это был бойкий, открытый кавказец.
   - Молодец, что зашел. Садись. Как дела?
   - Идут, - односложно ответил гость.
   Он знал манеру своего работодателя поговорить о пустяках, прежде  чем
переходить к делу, и не торопился. Когда  понадобится,  дедуля  сам  все
скажет. И останется лишь обсудить цену.
   - Извини, кушать не предлагаю  -  здесь  кушают  такое,  что  стыдно.
Гамбургеры-шамбургеры, фри... Что за фри такое?
   - Нет, кушать  не  хочу,  -  улыбнулся  тот,  кого  назвали  Валерой,
усаживаясь напротив и сцепив руки на животе. - Покушать можно и в другом
месте.
   - Правильно! - взмахнул руками грузный. -  Всему  свое  время.  Здесь
купаются и отдыхают. Ты купаться не хочешь? Сходи, я подожду, а?
   Валера отрицательно помотал светлой гривой волос.
   Нельзя сказать, что кавказец не любил Валерия.
   Он просто был к нему равнодушен. Относился к парню  как  к  человеку,
который изредка выполняет его личные просьбы деликатного характера. Один
из винтиков общества, которым с недавних пор управляет именно он,  Осман
Вагранович.
   - Ну, как знаешь. Хоть водички попей - это нехорошо, ты  гость,  а  я
тебя и порадовать ничем не могу.
   - Водички - это можно, - согласился  Валерий  и  набулькал  в  чистый
бокал  "Аквавиты".  Пригубил.  Отставил.  -  Вы  как  поживаете,   Осман
Вагранович?
   Говорили они негромко, но чуткое эхо бассейна  подхватывало  слова  и
гулко разбивало  о  влажные  стены.  Даже  собственные  голоса  казались
беседующим нереальными.
   - Да разве это жизнь?! - поморщился  Осман  Вагранович.  -  Проблемы,
проблемы... Носишься туда-сюда, устраиваешь, чтобы всем хорошо  было,  а
все равно неладно получается. А тут милиция еще... - Он печально  махнул
рукой.
   Валерий едва заметно поднял  брови.  Отблески  волн  ползали  по  его
худощавому лицу. Что-то быстро на этот раз  Осман  переходит  к  деловой
части беседы. Без  предварительной  болтовни.  И  очень  не  понравилось
Валере упоминание милиции - особенно в свете разговора. И куда клонит?
   Заметив реакцию собеседника, пожилой грузин успокаивающе усмехнулся.
   - Ты не беспокойся. Я милиции ничего плохого не сделал. Они  меня  не
трогают, я им не мешаю... Но в любом стаде есть баран, который все стадо
портит, правильно? Только не баран, а коза.
   Женщина, понимаешь? Что  ей  надо  -  не  знаю,  клянусь...  Но  ведь
крутится вокруг, выискивает чего-то, а чего - самой небось неизвестно.
   В конце ноября Осман почувствовал некое слабое движение вокруг  себя,
что-то вроде легкого сквознячка. Двадцать восьмого числа какие-то  менты
пришли к его шестерке Болеку  и  из  этого  трусливого  барана  вытрясли
кое-что по убийству народного избранника Марьева. Тогда  Осман  внимания
на это не обратил. Все равно никто ничего доказать не сможет.  Но  потом
эти же менты заявились в контору к Тенгизу - и контора  приказала  долго
жить. Это был уже ощутимый удар, и  Осман  впервые  ощутил  тревогу.  Он
навел справки о женщине-сыщике и встревожился  еще  больше.  Ведь  из-за
двухлетней давности писем именно этой бабы своему  руководству  пришлось
грохнуть Марьева-депутата: она подошла слишком близко к его группировке,
а Марьев-арестант начал бы петь, что  твой  Меладзе,  и  сдал  бы  всех.
