думала,
что сумма выкупа уж слишком велика. Значит, кто-то хочет Сашенькиной смерти.
Естественной смерти, - Леля призадумалась. - Нет, не знаю, кому это выгодно.
   - Возможно, в сейфе есть бумаги, которые дадут нам ответ на этот  вопрос,
- воскликнула я. - Если мы  вычислим  похитителя,  то  уж  я  придумаю,  как
заставить его вернуть обратно Александра Эдуардовича, будь спокойна.
   - Хорошо, - решилась Леля. - Открываем сейф.
   Сейф находился практически на  виду:  за  картиной.  Вполне  традиционное
место. Леля набрала код,  открыла  одну  дверцу,  вторую  и  широким  жестом
пригласила меня:
   - Можешь начинать.
   Я выгребла часть бумаг и отнесла  их  на  стол.  Расположилась  в  кресле
Турянского, собираясь тщательно изучить полученный материал. Леля уселась на
стул и заскучала.
   - Что там? - спрашивала она через каждые пять минут.
   - Посмотри сама, - отвечала я, протягивая ей уже изученный документ.
   Леля пробегала бумагу глазами, зевала и возвращала мне со словами:
   - Ничего не понимаю. Какой-то контракт. Чем нам это полезно?
   - Пока не знаю, может, и ничем, - отвечала я, недоумевая, почему Леля  до
сих пор здесь.
   Видимо, я недооценила ее упрямство. Наконец она не  выдержала,  поднялась
со своего ужасного антикварного стула и со словами "кофе сварю" удалилась.
   Я почувствовала себя значительно свободней - терпеть  не  могу,  когда  в
ответственный момент сидят над душой: мои мозги отказываются работать. Так и
есть, едва не пропустила интересную вещь - что это?
   Я глянула на бумагу, которая следом за другими оказалась у меня в  руках.
Судя по всему, это был страховой договор. Но что это был за договор!
   Из  него  следовало,  что  Турянский  получает  страховые  выплаты,   так
называемую страховую премию, в случае... смерти своего компаньона - Перцева.
Причем в особых условиях было отмечено: страховое общество платит  только  в
случае ненасильственной, то бишь естественной, смерти, что должна определить
независимая экспертиза.
   Но даже и не это было важно. Гораздо важнее было  дальнейшее.  В  тех  же
особых условиях отмечалось, что одновременно с этим договором  был  заключен
аналогичный страховой договор, но уже в пользу Перцева. В  случае  такой  же
ненасильственной смерти Турянского Перцев получает те же выплаты.
   При этом страхователем выступал банк, который основали компаньоны, и банк
же, естественно, платил страховые  взносы,  сумма  которых  вызвала  у  меня
нешуточное головокружение.
   О сумме, выплачиваемой в случае "ненасильственной смерти"  оставшемуся  в
живых компаньону, я уже  и  не  говорю.  Лично  для  меня  она  была  просто
фантастической. В страховке пояснялось, что сумма эта равна фактической доле
компаньонов в основанном ими банке. Был и пункт, объясняющий цель страховки:
сохранение целостности предприятия в случае смерти одного из партнеров.
   Этот договор меня потряс. А вот упоминание  о  "ненасильственной  смерти"
даже не удивило.
   Еще бы! Упоминание об  этой  самой  "ненасильственной  смерти"  в  данном
договоре не каприз, а жестокая необходимость. Забудь  страхователь  о  такой
мелочи,  и  после  подписания  страхового  договора  желание   насильственно
умертвить друг друга прямо на глазах страхового агента возникнет сразу же  у
обоих компаньонов.
   Пункт, в котором определялась цель страхования -  сохранение  целостности
предприятия, - поначалу вызвал у  меня  недоумение.  Получалось  "в  огороде
бузина, а в Киеве дядька", где страховые выплаты, а где предприятие, то есть
банк? Однако с присущей мне сообразительностью я раскусила  и  этот  орешек.
Банк-то Турянского был акционерным обществом  закрытого  типа,  что  и  было
обозначено в договоре, а в этом случае после смерти совладельца родственники
чаще всего наследуют  не  акции,  а  право  получения  денег  -  фактическую
стоимость этих акций. Вот  и  выходило,  что  страховка  давала  возможность
каждому из компаньонов выплатить скорбящим родственникам  деньги,  стоимость
акций, и одновременно сохранить банк.
   "Да-аа, - подумала  я,  -  просто  удивительно,  что  со  дня  подписания
договора  сердечник  Турянский  так  долго  протянул.   Гуманность   Перцева
потрясает".
