глаза - до  сих  пор  я  как-то  не  замечал,
насколько они глубоки и сини.
     - А ты уверен, что семья Леонидисов никакого отношения к убийству  не
имеет?
     - Моя милая девочка, ни у кого из вас не было и тени мотива.
     Внезапно София смертельно побледнела.
     - Ни у кого, кроме меня, Чарлз. Мотив был _у _м_е_н_я_.
     - Да, конечно... - Я был ошеломлен. - Но совершенно условный.  Ты  же
ничего не знала про завещание.
     - Но я знала, Чарлз, - прошептала она.
     - Что?! - Я непонимающе уставился на Софию. Мне вдруг стало почему-то
холодно.
     - Все это время я знала, что дедушка оставил все деньги мне.
     - Но откуда?
     - От самого дедушки. Дней за десять до  смерти  он  вдруг  совершенно
неожиданно сказал мне: "Я завещал  все  свое  состояние  тебе,  София.  Ты
будешь заботиться о семье, когда я умру".
     Я продолжал неотрывно смотреть на Софию.
     - Но ты никогда ни словом не обмолвилась мне!
     -  Да.  Понимаешь,  когда  все  рассказывали,  как  дедушка   огласил
завещание и подписал его... я решила, что, может, он просто ошибся...  или
оговорился... Или если такое  завещание  действительно  существовало,  то,
может, оно потерялось и никогда  не  найдется.  Я  не  хотела,  чтобы  оно
нашлось... Я этого боялась.
     - Боялась? Но почему?
     - Не знаю. Наверное, из-за убийства...
     Я снова вспомнил выражение дикого ужаса на лице Бренды. И точно такое
же выражение на лице Магды, представляющей себя в роли  убийцы.  София  не
могла поддаться подобной слепой панике, так как была слишком  разумна  для
этого, но она  отчетливо  понимала,  что  завещание  Леонидиса  делало  ее
подозреваемой номер один. И теперь я окончательно понял,  чем  мотивирован
ее отказ обручиться со мной и каковы причины  ее  настойчивого  стремления
узнать правду во что бы то ни стало. "Я должна знать правду. Я должна з  н
а т ь!" Я помнил, с какой страстью произнесла девушка эти слова.
     Мы медленно направились к  дому,  и  вдруг  в  какое-то  мгновение  я
вспомнил еще кое-что, сказанное Софией в тот вечер.
     "Думаю, в принципе я способна на убийства, - сказала тогда  София.  -
Но  конечно,  для  убийства  у  меня  должны  быть  действительно  стоящие
причины".



                                    22

     Из-за  живой  изгороди  навстречу  нам  вышли  Роджер   и   Клеменси.
Просторный твидовый  костюм  шел  Роджеру  куда  больше  строгих  туалетов
делового мужчины.
     - Привет! - сказал великан. - Ну наконец-то! Я уже начал думать,  что
они никогда не арестуют эту мерзавку. Чего они выжидали, непонятно. Ну что
ж, теперь она и ее жалкий воздыхатель очутились за решеткой - и,  надеюсь,
их ждет виселица.
     Клеменси нахмурилась.
     - Не будь таким жестоким, Роджер.
     - Жестоким?  Чепуха!  Совершено  хладнокровное  убийство  доверчивого
беспомощного старика - а когда я выражаю законную радость по поводу поимки
преступников, меня называют  жестоким.  Говорю  тебе,  я  с  удовольствием
задушил бы эту женщину собственными руками. Она ведь была  с  вами,  когда
инспектор Тавернер пришел по ее душу? Ну и как она вела себя?
     - Это было ужасно, - тихо ответила София. -  Бренда  чуть  с  ума  не
сошла от страха.
     - Так ей и надо.
     - Не будь таким мстительным, Роджер, - сказала Клеменси.
     - У тебя совершенно нет воображения, - полушутя  ответил  ей  муж.  -
Представь себе, что отравили меня...
     Я заметил, как дрогнули веки Клеменси  и  руки  судорожно  сжались  в
кулаки.
     - Не смей говорить такие вещи даже в шутку, - отчеканила она.
     - Успокойся, дорогая. Скоро мы будем далеко от всего этого.
     Мы направились к дому. Роджер и София шли впереди, мы с Клеменси чуть
отстали.
     - Полагаю, теперь... нам позволяет уехать? - спросила она.
     - Вам так не терпится уехать?
     - У меня больше нет никаких сил.
     Я удивленно взглянул на  нее.  Она  горько  улыбнулась  мне  и  легко
кивнула:
     - Разве вы не  понимаете,  Чарлз,  что  все  это  время  я  боролась?
