торожный,
брезгливый или еще чего-то.
   Глядишь и соображаешь, чей почерк прослеживается, кто  это  конкретно
мог быть. И сразу откидываешь пустые версии, начинаешь работать, идти по
правильной дороге. Нюх дорогого стоит".
   После утренней летучки  оперативники  с  шумом  отодвинули  стулья  и
потянулись  к  дверям.  Кабинет  начальника  отдела  уголовного  розыска
Дзержинского района опустел. Остался только лейтенант Беляков. Ну и  сам
шеф, разумеется.
   Подполковник Григориев  неторопливо  снял  очки  и  тщательно  протер
стекла носовым платком.
   Посмотрел на свет. Протер еще раз, наводя окончательный лоск. Нацепил
на нос.
   Судя по всему, хороших новостей не будет, решил Беляков.  А  будут  в
основном плохие. Небось очередной "глухарек" на  него  повесят.  Как  на
самого молодого опера. Остальные, дескать, делом должны заниматься...
   Он сидел, молчал и ждал продолжения.
   - По поводу твоей просьбы привлечь к расследованию  марьевского  дела
майора Юмашеву, - пояснил подполковник. - Короче, я звонил в Главк.  Там
пообещали связаться с майором и поинтересоваться у нее самой, захочет ли
она привлекаться.
   Расследование   убийства   депутата   Марьева   Сергея   Геннадьевича
(разумеется, очередной и полный "глухарь")  было,  разумеется,  поручено
лейтенанту  Белякову  -  смотри  выше  насчет  самого   молодого   козла
отпущения. Никого не волнует, что на уровне района такое дело никогда  в
жизни не поднять, что дело это параллельно ведется ФСБ и прокуратурой, -
ты обязан завести "корки"  у себя  и  копать  до  посинения.  Таковы  правила,
против  которых  не  попрешь.  А  в  результате  все  равно  нераскрытое
преступление и втык подполковнику от генерала.
   - И что Юмашева? - поинтересовался Виктор.
   Поинтересовался  деланно  равнодушно,  хотя  в  душе   у   него   все
напряглось. Ну вот,  что-то  и  сдвинулось  с  этим  Марьевым  -  может,
какие-то наводки теперь появятся, а то бьешься, как рыба об стену...
   Если, конечно, Юмашева  согласится  помочь.  Должна  согласиться.  Не
может не согласиться...
   - Мне вчера из Главка позвонили, - очень спокойно ответил  Григориев.
- И передали ее ответ. Дословно. Она сказала: "Да в  гробу  я  вас  всех
видела в белых тапках - вместе с вашими вонючими Марьевыми". Это я  тебе
тезисно говорю, на самом деле она высказала покруче...
   Виктор обреченно прикрыл глаза. Нет, ну непруха с этим Марьевым...
   С одной стороны,  Виктор  понимал,  что  в  одиночку  дело  это  ему,
конечно, не поднять. Да если и все районные опера скопом навалятся -  не
потянуть, хоть ты тресни. Уж  больно  высоко  уходили  ниточки.  Депутат
как-никак, едрена вошь, вот  если  бы  обыкновенным  бомжом  был,  тогда
другое дело. Но, с другой стороны, Виктор был опером молодым, то есть не
то чтобы наивным пацаном, помешанным на "романтике"  ментовской  службы,
однако стартовый задор еще не растерявшим. Копаясь в  деле  Марьева,  он
обнаружил, что тот три года назад  проходил  свидетелем  в  одном  деле,
которое вела некая  капитан  Г.А.  Юмашева.  И  взбрело  Вите  в  голову
покалякать с ней о депутате - глядишь,  и  появятся  кое-какие  наводки.
Пусть убийства он не раскроет, но хоть немного продвинется.
   Уж несколько очков в свою пользу заработает...
   И вот вам, пожалуйста: "В гробу я вас видела"...
