ы,  под
которыми будет веселиться новое русское купечество.
   "А ведь среди присутствующих наверняка есть люди верующие, - подумала
Гюрза, -  интересно,  они-то  что  сейчас  чувствуют?  Все-таки  картины
Иванова - картины религиозного содержания.
   Даже меня все это коробит, хотя я и считаю себя атеисткой..."
   В конце концов Гюрза решила,  что  ей  следует  уйти.  Да,  не  стоит
насиловать себя ради приличной  или  какой-то  неясной  перспективы.  Ей
захотелось уйти отсюда -  и  она  уйдет.  Действительно,  что  ее  здесь
держит? Ведь она уже добилась - они представлены и  официально  знакомы.
Получится  ли  у  них  сегодня  разговор  наедине?  Наличие  супруги  не
позволяло со всей определенностью ответить "да". Вполне  возможно,  жена
что-то заподозрила (женская интуиция) и теперь не отпустит  благоверного
от себя. Впрочем, главное сделано: он ее видел, слышал, почувствовал.  И
если флюиды - или то, что вместо них, - "работают"  не  только  в  одном
направлении, то...
   - Посмотри, это она, - неожиданно прошептал Аркадий.
   - Кто? - Гюрза, переключившись со своих мыслей на вопрос Аркадия,  не
сразу поняла, о чем речь.
   - Девочка, о которой я говорил. Сегодняшняя альтернатива жене. Третья
слева.
   Под  трехаккордный  шлягер  о  неразделенной   любви   в   исполнении
неизвестного Гюрзе певца на эстраде задирал  ноги  кордебалет  из  шести
девиц.
   Юмашева отыскала третью слева. Наряд, состоявший  из  одних  трусиков
снизу и перьев сверху, позволял оценить танцовщицу в полной мере.
   - Так дерзай! - усмехнулась Гюрза. -  Я  отпускаю  тебя  на  свободу.
Видишь ли, я сама сейчас исчезну и, может быть, уже не вернусь.
   - Понимаю, - кивнул Аркадий.
   - Значит, ты не обидишься?
   - Да что ты! Я надеюсь, и  девочка  не  обидится  на  мое  нескромное
предложение подвезти ее до дома.
   Они провели за столом уже достаточно времени, так  что  вполне  можно
было подняться и выйти из зала, - во всяком случае, это не выглядело  бы
верхом  неприличия.  И  многие  из  гостей  действительно   вставали   и
отправлялись на перекуры, чтобы  обсудить  свои  дела  в  тишине  других
залов.
   Гюрза поднялась со стула, вышла в  соседний  зал,  но  и  здесь  было
шумновато, поэтому она сразу же перешла в следующий.  Там  было  тихо  и
безлюдно, присутствовала лишь женщина пенсионного возраста, сидевшая  на
служебном стуле с книгой в руках. "Конечно,  одна  из  служительниц,  ее
обязали  охранять  в  этот  вечер  картины  и  музейное   имущество   от
разгулявшихся  гостей",  -  догадалась  Гюрза.  Оторвавшись  от   книги,
служительница окинула Юмашеву внимательным взглядом и вновь вернулась  к
страницам. В глазах пожилой дамы Гюрза без труда прочитала все, что та о
ней думала.
   Конечно  же,  музейной  надзирательнице  очень  хотелось   произнести
что-нибудь вроде: "Никогда не думала, что доживу до такого". Однако  она
сдержалась - на работе ведь.
   Гюзель подошла к одной из картин. Улыбающаяся, очень красивая женщина
восточного (как и она сама) типа за арфой. "Арф  сегодня  мы  так  и  не
дождались, и никто их сегодня не дождется", - промелькнуло  у  Юмашевой.
Она наклонилась к табличке. Д.Г.Левицкий "Портрет Алымовой".  Ну  да,  и
фамилия с восточным оттенком.
   "Наверное, она боготворит свой музей, - думала Гюрза, -  приравнивает
его к храму, и сегодняшний вечер вызывает у нее душевные муки.  Вряд  ли
ее успокоит напоминание о том, что и сто лет назад  купчины  гуляли  так
же, а новые от старых мало чем отличаются. Так же сорят деньгами, так же
чудят, так же любят дешевые эффекты и понты.
   И наверняка найдутся  среди  них  знаменитые  меценаты,  новые  Саввы
Морозовы и Третьяковы.
   Кто-то поможет нынешним художникам, кто-то захочет  основать  галерею
своего имени..."
   - Вы знаете, я с вами абсолютно согласен.
   Гюрза оглянулась. Это был он, один. Что ж, интуиция и на этот раз  ее
не подвела.