Необходимо  было  заткнуть  ему  глотку.  И  разве  Осман  виноват,  что
марьевское место в результате занял именно он?..  Хотя  паниковать  было
еще рано - Тенгиз лег на дно, а  больше  ни  одна  душа  не  знала,  кто
заказал депутата, - Осман впал в мрачную задумчивость.  Он  не  понимал,
что нужно этой бабе, а непонятки его раздражали.  Однако  потом  баба  с
помощью  дружка-мента  зачем-то  принялась  выпытывать   у   марьевского
прикормыша подробности о гибели  депутата.  И  это  обеспокоило  старого
грузина не на шутку. Если так пойдет и дальше, то...
   На столике запиликал сотовый, но  быстро  замолчал,  потому  как  был
переключен на режим автоответчика. Осман Вагранович брезгливо  посмотрел
на "трубку". Потом поднял глаза на гостя и вздохнул.
   - Звонят, чего звонят? Даже здесь беспокоят.
   Отдохнуть не дают... О чем я говорил, Валера?
   - О женщине из  милиции,  -  бесстрастно  ответил  Валерий.  Пока  он
никаких выводов не делал.
   Ждал продолжения.  Хотя  упоминание  конкретного  стража  порядка  не
понравилось ему еще больше.
   Обычно в разговорах с кавказским работодателем  никогда  напрямую  не
обговаривалось, что именно должен был совершить Валерий, - все строилось
на намеках и полутонах, однако они прекрасно понимали, о чем идет  речь.
И если Осман собирается убрать эту женщину-мента... Знать, совсем из ума
выжил.
   - Какая женщина?! - возмутился Осман Вагранович. - Не женщина -  мент
в юбке. Женщина дома сидит, обед делает и детей  растит,  да?  А  эта  с
пистолетом по городу бегает. Что ей  надо  от  меня,  не  пойму.  Деньги
вообще не берет.  Гордая.  Хотел  по-людски  поговорить  с  ней,  своего
человека послал, так она, представляешь, его обратно отправила,  честное
слово! Не правильно это, плохо... - Он вдруг стих,  устало  потер  левую
сторону широкой волосатой груди.
   Осман соврал насчет того, что намерения  противника  ему  неизвестны.
Чертова Гюрза высказала требования предельно ясно: ей нужен был  человек
на Литейном, который за определенную плату сдает кавказцу  информацию  о
планах и работе некоторых ментовских отделов - в частности угонного.  Но
тут уж Осман уступать не собирался. У ментов свои стукачи, у  них  свои.
По-честному, да?
   - Устал я,  Валера.  Старею,  наверное.  Женщину  вот  на  место  уже
поставить не могу. Ты пей водичку, Валера, пей, не "бордо", но вкусно.
   Валеру Осман Вагранович подобрал в девяносто  шестом,  аккурат  после
первой чеченской войны, когда молодой боец разведроты, чудом живой и  не
раненый, вернулся в родной город, где оказался без работы, без  денег  в
восьмиметровой комнатке  на  Петроградской.  Познакомил  их  охранник  в
офисе; Осман сразу обратил внимание на молодого  парнишку,  готового  на
все ради приличного существования. Старик  не  ошибся  в  своем  выборе:
щекотливые  поручения  Валерий  исполнял  четко,  грамотно,  без  лишних
вопросов и сомнений -  лишь  бы  деньги  платили.  А  Осман  платил  ему
исправно, ежемесячно, несмотря на то, есть для него "работа" или нет,  а
что там происходит в голове  белобрысого  паренька,  кавказца  волновало
мало.
   - Осман Вагранович, -  нерешительно  заметил  гость,  -  надеюсь,  вы
понимаете, что пересекаться с милицией...
