сти. Вот теперь и надо
собрать и склеить.
   Учинить допрос самой себе. Итак, из-за чего  тревога.  Из-за  работы?
Естественно. Дела по проституткам? Отпадает,  там  сплошные  глупости  и
текучка. Некие прошлые дела? Если ответ "да", то почему  именно  сейчас?
Были ли какие-нибудь основания к этому? Нет. Ни одно из дел прошлого  не
напоминало о себе в последнее время. И это  вариант  отпадает.  Остается
"марьевщина"? Остается.
   Можно сказать, что это дело вошло в стадию  критического  напряжения?
Можно. И она назовет переломный  момент  -  когда  она  обнаружила  свой
интерес к прошлому Османа. Она идет к другому человеку,  но  ее  главный
враг сейчас Осман, тот, которого она загоняет  и  обкладывает.  Вынуждая
отступать и сдаться. И.., и если он уже почувствовал себя  загнанным?  А
понять он мог, если ему стало известно о ее поездке в Псков.
   Что ему  оставалось  после  того,  как  он  раскусил  ее?  Она  хочет
поставить его перед выбором: или он сдает ей стукача, или она сдает его,
Османа, на суд других авторитетов. Каков его выбор? Ждать, сдаваться или
рисковать. Осман (а она его вроде бы почувствовала) не  лезет  на  рожон
понапрасну, но когда чувствует угрозу  своему  благополучию,  жизни  или
свободе, то идет на самые решительные и отчаянные меры. Так  было  и  со
Зверьком, и с тем же Марьевым.  У  Османа  напрочь  отсутствует  чувство
жалости, ее место занимает целесообразность.
   Если целесообразно кого-то убрать, надо убирать.
   Он никогда не будет терзаться - ах женщина, ах ребенок - грохнет кого
угодно, если надо для дела.
   Стоп, стоп, стоп! Вот оно, ключевое  звено:  Осману,  конечно,  сразу
стало известно, что она интересуется его прошлым. Он явно не  глуп,  раз
забрался так высоко. И узнал о ней  достаточно,  чтобы  понять:  она  не
остановится, пойдет до конца и дотошно  раскопает  все,  до  чего  можно
добраться!
   А до псковских дел Османа докопаться не так уж трудно.  И  он  сделал
правильное предположение:
   Гюрза выйдет на его участие в устранении авторитета Зверька.
   Вот откуда причина тревог. Значит, незачем  ему  было  дожидаться  ее
следующих шагов, если он  принял  для  себя  решение  ликвидировать  ее.
Значит, он мог уже "заказать" ее киллеру, еще не зная, что она  побывала
в Пскове, и выстрела можно ждать хоть сегодня, в  любой  момент.  А  она
считала, что он еще будет какое-то время выжидать. Она считала так,  что
Осману потребуется подтверждение серьезности ее намерений. Выходит,  она
ошиблась.
   За окном прослышался скрежет железа по асфальту. Проснулись  дворники
и приступили к работе. Ну да, ведь ночью шел снег, надо расчищать  двор.
Уже зажегся свет во многих окнах, дом просыпался. Скоро внизу послышатся
голоса,  люди  начнут  расходиться  по  рабочим  местам,  здороваясь   с
дворником, друг с другом. Если Волков проснется и выйдет  на  кухню,  то
его  ожидает  занятное  зрелище:  любовница  в  прозрачном  пеньюаре   в
задымленной  (не  открыта  форточка)  кухне,  босые  ноги  в   шлепанцах
задвинуты под стол, и взгляд устремлен в стену и сквозь нее, еще дальше.
А еще бы его ждали проклятия, начни он приставать с вопросами и  сбивать
с хода мысли.
   Итак,  предполагаем  худшее  -  Осман  решил  ее  устранить  и  снять
проблему. "Заказал он ее наверняка своему  карманному  убийце,  то  есть
тому, кто убрал Марьева и хахаля его падчерицы.  Зачем  искать  другого?
Другого можно подыскать потом, когда этот отработает свое,  а  последним
для него убийством должно стать убийство Гюрзы, а потом Осман  уберет  и
его, чтобы навсегда и окончательно похоронить все  концы  этой  истории.
Итак, ее уже "заказали", идем от худшего.
   Когда случился "заказ"? Итак,  убийца  получил  информацию  о  ней  и
просьбу Османа (или приказ) закончить  все  как  можно  быстрее.  Почему
быстрее? Потому что любое промедление  грозит  тем,  что  она  заручится
поддержкой кого-нибудь наверху или, что вероятней, предпримет  следующий
шаг.