   - В чем согласны? - задала она вполне уместный вопрос.
   - В том, что во всем должен быть выдержан стиль. К  вечернему  платью
не подходят кроссовки.
   Под смокинг не надевают свитер. В здании эпохи классицизма не следует
распевать популярные песенки, сопровождая их подскоками и ужимками.
   Нарушена гармония, единозвучие... Вот в  этом  я  с  вами  совершенно
согласен.
   - Вы, наверное, решили, что умеете читать мысли?
   Не сговариваясь, они направились  ко  входу  в  следующий  зал  -  он
находился еще дальше от эпицентра веселья.
   - К счастью, я этим даром не владею, иначе давно утратил  бы  остатки
оптимизма. Рискуя  свернуть  шею,  я  несколько  раз  взглянул  на  вас.
Оказалось достаточно, чтобы  понять,  как  вы  оцениваете  происходящее.
Потом последовал ваш стремительный уход из зала.
   - Я собираюсь и вовсе уйти. Потому  что  уверена:  продолжение  этого
вечера будет еще более обременительным. Для меня, разумеется.
   - Да, понимаю вас. Мне, к сожалению, придется высидеть до  конца.  За
моим столом, помимо супруги, находится еще один человек,  и  он  тоже  с
женой. Мне с ним еще договариваться о моем показе в  "Октябрьском".  Вам
можно будет прислать приглашение?
   - С удовольствием приму. Вы хотите направить его по служебному адресу
или домой?
   - Я могу оставить приглашение на ваше имя у администратора, а вам  об
этом сообщу по телефону - по домашнему или служебному. Как  вы  скажете,
так и сделаю.
   - Тогда запишите домашний телефон.
   Он записал, а потом она... Любая другая ни за  что  не  поступила  бы
так, как поступила Гюрза.
   Другая побоялась бы, что может  вспугнуть  мужчину,  но  она,  Гюрза,
порой сама себе удивлялась.
   - Вы же, Иван, - она впервые назвала его по  имени  и  почувствовала,
что ей приятно выговаривать его, - человек обеспеченный, не так ли?
   - Не скрываю этого.
   - А я не скрываю того, что возглавляю ассоциацию  женщин-милиционеров
России, входящую в международную ассоциацию женщин-полицейских.  Вас  не
утомили длинные названия?
   - Ничуть.
   - Тогда продолжу и скажу следующее: скоро мы проведем  конференцию  в
Петербурге, и я отвечаю за ее организацию. К сожалению, как  обычно,  не
хватает средств. Так что если у вас  возникнет  желание  посодействовать
сотрудницам органов, то позвоните мне, и я сообщу номер счета.
   - Да, конечно, буду рад, - пробормотал Иван, явно обескураженный.
   Ох, любила Гюрза озадачивать, поражать, шокировать... Волков, конечно
же,  ожидал,  что  их  беседа,  если  продолжится,  потечет  по  канонам
романтического жанра: туманные  намеки,  недосказанности,  всякие  милые
забавности,  создающие  атмосферу  непринужденности...   А   она   вдруг
заговорила о сугубо прагматическом - о деньгах.
   И сейчас он, конечно, думает: "А не для того ли она  искала  встречи,
чтобы изыскать средства на нужды своей организации?"
   "Тогда еще один неожиданный поворот, господин  кутюрье",  -  мысленно
усмехнулась Гюрза.
   - Скажите, Иван, а вы никогда не думали о том, что милицейская  форма
придает женской сексуальности особый, интригующий  оттенок,  подогревает
мужские  фантазии?  Вы  могли  бы  создать  на  эту  тему   оригинальную
композицию. Скажем, составить ансамбль: короткая синяя  юбка  и  пиджак,
стилизованный под форменный ментовский.
   А на голову - кокетливую пилоточку.
   На  сей  раз  Гюрзе  не  удалось  обескуражить  собеседника.   Волков
улыбнулся:
   - Увы, идея не нова. Многим мужчинам  нравятся  женщины  в  форме,  и
модельеры  это  используют  на  всю  катушку.  Есть   в   этом   элемент
садомазохизма, не находите?

***

   Дверь в их зал распахнулась, и вошли  трое  смеющихся  мужчин.  Кроме
того, стало видно, что и в соседнем зале  -  там,  где  сидела  музейная
тетка, - появилось немало смеющихся и улыбающихся гостей. Судя по всему,
в "пиршественном" зале объявили нечто вроде антракта.
   -  Наше  уединение  нарушено,  -  констатировала  Гюзель.  И  тут  же
подумала: "Впрочем, мы и не собирались искать его".