   Мою мысль прервал приход Лели. Она вошла в кабинет с подносом, на котором
стоял кофейник и всего одна чашка с блюдцем.
   - Как дела? - спросила Леля.
   - Продвигаются понемногу, - уклончиво ответила я, не спеша  ее  знакомить
со своим открытием.
   Леля, конечно же, заинтересуется и застрянет в кабинете, мне же  все  еще
хотелось побыть одной.
   - А почему только одна чашка? - удивилась я. - Разве ты не будешь кофе?
   - Сонечка, - виновато ответила Леля, - я срочно должна уйти. Ничего, если
оставлю тебя одну?
   - Как это одну? - возмутилась я, с  трудом  скрывая  радость.  -  Что  за
несерьезное отношение? Мне что, больше тебя все это нужно?
   Я  гневно  ткнула  пальцем  в  бумаги.  Леля,   вся   виноватая,   начала
оправдываться и извиняться.
   - Позвонила приятельница, - сообщила она, -  ей  срочно  понадобился  мой
Сашенька. У них там какие-то дела. Приятельница сказала, что если его нет  в
городе, то должна приехать я. Сонечка, что я могу поделать? Уж извини.  Сама
понимаю, нехорошо получилось... Ты тут оставайся, а я скоро  вернусь.  Выпей
кофе.
   И Леля убежала. Ах, как это  было  удачно.  Самое  время  для  настоящего
обыска. Не может быть, чтобы в доме Турянского существовал лишь этот  жалкий
сейф - я хищным взглядом обвела кабинет. Есть же наверняка и другие тайники,
более законспирированные. У Турянского до фига секретов. Во  всяком  случае,
если бы я была банкиром, то этого сейфа  мне  было  бы  недостаточно.  Да  и
содержимого в нем маловато.
   Я покинула кресло, подошла к сейфу и достала последние  бумаги,  и  среди
них  увесистую  папку.  Бумаги  просмотрела:  ничего  интересного.  Раскрыла
папку... Если в предыдущих документах я хоть как-то  могла  разобраться,  то
теперь и вовсе зашла в тупик, но сердцем чуяла - в папке нечто важное.
   "Возьму с собой и покажу Томе", - решила я, пряча папку в свою просторную
сумку, которую Тамарка обозвала мешком.
   После этого я тщательно обследовала  стенки  сейфа,  провела  ладонью  по
матовому черному дну. Поверхность  сверхпрочного  сплава  была  прохладна  и
приятна  на  ощупь.  Стенки  сейфа  тоже   радовали   своей   исключительной
гладкостью. И вдруг...
   "Нет, это мне показалось", - подумала я,  пытаясь  вновь  нащупать  некую
неровность на гладкой стенке.
   И нащупала. И ничего мне не  показалось  -  впадинка  под  самой  полкой.
Пришлось присесть и изрядно вывернуть шею,  чтобы  ее  увидеть.  Чуть  позже
разглядев эту впадинку с помощью настольной лампы, я возрадовалась: вот  они
где, все банкирские секреты. В стене сейфа была замочная скважина.
   Я заметалась. Ключ! Куда Турянский мог запрятать ключ?
   Я обессилено опустилась в рабочее кресло  банкира,  тупо  уставившись  на
баснословно дорогие письменные принадлежности. Чего там только не было: даже
такой анахронизм,  как  нож  для  разрезания  бумаги.  Длинный  и  тонкий  с
рукояткой необычной формы, заканчивающейся странной загогулиной с дырочкой в
центре.
   - Есть! - радостно вскрикнула я и метнулась к сейфу.
   Все прошло  как  по  маслу:  рукоятка  ножа  точно  вошла  в  скважину  и
повернулась. Замок щелкнул, боковая стенка сейфа откинулась внутрь,  обнажив
две ниши, в которых лежал... пульт дистанционного управления. Обычный, ничем
не примечательный пульт.  Обращало  на  себя  внимание  лишь  несоответствие
пульта телевизору, стоящему в кабинете: они были даже разных фирм.
   "Чем  же  управляет  этот  пульт?  -  задумалась  я.  -  В  кабинете  нет
компьютера, - видимо,  хозяин  пользовался  ноутбуком,  -  нет  видика,  нет
музыкального центра. К тому же пульт не такая  уж  великая  ценность,  чтобы
хранить его за семью замками. Что-то в нем должно быть не так".
   Я принялась тщательно исследовать  этот  пульт,  даже  разобрала  его.  И
ничего. Пульт как пульт, на двух батарейках. Чего я только с ним ни  делала:
и телевизор им пыталась включить, и комбинации  цифр  на  кнопках  набирала.