   - А с чего это она так взъерепенилась? Майорша эта, я имею в виду,  -
осторожно, если не жалобно, спросил Виктор. - Вы же вроде говорили,  что
она тетка нормальная и помочь всегда готова.
   - Да пес ее знает. Кому охота впутываться в депутатские  разборки.  -
Василий Данилович снял очки, постучал дужкой по нижним зубам. -  Хотя  я
ее понимаю. Слухи одно время ходили, что  она  из-за  этого  Марьева  из
Главка вылетела. Перевели ее в полицию нравов, проституцию искоренять. А
для того, кто на Литейном работал, это хуже ссылки.
   Вот и окрысилась баба...
   Виктор почувствовал, что Григориев запнулся.
   Хотел продолжить, но вовремя нажал на тормоза.
   Беляков, пожалуй, мог воссоздать  невысказанное  начальником  отдела.
Дескать, не рви  и  ты  задницу,  сынок,  занимайся  районной  текучкой,
отпишись,   как   положено,   и   плюнь   с   высокой   колокольни    на
Марьева-Шмарьева.   "Глухарем"   больше,   "глухарем"   меньше.   Пускай
фээсбэшники копаются, если хотят...
   Но должность  не  позволила  Григорцеву  говорить  прямо.  Тем  более
нехорошо гасить горение молодого опера - и без того сам рано или  поздно
затухнет. В конце  концов,  желание  отличиться  -  похвальное  желание.
Поэтому Василий Данилович пошел обходной дорогой, тропой намеков.
   - Как там у тебя, лейтенант, продвигается по Астахову?
   - Жду экспертизу, потом сделаю очерк, ну и закрою, наверное, -  уныло
отчитался Беляков.
   Какому-то Алику настучали по голове и сперли телевизор - конечно, это
преступление века тоже надо раскрывать, нельзя портить  показатели...  А
Марьев пущай подождет, так, что ли?
   - А по расстрелу Дулатова?
   - Работаю.
   - Активизироваться бы надо.
   - Слушаюсь. Ну, я пошел? - лейтенант встал.
   - Погоди, - Григориев дужкой очков показал Белякову на стул.
   Виктор снова сел.
   - Вот что, Виктор, - Василий Данилович замолчал ненадолго,  задумчиво
прикусив дужку. - Вот что... Гюрза - баба умная, и если...
   - Кто?
   - Что "кто"?
   - Вы сказали - "гюрза"...
   - А-а, да ты не слыхал? Ну-ну, - Григориев откинул  голову,  застучал
очками  по   ладони   (жест   снисходительного   благодушия).   -   Тебе
простительно. Ты же всего полтора года в органах, да?
   И кличку Гюрза не слыхал? Ясненько. И значит, собирался Гюрзу, она же
Юмашева Гюзель Аркадьевна, взять себе в помощницы по Марьеву. Ну-ну.  То
есть даже понятия не имея, с кем сотрудничать  захотел.  Можно  сказать,
повезло тебе, что она отказала.
   - Почему?
   - Был бы офицером - застрелился бы через два дня.
   Это у Григорцева подначка такая:  дескать,  может,  по  званию  ты  и
офицер, но по чести - тебе еще работать и работать,  чтобы  сие  высокое
звание заслужить...
   - Я полагаю, с женщиной я  бы  сработался,  позволил  себе  возразить
Беляков.
   - Полагает он, - на лице Григорцева  заплясала  улыбка,  обозначающая
превосходство в годах, опыте, звании. - Она тебя заглотила бы, как удав,
не пережевывая.
   - Да она что, монстр? Граф Дракула? Годзилла? - ненатурально удивился
Виктор.
   - Хренакула. Ну а любопытно, кстати, как ты  ее  себе  представляешь?
Женщину, которая отпахала в органах лет пятнадцать. Или около  того.  На
оперативной, заметь, работе. Улавливаешь? Не в паспортном  столе,  не  в
кадрах, не за бумажками, не за этими.., как их, заразы..,  компьютерами.
