ся над
мотором. Главное, не вызвать  подозрений  у  Тенгиза.  А  тот,  до  того
восседавший на газете, постеленной на перевернутое ведро, затушил о  пол
долбан и, что-то насвистывая, направился в дальний угол  ангара.  Дойдя,
откинул  крышку  большого  железного  ящика  с  песком,  выкрашенного  в
пожарно-красный цвет.
   - Песок давно менять пора, - эту  фразу  Зимин  слышал  и  от  Стопки
тысячу раз. Стопка взял в руки пульт тельфера. Пришло время  вытаскивать
мотор.
   Закончив мочиться в противопожарный ящик,  Тенгиз  захлопнул  красную
крышку и с тяжелым  вздохом  опустился  на  нее.  Стопка  подводил  крюк
тельфера к открытому капоту. Зимин ждал, когда подведет,  проверял,  все
ли болты вкручены. Тенгиз надумал закинуть ногу на ногу и  перешнуровать
ботинок.
   Закончился гаражный массив, скопище  преимущественно  синих  и  бурых
домиков, плечом к плечу  держащих  тесный  строй.  Военные  люди  должны
умиляться, оглядывая  радостную  для  их  глаза  картину  торжествующего
однообразия. Но менты, люди полувоенной организации  жизни  и  мышления,
обрадовались, когда закончился  бетонный  забор,  опоясывающий  гаражный
кооператив, и начался пустырь.  Огромная  пустошь  с  островками  травы,
мусора и проступающей из снега черной земли, на  которой  неподалеку  от
дороги стояли два  ангара  и  несколько  сарайчиков.  На  эти  постройки
указывала стрелка на дорожном щите, а  надпись  под  стрелкой  поясняла:
"Шиномонтаж. Ремонт автомобилей. 50 м".
   Милицейский "уазик" и "шестерка" Виктора свернули по  стрелке  и,  не
снижая скорости, помчались по асфальтовому ответвлению к  постройкам  на
пустыре. Гюрза приоткрыла боковое стекло и, подставившись под  встречный
ветер, выгоняла остатки сонливости, чтобы выйти из  машины  в  состоянии
полной боевой готовности.
   Они ехали уверенно, зная, что и тот, кто нужен, и то,  что  нужно,  -
все на месте. Зимин был не прав, думая, будто менты  следили  за  каждым
шагом угонщиков. Никто этим не занимался, мощностей не  хватило  бы.  Но
был наблюдатель, он "держал"
   "Шиномонтаж и т.д.",  и  о  прибывших  друг  за  другом  с  небольшим
интервалом Тенгизе, на машине Зимина, и угонщике, на "Форде", операм  во
главе  с  Гюрзой  стало  известно  незамедлительно.  Опера  ждали  этого
сообщения в теплых стенах отделения и  без  большой  охоты  поплелись  к
выходу, но надо  -  надо  бороться  с  преступностью.  От  отделения  до
"Шиномонтажа" было пятнадцать минут ходу.
   За это время машину разобрать полностью не могли никак. Реальной езды
получилось все двадцать две минуты - треклятые пробки виноваты.
   Зимин был не прав и еще в одном: угонщика отпустили с  миром.  Некому
было его задерживать.
   Лишь наблюдатель привстал с  ящика  и  проводил  взглядом  коренастую
фигуру, запечатлевая ее в памяти. Угонщик поймал на обочине "частника" и
уехал  в  неизвестном  направлении.  Оперативник  опустился  на  ящик  и
подкинул в костерок последнюю охапку веток. Он мог бы повязать угонщика,
но тогда пришлось бы нарушить план. А по плану до его выхода еще  добрых
пять минут. Он уже порядком замерз в этих кустах и устал гонять  бомжей,
которые тянулись на костер и, кстати, на излюбленное место своих пьянок,
на свое законное место.
