и.
   Побейте меня камнями, если я знаю, что такое "шарман". Думаю,  что-нибудь
хорошее, потому что Коровин обласкал меня своими добрыми глазами.
   - Это не театр, - как и в прошлый раз,  гаркнула  увешанная  бриллиантами
тучная дама, и я снова стушевалась.
   Коровин строго посмотрел на даму и сердито воскликнул:
   - Следующий. Император ждет!
   Клиенты встрепенулись  и  один  за  другим  бросились  задавать  вопросы,
которые знаток французского тут же и переводил, нервно теребя свою чеховскую
бородку. Из-под карандаша корзинки  появлялись  все  новые  откровения  духа
Наполеона.
   Надо отдать ему должное, он не мелочился  и  не  задавался,  а  одинаково
добросовестно отвечал и на важные, и на пустяковые вопросы. Наконец  очередь
дошла и до меня. Я решила, что разнообразие мне ни к чему, и спросила:
   - Где он? - имея в виду, конечно же, свой веник.
   "A trois pas", - ответил император.
   - В трех шагах, - перевел знаток французского.
   Я завертела головой, пытаясь обнаружить пропажу в радиусе трех  шагов  от
себя, но тщетно - моего веника у Коровина не было.  И  я  впала  в  сомнения
относительно правдивости императора.
   Однако долго предаваться сомнениям не могла - подошла очередь  Розы,  мне
было интересно, что ей скажет дух.
   - Где он? - бодро пискнула Роза. И дух великого полководца начертал:
   "II meurt de tenebres".
   Знаток французского ущипнул бородку, важно кивнул головой и перевел:
   - Он умирает от тьмы.
   Мы с Розой ахнули и переглянулись.
   - Где он? - дрожа от нетерпения, воскликнула Тамарка.
   "Ne vous attirez pas des ennuis" - ответствовал император.
   -  He  нарывайтесь  на  неприятности,  -  перевел  все  тот   же   знаток
французского и противно хихикнул.
   Тамарка побледнела.
   "Что, не нравится, голубушка?" - подумала я.
   - Можно еще  один  вопрос  задать  духу?  -  сильно  нервничая,  спросила
Тамарка.
   Коровин кивнул и сделал сложный пас над головой  Равиля.  Бедняга  Равиль
задергался, как под  электрическим  током,  вскрикнул  и  потерял  сознание.
Корзинка опрокинулась на бок и лежала теперь, безвольно упираясь грифелем  в
лист бумаги.
   Все переполошились, повскакивали с мест.
   - Дух императора взбунтовался, - пояснил Коровин. - Воды! Подайте воды!
   Мгновенно появился помощник со стаканом воды на подносе. Коровин  опустил
пальцы  в   воду   и   какими-то   сложными   движениями   начал   окроплять
бесчувственного Равиля. Публика охала и стонала.  Всем  было  очевидно,  что
сеанс окончен, но уходить никто не собирался.
   Воспользовавшись  тем,  что  Маруся  и  Роза  в  числе  самых  любопытных
бросились атаковать Коровина, я подала знак Тамарке, и мы  с  ней  торопливо
покинули салон.
   - Тома, - прошептала я, бегом спускаясь по мраморным  ступеням  роскошной
лестницы, - у меня к тебе чрезвычайно важное дело.
   Тамарка, с трудом поспевая за мной и психуя, взмолилась:
   - Мама, блин! Да не  несись  ты  так,  дорогая,  у  меня  каблуки  сейчас
отлетят.
   - Мне бы твои проблемы, - посетовала я, доставая из сумки папку. - Срочно
нужна консультация в бизнес-вопросах.
   Тамарка хищно воззрилась на папку и прошипела:
   - Что там?
   - Об этом не здесь.
   - А где?
   - В машине, - нервно оглядываясь по сторонам, прошептала я.
   - Мама, ты невозможная! - закричала Тамарка. - Снова куда-то сунула  свой
длинный нос. Смотри, прищемят, не жалуйся.
   - Еще неизвестно, кому из нас раньше придется жаловаться. Кстати,  Перцев
дал тебе кредит?
   - Мама, об этом поговорим в машине, - испуганно прошипела Тамарка.