   - Это не милиция, слушай! - вскинулся грузин. - Это  женщина!  И  она
работает сама, без приказа... - Он запнулся, точно раздумывая, стоит  ли
продолжать, но продолжил:
   - Валера, ты мне как родной сын, я о тебе  очень  беспокоюсь.  Сережу
Марьева помнишь, упокой бог его душу? Кто его убрал - не найдут никогда,
это я тебе обещаю, потому что никому не нужно. Небольшой человек он был,
хоть и депутат. Никому  не  интересно  копать  глубоко.  А  эта  женщина
копает. Зачем  -  не  знаю.  Но  она  была  в  семье  Сережи.  Почему-то
спрашивала у дочери про ее знакомого. Того  самого,  который  погиб  два
года назад...
   Блестящие водянистые глаза Османа  Ваграновича  вдруг  потемнели.  Он
прочистил горло и сказал:
   - Мне это не нравится.
   Это, наверное, было ошибкой грузина. Он знал, что Марьев испытывает к
падчерице тайные и далеко не отцовские чувства. Знал и  то,  что  Сергей
Геннадьевич ревнует падчерицу ко  всем  ее  приятелям  -  а  особенно  к
последнему увлечению Алены.
   За бутылкой настоящей домашней  чачи  будущий  депутат,  разбрызгивая
пьяные слюни, рычал, что  самолично  придушит  сопляка,  и  Осман,  тоже
захмелевший, ответил: не надо, дорогой, руки марать, найдутся  люди  для
такой работы. Марьев ухватил соратника по "бизнесу"  за  рукав  пиджака:
что, правда сумеют помочь? И дорого стоит? А Осман  сказал:  "Для  тебя,
дорогой, - ничего не стоит!
   Потому что твои слезы - это мои слезы, а я не люблю плакать".
   Так сказал Осман, потому что уже тогда строил далеко идущие  планы  в
отношении "пахана". Хотел повязать  его  кровью.  И  на  следующий  день
связался со своим личным исполнителем.
   Пятнадцатилетний приятель марьевской  дочки  погиб  от  его,  Валеры,
руки, по просьбе Османа Ваграновича. "Валера, - сказал ему грузин,  -  я
тебя как брата прошу. Это не работа, это просто дружеская  услуга..,  за
деньги. Моему другу очень мешает один биджо .
Он его дочку хочет трахнуть.
   Надо бы проучить засранца, а? Помоги, Валера, Я добро не  забываю..."
Валера помог - как умел.
   Так, чтобы смерть юнца осталась нераскрытой. Но теперь вдруг какая-то
баба из ментовки вновь копает это дело... Нет, видно,  зря  тогда  Осман
Вагранович впутался в дело с дружком  падчерицы.  И  уж  тем  более  зря
поручил его Валере...
   - Не бойся, - ласково похлопал он Валеру по руке. -  Твоей  вины  тут
нет, я тебя тогда попросил - ты сделал. Спасибо. Это будет только  между
нами, да?
   - Она расследует убийство Марьева? - напрямую спросил Валерий.
   Осман Вагранович нахмурился. Очень  быстро  соображает  Валера.  Надо
быть осторожнее...
   - Да нет же, богом клянусь, нет! - искренне воскликнул грузин. -  Эта
сука просто помогает одному неумному оперу из районного отдела. Без  нее
опер - так, тьфу, пустое место.  А  вот  она  когда-то  Сережу  чуть  не
посадила.., да не волнуйся ты, говорю! Ее  потом  уволили  с  Литейного,
послали блядей ловить. Она никакой власти не имеет.
   Только это.., консультировать,  да?  -  может.  И  правильно,  скажу,
нечего таким бабам в милиции делать.
   - Но на хахаля дочки она вышла...
   - Да, -  нехотя  признался  Осман  Вагранович.  -  Вот  поэтому  я  и
беспокоюсь, Валера, дорогой.  За  тебя.  Не  за  себя.  Тут  уж  я  тебе
приказывать не могу. Даже просить не могу. Я тебя  просто  предостерегаю
как сына. Сам думай, как быть.
   Нет, напрасно Осман послал его поработать с юнцом. Засветил  хорошего
исполнителя...  Ну  ничего,  еще  одно  дело  -  и  с  ним  можно  будет
расстаться. Жалко, а надо.