   Через десять минут после того, как он услышал, что  группа  выезжает,
наблюдатель,  бросив  в  костер   недокуренную   "Приму",   пошагал   по
протоптанной в мокром снегу тропинке к ангарам  и  сараям.  Пройдя  мимо
ангара, в который загнали  краденый  автомобиль,  оперативник  прошел  к
такому же в точности ангару, но расположенному ближе к проезжей  дороге.
Там, он  знал  это,  действительно  чего-то  честно  ремонтируют.  Перед
ангаром на лавке сидел парень в синем комбинезоне.
   - Спички есть? - подсел к нему оперативник.
   Спички нашлись. Прикурив,  опер  пристал  к  парню  с  разговорами  о
машинах. Парень молчал, оперу приходилось болтать за двоих,  давясь  при
этом "Примой". Наконец показался желто-синий "уазик" и свернул с  дороги
в их сторону.
   - Сидеть! - оперативник припечатал к лавке рванувшегося было парня. -
Приехали. Тихо...
   Набравшему полную грудь воздуху и явно собирающемуся что-то сигнально
закричать парню оперативник сдавил запястье  так,  что  тот  заскулил  и
сполз с лавки в грязь.
   - Отпусти.., слышь.., козел...
   - Отпущу когда-нибудь... А за "козла" ответишь.
   "Уазик" и "шестерка" подъехали и  остановились  напротив  парочки  на
лавке.
   - Опять руки ломаешь? - спросила, выпрыгивая из  "уазика",  Гюрза.  -
Порядок?
   - Порядок, - отозвался оперативник, бывший  наблюдатель.  -  Этого  в
машину?
   - Куда ж его еще...
   К ангару, где сейчас должны  были  "раздевать"  угнанный  автомобиль,
приехавшие отправились пешочком - Гюрза, Виктор и трое оперативников  из
местного отделения.
   Если бы Зимин и не знал ничего о готовящемся захвате,  он  все  равно
успел бы только выпрямиться, обернуться  на  шум,  то  есть  к  двери  в
воротах ангара, поискать глазами Тенгиза, чтобы понять, как  следует  на
все это реагировать. Правда, если бы не тот же Зимин, ментярам  вряд  ли
удалось бы так легко проникнуть в мастерскую. Ведь это  Зимин  рассказал
майору Юмашевой, что дверь закрывают  изнутри  на  крюк,  который  можно
приподнять, просунув проволочку (зря, конечно, рассказал, он много чего,
пожалуй, сделал зря).  Поэтому  менты  обнаружили  свое  появление,  уже
оказавшись внутри. Обнаружили скрипом дверных петель, хлынувшим в  проем
уличным светом, полыхнувшим по ногам  сквозняком,  топотом  и  шарканьем
ботинок и, наконец, прозвучавшим, как пароль: "Всем на пол, суки!"
   Зимин увидел, как на него налетает темный силуэт,  почувствовал  удар
под коленками, падая, выплюнул дурацкое "что!"...  В  волосах  оказалась
чужая пятерня, ее направляющей силой Зимина припечатало щекой о крыло  и
тут же кинуло на пол.
   Зимин услышал жалобный писк Стопки, когда началась стрельба...
   Сидящего на ящике с песком Тенгиза от входа не было  видно,  заслонял
верстак с наковальней и сверлильным станком на  нем.  Соответственно,  и
Тенгизу вход был не виден. Да он и не  смотрел  в  ту  сторону,  занятый
шнурками. К тому же маслянисто-желтый электрический  свет  резал  глаза,
погружая все вокруг в некую маслянистую вязкость. Из нее прорвался  шум,
заставивший Тенгиза замереть. Он продолжал держать пальцами  шнурок.  За
верстаком  замелькали  фигуры,  послышался  окрик,  прервалось  жужжание
тельфера.
   "Мусора!" - пронзило Тенгиза. Этих он узнает и через стенку гроба. Он
сполз с ящика  на  пол.  Запустил  пальцы  под  расстегнутую  "кожанку",
вытащил "вальтер". "Мусора!"  -  продолжало  биться  в  мозгу  тревожным
колоколом. "Спрятаться!" Слева  -  стеллаж  с  узкими  полками.  Впереди
верстак.
