ла
к нему спиной. - В каком смысле "кранты"?  -  он  тут  же  повторил  вопрос,
потому что из присутствующих врагов был самым умным.
   Поскольку я сидела к нему... спиной, он вынужден был покинуть  насиженное
место. Я добилась своего, согнала его с пьедестала, следовательно, шансы  на
мою победу значительно возросли.
   Не могу не заметить, что тот, кто умеет правильно выбрать  место,  всегда
побеждает. Впрочем, все победители рано  или  поздно  терпят  поражение,  но
зачем о грустном?
   Турянский подбежал ко мне и с тревогой спросил:
   - О чем вы говорите? - Я пояснила:
   - О том, что все вы преступники, и у  меня  есть  желание  упечь  вас  за
решетку.
   Турянский поспешно обратился к Перцеву:
   - Не стоит терять время. Эта сумасшедшая слишком много  о  вас  знает,  к
тому же будет мешать нашим переговорам. Лучше всего  ее  связать  и  уложить
пока в багажник.
   Я заметила со стороны Перцева и Равиля порыв подойти  ко  мне,  а  потому
завопила:
   - У меня есть улики на вас, но больше улик я накопала на Турянского.  Мой
Женька хорошенько потряс соседку, и из нее столько высыпалось: лет на десять
Александру Эдуардовичу хватит.
   Равиль и Перцев притормозили, а Турянский закричал:
   - Не слушайте ее, она врет.
   - Нет, не вру, славно вы надули этих  наивных  людей,  -  воскликнула  я,
кивая на Перцева, Лелю и Равиля. - Ха! Клаустрофобия! Ха! Порок  сердца!  Да
вы здоровы, как бык! Если не считать легкого недомогания, сильно изменившего
ваш пол.
   Равиль и Перцев погрузились в размышления, Леля побледнела, Турянский  же
(кто бы мог подумать?) набросился на меня и начал душить.
   - Спасите! Помогите! - прохрипела я. Троица  дернулась,  но  осталась  на
месте.
   - Она опасна для всех нас, - поощрил их Турянский, не снимая рук  с  моей
лебединой шеи.
   Тогда я обратилась непосредственно к Леле, все же мы были подругами.
   - Леля, - захрипела я, пытаясь освободиться от  лап  Турянского,  -  дура
будешь, если позволишь погубить меня.
   Леля на секунду задумалась и решила вступить в переговоры.
   - Мне оставлять тебя живой не выгодно.  Александр  Эдуардович  предлагает
прекрасную мировую.
   - Да он через несколько дней умрет! - вырвавшись на секунду из  его  лап,
завопила я и тут же снова в них же угодила.
   - Если он умрет, еще лучше, - ответила Леля. - Я буду наследницей.
   - Черта с два! -  из  последних  сил  завопила  я.  -  Наследником  будет
Коровин!
   По радостному блеску в глазах Равиля я поняла,  что  права.  Коровин  уже
уломал свою жену-Турянского написать в его пользу завещание.
   - Как Коровин? - изумилась Леля. - При чем здесь Коровин?
   - А при том, что он у Турянского жена. Твой Сашенька  на  тебе  для  того
только и женился, чтобы...
   С этого места по непонятной причине из моего горла понеслись одни хрипы.
   "Неужели это конец?" - подумала я и некоторым образом даже обрадовалась.
   Разве то, что со мной происходит с рождения, жизнь? Столько во мне всяких
недостатков, что нет никакой жизни.
   Я-то обрадовалась, но не тут-то  было.  Леля  неожиданно  набросилась  на
Турянского и отбила меня у него.
   - Дай ей сказать! - повелела она. И я сказала. Рассказ мой был краток, но
очень эффективен.  В  короткую  повесть  я  уложила  весь  план  Турянского,
направленный на создание крупных неприятностей  Перцеву,  а  заодно  Леле  и
Равилю.
   - Тебя просто  хотели  использовать  и  выбросить,  как  самый  ничтожный
презер...
   Однако закончить речь я не смогла. Леля с лету все поняла  и,  сообразив,
что просчиталась, пришла в неописуемую ярость.