   - Осман Вагранович, одно дело - какой-то депутат, а другое - мент. Ее
дружки ведь землю  носом  рыть  начнут,  если  с  ней  что-то  случится.
Солидарность у них...
   - Кто говорит - что-то случится?  -  удивился  грузин.  -  А  если  и
случится, кто рыть будет? В третий раз повторяю: она уволена в шестерки,
ее там, - указательный  палец  в  потолок,  -  никто  не  любит,  точно.
Ненавидят ее за сучий характер...
   И потом, она же никому не докладывается.  Никто  не  знает,  что  она
интересуется этим маленьким биджо. Мальчишка, оперок этот,  не  в  счет,
без нее он ничего не добьется. Все чисты. Она даже не русская,  татарка,
что  ли,  какая-то  мусульманка.  Знаешь,  как  русские  к   мусульманам
относятся? Хуже, чем к кавказцам.
   - Десять, - негромко произнес белокурый киллер.
   - Побойся бога, Валера! -  вскинулся  Осман  Вагранович.  -  Мне  эта
женщина нужна? Нет. Тебе она нужна. Она не меня ищет, она тебя ищет.
   Семь.
   Валера нехорошо улыбнулся и посмотрел  прямо  в  глаза  работодателю.
Осман взгляд выдержал.
   Разумом он понимал, что ничего  этот  молокосос  с  ним  не  сделает.
Парень нуждается в нем, да к тому  же  охрана  грузина  видела,  как  он
входил в бассейн.
   Сама же его и пропустила - по распоряжению  Османа  Ваграновича,  так
что выйти отсюда он не сможет, - но сердечко все равно екнуло. Ай-ай-ай,
нехорошо. Нельзя такими глазами  смотреть  на  хозяина.  Придется  скоро
Валеру уволить... После того, конечно, как он решит проблему с Гюрзой...
   - Правильно, - спокойно согласился киллер. - Марьев вам помешал - я с
ним разобрался.
   Сопляк какой-то помешал - с ним разобрался тоже. Но мент -  это  хуже
всех Марьевых вместе взятых. Да еще и, судя по всему, мент непростой.
   Последствия непредсказуемые. Так, что - восемь с половиной.
   Осман  покряхтел  для  порядка  (в  душе  он  готовился   согласиться
пообещать и пятнадцать тысяч баксов) и махнул рукой.
   - Ай, пусть по-твоему будет. Согласен. Восемь тысяч - только  потому,
что хочу, чтоб  тебе  хорошо  было.  Я  виноват,  не  надо  было  дружка
Сережиной дочки трогать, я на тебя беду накликал. Договорились, да?
   Валера нехотя кивнул.
   - Завтра подъезжай ко  мне  в  офис,  я  тебе  все  про  эту  женщину
расскажу, что знаю. А теперь извини, я поплавать хочу.
   Осман Вагранович встал.  Скинул  простыню  и,  не  стесняясь  наготы,
осторожно спустился  в  бассейн  и  несколько  раз  присел,  привыкая  к
прохладе воды.
   Встал и Валерий. Несколько секунд задумчиво смотрел на широкую  спину
работодателя, потом бесшумно вышел за дверь. Он был  спокоен  и  собран.
Слово было произнесено,  цена  названа.  В  сущности,  какая  разница  -
депутат или мент? Если работать профессионально, никто концов не найдет.
Обычно так и бывает. Так будет и сейчас. Потому что он  всегда  работает
профессионально.

Глава 6

7.12.99, вечер

   - Гюзель, что ты тут делаешь?
   На  такой  вопрос  нельзя  ответить  серьезно.  Но  выдумывать  шутку
смешнее, чем "грибы собираю", сил не было. Устала она  чего-то  сегодня.
Авитаминоз, наверное. Фруктов больше кушать надо.