   Тенгиз  на  корточках  перебрался,  скорее  закатился,  под  верстак.
"Мусора, суки, падлы!" Тенгиз вспомнил, что "вальтер" на предохранителе,
поспешно сдвинул рычажок. "Ствол у меня законный", - он  испытал  буйную
радость от этого напоминания самому себе. И  пришло  ощущение  легкости,
перешедшее в завод, в кураж. "Ну, мусора, давайте, давайте..."
   Оперативники аккуратно, но настойчиво отстраняя Гюрзу,  просачивались
один за другим в открытую дверь. Она вошла последней, страшно  злясь  на
коллег, кавалеры, мать их. Перешагнув высокий порог, прикрыла  за  собой
дверь,    остановилась,    оглядываясь.    "Форд",    Зимина    и    его
приятеля-разборщика уже свинтили. Тенгиза не видно. И первая ее мысль по
этому поводу - его нет в мастерской, умотал-таки раньше,  а  Зимин  ведь
говорил, что грузин раньше, чем закончат разборку машины, не уходит.
   Виктор  шарил  взглядом  по  стенам,  по   полкам,   по   потолочному
перекрытию: а вдруг есть потайная дверь? Он наткнулся бедром на  широкий
стол,  обитый  железом.  Верстак  с  наковальней,  тисками,  сверлильным
станком, ящичками какими-то.
   - Милиция!  Кто  здесь  есть,  все  выходим  с  поднятыми  руками!  -
отраженные от  стен  ангара  слова  лейтенанта  Белякова  заметались  по
помещению.
   Виктор поставил  ногу  на  шину,  постучал  по  ней  носком  ботинка,
оглядывая мастерскую. Ангар был рассчитан на одновременный  ремонт  двух
машин. Две "ямы". Одна пустует. Возле другой  -  "Форд"  с  распахнутыми
дверцами, открытым капотом и багажником. По двум стенам  идут  стеллажи.
Где этот грузин? Ушел? Упустили?! Все зря?!
   В пустую "яму"  с  "Макаровым"  наготове  очень  осторожно  спускался
оперативник, останавливаясь, вглядываясь и прислушиваясь  после  каждого
шага. В "ямах" часто имеются  боковые  ниши,  куда  можно  забиться  при
желании.
   Гюрза  подходила  к  "Форду".  Зимину,  прижатому  коленом  к   полу,
застегивали за  спиной  наручники.  Если  это  незаконно,  снимем  перед
приходом понятых. Юмашева сказала, якобы обращаясь к оперу,  возившемуся
с наручниками:
   - Где ж их начальник, а, Дима? - Она  присела  на  корточки  рядом  с
задержанным, взяла того за подбородок, повернула к себе.  -  Ну-ка,  кто
это у нас? Что-то знакомая физия!
   О том, что Зимин ее информатор, знал, кроме нее, только Виктор, и это
положение не должно измениться. Она заглянула в глаза Зимину. Тот понял,
чего от него хотят и что ему надо сделать. Ну, хотя бы  просто  моргнуть
обоими глазами, но так, чтобы это не выглядело случайным.
   Гюрза поняла. Молодец, Зимин, зачтем тебе.
   Юмашева выпрямилась. Значит, Тенгиз здесь.
   Успел, выходит, спрятаться. В прятки поиграть решил.  Другого  выхода
ангар не имел, Гюрза об этом  специально  расспрашивала  Зимина.  Тенгиз
куда-то забился внутри мастерской. Ствол! Он  всегда  ходит  с  оружием!
Конечно, он не дурак, чтобы палить, но кто знает этих джигитов...
   Виктор  не  торопился,  стоял,   осматривался,   вслушивался.   Потом
продолжил движение вдоль верстака.