Дослужилась до майора. Сначала топтала "землю" в районе,  потом  перешла
оперативником на Литейный. В Америку ездила по обмену  опытом.  Какую-то
там  федерацию  по  защите  прав  сотрудников  милиции   женского   пола
организовала.  Вроде  бы  даже  -  слышал   я   такое   -   нет   больше
баб-оперативников,  кроме  нее,  в  стране.  Улавливаешь?   Ну-ка,   ты,
оперативник, опиши мне эту женщину.
   Начальника отдела тема эта, похоже, захватила.
   Виктор в душе  улыбался,  внешне  оставаясь  непроницаемо  серьезным.
Однако ловко он, уцепившись за Гюрзу, направил разговор, куда ему нужно.
   Выдавать своих намерений Беляков  не  собирался.  Узнай  старик,  что
лейтенант не желает успокоиться, а задумал лично встретиться в  Юмашевой
и уговорить ее на раскрутку марьевского "глухаря", он навесил бы на него
еще пару-тройку дел и требовал бы  по  ним  отчета  ежедневно,  чтоб  на
глупые затеи элементарно не хватало времени. Особо разозлило бы старика,
что молодежь своевольничает, не внимает  старшим:  им  намекают  -  мол,
завязывай с "глухой заказухой", а они плевать  на  это  хотели.  Поэтому
Виктор намеревался разузнать о Юмашевой как можно больше,  не  раскрывая
себя.
   Сведения о Гюрзе ему требовались, чтобы понять, с какого бока  к  ней
можно подойти. А кличку Гюрза Беляков, разумеется,  сегодня  не  впервые
услышал.
   - Я думаю, - принялся Беляков послушно отвечать на вопрос старшего по
званию и должности,  -  этакая  бой-баба,  "мужик  в  юбке".  Маленькая,
восточного типа - судя по месту работы, пожалуй, даже  мужеподобная.  Со
старшими по званию ласковая, с подчиненными строгая - судя по тому,  что
в Штаты пролезла. Со стволом спит. Нет личной жизни,  реализует  себя  в
работе.  Злая,  дотошная..,  что  еще?.,  расчетливая...   Честолюбивая,
наверное... Ну-у... - Беляков иссяк.
   - Кое-что попало, - заговорил Григориев. - Правда, насчет маленькой и
некрасивой - это совсем уж в "молоко". Симпатичная тетка, между  прочим.
Хотя  и  не  это...  Никто  не  скажет  ничего  такого.  -  Подполковник
сопроводил последние слова  кручением  пальцев.  Этот  жест,  надо  было
понимать, означает, что дамочка  не  пользуется  своими  прелестями  для
продвижения по служебной лестнице. - Не скажу, что ее хорошо знаю.
   Скорее - о ней, - подполковник лукаво прищурился,  скрестил  руки  на
груди, напомнив рекламного персонажа ("Ну а где же розы?"). - Небось  ты
думал - молодой, здоровый, дохну на тетку  обаянием,  а  то  и  пересплю
разок-другой,  и  будет  для  меня  по  Марьеву   рыть,   помогать   мне
прославиться. Не надо отнекиваться, вижу, думал.  Лучшее,  что  могло  у
тебя получиться, сынок, ты бы на нее шестерил за ласковый взгляд. Только
не нужны ей такие подарки, вроде твоего Марьева.
   "Давай-давай, - мысленно подстегивал начальника Беляков. - Ударяйся в
воспоминания. Ты же любишь припоминать боевое прошлое, передавать опыт".
Правда, Василий Данилович давал  волю  своей  слабости  главным  образом
тогда, когда бывал навеселе.
   - Ладно, уж если разговор зашел, - подполковник Григориев взглянул на
часы. - Чтоб ты понял, какого удовольствия  ты  лишился...  Я  с  Гюрзой
знаком, здороваемся при встрече, иногда поболтаем недолго.  Рассказов  о
ней наслышан от людей немало.  Но  вот  по  делу  работал  с  ней  всего
однажды. И надо сказать...