   Мы вышли из дома Коровина и устремились к ее "Мерседесу".
   - Перцев, сволочь, кредита не дал, -  шепотом  сообщила  Тамарка,  нервно
открывая дверцу автомобиля.
   - Ты его шантажировала? - деловито осведомилась я.
   - Конечно, Мама, конечно, шантажировала, но  он  напомнил  мне  несколько
эпизодов из моей же жизни. После этого у любого охота шантажировать отпадет.
У Перцева на меня компромат, так что неизвестно еще, кто кого шантажировал.
   - Слушала бы, Тома, меня, жила бы, как я, честно...
   - Мама, ты невозможная! - взвизгнула Тамарка, приседая от  возмущения.  -
Давай помолчим.
   Предложение не устраивало меня.  Не  для  того  же  я  выманивала  ее  от
Коровина, чтобы молчать. Я вообще не умею молчать. Это мне чуждо.
   Как только мы уселись в "Мерседес", я протянула Тамарке раскрытую папку с
бумагами Турянского и спросила:
   - Ты можешь хоть в общих чертах рассказать мне, что здесь почем?
   Тамарка деловито зашуршала бумагами.
   - Закладные... реестры акций... торговый  дом...  страховая  компания,  -
бормотала она, углубленно изучая документы.
   - Страховая компания? - заинтересовалась я. - Какая?
   Тамарка назвала очень известную и широко разрекламированную фирму.
   - Так это же та компания, которая застраховала и Турянского, и Перцева на
жуткую сумму.
   - ??? - брови Тамарки безмолвно поползли вверх.
   Я пояснила:
   - Ну, я видела там, у Турянского в сейфе, страховку, по которой эта самая
компания выплачивает ему огромную сумму  в  случае  ненасильственной  смерти
Перцева, а в случае естественной смерти Турянского такие же деньги достаются
Перцеву. И страховые взносы за них платит почему-то их же банк.
   - Большие взносы?  -  спросила  Тамарка.  Я  назвала  сумму.  Она  нервно
сглотнула и вновь впилась взглядом в бумаги банкира.
   - Интере-е-е-сно, - пропела она.
   - Да что там тебе интересно? - в нетерпении заерзала я. - Тома, не  томи,
говори скорей.
   Тамарка  только  отмахнулась   и,   шелестя   бумагами,   сомнамбулически
забормотала:
   - Кредитик и пакетик акций в залог,  кредитик  и  пакетик...  Кредитик  и
пакетик... Кредитах и...
   - Тома! Ты невозможная! - взвыла я, прибегая к ее же аргументу. -  Нельзя
ли попонятнее?
   - Куда уж понятней, - вздохнула Тамарка, переставая шелестеть бумагами  и
скорбно глядя на меня. - Нет правды на свете. Та еще компашка.
   - Нет правды на свете! - фыркнула я. - Кто бы говорил! Ты имеешь  в  виду
страховую компанию?
   - Всех их имею...
   И Тамарка начала горевать.
   - Плохо я, Мама, работаю,  -  "пожалилась"  она.  -  Из  рук  вон  плохо.
Представь только, какие молодцы эти Турянский и Перцев: перекладывают деньги
из одного собственного кармана в другой такой же,  да  еще  и  на  страховую
премию рассчитывают. И не безосновательно! Я же самым  бездарнейшим  образом
ворую: никакой смекалки. Все  по  старинке,  все  по  старинке.  Там  взятку
чиновнику суну, там партнера приобую, там в карман государству нырну...  Эх,
без размаха, без фантазии! Бездарно!
   Тамарка выглядела  чрезмерно  расстроенной,  даже  слезы  навернулись  на
глаза. Мне как лучшей подруге  стало  ее  жалко,  захотелось  ей  возразить,
успокоить.
   - Тома, в чем тут-то фантазия? И они  действуют  по  старинке,  ничем  не
лучше тебя. Уверяю, ты гораздо красивей воруешь. А как мило ты даешь взятки!