   Не в дальней "яме" - наш поднимается из нее ни с чем. В эту,  ближнюю
"яму"  спускается  Дима,  но  и  там   вряд   ли...   Гюрза   продолжала
осматриваться. Так, так, ребята ворвались и не  увидели  Тенгиза...  Что
это  значит?  Взгляд  наткнулся  на  огромный  стол,  обитый   металлом,
обращенная к двери  сторона  закрыта  щитком.  Скорее  всего,  с  другой
стороны полость, так обычно...
   - Витя!
   Ее окрик застал Виктора уже в торце стола. Он обернулся. Она показала
ему на стол. Тот кивнул.
   - Саша! -  окликнула  Гюрза  опера,  который  с  другой  стороны  уже
подходил к столу. Ребята, конечно, помнят о том, что грузин всегда ходит
с оружием, напоминать им об этом даже неудобно, но все-таки она  старшая
на этой операции.
   - Витя,  Саша,  -  когда  головы  повернулись  в  ее  сторону,  Гюрза
изобразила рукой пистолет.
   Оперы улыбнулись в ответ, Виктор еще раз кивнул.
   Саша показал открытой ладонью, мол, не боись, начальник, все путем.
   О том, что применение табельного оружия недопустимо, говорить не было
нужды. Оперативники знали об этом прекрасно, усвоили  давно,  всерьез  и
навсегда. А тех, кто не знал, Гюрза на операции не брала. Это  только  в
кино страж порядка обязан то и дело красиво стрелять  из  ствола  -  для
увеличения кассового сбора. В реальности же крутость сыщика  как  раз  в
том и состоит, чтобы  задержать  преступника  без  единого  выстрела.  В
крайнем случае возможно выстрелить в ногу или иной  жизненно  не  важный
орган  -  в  самом  крайнем,  если  задерживаемый  уже  нажимает   курок
наведенного на тебя оружия или опускает тебе на голову топор. Но убивать
его нельзя ни при каких обстоятельствах...
   Гюрза направлялась к операм, раздумывая, как выкурить Тенгиза  из-под
стола,  когда  лейтенант  Беляков  взял  со  стола  железную  коробку  с
гвоздями.
   Потом забрался, стараясь не нашуметь, на верстак.
   Саша, сообразив, что собирается  делать  его  коллега,  подобрался  к
торцу  стола  и  занял  выжидательную  позицию.  Гюрза,  согласившись  с
обозначенным планом действий, достав свой  "Макаров",  обходила  стол  с
другой стороны.
   ...На двести процентов она была уверена, знала четко, что в человеке,
который оборвал жизнь другого человека, происходит перестройка личности.
   И, увы, не в лучшую сторону.  Пусть  убитый  был  трижды  подонком  и
висельником. К  сожалению,  Гюрза  неоднократно  становилась  свидетелем
такой перемены. Знала одного опера, действительно в безвыходной ситуации
застрелившего маньяка, на  совести  которого  быть  пять  ни  в  чем  не
повинных жертв. Опера оправдали по всем статьям, однако...
   - Милиция! Эй, кто еще остался! - это уже постарался опер Саша.
   ...Однако с тех пор характер опера начал изменяться  -  медленно,  но
неуклонно. Спустя некоторое время он вновь применил оружие - на этот раз
при условии, когда это не было столь  необходимо.  Еще  через  несколько
месяцев он вдруг стал брать взятки. Одновременно начал пить, сначала  по
чуть-чуть, после работы, потом больше и больше, а в итоге  был  слит  из
органов и посажен...
   ...Знала она и одного "афганца", который каждую  -  каждую!  -  ночь,
надрываясь,  вызывал  вертолеты  огневой  поддержки,  или  как  они  там
называются. И это не "афганский синдром", не потому, что он  до  тошноты
насмотрелся на трупы и отшагал сотни кэмэ плечом к плечу со смертью, - а
лишь потому, как однажды сам признался Гюрзе, что убивал...