   Итак, надо быстрее, и большого смысла в слежке за жертвой, то есть за
ней, нет. Почему нет? А потому, что у нее, у жертвы, нет охраны, живет в
обыкновенном, ничем, кроме кодовой двери, не защищенном доме, если  даже
и будет с собой ствол, то он, профессионал, все равно выстрелит быстрее.
Тем более - известно время выхода на работу - приходи и клади, тщательно
прицелившись.
   Есть киллеру смысл мудрить? Нет. Он (на девяносто процентов)  изберет
подъезд, любимое киллерское место, или подходы к дому. Тем  более  "наш"
убийца "работает" с близкого расстояния.
   То ли боится издали промахнуться, то  ли  прибабах  у  него  такой  -
видеть лицо жертвы, то ли не любит винтовку и возню с  ней,  то  ли  еще
что-то, но во всех мне известных его делах - выстрелил в упор.
   Итак, представим себе, она - убийца. Когда?
   На этот вопрос она  уже,  считай,  дала  ответ.  Киллеру  нет  смысла
мудрить. Можно точно предсказать только время ее выхода на работу, где и
когда она может объявиться во всех  остальных  случаях  -  поди  угадай.
Значит, утром, при выходе на работу.
   Где? Около дома или в подъезде? Около дома в  переулке:  люди  ходят,
поутру их даже больше, чем днем, они видят его, кто-то что-то  запомнит,
а главное, в момент преступления  может  рядом  неожиданно  нарисоваться
посторонний (или посторонние), который тут же поднимет  шум  или  вообще
сорвет все дело непредсказуемой выходкой.
   Под аркой или перед подъездом во  двор?  Те  же  люди  плюс  дворник,
который по простоте душевной может  и  подойти,  поинтересоваться:  кого
ждешь, мужик? Подъезд? Да, подъезд - это лучше.
   Звонок будильника заставил вздрогнуть от неожиданности.  Значит,  уже
семь. Ей необходимо было уединение, чтобы замкнуть мысленный круг, чтобы
никто  не  отвлек.  Она  поспешно  проскочила  в  ванную,  услышав,  как
зашевелился на кровати проснувшийся Волков.
   Теплые струи обволакивали тело, мерно гудела газовая колонка.  Когда?
В какой день? Завтра у нее дежурство, потом день отдыха, когда она может
проваляться в постели, сколько ей вздумается. Значит, или  сегодня,  или
завтра, или через два дня.
   Через два дня - поздно, рисковать  Осман  не  захочет.  Остается  или
сегодня, или завтра.
   Гюрза торопливо закрутила душ. Сколько сейчас? Минут  пять  восьмого?
Это  ничего,  еще  есть  время.  Она  выскочила  из  ванной  комнаты   в
незастегнутом халате,  пронеслась  мимо  пораженного  Волкова,  на  ходу
крикнув ему "привет!" и упала на кресло возле телефона. Рука ее  замерла
над диском. Звонить Виктору или в ближайшее отделение? Если она права  в
своих выводах, то у Виктора появляется шанс, равного которому может и не
представиться. По-другому ох как тяжело  будет  раскрыть  дело  Марьева.
Решено. Она набрала номер, который уже успела выучить.
   - Да, - прервался третий длинный гудок. Беляков что-то жевал.  Должно
быть, завтракал.
   - Юмашева. Слушай и соображай со всей быстротой...
   Она описала ситуацию, укладывая суть в короткие фразы.
   - Возможно, дую на водку, - закончила она. - Едешь?
   - Да. А...
   - Успеешь собрать ребят?
   - Укладываюсь. Могу опоздать минут на  пять-десять.  Возьму  двух  из
дежурной смены, позвоню и подхвачу по пути Орлова и Ермолаева.
   - Годится. Но учти, если с ребятами не выйдет, звони мне  и  сиди  на
месте. Сунешься один - в порошок тебя сотру. Ты меня понял?
   - Понял.
   - Действуй.
   Повесив трубку, она взглянула на будильник.
   Семь двенадцать.  Если  все  пойдет  гладко,  Виктор  должен  прибыть
вовремя.  Если  сегодня  они  вытянут  пустышку,  мероприятие   придется
повторять завтра. А чего она сама хочет? Да чтобы никакого киллера вовсе
не было, ни сегодня, ни завтра, ни вообще. А  впрочем,  пес  его  знает,
чего она хочет...