Ничего. То есть совсем ничего. Безрезультатно.
   В полном разочаровании я вновь уселась к  столу  (во  вращающееся  кресло
банкира) и стала прицеливаться пультом во  все,  что  попадалось  на  глаза.
Вращалась туда-сюда и,  живо  представляя  своих  врагов,  расстреливала  их
безжалостно из ковбойского "Кольта". Долго так я воображала, видимо,  не  до
конца расставшись с детством.
   И вдруг случайно прицелилась в округло выступающий угол  стены  кабинета.
Прицелилась, нажала красную кнопочку включения, сказала "пиф-паф" и...
   Массивный, украшенный лепниной угол стены с едва слышимым жужжанием начал
медленно поворачиваться на невидимой оси. За ним тут же обнаружился  шкафчик
с множеством полок. А на полках...
   Нет!!! Я в жизни не встречала  подобной  откровенности!  На  стеллажах  в
алфавитном порядке, по разделам, стояли папки для  бумаг.  А  каждый  раздел
снабжен  табличками,  на  которых  аккуратным   банкирским   почерком   было
обозначено: "компромат", "должники", "кредиты", "защита" и так далее и  тому
подобное. Просто полное собрание деятельности Турянского.
   "Да-а, - подумала я, - простукать такой тайник  невозможно:  отъехала  не
декорация там какая-нибудь, а целая стена. А посмотреть, так нет на стене ни
щелей, ни других признаков того, что она способна отъезжать".
   Но меня уже волновало другое. Первым делом я полезла в папки  с  пометкой
"компромат"...
   И тут же наткнулась на свою Тамарку.  Легко  отыскала  ее  среди  других,
неизвестных мне фамилий. Боже, как она влипла! Этот чертов  Турянский  такое
про нее знает, что я сразу пришла в сомнения: должна ли я его искать?
   Может, пусть и сгинет с концами?
   Чем больше я  изучала  документы,  тем  больше  проникалась  мыслью,  что
Тамарке очень даже выгодна кончина Турянского, причем  именно  естественная.
Более того, Тамарка просто обязана спать и во сне видеть, что  он  умер,  но
при этом не мешало бы каждый день ставить богу свечку, чтобы он  сделал  это
самым естественным путем.
   Я бы на месте Тамарки и своих телохранителей  приставила  бы  к  нему  от
греха подальше, потому что подорвись Турянский, скажем, на мине, и это будет
конец Тамаркиной свободной жизни. Упекут беднягу за решетку. Почему?
   Да потому что муж  Лели  фантастически  осторожный  и  предусмотрительный
человек. На полке с пометкой "защита" лежали записи, из  которых  узнала  я,
что Турянский  далеко  не  лох.  Он  соорудил  недурную  систему,  мгновенно
срабатывающую  после  его  насильственной  смерти  -  весь  компромат  сразу
выбрасывается в Интернет, а копии документов отправляются в органы.
   Если верить этим записям,  то  насильственная  смерть  Турянского  просто
взорвет наше общество, прокатившись волной потрясающих разоблачений.
   И  предотвратить  эту  волну  никак  нельзя:  кто  отправит  в   Интернет
информацию, знает один лишь Турянский: та часть  записей,  которая  освещает
эту проблему, зашифрована. Живет,  думаю,  где-нибудь  старушенция,  которой
Турянский ежемесячно добавляет к пенсии солидную для  нее  сумму,  а  может,
студент там какой, может, просто знакомый или близкий  ему  человек,  бывший
сосед, да кто угодно...
   Думаю, людей этих много, и сами они понятия не имеют, что  за  информацию
должны явить свету в случае гибели того, кто им платит. Если Турянский умрет
после долгой и продолжительной  болезни,  они,  следуя  инструкциям,  просто
уничтожат данный  им  на  хранение  материал,  если  же  в  СМИ  промелькнет
сообщение о его убийстве, материал пойдет в  Интернет.  Все  просто.  Бедная
Тамарка.
   Дальнейшее исследование показало, что бедная Тамарка не  одна.  Вскоре  к
ней присоединились и другие мои знакомые, к примеру, Маруся.
   То, что Маруся шельма,  я  знала  давно,  но  суммы,  из-за  которых  она
рисковала своей свободой, были столь незначительны, что только диву  давайся
и руками разводи - из-за какой глупости эта хитрая бестия попала на крючок к
Турянскому.
   Вот к чему жадность приводит.