   Опершись одной рукой  о  железную  столешницу,  подобравшись  к  краю
верстака, Виктор высунул голову, чтобы взглянуть, есть ли и  где  именно
та ниша, в  которой  предположительно  мог  укрыться  преступник.  Потом
размахнулся и запустил ящик с гвоздями под верстак  -  если  там  кто-то
есть, то мимо ящик не должен пролететь.
   Два выстрела подряд оглушили ангар, обе  пули  из-под  стола  ушли  в
стеллажи, разметая барахло с полок. И тут же с безумным воплем из своего
укрытия  выскочил  человек.  Беляков,  ждавший  его,  уже  положил  свой
"Макаров" на верстак, вцепился правой рукой в  черные  короткие  волосы,
рванул голову вверх, левой подхватил под подбородок и вдавил шею в  край
стола. Мелькнула рука с блеснувшим в ладони у черного  рукава  "кожанки"
пистолетом. Палец снова нажал на курок. Пуля ушла  в  потолок.  Отпустив
волосы,  Виктор  захватил  рукав  черной  куртки,  и  "вальтер"  Тенгиза
уставился стволом вверх. Саша,  успевший  на  ходу  подхватить  .длинный
гаечный ключ, от души въехал железкой грузину по запястью. Тенгиз  взвыл
от боли. Выпавший "вальтер" звякнул о бетонный пол.
   - Стреляешь, мудак чертов, - прошипел Саша и с размаху  вогнал  тупой
носок тяжелого ботинка задержанному под дых.
   - Отставить, - скомандовала Гюрза, отстраняя Сашу и  присаживаясь  на
корточки рядом с Тенгизом, которого удерживал в захвате, крепко прижимая
его шею к краю стола, Беляков.
   Живой? Живой. Молодцы, ребята. Убийство - это та  грань,  за  которой
человек перестает быть нормальным. Что-то надламывается  в  нем.  Что  -
неизвестно. Но он непременно  либо  сопьется,  съедет  с  катушек,  либо
превратится в полицейского из отдела по наркотикам - из весьма недурного
фильма "Леон". Иного не дано.
   Она наклонилась пониже к обездвиженному Тенгизу и присвистнула:
   - Э, да он обдолбан по самую завязку! - За свою ментовскую жизнь  она
достаточно насмотрелась на такие зрачки и отсутствующие  выражения  лиц,
чтобы еще сомневаться.
   Тенгиз молча сопел и выглядел совершенно обессиленным.
   -  Сопротивление  работникам  милиции  он  уже  схлопотал.  А   также
покушение на убийство, - присел рядом  на  корточки  Саша.  -  Куда  его
сейчас?
   - Давай в "уазик"?
   Гюрза поднялась. К ангару с недоразобранным  "Фордом"  подогнали  обе
машины, на которых приехали оперативники. В "уазик"  загрузили  Тенгиза,
который казался совершенно бескостным.
   - Наручники надел? - поинтересовалась Гюрза, когда  Саша  вернулся  в
ангар.
   - Да можно было и дверцу не закрывать, - усмехнулся  Саша.  -  Черный
сдох совсем. У него последняя сила ушла в курок. Он теперь  пару  часов,
не меньше, только и будет, что досматривать свои глюки.
   - Ну, смотри, это тебе не бытовик, мужик серьезный.
   - Был серьезный. Ну ладно, раз так, одного его оставлять не будем.
   - Значит, вот что, - Гюрза закурила первую сигарету с  тех  пор,  как
они выехали на операцию. - Вези его, Саша, в отделение. В камеру, пускай
отсыпается. Хотела покрутить его сразу, да какое там. К вечеру  займусь.
Приедешь, у ГИБДД выясни, кто хозяин "Форда", запиши номера. Не  забудь,
сразу свяжись с ним. Может, он уже поднял бучу:  "Машину  увели!"  -  но
вряд ли. Небось и не заметил пока. Свяжешься с ним, и пусть  летит  сюда
на  всех  парах,  припугни,  дескать,  не  поторопится,  потом   устанет
возвращать свою красавицу.