Отчаянно боролась за свое счастье. И за счастье Роджера.  Я  так  боялась,
что родственники убедят его остаться в Англии и нам  придется  вечно  жить
среди них, задыхаясь в плену тесных и прочных семейных уз. Я боялась,  что
София предложит Роджеру часть дохода и он согласится, так как это означало
бы комфорт и покой для меня. Беда с Роджером заключается  в  том,  что  он
н_и_к_о_г_о_ не слушает. У него в голове постоянно возникают новые идеи  -
и всегда абсолютно несостоятельные. Роджер  _н_и_ч_е_г_о_  не  понимает  в
жизни. И при этом по природе своей он достаточно Леонидис, чтобы  считать:
счастье женщины заключается в богатстве и комфорте. Но я буду бороться  за
свое счастье - буду! Я увезу мужа отсюда и научу его вести ту  жизнь,  для
которой он создан и в которой он никогда не почувствует себя  неудачником.
Я хочу, чтобы Роджер принадлежал мне безраздельно...  вдали  от  всей  его
родни...
     Клеменси говорила торопливо, приглушенным голосом, в котором  звучали
горечь и отчаяние, поразившее меня. До сих пор я не догадывался,  что  она
находится практически на грани нервного срыва. И не догадывался, насколько
страстным и собственническим было ее чувство к мужу.
     Я  вспомнил  слова  Эдит  де  Хэвилэнд,  произнесенные  со   странной
интонацией: "Это чувство граничит с идолопоклонством". Не Клеменси ли  она
имела в виду?
     "Больше всех на свете Роджер любил своего отца, - подумал я.  -  Даже
больше своей жены, хоть он и предан ей всей душой".
     Я впервые понял, насколько сильно желала  Клеменси  владеть  Роджером
безраздельно. Он  был  ее  ребенком,  кроме  того,  что  был  ее  мужем  и
возлюбленным.
     К дому подъехала машина.
     - Привет! - сказал я. - А вот и Джозефина!
     Из машины вышли Джозефина и Магда. У девочки была забинтована голова,
но в остальном она выглядела прекрасно.
     - Как там мои золотые рыбки? - сразу  же  спросила  она  и  двинулась
навстречу нам по направлению к декоративному садику с прудом.
     - Дорогая моя! - вскричала Магда.
     - Не суетись, мама, - сказала Джозефина. - Со мной все в порядке. И я
терпеть не могу излишней опеки.
     Магда заколебалась. Я знал, что  в  действительности  Джозефина  была
готова к выписке уже несколько дней назад и ее держали в госпитале  только
по просьбе инспектора Тавернера, который не мог гарантировать безопасность
девочки до тех пор, пока подозреваемые не окажутся за решеткой.
     - Смею предположить, свежий воздух пойдет Джозефине только на пользу,
- сказал я Магде. - Я присмотрю за ней.
     Я догнал Джозефину по дороге к пруду.
     - Тут много чего произошло, пока ты лежала в госпитале, - сообщил я.
     Джозефина не ответила. Близоруко щурясь, она смотрела в пруд.
     - Я не вижу Фердинанда, - сказала девочка.
     - Фердинанд это который?
     - С четырьмя хвостами.
     - Забавная порода. Мне нравится вон та, ярко-золотистая.
     - Самая заурядная рыбешка.
     - Я вон от той белой, изъеденной молью, не в восторге.
     Джозефина одарила меня презрительным взглядом.
     - Это шебункин. Такая рыбка стоит намного... гораздо  больше  простой
золотой.
     - Тебе не интересно узнать, что тут происходило  в  твое  отсутствие,
Джозефина?
     - А я и так все знаю.
     - Ты знаешь, что  обнаружилось  второе  завещание,  по  которому  все
деньги достались Софии?
     Джозефина скучающе кивнула.
     - Мама мне сказала. Вообще-то я и без нее это знала.
     - То есть ты слышала какие-то разговоры в госпитале?
     - Нет. Я просто знала,  что  дедушка  оставил  все  деньги  Софии.  Я
собственными ушами слышала, как он ей говорил это.
     - Ты опять подслушивала?
     - Ага. Я люблю подслушивать.
     - Подслушивать некрасиво. И запомни, тот,  кто  подслушивает,  ничего
хорошего о себе никогда не услышит.
     Джозефина как-то странно взглянула на меня:
     - А я слышала, что дедушка сказал Софии обо мне, если вы об этом. - И
добавила: - Нэнни приходит  в  страшную  ярость,  когда  застает  меня  за
подслушиванием. Она говорит, что подобные занятия не к лицу юным леди.
     - И она абсолютно права.
     - Фи, - Джозефина презрительно сморщила нос. - В наше время юные леди
давно перевелись.
     Я переменил тему разговора.
     - Ты немножко опоздала к интересному событию,  -  сказал  я.  Главный
инспектор Тавернер арестовал Бренду и Лоуренса.
     Я ожидал, что Джозефину как юного  сыщика  страшно  заинтересует  это
сообщение, но она только повторила тем же скучающим тоном:
     - Ага. Я знаю.
     - Ты не можешь этого знать. Это произошло только что.
     - Нам навстречу ехала машина, в которой  сидели  инспектор  Тавернер,
сыщик в замшевых ботинках и Бренда с Лоуренсом, - и я сразу поняла, что их
арестовали. Надеюсь, инспектор Тавернер предъявил им ордер на  арест.  Это
обязательно, сами знаете.