   Каково же было мое удивление, когда среди прочих  жертв  я  обнаружила  и
Пупса, и не жадного, и не плутоватого, а просто нашего честного Пупса,  мужа
благороднейшей из благороднейших Розы.
   Турянскому, видимо, пришлось изрядно потрудиться, прежде чем  он  заманил
осторожного Пупса в свою ловушку...
   Э-хе-хе! В нашей стране заниматься делом и совершать преступление  -  это
одно и то же.
   Порой преступление уже просто жить.
   Как тут осудишь Пупса?
   Естественно, у меня сразу же возникло желание документы, компрометирующие
Пупса, порвать и сжечь, но не тут-то было.  Мгновенно  выяснилось,  что  это
всего лишь копии, с помощью которых, думаю, Турянский проводил свой  текущий
шантаж и которые поэтому ему нужны были частенько и  всегда  находились  под
рукой. Подлинники же он хранил в каком-то надежном и отдаленном месте.
   Но  я  же  не  бесчувственный  чурбан  -  конечно  же,  я   расстроилась,
распереживалась за них,  за  шельмоватых  своих  друзей:  ах,  Тамарка,  ах,
Маруся, ах, Пупс!
   Больше всего огорчилась за Пупса. Раз в жизни  человек  согрешил,  и  так
неудачно. Бедная Роза, она-то за что пострадает? Ах, как  она  любит  своего
Пупса, как не захочет его лишаться, но если Турянского нет в  живых,  участь
Пупса предрешена.
   "Не будут нарушать законы! - от бессилия тут же разозлилась я.  -  Почему
бы  им  не  жить  честно,  как  это  делаю  я,  давая  неподражаемый  пример
благородства и непорочности!"
   Не успела я так подумать, как обнаружила папку, на которой стояло  и  мое
громкое имя.
   Сначала я не поверила глазам, произнесла свое имя  вслух  и  не  поверила
ушам.
   Я-то здесь при чем?
   Откуда у Турянского компромат на меня?
   Господи, да что же могла я  нарушить,  если  никогда  ничем  от  роду  не
занималась, не  считая,  конечно,  сплетен,  флирта  и  обжорства.  Изредка,
правда, спасала от неприятностей друзей (над чем и сейчас работаю),  но  это
все от скуки, "промежду прочим", как любит говорить моя Маруся.
   Открыв папку, я вынуждена была признать, что оставаться честной  в  нашей
стране невозможно  даже  теоретически.  Эти  депутаты  -  господи  прости  -
понаставили, понимаешь, ловушек. Шагу не  сделаешь,  какой-нибудь  закон  не
нарушив. Даже такой кристально честный человек, как я, вынужден  жульничать,
мошенничать и плутовать.
   Обидней всего, что я совершала противоправные поступки не ради себя, а из
самых чистых, из самых благородных, из самых благих побуждений!
   Но Турянскому-то как стало известно о моих грехах?
   Ах он жук!
   Каков подлец!
   Своими руками задушила бы его...
   Стоп, своими  руками  нельзя.  Если  этот  негодяй  умрет  насильственной
смертью, весь мир узнает о моих грешках...
   Соседи узнают...
   Подруги узнают...
   Муж узнает...
   Издатель мой узнает!
   Ну и пусть знают, я же от этого не похудею. И очень жаль, что не похудею,
была бы прекрасная диета. Нарушаешь себе закон  и  худеешь,  хотя  все,  что
хочешь ешь: пирожные, всяческие копчености, балычок, икорочку с  маслицем  и
даже сало.
   Боже, лет десять, наверное, не ела сала! Даже  вкус  его  забыла...  Этак
нет-нет да и позавидуешь хохлам.
   Но куда опять меня понесло? При чем здесь сало с хохлами,  когда  о  моих
грехах узнают не только подруги и соседи, но и читатели, елки-палки, узнают.
   Мои читатели узнают!
   Боже!!!
   Подлый Турянский замахнулся на святое!
   Меня бросило в жар. Пот прошиб. Током прошило. Начался озноб. Мурашки  по
коже забегали.
   Нет, Турянский - подлец, он  должен,  конечно,  умереть,  но  лишь  своей
смертью: от сердечного приступа, спровоцированного клаустрофобией.
   В этом месте я, как порядочный человек, не могла не задать  себе  вопрос:
"А почему, собственно, я возлагаю  на  себя  такой  труд  -  решать:  должен
умереть или нет этот несчастный Турянский?"