   - В паспортный стол зашла, - скучно и честно ответила она.
   Она умотала с рабочего места  раньше  положенного,  отложив  на  утро
завтрашнего дня написание отчета об успешно проведенной сегодня операции
под кодовым названием "Банщик". Она еще хотела по дороге домой заскочить
в одно районное отделение, в паспортный стол. Посещение  стола  напрямую
увязывалось не  с  чем-нибудь,  а  с  выданной  сегодня  получкой.  Зная
свойство получки мгновенно испаряться, Юмашева  решила,  не  откладывая,
вернуть долг - срок отдачи уже просрочила на месяц. Правда,  она  знала,
что  Юле  не  так  уж  жизненно  необходимы  ее  деньги  -  неплохо  муж
зарабатывал, но бремя долга тяготило Гюрзу. Не надо бы  и  вовсе  делать
долгов, но если настроение поганое,  а  покупка  приглянувшегося  пальто
сможет его поднять.., короче, женщины ее поймут...
   - Во здорово, что ты зашла! - радовался знакомый опер, с которым  она
столкнулась в коридоре по пути к паспортному столу, так искренне и бурно
ликовал, будто свершилось чудо из чудес.
   Опера звали Володей, он был  из  старательных,  но  большим  сыщицким
талантом не награжденных.
   Причины его радости выяснились незамедлительно.
   - Слушай, Гюзель, не получается у  меня  женщин  разговорить.  Мужика
любого расколю, а с женщинами туго. Почему так? Но не в этом дело.
   А в том, что сидит у меня в комнате одна деваха.
   Отпускать ее обидно, потому что знаю - она это, она. Но  не  пробить.
Два часа бьюсь, и без толку.
   Помоги мне, а? Ты с ба.., женщинами умеешь. О!
   Она же работала под проститутку. А проститутки - эти совсем по  твоей
части.
   - А в чем там дело?  -  сам  собой  вылетел  вопрос,  хотя  на  языке
вертелся отказ. Слово "проститутка" подействовало или что-то другое. Или
милицейский бес попутал.
   Володя охотно принялся рассказывать:
   - Девка молодая и, в принципе, симпатичная.
   Знакомилась с мужиками,  желающими  оторваться,  обещала  три  короба
удовольствий за умеренную плату, заманивала в заранее выбранный  подъезд
заранее выбранного дома. А там заводила в лифт, куда  следом  заскакивал
ее  сообщник.  Ее  дружбан   огревал   похотливца   по   башке   тяжелым
неустановленным предметом, но не насмерть.  После  чего  парочка  вдвоем
устраивала интенсивный шмон в карманах терпилы, снимала  с  него  ценную
верхнюю одежду, перстни и смывалась. Пятнадцать таких случаев по району,
представляешь? Поможешь, а, Гюзель?
   Почему  она  согласилась,  почему  сказала:  "Хрен  с  тобой,   пошли
посмотрим, что за краля у тебя?"
   Куда вдруг, словно вода в сливную воронку,  ушла  усталость?  Правда,
она выдвинула Володе два условия: первое - он за нее сходит в паспортный
и отдаст Юле долг, второе - у нее всего час свободного времени, если  за
час не выйдет, не обессудь, есть еще дома дела...
   Когда она ввалилась домой, все  плыло  перед  глазами  от  усталости.
Допрос Володиной девахи продолжался  четыре  часа.  Ну,  не  смогла  она
встать, все бросить и уйти, когда минул час, девка не раскололась к тому
времени, но Гюрза уже почувствовала, что дожмет ее. Что никуда та от нее
не денется, сознается во всем, как миленькая. И дожала-таки!
   На пятом часу обработки выбила чистосердечное  признание  в  двадцати
шести преступных эпизодах, имевших место в лифтах нашего города. А также
выяснила фамилию и адрес сообщника молодой дурехи, в  которого  та  была
влюблена, отчего и согласилась участвовать в его криминальных затеях.