     Я заверил девочку, что Тавернер действовал в строгом  соответствии  с
законом.
     - Я должен был рассказать им  о  письмах,  -  сказал  я  извиняющимся
тоном. - Я нашел их за котлом на чердаке. Конечно, я должен  был  оставить
за тобой право сообщить о письмах полиции, но тебя вывели из строя.
     Джозефина осторожно потрогала голову.
     - Меня могли ведь и  убить,  -  самодовольно  сказала  она.  -  Я  же
говорила - настало время для второго убийства. Прятать письма  за  котлом,
конечно, глупо. Я  сразу  обо  всем  догадалась,  когда  увидела  Лоуренса
выходящим из котельной. Понятное дело, он там  что-то  прятал  -  чем  еще
можно заниматься на чердаке?
     - Но я думал... - начал я и смолк, заслышав повелительный голос  Эдит
де Хэвилэнд.
     - Джозефина! Джозефина! Сейчас же иди сюда!
     Джозефина вздохнула. - Начинается. Я пойду,  пожалуй.  С  тетей  Эдит
опасно спорить. И она побежала через лужайку. Я неторопливо последовал  за
ней.
     Обменявшись несколькими словами с тетей Эдит, Джозефина прошла в дом,
а я присоединился к сидящей на террасе  в  плетеном  кресле  старой  леди.
Сегодня утром она выглядела полностью на свой  возраст,  и  меня  потрясло
выражение усталости и страдания на ее старом  больном  лице.  Заметив  мой
восторженный взгляд, мисс де Хэвилэнд попыталась улыбнуться.
     - Ребенок как будто полностью оправился, -  сказала  она.  -  За  ней
нужно получше присматривать. Впрочем... полагаю, теперь в  этом  не  будет
необходимости? - Тетя Эдит вздохнула. - Я  рада,  что  все  кончилось.  Но
какой позор! Если уж вас арестовывают по обвинению в убийстве,  нужно,  по
крайней мере, сохранять чувство собственного достоинства. Терпеть не  могу
таких людей, как Бренда, которые впадают в истерику и  визжат  от  страха.
Никакой силы воли. Лоуренс Браун был похож на затравленного кролика.
     Я испытал неясное чувство жалости.
     - Бедняги!
     - Да... Бедняги. Надеюсь, у нее хватит ума  позаботиться  о  себе?  Я
имею в виду приличного адвоката... и все такое прочее.
     Странно, как сочеталось в них всех, с одной стороны, острая неприязнь
к Бренде и, с другой - благородная забота о ее защите в суде.
     Эдит де Хэвилэнд продолжала:
     - Интересно, как долго все это протянется?
     Я ответил, что  дело  будет  сначала  рассмотрено  в  полиции,  потом
передано в суд. Три-четыре месяца, вероятно. А по вынесении приговора  еще
можно будет подать апелляцию.
     - Вы думаете, их осудят?
     - Трудно сказать.  Неизвестно,  какими  доказательствами  располагает
полиция. Эти письма...
     - Любовные письма?.. Значит, они все-таки _б_ы_л_и_ любовниками?
     - Да, они любили друг друга.
     Лицо тети Эдит помрачнело.
     - Не нравится мне все это, Чарлз. Я не люблю Бренду. Я  всегда  очень
не любила ее и отзывалась о ней крайне резко. Но сейчас... Я  хочу,  чтобы
Бренда воспользовалась каждым шансом - каждым  возможным  шансом.  Аристид
тоже хотел бы этого. Я чувствую себя обязанной обеспечить  Бренде  хорошую
защиту.
     - А как же Лоуренс?
     - О, Лоуренс! - Старая леди раздраженно  пожала  плечами.  -  Мужчины
должны сами заботиться о себе. Но  Аристид  никогда  не  простил  бы  нас,
если... - Она оставила фразу незаконченной, помолчала и сказала:  -  Время
ленча. Пойдемте в дом.
     - Я должен ехать в Лондон.
     - Вы на своей машине?
     - Да.
     - Хм. Может быть, вы меня подвезете? Полагаю, теперь  нам  уже  можно
выехать в город?
     - Конечно, подвезу. Но кажется, Магда  с  Софией  тоже  собирались  в
Лондон после ленча. Может, вам  будет  удобней  поехать  с  нами?  У  меня
двухместный автомобиль.
     -  Я  не  хочу  ехать  с  ними.  Возьмите   меня   с   собой   и   не
распространяйтесь, пожалуйста, на эту тему.
     Я удивился,  но  выполнил  ее  просьбу.  По  дороге  в  город  мы  не
разговаривали. Я спросил старую леди, где ее высадить.
     - На Харлей-стрит.
     В моем уме забрезжила некая смутная догадка, но мне не хотелось ни  о
чем спрашивать.
     - Впрочем, нет, еще слишком рано, - сказала