   - Ах ты гнида! - завопила она и бросилась на Турянского.
   Мне понравилась ее мысль, как тут не присоединиться. Вдвоем  с  Лелей  мы
довольно неплохо теснили его в угол, бог знает с какими намерениями.  Думаю,
ему пришлось бы несладко, но Турянский тоже не дурак.
   - Хватай эту идиотку! - завопил он, непонятно кого имея в виду.
   Перцев (как приятно) уставился на Лелю и нехотя сообщил:
   - Мне это невыгодно.
   Услышав это, Турянский просто взбесился и даже нашел  силы  на  достойный
отпор.
   - Дурак, - завопил он Перцеву, - Леля хотела  усадить  тебя  за  решетку,
чтобы зацапать твои "бабки" и расфукать их с Равилем. Для этого  она  и  эту
чокнутую во все посвятила!
   Он явно  имел  в  виду  меня.  Должна  же  я  была  предоставить  Перцеву
доказательства своего ума.
   - Да, я вычислила тебя, - закричала я. - Ты не хочешь на своей  Бабе  Яге
жениться, так теперь загремишь на цугундер!
   (Господи, скажет мне кто-нибудь когда-нибудь, что такое - цугундер?)
   Перцев, услышав мое признание, присоединился к  Турянскому.  Мы  с  Лелей
сразу же сдали позиции и, пользуясь своей молодостью, резво  ретировались  к
выходу, но дорогу нам преградил Равиль.
   - Держи их! Держи! - хором завопили Турянский и Перцев.
   Равиль со всем присущем юности пылом начал  нас  держать.  Сразу  за  все
места. Турянскому это не понравилось.
   - Ты дурак! - дерзко сообщил он Равилю. Равиль  обозлился  и  с  кулаками
бросился на Турянского. Мы с Лелей разразились бурными аплодисментами.
   -  Скажите  ему!   Скажите!   -   воззвал   ко   мне   Турянский,   глядя
бесстыдно-жалостливыми глазами.
   - Мне это невыгодно, - ответила я.
   - Если я умру, ваши читатели такое узнают, - захрипел Турянский.
   Дальше я ему говорить не дала и закричала Равилю:
   - Глупый, не того душишь, Леля хотела засадить за решетку и тебя.
   И Равиль тут же переключился на Лелю. А Турянский  и  Перцев  взялись  за
меня. Я сражалась как пантера, как львица...
   До тех пор, пока не треснуло мое новое платье - старых  я  не  ношу.  Как
только платье треснуло, я сказала:
   - Стоп!
   И все (просто чудо!) остановились.
   -  Теперь,  когда  мы  выяснили  отношения,  -  сказала  я,  -  можно   и
договориться. Я согласна на пятьсот. Мое молчание стоит и подороже, но и эта
сумма хороша.
   - Пятьсот чего? - деловито осведомился Турянский. - Рублей?
   - Не смешите меня, - разгневалась я, - тысяч.
   Турянский схватился за голову и воскликнул:
   - Пятьсот тысяч рублей?! Вы сошли с ума!
   - Это вы сошли с ума, - парировала я, - не рублей, а долларов. Нынче не в
моде рубли.
   - Пятьсот тысяч долларов?! - взвыл Турянский. - Да за эти деньги я  лучше
от клаустрофобии умру!
   - Хорошо, - сжалилась я, - назовите свою сумму, и, если она меня устроит,
я в тот же миг  отчалю  домой  и  не  буду  в  ближайшие  лет  сорок  о  вас
вспоминать. Разбирайтесь между собой как хотите.
   Турянский задумался.
   - Сто тысяч вас устроят? - нервно спросил он.
   - Вы безнравственный тип! - гневно воскликнула я.
   - Но у меня  ровно  столько  на  пластиковой  карте!  -  рассердился  он,
доставая из кармана пиджака бумажник.
   - На меня несколько раз покушались! - возмутилась я.
   - Больше у меня с собой нет ни копейки, -  потрясая  бумажником,  сообщил
Турянский.
   - Меня душил в подвале Равиль! - напомнила я. - А потом и вы!