   Эту парочку мы привезем сами. Они нам тут будут показывать, где у них
чего припрятано. Ты, Виктор, садись  в  "жигуль",  дуй  за  понятыми.  В
гаражах найдешь кого-нибудь. Леша, где твой приятель из первого  ангара?
В "уазике", вместе с грузином? Доставай его оттуда, зачем  он  нам,  что
ему пришьешь. Веди его  в  первый  сарай,  покрути,  попугай,  может,  и
расколешь. Там еще кто-нибудь есть, перепиши  данные,  поговори.  Может,
выкатится чего-нибудь. Ну, а мы пока тут начнем оформлять все это  дело.
Ладно, разбежались...

3.12.99, ночь

   - ..Что случилось? - Он налил в бокал апельсиновый сок,  передал  ей.
Они сидели в постели, проложив между собой и высокой  кроватной  спинкой
пуховые подушки.
   - Да так, по службе.
   - Не хочешь рассказать?
   Она покачала головой. Она не хотела даже, чтобы он почувствовал  -  у
нее неприятности.
   Лишнее это, ни к чему приносить с собой в дом служебные заботы, их бы
отряхивать, как грязь с ботинок, у порога,  да  вот  не  получается.  Не
смогла скрыть своего беспокойства. Или у него такое поразительное чутье?
Или он настолько хорошо изучил ее - за две встречи?
   - Может быть, имеет смысл куда-нибудь съездить? Развеяться?
   - О нет, - рассмеялась она. - Не надо  забывать  о  возрасте.  Не  по
двадцать лет, чтобы две ночи подряд не спать, куролесить.
   Гюзель поставила бокал с недопитым соком на прикроватную тумбочку.
   - Когда мне было двадцать, мне не на что было  куролесить,  -  сказал
Волков. - В двадцать лет я приехал в  этот  город  без  денег,  с  одной
сменой белья. Жить было негде и не на что, но я был уверен,  что  в  два
счета покорю Северную столицу.
   О, как я завидовал тогда почти всем без исключения, мне казалось, что
я самый неустроенный в этом мире. И во мне кипела  злость,  если  бы  не
она, мне бы ничего не добиться. Я поставил себе цель - завидовать должны
мне мужики, а женщины - вздыхать по мне...
   Он говорил, а она под  звуки  его  голоса  начала  засыпать,  и  весь
сегодняшний,  длинный  день  проносился  перед  ее  глазами  ускоренными
кадрами.
   Кадры пошли медленнее, когда началась  полоса  неприятностей,  словно
внутренний  враг  задумал  помучить  засыпающий  мозг.  Снова  появилась
мастерская, по которой носится взбешенный хозяин "Форда".
   Он только что примчался на автомобиле своего  сослуживца  и,  увидев,
как обошлись с его четырехколесным другом, очень расстроился,  буквально
впал в состояние аффекта. С  трудом  удалось  заставить  его  опознавать
снятые детали. Рядом с "Фордом" топтались понятые, доставленные Виктором
из гаражей. Вид у всех встревоженный - ведь с  их  "железными  друзьями"
может случиться то же самое.
   Распахнулась дверь ангара. Вбежал Саша.  Сквозь  незакрывшуюся  дверь
она видит сине-желтый "уазик".
   По лицу опера Саши она  понимает:  произошло  что-то  поганое.  Самое
худшее!
   По  сбивчивому  рассказу  опера  Саши  легко  восстановила   картину.
Остановились на перекрестке.
   Зажегся "зеленый", поехали.  Водитель  Егорыч  услышал,  будто  сзади
хлопнула дверь. Оглянулись - пусто.  Задержанного  нет,  сбежал,  задняя
дверца открыта. Они  к  обочине,  выскочили,  опер  к  прохожим  по  эту
сторону. Не видели? Не видели. И вы не видели? Никто ничего не видел или
не признается.