   Зазвонил телефон.
   - Да, - поднял трубку Григорцев. - Я, Петр Михайлович.
   Беляков принялся обводить взглядом досконально изученный  за  полтора
года кабинет: два стола, составленные буквой Т, портрет Петра Первого за
спиной начальника (и чего это начальство так возлюбило Петра в последнее
время?), сейф, который Виктор собственноручно красил  два  месяца  назад
(его отрядили на эту работу, опять же как самого молодого и в тот момент
ненужного), кактусы на подоконнике...
   - Да, да, хорошо. Буду через  час.  -  Григорцев  повесил  трубку.  -
Значит,  рассказываю  коротко,  но  в  лицах.  Дело  было  так,  товарищ
лейтенант.  Проводилась  году  этак  в  девяносто   каком-то   очередная
масштабная операция. Вроде нынешней "Вихрь-Антитеррор", только потише; и
длилась та всего с неделю. Чистили притоны. Группы составляли по  одному
от каждого подразделения. Попал я с ней.
   Она была назначена старшим группы. Отрядили нас за каким-то  дьяволом
в Сестрорецк. Приехали, как требовалось, в одно  из  местных  отделений.
Заходим. Разгар рабочего дня. Убаюкивающая тишина.  Ни  посетителей,  ни
задержанных, ни потерпевших. Местные блюстители  перекладывают  бумажки,
анекдоты травят,  дремлют.  Гюрза  с  минуту  наблюдает  эту  благодать,
ментовский рай, так сказать.
   А  потом  ка-ак  жахнула.  Как  рванула!  Песня   просто.   Я   таких
качественных разносов от генералов не видел. В два счета  она  разгоняет
матюгами  ту  малину,  строит  всех  по  струнке  -  включая   тамошнего
начальника.  Представляешь?  Какая-то  баба  шерстит   полковника!   При
подчиненных! Что, кричит,  преступность  в  Сестрорецке  уже  побеждена,
делать, что ли, не хрен? То есть сказала не "хрен", а  покруче  словечко
ввернула. "Макаров" выхватила... Ты, знаешь, я уверен, что  и  шмальнуть
могла бы, если бы не по ее пошло. Но местные напугались,  забегали.  Те,
кто ее не знал, решили, что целевая проверка  из  Питера  завалилась,  а
баба - точняк - шишка с Литейного. Ну, пошумела-пошумела Гюрза, а  потом
мы по делам своим поехали. Это я про то, что со старшими по  званию  она
ласковая...
   Виктор неопределенно хмыкнул.
   - Но это еще не все. Дня через три посылают нас в том  же  составе  в
Зеленогорск. Заходим в зеленогорское отделение. А  там  все  наоборот  -
задержанных невпроворот, все  выворачивают  карманы  и  дают  показания.
Менты туда-сюда  бегают,  кого-то  из  "аквариума"  в  кабинет  волокут,
кого-то из кабинета в "аквариум"... Понимаешь? Узнав, что  Гюрза  к  ним
едет, зелено горцы показательно" натащили полное отделение  народу,  кто
под   руку    подвернулся.    Сгребли    всю    привокзальную    шушеру,
ларечников-кавказцев, алкашей от магазина.
   То-то нам в первый момент, как вошли, показалось,  что  рожи  у  всех
ошарашенные... А ведь она не  генерал,  не  проверяющий.  Никто.  Просто
опер. - Григорцев сделал паузу, а потом вздохнул.  -  Вас  бы  так  надо
воспитывать. Повезло вам со мной.
   Виктор почел за лучшее промолчать. Подполковник надел очки.
   - А теперь иди, работать надо и тебе, и мне.
   Рабочий-то  день  не  кончился.  Астахова  быстрее   закрывай.   Все,
свободен.
   "Молодо-зелено,  -   подумал   подполковник   Григорцев,   когда   за
лейтенантом закрылась дверь. - Что с ним будет дальше?"