   - Вас же не устроят более щедрые, но обещания, а платиновую карту  я  даю
вам сразу же, сейчас.
   - Ладно, давайте, - согласилась я, и он действительно протянул мне карту.
   Какой-нибудь умный человек на моем месте тут  же  и  удалился  бы,  но  я
осталась.  Задержалась  буквально  на  пять  секунд  -  ровно  столько   мне
понадобилось,  чтобы  ненадежней  спрятать  карту  -  и  снова   угодила   в
неприятности. Леля, Перцев и Равиль, с  интересом  наблюдавшие  за  нашим  с
Турянским торгом, вдруг как с цепи сорвались, едва у меня в руках  оказалась
эта злополучная карта.
   - Ты дал ей сто тысяч? - завопила Леля.
   -  Раздаешь  наше  добро?!  -   взревел   Перцев.   Равиль   молчал,   но
жестикулировал красноречивей всех.
   - Да ее убить легче! - наконец сказал он,  и  вся  свора  набросилась  на
меня.
   Мне же пришлось особенно нелегко, потому что одно дело - защищать себя, а
другое -  платиновую  карту,  пусть  и  с  какими-то  жалкими  ста  тысячами
долларов.  Эти  варвары,  конечно,  договорятся,   и   каждый   урвет   себе
какой-нибудь приличный кусок, а как же я? Что же я, за так страдала?
   Эта мысль буквально сводила меня с ума, можно представить, как  уцепилась
я за эту карту, мою же шею на этот раз  душили  сразу  шесть  рук.  Кто  это
выдержит?
   Я не выдержала. Сознание начало уплывать и...
 
ГЛАВА 37 
 
   И вот тут-то появился Евгений со своими друзьями. Не  могу  сказать,  что
вовремя: поза у меня была неприглядная, да и платье помялось...
   Однако этого  никто  не  заметил.  Турянского,  Перцева,  Равиля  и  Лелю
скрутили и погрузили в фургон, я же не стала дожидаться конца этой  истории,
а быстро запрыгнула в "Мерседес", собираясь отбыть в Москву  с  максимальной
скоростью. Евгений меня догнал, когда я уже яростно выжимала сцепление.
   - Соня, ты жива? - спросил он.
   - Некогда! Некогда, Женя, потом, - отмахнулась я от него.  -  Мне  еще  с
десяток банков обежать придется.
   - Зачем?
   - За тем, что один банкомат сто тысяч не выдаст, а  Турянский  уже  через
час на свободу выйдет.
 
*** 
 
   Я оказалась права, история эта закончилась несправедливо. Как ни хотелось
бы мне сказать, что Турянского, Перцева, Лелю и Равиля сурово покарал закон,
но врать не буду, да и не поверит никто. Богатые попадают за реш„тку надолго
только из политических интересов. Чьих?
   Нам, простым людям, это неинтересно. Мы живем своими  мелкими  радостями.
Вот я, например, купила новый парик и везу его стричь к Кольке Косому,  сыну
Тайки Костлявой, ну к своему стилисту. Жалко, конечно,  парик,  красивый  он
пока, густой, но что поделаешь,  если  я  обожаю  стричься,  а  свои  волосы
доверить стилисту страшно. Мои волосы...
   Ой, простите, кто-то звонит.
   - Мама, ты невозможная! Ты хоть знаешь, что сегодня выпустили  Турянского
со всей его сворой? Эх, Мама, креста на  тебе  нет  -  таких  хороших  людей
уконопатила.
   Интересно, кто Тамарке подруга: я или Турянский со всей его сворой?
   - Тома, о чем речь? Уконопатила называется - каких-то пятнадцать суток  и
посидел человек за мелкое хулиганство. Это я-то мелкое  хулиганство?  Да  за
меня ему как минимум вышку должны были дать! У меня вместо шеи теперь синяк!
Эх, нет на земле справедливости.
   - Мама, ты невозможная! Вечно ты не довольна!
   - Я не довольна? Очень довольна! Всех  разоблачила!  Турянский-то  думал,
что я не разгадаю его интригу, я же мастерски до самой сути дошла.