   Следующие полчаса прошли в  состоянии  отрешенности.  Все  делала  на
автопилоте, к чему привыкла по утрам. Да, отвечала на  вопросы  Волкова,
даже  отшучивалась,  когда  он  пытался  выяснить,  что  случилось,  что
происходит, во что она погружена.  Но  все  это  происходило  словно  за
завесой, будто бы даже и не с ней. А она, Гюрза, эти полчаса жила в мире
своих мыслей и событий, развязка которых может наступить менее чем через
час. Она еще и еще проходила путем  недавних  размышлений,  проверяла  и
перепроверяла   себя,   взвешивала   обоснованность   своих    опасений,
разматывала заново клубок расследования. И приходила к тем  же  выводам,
что и  изначально.  По  прошествии  получаса  она  каждую  минуту  стала
подходить к окну.
   Подходила несколько раз и к двери, выглядывала в "глазок", чем немало
изумляла Волкова. И наконец встала у окна и больше от него не отходила.
   Теперь можно было ждать приезда  Виктора  в  любой  момент.  Из  окна
комнаты, равно как и кухни, видна была лишь  часть  выхода  из  арки  во
двор.
   Виктор и те, кто приедет с  ним,  могли  пройти  невидимой  частью  и
двинуться дальше вдоль стены.
   - Ты готова? - на пороге появился Волков, на ходу обстукивая  карманы
в поисках ключей.
   - Твоя машина во дворе?
   - Конечно, где же еще. Ты куришь уже третью за утро.
   - Мысли, мысли не дают покоя. Помнишь, как Жеглов  говорит  Шарапову:
"У меняет тебя и  ребят  секретов  нет,  но  это  многолетняя  привычка,
понимаешь".
   - Что-то такое припоминаю, - он растерянно развел руками.
   Раздалась, заставив вздрогнуть из обоих, короткая  трель  телефонного
звонка.
   - Будь добр, - попросила она, - принеси мне его.
   Он пошел к аппарату. От догорающей она прикурила следующую сигарету.
   Телефонный шнур позволял таскать телефон по всей  квартире,  до  окна
его хватило с избытком, без натяжек в струну.
   - Да, - ответила Гюрза телефонной неизвестности и автоматом взглянула
на часы. Без восемнадцати восемь.
   - Беляков, - раздалось в трубке. - С ермолаевского сотового. Едем  по
Гороховой, перед Семеновским мостом. С народом порядок.
   - "Броники" есть?
   - Взяли. Там нормально? - Вслед за вопросом  до  уха  Гюрзы  долетело
отдаленное,  но  отчетливо  слышное  бурчание  хозяина  телефона,  опера
Ермолаева: "Наболтаешься еще, знаешь, сколько минута стоит?"
   - Нормально, давай до встречи. - Гюрза повесила трубку.
   Едут. Им осталось около десяти минут. Она знает, как  будут  тянуться
эти десять минут. "А не смотается ли киллер, если он киллер, потому  что
я отклоняюсь от графика, который ему  известен?  Не  должен,  до  восьми
выждет.  Ведь  бывало  и  такое,  что  я  выходила  из  дому  в  восемь,
элементарно просыпая. А до восьми ребята должны поспеть. Тут  же  совсем
рядом, помчат под мигалками. При подъезде  к  дому,  конечно,  сообразят
вырубить..."
   -  Эй,  ты  уснула?  Я  спрашиваю,  при  чем  тут   броники,   сиречь
бронежилеты?
   Гюрза  метнула  взгляд  на  будильник.  Прошла  всего  лишь   минута,
вытянувшаяся,  как  рекламные  колготки  "Голден  леди",  от  Парижа  до
Находки.
   Она закурила еще одну сигарету, несмотря на  то  что  от  никотиновой
передозировки начала побаливать голова. И только тогда ответила:
   - Иван, милый, потерпи проклятые девять минут, а? Мне  как-то  не  до
объяснений.
   Он пожал плечами и замолчал, кажется, обиженно.
   Надо  чем-то   отвлечь,   занять   мысли,   укорачивая   минуты.   Но
разговаривать более она не  могла.  Она  смотрела  на  арку  в  ожидании
перемен, отвлекаясь только на часовой циферблат. Никто не вошел  за  все
это время во двор, только выходили.
   - Так вот, ты иди в машину, подожди меня  там.  Мне  надо  позвонить.
Секретному агенту. Сотовый у тебя с собой?
   Он кивнул.
   - Свяжись со мной из машины. Возможно, я не смогу с тобой поехать.  Я
тебе скажу, смогу или нет, все зависит от звонка. Договорились?
   - Ладно. - Было заметно, что его подмывает спросить, что  происходит,
что за странности поутру. Но он сдержался. И просто вышел.
   "Иван - посторонний человек, даже если определить, что  он  вышел  из
моей квартиры... Он не нужен, нужна я и только я. Вот если бы  он  вышел
со мной... Он уже должен дойти до площадки первого этажа,  спускается  к
двери, выходит на улицу".