   От шефа Беляков прошел в свой кабинет. Свой, конечно, громко сказано,
в кабинете сидело еще два опера - Ермолаев  и  Орлов.  Каждый  сидел  за
своим столом. Ермолаев курил, Орлов лениво листал какое-то дело.
   -  Старик  пистон  вставил?   -   злорадно   поинтересовался   Орлов,
оторвавшись от своего занятия.
   - Нет, представь себе. - Виктор опустился  на  свой  стул.  С  тоской
посмотрел на небольшой монблан из разноцветных папок с делами на  столе.
- Наоборот, пообещал представить к очередному званию и ордену Пуаро.
   - Ясно. По душам поговорили. - Ермолаев поправил наплечную кобуру. Он
любил расхаживать в одной рубашке с  надетой  поверх  кобурой  и  вообще
подражал какому-то идеалу мужественности,  заимствованному,  похоже,  из
штатовских полицейских фильмов. И  даже  курил  тонкие  вонючие  сигары.
Шериф, бляха-муха. - Старик это любит. Не иначе передавал богатый  опыт.
Да, перевелись настоящие сыщики.
   Виктор включил кипятильник, потянулся за сумкой, где в полиэтиленовом
пакете, завернутые в бумагу, лежали бутерброды, приготовленные мамой.
   - Не. Сказал, что Юмашева со  мной  по  Марьеву  работать  не  будет.
Отказалась, стерва,  -  он  невесело  хмыкнул.  -  Впервые  мне  женщина
отказала!
   - Юмашева? Гюзель? Гюрза? - Ермолаев позавчера вышел с больничного  и
о посланном Беляковым запросе не знал.
   - Она, - подтвердил Виктор.
   - Ха, ну ты даешь, приятель! Меня сперва спросили бы.
   - А ты-то при чем? - Беляков опустил в кружку пакетик чая.
   - Ты что, забыл, что я-то в Главке чуток пошустрил. Как я могу ее  не
знать! - Ермолаев чуть больше года проработал  на  Литейном,  потом  его
вернули на "землю", по слухам - за  пьянку.  Сам  же  старший  лейтенант
излагал версии исключительно героические. - Ее все  управление  знает  -
стерва еще та. Тебе повезло с отказом.
   "Это я уже сегодня слышал", - отметил Беляков.
   Орлов в это время захлопнул папку и снял с вешалки пальто.
   - Ладно, если что, я по адресам поехал. Бывайте!
   На одного опера в комнате стало меньше. Ермолаев  придвинул  к  столу
Виктора свой стул, оседлал его, положил руки на спинку.
   - Она из худшей разновидности баб,  из  воинствующих  феминисток.  Из
тех, что трахаются только в позе  "наездницы",  чтобы  обязательно  быть
сверху мужика, потому что это для них цель жизни.
   - Ты что, трахался с ней? - Виктор  отхлебнул  из  кружки,  он  любил
обжигающе горячий чай.
   - Упаси бог! - Ермолаев вновь поправил кобуру.  -  Я  к  таким  и  не
подхожу. Просто, взглянув на женщину, сразу могу сказать,  какая  она  в
постели.
   А эта... Погоняла зря не  дают.  Змея.  С  ней  никто  без  нужды  не
связывается. Если не будешь плясать ( под ее дудку,  изведет.  Кинет  на
это все свои силы.
   Будет обвиваться вокруг  тебя  кольцами  и  не  угомонится,  пока  не
зажалит насмерть.
   - То есть помесь гадюки и удава?
   - Правильно. Вот так она себе карьеру и сварганила. Добилась,  что  с
ней боятся связываться.
   Чуть что - за пистолет хватается.
   Ермолаев  достал  из  брючного  кармана  крутой   (как   он   считал)
мельхиоровый портсигар с какими-то лихими вензелями  на  крышке.  Виктор
посмотрел на форточку - открыта. Жаль,  не  лето,  окно  не  распахнешь,
чтобы выпустить дым от тонких ермолаевских вонючих сигар.