   Волков с усмешкой проговорил:
   - Более  того,  сейчас  меня  отыщут  мои  одностольники  и  заставят
продолжать разговор о делах.
   "Отыщет и супруга", - мысленно добавила Юдашева.
   - Пожалуй, я пойду. Давайте прощаться, Иван.
   Прощаясь, он прикоснулся теплыми губами к ее пальцам...
   Домой Гюрзу  вез  угрюмый  водитель,  вяло  давивший  желтыми  зубами
жевательную резинку.
   Окинув ее взглядом  при  посадке,  он  уже  больше  не  интересовался
пассажиркой. Она смотрела на убегающий из-под машины асфальт.
   "Встретились-поговорили.  Долгие  сборы   -   короткая   встреча,   -
автомобильными колесами прокручивались в голове мысли. - Платье  сыграло
свою партию - платье может отправиться на вешалку. Гюрза совершила  свое
танцевальное па, и теперь партнер должен покрепче обнять  ее  за  талию.
Захочет ли господин факир продолжить танец со змеей!"
   Водитель  вполголоса  выругался  в  адрес  подрезавшей  его  на  углу
иномарки. Ругался он, как и жевал резинку, вяло, с неохотой, будто его к
этому принудили жестокими истязаниями.
   Гюрза по-прежнему смотрела на асфальт...  Что  ж,  она  сыграла  свою
короткую партию - длинная была бы в этой пьесе ни к чему. Не сфальшивила
ли? Нет, пожалуй. Она  показала  себя  такой,  какая  есть,..  Если  он,
конечно, успел это понять. Ладно, жизнь покажет.
   Наконец подъехали к дому. Взяв купюру двумя пальцами,  водитель  стал
пристально смотреть на нее; его  одутловатое  лицо  исказилось  гримасой
отвращения.  "Наверное,  непростое  это  дело  -  быть  женой   угрюмого
водителя", - подумала Гюрза, выбираясь из машины.
   Переступив порог своей квартиры,  она  вдруг  почувствовала,  что  ей
хочется  пельменей  и  соленого  огурца.  Все  это   в   доме   имелось.
Освободившись от шикарного, но слишком тесного платья и  переодевшись  в
теплое трико и черный пуловер, Гюрза поставила на плиту воду и подсела к
телефону.
   Опять не топили, а попытка включить  обогреватель  приводила  лишь  к
тому, что выбивало пробки на лестничной  площадке  -  в  результате  без
света оставалась не только ее квартира, но и две соседские.
   Виктора звонок не разбудил (как-никак еще только  одиннадцать,  а  он
мальчик взрослый), но удивил.
   - Что у тебя завтра? Насколько свободен? Значит, можешь. Хорошо, пора
нам браться за бычьи рога обеими руками. Нечего тебе ехать на  Литейный.
Слушай, что мы сделаем...
   Проинструктировав Виктора, Гюрза  бросила  в  давно  закипевшую  воду
пельмени. Через несколько минут уселась за стол и потянулась к вилке...
   Телефон зазвенел на последней пельменине.
   Она так и осталась в тарелке. Когда поднесла трубку к уху и  услышала
голос,  который  тотчас  же  узнала  -  еще  до  того,   как   звонивший
представился.
   - Я все-таки  чуть  позже,  но  сбежал.  Наплел  что-то  про  дела  и
экстренные  обстоятельства.   Знаете,   мне   вдруг   подумалось   часто
откладываем  что-нибудь  "на  завтра",  а  оно,  это  "завтра",  нередко
оказывается совсем не таким, как нам хочется.
   Мыс вами взрослые люди и знаем цену времени.
   Давайте встретимся сегодня. Если вам, конечно, не  кажется,  что  уже
слишком поздно. Уверяю вас, в этом  городе  существует  множество  мест,
достойных того, чтобы мы их посетили этим  вечером.  Мы  сможем  выбрать
что-нибудь подходящее. Так как же?..
   - Что говорят женщины в подобных ситуациях? Они восклицают: "Ах,  как
это неожиданно!"
   Знаете, Иван, ваше предложение звучит  слишком  заманчиво,  чтобы  от
него отказываться. Так что придется принять его.
   - Великолепно! Я звоню из машины, она уже в нетерпении бьет колесами.
Только скажите ваш адрес.
   Она сказала.
   - Отлично! Я буду у вашего подъезда через четверть  часа.  Можно  вас
попросить о небольшом одолжении?
   - Да, слушаю.
   - Вы не могли бы надеть то  самое  платье,  в  котором  я  вас  видел
сегодня? Не успел на него наглядеться. А  вы,  надеюсь,  не  успели  его
замочить?
   Я имею в виду - в воде, в ванной...