   Ох уж эта любовь! Опер Володя помчался брать кавалера-преступника,  а
Гюрза потащилась домой.
   Но поймет ли ее Волков, с которым у нее было назначено на шесть часов
свидание? Поймет ли, что она даже не могла ему позвонить,  сказать  "все
отменяется", потому что  нельзя  было  давать  допрашиваемой  ни  минуты
передышки, чтобы прийти в себя? Ну не дура ли она!  Фанатичка,  как  еще
это назвать?
   Хотелось есть, но не осталось сил на готовку, а  ничего  такого,  что
достал бы из холодильника и тут же слопал, она знала, у нее нет. "Дьявол
с ней, с едой. Спать, спать, спать... Все - на завтра".
   Коснувшись головой подушки, она сразу унеслась  в  счастливое  темное
забытье...
   Телефонный звонок - то из немногих средств, что в  состоянии  вырвать
ее из самой крепкой отключки. Она нащупала аппарат  на  тумбочке,  сняла
трубку. С трудом разлепив глаза,  посмотрела  на  циферблат  будильника.
Сколько сейчас? Сколько ей  дали  поспать?  Стрелки  показывали,  десять
пятьдесят, темнота  за  окнами  указывала  на  вечер.  Час  с  небольшим
проспала. А кто звонит? Она приставила трубку к уху, пробормотала "але".
   - Это Беляков говорит. Я все сделал.  Есть  в  картотеке  наш  Осман.
Передо  мной  сейчас  матерьяльчик  на  него.  Вам   прочитать?   Хотите
послушать? Я прочитаю.
   - Читай, - сказала она с усилием, разве не  добавила:  "что  с  тобой
поделаешь".
   Она слушала, закладывала в  мозг  информацию,  сообщаемую  ей  бодрым
лейтенантским голосом, знала,  что  ничего  не  забудет,  но  обдумывать
сейчас что-либо было выше ее сил. Завтра, завтра, завтра...

9.12.99, вечер

   Гюрза вышла из вагона одной из  первых.  Все-таки  ей  не  надо  было
волочить по проходу пухлые  сумки  и  чемоданы.  Она  приехала  налегке.
Дамская сумочка на плече и в руке целлофановый пакет.
   Вот содержимое пакета изменилось. Хоть и  отлучилась  она  из  города
меньше чем на сутки, однако,  вступив  на  перрон  Варшавского  вокзала,
почувствовала себя блудной дочерью, наконец вернувшейся домой. Будто  из
кругосветного странствия, честное слово. Наверное,  в  поездах  дальнего
следования живет особая аура, которая просачивается в тебя заразой, даже
если ты и проехала-то всего ничего.
   Скажем, из Пскова до Питера. Согласитесь, не перегон.
   В вокзальную сутолоку  она  не  попала  -  встречающих  мало,  как  и
приехавших, как и носильщиков, как и прочего вокзального люда. Кстати  о
птичках. Вот одна из них. Молодой человек  с  хилым  букетиком  из  трех
гвоздик, косящий под встречающего. Блуждает по сторонам  профессионально
цепким взглядом. Высадка из поезда - удобный момент. Какая-то толчея  да
возникает, все одновременно выносят свои вещи из вагонов.
   Один чемодан вытащен из поезда, оставить с ним некого, но  надо  идти
за следующим, подумаешь - какие-то полминуты,  что  можно  успеть,  пока
ходишь за следующим... Можно, очень даже можно успеть. Но на то  имеются
вокзальные  оперы,  чтобы  такие  вот,  с  букетиками,   не   слишком-то
вольничали.
   Гюрза дошла  до  конца  перрона,  ступила  на  собственно  вокзальную
территорию. Здесь стояли сейчас,  впрочем,  как  и  всегда,  провожая  и
встречая своих клиентов, тележки с мороженым и пирожками. Сколько помнит
- всегда эти места занимали тележки. Меня