   - М-м, кстати, ты завтра не мотанешься со мной по одному адресу, так,
для подстраховки?
   - Да, наверное, смогу.
   - Ты сегодня вроде собирался за экспертизой?
   Когда поедешь?
   - А как доем, - Виктор покрутил в руке бутерброд, - так и поеду.
   Разговор сворачивал не в ту сторону, и Беляков решил вернуть  его  на
прежние рельсы:
   - Тебе-то с Гюрзой пришлось работать?
   - Пронесло. Но Большой дом только с виду большой. Там  все  про  всех
знают. Особенно про тех, кто на виду. А зайди к женщинам - их там  полно
сидит, - за двадцать минут  поимеешь  досье  на  любого,  -  и  Ермолаев
выпустил первую ядовитую струю.
   - А женщины как к Гюрзе относились?
   - Не трудно догадаться - как, они...
   В  дверь  постучали  и  сразу  же  вслед   за   тем   приоткрыли,   В
образовавшуюся щель протиснулась нечесаная мужская голова.
   - Можно к вам, Евгений Витальевич?
   Дверь раскрылась полностью, посетитель шагнул за порог.
   - Я принес, что вы просили. - Из кулака мужичка,  одетого  в  пальто,
считавшееся модным  в  семидесятые  годы,  торчали  свернутые  трубочкой
листы. В другой руке вошедший по-ленински сжимал кепку из кожзаменителя.
Более всего визитер походил на потерпевшего.
   - Заходи, Симаков, заходи. - Ермолаев с неохотой оторвался от  стула,
поводя плечами, направился к своему столу. - Принес, говоришь. Молодец.
   Виктор не слишком расстроился из-за того, что их  разговор  прервали.
Вряд ли Ермолаев сможет добавить что-то существенное. Виктор уже  принял
решение,  окончательное  и  бесповоротное:  искать  встречи  с   Гюрзой,
несмотря ни на что. Во-первых, его убеждала в том нехитрая  и  не  новая
мысль, что попытка - не пытка. Во-вторых,  именно  официальный  характер
запроса мог породить тот  ответ,  что  получили.  Как  могла  рассуждать
Гюрза? Дескать, районщики суетятся, потому что на них  давят  сверху,  а
так им Марьев нужен как щуке зонтик.
   Им бы поскорее развязаться с ним, запихнуть дело в  сейф  поглубже  и
вернуться к родной бытовухе.
   Но  им,  районщикам,  требуется  как  можно  больше  всяких  бумажек,
демонстрирующих их рвение.
   Одной из таких бумажек  и  был  запрос.  И  выбрали-то  Гюрзу  только
потому, что рассчитывали и надеялись на ее категорический отказ.
   Так, скорее всего, рассуждала Юмашева. Но когда она поймет,  что  он,
лейтенант Беляков, решил закопаться в дело всерьез, то может  посмотреть
на все по-другому. Скажем, с точки зрения ментовской солидарности.
   А что касается ее прибабахов... Ладно, вытерпим ради дела. Если  что,
на  время  и  мужскую  гордость  загоним  под  лавку.  Ради  дела.  Ради
марьевского дела,  с  помощью  которого  можно  толкнуть  свою  карьеру.
Скажем, перебраться на тот же Литейный...
   В конце концов, бабу бояться - в ментовке не служить.

23.11.99, день

   На Загородном он попал в капитальную пробку.  Во  многом  из-за  них,
проклятых, его отец заявил,  что  за  руль  больше  не  сядет,  и  отдал
"шестерку" в полное владение Виктора. А еще потому, что, по мнению отца,
народ разучился ездить - права  понакупали,  выучиться  как  следует  не
хотят, а гоняют почем зря. А еще из-за  того,  что  боялся  врезаться  в
бандюганский "мере" или "бээмвуху", он не верил, что сын в  случае  чего
сможет защитить его от "наездов" (как