Ретроспектива 3

Наедине с пистолетом

20.02.98, ночь

   В тот вечер я вылизала до блеска  свою  квартирку,  час  просидела  в
ванне, потом надела выходной костюм, тщательнейшим образом накрасилась и
уселась в  кресло,  развернув  его  к  окну.  Затем  выкурила  последнюю
сигаретку и приставила к виску дуло пистолета.
   Я твердо решила застрелиться.
   Решила потому, что поняла - я достигла своей  самой  верхней  планки.
Для женщины в розыске получить майора  -  это  все  равно,  что  мужчине
дослужиться до генерала. Умудряются единицы, а дальше -  все,  стена.  И
было очевидно: я дошла до своего предела. Дошла - и  сорвалась.  Точнее,
меня сорвали. Как погоны. Слили  с  Литейного,  перевели  в  задрипанную
полицию нравов. Почему?
   Кто подставил? Ведь всем известно  -  и  Дерендееву  этому  -  что  я
кристально  честный  человек.  Это  не  позерство,  не  самомнение,   не
похвальба - это мой стиль! И так размазать!.. Предатели...
   Нет. Стрелять в висок - неэтично. Лучше в сердце. Так благороднее.  Я
перемещаю ствол под левую грудь - два пальца ниже  соска.  Металлический
кружок дула холодит кожу сквозь блузку.
   Ждет, когда я согну палец на курке, поманив пулю.
   Я смотрю в окно, смотрю в ночь. А она, ночь, смотрит на меня...
   Итак, быть первой во всем не получилось. Могла бы раньше  догадаться.
Чисто мужской коллектив (клуши из канцелярии не в счет) этого никогда не
допустит. Женщины в милиции не видны, их  мужчины  заслоняют,  затирают,
задвигают на задний план - профессия, как ни крути, все-таки не бабья. А
мужчины эгоистичны  до  мозга  костей,  бабе  вперед  никогда  не  дадут
пролезть.  Спихнут  при  первой  же  возможности.  И   вот   возможность
представилась. Примите мои поздравления. И старик Марьев  здесь  ни  при
чем. Он лишь подтолкнул этот  маховик,  называемый  Система,  а  маховик
скинул меня. Не удержалась. Я  никогда  не  являлась  объектом  насилия,
поэтому не ожидала удара в спину. Я никогда никому не  мстила,  не  было
повода. Ни потерпевшие, ни подозреваемые никогда  не  строчили  на  меня
жалобы. Чем же я хуже остальных ментов? Почему меня решили выбросить?
   В сердце стрелять - тоже плохо.  И  неудобно  ствол  держать  -  рука
затекает. Вот если  нажать  курок  большим  пальцем...  А  еще  круче  -
выстрелить в рот. Трах, бах, череп разлетается, мозги по  всей  комнате,
прическа испорчена навсегда! Красотища...
   Я чувствую, как во мне  зарождается  цунами  гнева.  Но  бессильного.
Значит, получается, что в этом мужики правы? Они оказались сильнее? Да.
   Если толпой навалиться. Я не феминистка и готова отдать всю себя  без
остатка мужчине,  готова  варить  ему  обеды,  выплакивать  глаза  перед
окошком, ожидая, когда он  придет  со  службы,  и  исполнять  любые  его
желания. Но дайте мне такого мужчину!
   Почему попадаются все время какие-то недоделанные? А подчинить могут,
только набросившись всем скопом...
   Секундочку, секундочку. Что  значит  -  подчинить?  Кого?  Меня?  Эти
ублюдки - меня?! Да в гробу я вас видела, в белых тапках!
   Выходит, могут. Раз довели до самоубийства.
   И это тебя скоро увидят в белых тапках. И попируют на тризне...
   Куда же стрелять-то?
   А ведь я когда-то думала, что смогу стать лучшей из лучших  и  первой
из первых в любом деле.
   Хоть  среди  посудомоек...  Ну,  положим,  среди  посудомоек  -  дело
нехитрое,  а  вот  среди  ментов-мужчин...  А  хотя   что,   собственно,
произошло? Ну, убрали тебя с глаз долой, ну, задвинули  в  долгий  ящик,
чтоб под ногами не путалась. И что с того?
   Чего ради свое красивое тело дырявить? Чтоб все сказали:  да,  Гюзель
Юмашева  -  и  впрямь  слабая  женщина?  Кончают  самоубийством   только
слабые...
   Нет уж, дудки. Сильные борются. Гюрза я или нет? Умею я кусаться  или
нет? Даже купаясь в дерьме, можно  остаться  на  плаву.  И  не  замарать
блузку. А полиция  нравов  -  не  самое  плохое  место  в  городе.  Даже
наоборот:  есть   где   развернуться   таланту   опера,   есть   свобода
творчества...