   Она кинулась к окну. Иван сбегает с крыльца. Уф,  у  нее  отлегло  от
сердца. И хотя не должно было ничего случиться, тем  не  менее,  тем  не
менее...
   А что было делать? Он садится в машину. Она вернулась к телефону. Ну,
давай, давай, набирай номер.  Или  ты  его  еще  не  выучил,  необходимо
заглянуть в записную книжку?
   Трель звонка. Она схватила трубку.
   - Иван?
   - Иван.
   - Не удивляйся моим  вопросам.  Просто  отвечай:  кого  ты  видел  на
лестнице? Кого ты видел в моем подъезде? Был кто-то?
   - Да. А что?
   - Кто? Где? - перебила она.
   - Мужик внизу. Почтальон.
   - Что делал?
   - Как что? Газеты раскладывал.
   - Больше никого? Ни когда выходил из квартиры, ни когда спускался?
   - Нет вроде бы...
   - Почтальон оглянулся, ты видел его лицо?
   - Нет, как стоял спиной, так и продолжал...
   - Ясно, спасибо, вечером позвоню, объясню.
   Езжай без меня.  У  меня  изменились  планы.  До  свидания,  поезжай,
вечером позвоню. -  И  она  повесила  трубку,  пресекая  вопросы  Ивана,
которые последовали бы непременно.
   ...На одиннадцатой минуте после звонка Виктора она  увидела  из  окна
первую фигуру в "бронике", надетом поверх куртки, выскользнувшую из арки
подворотни. Сзади показались еще двое.., еще один...
   В первом  она  узнала  Виктора.  Он  сейчас  поднимался  на  крыльцо.
Остальные, их было четверо,  оставались  внизу,  возле  крыльца.  Нельзя
насторожить опытного убийцу топотом множества ног,  правильно  работают.
Нет, конечно, топота никакого не было бы, но то, что на  улице  к  двери
подходит не один человек, убийца расслышал  бы,  если  бы  он  находился
сразу за дверью парадного. А ведь он  может  находиться  и  там.  Тогда,
услыхав, как кто-то открывает кодовый замок с той стороны,  он  вряд  ли
выхватит оружие - почему он должен решить, что это милиция по его  душу,
скорее, подумает, что вернулся кто-то  с  ночной  смены,  или  с  выгула
собаки, или...
   Все. Виктор рвет на себя дверь. В этот момент стартуют все остальные.
Сергей вбрасывает себя внутрь подъезда...
   Она приникла к "глазку". Идет посекундный внутренний отсчет. Никто не
появляется на ее этаже, и не слышно, чтобы  кто-то  поднимался.  Значит,
внизу? Еще контрольные десять секунд. Не могли они просто так  застрять.
Значит, кто-то  был  внизу.  Ждать  она  уже  больше  не  в  силах.  Она
распахнула дверь и бросилась вниз через три ступени.
   Что там? Треск, грохот и крики. Первый  лестничный  марш  проскочила.
Гюрза всегда думала, что ее лестница кажется непомерно  длинной,  только
когда взбираешься по ней, возвращаясь с работы, а она может быть  длинна
и при спуске. Второй этаж.
   Ей  чудится  от  нервов,  или  действительно  слышны  возня  и   мат?
Попадание? Или мимо?
   - Лежать, падла. Здоровый, сучара. - Она узнает голос Виктора.  Гюрза
уже между первым и вторым. - Почтарем прикинулся.
   На  площадке  первого  этажа  увидела  спины  ребят   в   "брониках",
непригодившиеся "калаши" на плечах у двоих, знакомые и незнакомые лица.
   И увидела ботинки лежащего на полу у почтовых  ящиков  человека.  Его
рожа пока ее мало  занимает,  разглядит  потом  во  всех  деталях.  Руки
лежащего уже заведены за спину и забраны в наручники, а сам он  впечатан
лицом в пол. У него  белесые  волосы.  Слетевшая  шапка  типа  "пидерка"
валяется под почтовыми ящиками, кругом разбросаны газеты.
   Гюрза замечает, что газеты  самые  разные.  На  глаза  ей  попадаются
названия "Асток", "Метро". А деревянная  панель,  на  которой  укреплены
почтовые ящики, покосилась,  вылетел  из  стены  правый  верхний  шуруп.
Видно, хорошо приложили белесого гражданина о ящики. Ну так почтальону -
почтальоново. Гюрза про себя рассмеялась:  если  бы  это  был  настоящий
разносчик газет, именно ей пришлось бы перед ним извиняться.  Но  ребята
действовали правильно: не раздумывая, завалили  первого,  кого  увидели.