   Ответ появился вместе с вопросом: "Только  я,  порядочный  человек,  могу
соблюсти  справедливость  в  таком  сложном  и  деликатном  деле.  Турянский
опутывает людей густой сетью компромата и заставляет их действовать себе  во
благо. Вот пылится на полке папка с моими мелкими грешками, которые не тянут
даже на приличную статью, но которые для меня, как человека незапятнанного и
с именем, очень губительны.
   Мое счастье, что я абсолютно  ни  на  что  негожая.  Лишь  в  силу  своей
бездарнейшей никчемности и лени я не понадобилась  Турянскому.  Но  есть  же
люди, одержимые жаждой деятельности. В какие только сферы их  не  несет.  Да
взять, хотя бы, мою Тамарку...
   Это же не значит,  что  их  надо  шантажировать  и  заставлять  совершать
нехорошие поступки.
   Ах, как не повезло моей Марусе! О Пупсе с Тамаркой уже и  не  говорю.  Им
совсем будет нехорошо, если вдруг киллер случайно влепит Турянскому  пулю  в
лоб. Следовательно, нельзя подвергаться такому риску, и нужно срочно  помочь
Турянскому умереть достойно и  (главное!)  своей  смертью.  Ведь,  возможно,
наступит час, когда и я вдруг пригожусь Турянскому со  всей  своей  ленью  и
бездарностью. Бывают и такие парадоксальные исключения.
   И что тогда?
   Он достанет эту папочку и заставит меня делать черт-те что!
   А я не хочу!
   Я честная!
   У меня даже принципы есть! Наверняка!"
   В общем, я прочувствовала и осознала, какие серьезные мотивы имеются  для
естественного умерщвления Турянского не только у его компаньона Перцева,  но
и у моих друзей: у Тамарки, у Маруси и даже у Пупса. Когда же я заглянула  в
папки, лежащие в отделении с пометкой "долги", то и вовсе укрепилась в своем
мнении. Долгов не было лишь у Перцева и у меня. И Пупс, и  Тамарка,  и  даже
Маруся задолжали Турянскому безбожно. Ну ладно Тамарка, а  Пупс?  А  Маруся?
Теперь мне ясно, откуда ее  новенький  "жигуль".  И  спальный  гарнитур  под
слоновую кость. И гараж рядом с домом. Чем эта дурочка отдавать собирается?
   А может, Маруся-то как раз отдавать долги и не собирается?
   В таком случае, чем Тамарка хуже Маруси? Ее  долги  гораздо  круче.  Пупс
задолжал  не  слишком  много,  но  ему-то  уж  точно  нечем   отдавать.   Из
собственности у него есть только Роза, которая и является смыслом его жизни.
Дороже Розы Пупсу только его честное  имя.  Он  из  тех  благородных  людей,
которые пулю себе в лоб влепят, лишь бы не видеть позора.
   Если Пупс решил организовать похищение Турянского, я, пожалуй,  не  стала
бы его за это осуждать. Человек, у которого две такие страшные болячки,  как
порок сердца и клаустрофобия, все равно не жилец на этом свете.
   Но я-то умница какая, такой тайник нашла.
   "Прав был Турянский, - подумала  я,  -  когда  скрывал  тайник  от  Лели.
Наивная Леля доверила мне все эти  долги.  Будь  я  непорядочным  человеком,
сейчас же Марусины расписки порвала бы. И Тамаркины, не говоря о Пупсе, ведь
Роза вообще ни в чем не виновата".
   Однако, расписки я не порвала.  Не  могла  же  я  ответить  подлостью  на
доверие Лели. Все вернула на место и закрыла тайник.
 
ГЛАВА 12 
 
   Опасно напичканная информацией, я рвалась в бой. Подозреваемых пока  было
не так уж много - всего четыре человека: Перцев,  Тамарка,  Маруся  и  Пупс.
Опыт говорил мне, что я справлюсь. И потрудней задачи решала.
   Конечно же, моя кипучая натура требовала действий - как  тут  усидишь  на
месте, когда столько работы. Ехать к Коровину было рано, но я не знала, куда
себя деть. Леля вернулась, однако мне с ней было  неинтересно.  Она  слишком
мало могла рассказать о делах своего мужа.  Мне,  конечно,  никто  не  мешал
отправиться домой и провести оставшееся до сеанса  время  за  лаем  с  бабой
Раей, но я рождена для великих дел.
   Поразмыслив, я решила все же ехать к  Коровину,  уж  очень  не  терпелось
вцепиться в Тамарку. Да и с Марусей было о чем поговорить.
   "Приеду на час раньше,