   Она отложила пистолет.
   За окном ночь уже  бледнела,  готовясь  перелиться  в  утро.  Юмашева
по-прежнему сидела в кресле, но теперь не думала снова о суициде  -  она
вспомнила о Марьеве и решила, что непременно будет драться.
   "Да-да, господин Марьев, мафиози местечковый... Если "ушли"  Юмашеву,
это не значит, что на вас не найти управу. Мне все о вас известно, вы  у
меня как на ладони. Хотите драться? Будете на ладони у  всех.  Несколько
писем куда надо - и вам крышка, какой-нибудь  опер  обязательно  до  вас
доберется".

1.12.99, день

   - Значит, ты еще не понял, что допрос -  самая  трудная  составляющая
нашей работы. Плюс самое тонкое дело, можно сказать, ювелирное.
   Они остановились у стены с текущей  информацией,  памятками,  схемами
пожарной эвакуации и фотографиями отличников боевой и политической.
   - Именно поэтому я не нужен?
   - Не думала, что ты такой обидчивый. Прям Явлинский. Иногда  полезней
поработать с задержанным вдвоем, но чаще - один на один. В нашем  случае
- нутром чую - один на один.
   - А если понадобится?.. - Виктор ударил кулаком в ладонь.
   - Ты все три часа собираешься сидеть рядом на  стульчике  и  вот  так
постукивать?
   - Почему три часа?
   - Посчитала как-то, что в  среднем  у  меня  на  допросную  раскрутку
уходит три часа. В очень среднем, конечно. Ты занимайся, чем тебе  надо.
- Гюрза зашагала по коридору, и Виктор последовал за ней. -  Поезжай  по
своим делам. Потребуется физическая сила - неужели не найду в отделении?
   -  А  вдруг  потребуется  срочно  ехать  брать   кого-то?   Например,
Тенгиза?..
   - Срочно - вряд ли.
   - Ну, тогда я сгоняю по одному адресу.  Тут  неподалеку.  За  полтора
часа обернусь, потом буду в дежурке.
   - Как хочешь. - Она толкнула дверь с номерной табличкой "16". Это был
кабинет какого-то местного занюханного дознавателя, и Гюрза в два  счета
выперла лентяя "на несколько минут". Ничего, подождет  и  три  часа,  не
развалится. Тем более что работа у дознавателя - не бей лежачего.
   Когда нет собеседника, его воображают, если это  зачем-то  нужно.  На
сей раз Гюрза именно так и поступила. Оставив Виктора "за  бортом",  она
обращалась к нему мысленно...
   Каким образом войти в комнату к задержанному -  имеет  значение.  Это
как в любви: первое впечатление - самое важное для дальнейших отношений.
Так что мы демонстрируем в нашем случае?
   Верно, спокойствие, уверенность в собственных силах.  Никаких  глупых
шуток, бессмысленной бравады, угрожающих намеков  прямо  с  порога.  Все
просто, без затей. Вошли, закрыли за собой дверь и на ходу суховато  так
бросаем:
   - Здравствуйте, - Гюрза взглянула на мужчину, сидевшего у стола.
   - Здравствуйте, - ответил мужчина.
   При этом он сделал попытку подняться со стула. Не вышло, как  должно,
но привстал все-таки, задницу от сиденья оторвал. Этот  фактик  отметим,
возьмем на заметку.
   Гюрза подошла к столу и заняла место дознавателя. Затем  опустила  на
исцарапанное  оргстекло,  покрывающее  столешницу,  картонную  папку   с
черными усами завязок. Папка в любом случае нужна - даже  пустая.  Нужна
для лишения допрашиваемого уверенности. Пусть думает, что  там,  в  этой
папке, у гражданина начальника кое-что заготовлено.  А  вдруг  гражданин
начальник извлечет из нее документец, гибельный для него,  задержанного,
- например, какое-нибудь заключение экспертизы? Вот и пускай задержанный
понервничает.
   Но эта папка - майор Юмашева раскрыла ее -  была  не  пуста.  Правда,
ничего особенного в ней  не  оказалось  -  так,  куцые  анкетные  данные
сидящего напротив гражданина.
   Теперь берем тайм-аут, делая вид, что внимательно изучаем  содержимое
папки. Так кто же это сегодня перед нами сидит? Видим  мы  его  впервые,
знаем о нем  немногое.  Быстренько  прокручиваем  в  мозгу,  что  знаем.
Тридцать четыре года, отсидел три  года  за  угон  -  с  девяностого  по
девяносто третий, - потом во многи