Если бы промедлили.., стали бы просить предъявить документы и  вывернуть
карманы... Ладно, все хорошо, что хорошо.
   - Ну? - она смотрит в глаза Виктору.
   - Твой, - правильно понимает  он  вопрос.  -  Киллер  долбаный.  -  И
показывает ей, держа за глушитель,  "беретту".  -  За  газетами  прятал,
угробище. Ермолаев его малость того... Может, и перестарался чуточку...
   - Недостарался, я думаю, надо бы с ним еще минут пять  поработать,  -
говорит Ермолаев, втыкая в рот тонкую сигару.
   - Фу,  -  выдыхает  Гюрза  облегченно.  И  ловит  себя  на  том,  что
облегчение приходит от того, что убийца  оказался  убийцей,  что  ребята
проехались не зря, а нормальный человек должен был бы радеваться  совсем
другому  -  что  никто  никого  не  хотел  убивать,  все  невиновные   и
замечательные.
   Ну, да она и не считала себя никогда нормальной...
   - Тащите этого в машину. Витя, на пару слов.
   Кстати, вы на какой машине?
   - На своей, - отвечает Беляков, и она видит, как он  доволен.  Просто
так и сияет. - Я ее решил перекрасить в желтый,  а  посередине  -  синюю
полосу. И выклянчить мигалку. Один хрен, по личным делам  я  на  ней  не
езжу, зато по служебным с утра до вечера. Вожу задержанных, улики, скоро
мертвяков...
   Виктор все продолжал  говорить  и  говорить,  пока  они  выходили  на
крыльцо. Гюрза хорошо знала эти вспышки словоохотливости, когда  нервное
напряжение отпускает и операция заканчивается удачно.
   - Значит, так, Витя. Где ближайшее отделение, знаешь?
   - Что за  вопрос!  Пять  минут  отсюда.  Кстати,  спасибо,  что  меня
вызвонила, а не из ближайшего, я все сразу понял...
   - Погоди, Витя, журчать и досрочно радоваться. У тебя  будет  немного
времени. Понимаешь? Ты привозишь этого козла в отделение,  докладываешь,
за что его задержали. А задержали его за ношение оружия. Никакой бумажки
по поводу того, что он, дескать, только что нашел ствол и несет  сдавать
в ближайшее отделение, при нем  нет,  уверена,  потому  что  такие  люди
считают себя умнее и хитрее других, считают, что никогда  не  попадутся.
Информация сразу уйдет на Литейный в убойный отдел. И минут через  сорок
прилетают оттуда орлы.
   Я подсчитала от нечего делать, что быстрее, чем за сорок минут, у них
никак не получится. Прилетают, забирают у тебя нашего друга, и  хрен  ты
его когда увидишь.
   - А если он мне потребуется по делу Марьева?
   - Дело Марьева ты просто в таком случае передашь тем же "убойщикам" с
Литейного, и они уже будут работать  по  нему,  потому  что  киллер  наш
останется у  них  и  в  их  ведении.  А  ты  можешь  помогать  им  новой
информацией, за что, может быть, тебя даже похвалят. У тебя  есть  всего
один шанс раскрыть "мокруху" Марьева самому, единолично, и  всего  сорок
минут для этого. За сорок минут тебе  необходимо  добиться,  чтобы  этот
ублюдок накатал чистосердечное. Тогда ты,  и  только  ты,  раскрыл  дело
депутата. И прижать киллерка, на мой взгляд, можно только одним...

***

   - Это часть твоей работы? - Он дождался ее, было бы нужно, он прождал
бы и больше. И она знала - почему.
   - Да. Это - моя работа.
   Они сидели в ее дворе, уже в его "Мерседесе".
   - А мне нельзя было рассказать раньше, в чем дело?
   - Я до поры не была уверена ни в чем. Извини, если что не так.
   - Наверное, ты права, наверное...  Я  в  этом  ничего  не  понимаю...
Поехали?
   - Поехали.
   - Тебя собирались убить? - вдруг прямо спросил он ее.
   Они проезжали под аркой, под которой недавно провели  задержанного  с
заведенными за спину руками и в наручниках.
   - Да, - просто ответила она. Больше он ни о чем ее  не  расспрашивал.
Дальше они ехали молча.
   Он вез ее по еще не остывшим следам  от  протекторов  "шестерки",  на
которой Виктор с хлопиами увез  покушенца.  Что-то  треснуло  в  воздухе
сегодняшним утром. Уж не по их ли  отношениям  прошла  трещина,  как  по
бокалу тончайшего стекла, сжатого сильной, безжалостной  рукой?  А  ко