   - Да-а, Мама,  -  согласилась  Тамарка.  -  Видно,  не  солгала  народная
мудрость: на хитрую жопу всегда найдется  этот,  как  его,  ну  тот,  что  с
винтом.
   - А на этот, что с винтом, всегда найдется жопа с лабиринтами,  не  сочти
за грубость народную мудрость, - ответила я.
   - Какая уж тут грубость, когда это истинная правда, - признала Тамарка  и
философски заключила:
   - А ради чего эта суета, когда все в землю ляжем и все прахом  будет?  Не
жить ли нам миром и не довольствоваться ли малым?
   Я ее мысль одобрила и сразу посоветовала:
   - Вот прямо с себя и начни. - Тамарке тема не понравилась.
   - Эх, Мама, - зловредно сообщила  она,  -  вот  чует  моя  душа,  что  не
Турянский зачинщик этой интриги, а кто-то и им воспользовался.
   - Да кто же? - опешила я. - Ведь количество участников ограничено.
   - Вот ты, Мама, и думай, ведь ты же у нас самая умная, - порадовала  меня
Тамарка и тут же огорчила, продолжив:
   - Ты самая умная, если тебя послушать. Короче, думай, а я выгодный кредит
вырывать бегу.
   И она убежала, омрачив мою жизнь в одно мгновение.
   "Как же так? - расстроилась я. - Неужели  и  в  самом  деле  эту  интригу
затеял Коровин? А я-то думала,  что  он  просто  Турянскому  помогал.  Хотя,
почему бы все это и не затеять Коровину? Он-то ничем не рисковал. Турянского
к праотцам  бы  отправил,  капиталы  бы  унаследовал  и  жил  бы  поживал  с
Равилем... Эх, как есть хочется. Убьет меня эта  диета.  Когда-нибудь  точно
слюной захлебнусь..."
   С этой мыслью  я  достала  из  сумочки  пакетик  жевательной  резинки  и,
мысленно поблагодарив Марусю, положила ароматную пластинку в рот.
   "Кстати, надо бы позвонить Марусе..."
   Мой "Мерседес" тем временем, тихо урча мотором,  выкатился  на  проспект.
Светофор показал красный свет, и  я  затормозила.  От  потока  несущихся  по
перекрестку машин рябило в глазах. Красный свет сменился на желтый, а следом
и на зеленый.
   Я уже  собралась  ехать,  но  вдруг  мое  внимание  привлекло  необычное,
чарующее зрелище: из-за серого монументального здания  сталинской  постройки
выплыла и повисла над проспектом аквариумная  рыбка.  Большая  такая  рыбка,
красная с хвостом, напоминающим алую вуаль. Жабры ее  ритмично  вздрагивали,
вуалеобразный  хвост  плавно   шевелился,   а   толстые   насмешливые   губы
причмокивали, выпуская длинной вереницей пузырьки,  медленно  всплывающие  в
послеполуденное московское небо.
   Боже, как красиво!
   Сзади раздавались настойчивые сигналы, но я не могла двинуть автомобиль с
места, зачарованно следя за рыбкой.
   "Надо позвонить Марусе и рассказать про рыбку, - подумала я. - Правильно,
я же собиралась позвонить Марусе".
   А рыбка пухла, на глазах увеличиваясь в размерах, и бока ее уже  касались
зданий. Серый сталинский дом, не выдержав натиска ее плоти, стал  трещать  и
разваливаться. Огромные его обломки,  словно  после  взрыва,  разлетелись  в
разные стороны. Один из них летел прямо на меня...
   "Сейчас появится старушка, - подумала я, - и девочка,  и  нервный  мужик.
Мужики все нервные".
   В общем, закончилось все карнизом, в самом прямом смысле этого  слова:  я
стояла на широком карнизе того самого сталинского  дома,  который  развалила
аквариумная рыбка. Одна  моя  рука  судорожно  сжимала  металлический  крюк,
вколоченный в стену дома (видимо,  на  нем  когда-то  держалась  водосточная
труба), а вторая сжимала сотовый телефон.
   На этот раз я не растерялась - теперь у меня появился опыт.
   "Так, - подумала  я,  -  сначала  жвачка,  потом  карниз.  Теперь,  когда
выяснена последовательность, стоит  позвонить  Марусе,  ведь  это  она  меня
угостила жвачкой".
   Только я так подумала, как раздался звонок. Звонила (о, чудо!) Маруся.
   - Старушка! Епэрэсэтэ! - радостно закричала  она.  -  Лелю  и  Турянского
выпустили прямо вместе с Перцевым! Леля с Турянским разводится и выходит  за
Перцева, а Равиль! Нет, я прямо вся упаду!
   - Это я прямо вся упаду! - разъярилась я. Но Маруся меня не слушала.
   - Епэрэсэтэ! Старушка! - вопила она.
   - Что - епэрэсэтэ? Что - старушка? - заглушая ее, воскликнула я. -  Лучше
скажи, где ты жвачку взяла? Ты же терпеть ее не можешь.
   - Да, я  не  могу  терпеть  эту  жвачку,  -  подтвердила  Маруся.  -  Она
перебивает мне весь аппетит, поэтому я тебе ее и отдала.
   - Это ясно, а зачем ты ее купила?
   - Я купила? Стала бы я покупать. Равиль меня угостил жвачкой, а  я  сразу
же тебя переугостила, ну, чтобы добро не выбрасывать.
   Я изумилась:
   - Равиль? Постой,  откуда  взялся  Равиль?  Это  же  у  Кольки  в  салоне
происходило, ведь это там ты мне подсунула идиотскую жвачку.
   - Правильно, там, - согласилась Маруся. - Как раз в тот день, когда ты  у
Кольки Косого свой облезлый парик стригла, а потом незнамо  как  угодила  на
карниз.
   Передать не могу, как я разволновалась.
   - Маруся, умоляю, расскажи поподробней, как все случилось со  жвачкой!  -
закричала я, стоя на этом дурацком карнизе с телефонной трубкой в руке.
   - Да никак и не случилось, - флегматично ответила Маруся.  -  Мы  были  в
салоне. Пока Колька Косой терзал твой парик,  я  скучала,  сидела,  на  тебя
глазела, зевала, слушала,  как  ты  измываешься  над  стилистом,  потом  мне
надоело, и я вышла в холл. Тут и подвернулся Равиль в стильной такой шляпе с
широкими полями. Он меня жвачкой и угостил и предложил угостить тебя. Я  тут
же прямо всю ее тебе и отдала, когда Колька Косой меня в кресло посадил.
   - И что я сделала?
   - Ты сказала, что зверски хочешь жрать,  распечатала  брикетик  и  сунула
пластину в рот, а потом вдруг по магазинам умчалась, бросив  меня  у  Кольки
Косого прямо всю одну.
   Вот что сообщила мне Маруся. И я,  в  нечеловеческих  условиях,  стоя  на
карнизе, сделала последнее открытие:  интригу  затеял  Равиль,  чтобы  потом
избавиться от Коровина и зажить свободной жизнью. Очевидно, такой жвачкой он
пользовался, когда выходил в астрал для общения с духами.
   Какой умница Равиль, раз  разглядел  во  мне  сильнейшего  потенциального
врага и подсунул жвачку, пропитанную психотропом. Уж он-то знал,  кого  надо
срочно нейтрализовать или (на худой конец) дискредитировать.  Выставив  меня
психически  ненормальной,  он  рассчитывал  поломать  игру   Лели,   которая
надеялась  загрести  жар  моими  руками,  о  чем  она  имела  глупость   ему
рассказать.
   Но Равилю не удалось вывести из игры мой ум. Мой ум не  запугать  никаким
карнизом, не смутить никаким психотропом, бог знает как внедренным в жвачку,
- однако, что же там было в народной мудрости после задницы  с  лабиринтами?
Скажет мне кто-нибудь или нет? И долго ли протянет наш Турянский? А Коровин?
Сколько  осталось  ему  жить  после  того,  как  он   завещал   свое   добро
возлюбленному Равилю?
   Из этой истории вытекают два вывода: любовь -  глупость,  а  завещание  -
штука, которую мог придумать только нехороший человек.
   Но когда же меня снимут с карниза?