А как в народный карман залезаешь! Просто блеск! Этот  налогоплательщик,  он
же просто в экстазе вместе с чиновником, когда ты выходишь на  охоту  за  их
деньгами! Нет, Тома, ты не права, и не могу я слышать, что кто-то лучше тебя
ворует, лучше тебя преступает закон. Ты неподражаема! Кстати,  раз  уж  речь
зашла о законе, могу сказать, что Турянский и Перцев абсолютнейшие  бездари.
Только на силовых методах и  держатся.  У  них  же  компромат  даже  на  мою
никчемную особу.
   - Ах, Мама, - рассердилась Тамарка. - Компромата  на  всех  хватает  и  у
меня. Сейчас без этого просто не живут. Железного Феликса всего искостерили,
и друг за друга собственными силами взялись. Знала бы ты,  сколько  я  своей
разведке плачу, не ковыряла бы меня за взятки.  Жизнь  того  требует.  Скажи
лучше, Мама, с чего это ты завела речь  о  законе  в  связи  с  Турянским  и
Перцевым?
   - А-аа! - вспомнила я. - Да у них фигня получается. Если деньги одни и те
же на оба кармана, то премии взяться неоткуда. Ведь если  где  прибудет,  то
откуда же...
   - То убудет совсем не  у  Турянского  и  Перцева,  -  закончила  за  меня
Тамарка. - Закон отбирания и умножения - основной закон родимой экономики.
   - Вся страна уповает на этот закон, не входя  в  подробности.  Я  же  без
подробностей не могу. Объясни, пожалуйста.
   -  Чего  тут,  Мама,  объяснять?  Страховая  компания  брала  кредиты   у
Турянского исключительно под залог акций и давно  уже  стала  собственностью
банка. Не юридически, а фактически, конечно. В общем,  эта  компания  должна
Турянскому и Перцеву почти столько, сколько стоит сама.
   - Велика беда. Всюду так, даже Америка должна больше, чем  вся  стоит,  и
ничего, выкручивается, - оптимистически заметила я. - А на  земле  кто-то  и
пухнет от голода.
   - Эти тоже выкрутятся, пока Перцев  и  особенно  Турянский  насильственно
живы  благодаря  лекарствам.  А  вот  если  хоть  один  из  них   скончается
естественной смертью...
   - Господи! Да зачем же Турянскому и Перцеву такая заморочка?  -  искренне
удивилась я.
   - Э, Мама, в нашей экономике сам черт ногу сломит. Сложностей тьма.
   - Тома, ты же не министр финансов, чтобы приводить такие  аргументы.  Все
же хотелось бы знать поконкретней. Ну  перекладывают  Турянский  с  Перцовым
деньги из кармана в карман, ну не останутся в  накладе,  а  на  чем  же  они
приумножат свои капиталы? И вообще, откуда эти деньги, будь они  неладны,  в
таких количествах берутся? Кто их вам, бизнесменам, дает? Просвети.
   - Господи, Мама! Ты невозможная! - взвилась Тамарка. - Ежу  понятно,  кто
дает. Вы же сами и даете. Ты, соседи твои, знакомые: все,  кто  работает,  -
короче,  народ  дает  да  земля-матушка,  где   нефти,   газа   и   леса   с
алмазами-золотом  немерено.  Мы  берем,  а  вы  молчите  и  пашете  на  нас,
следовательно, по доброй воле даете.
   - Бог с тобой, Тома, уж я-то никому ничего не даю, потому  что  от  роду,
кроме вилки и ложки, в руках ничего не держала. У меня  стойкий  рефлекс  на
работу: как увижу ее, сразу бегу. А вот  народ  обирать  грех.  Обирать  наш
доверчивый многострадальный народ может только изощренный подонок.
   - Мама, я целиком с тобой согласна: грех обирать свой  народ,  да  только
больше некого обирать, нет у нас другого  народа.  С  радостью  обобрала  бы
американский народ, да у тамошних избирателей полно своих обирателей. Что до
Перцева и Турянского, то они хоть и платят страховые взносы, но всегда могут
их вернуть. Способов для этого полно. В крайнем случае обанкротят  компанию,
а туда вкладывали деньги не только Перцев и Турянский.  Там  и  чужих  денег
через край, а вот достанется  все  это  исключительно  банкирам,  если  этим
бумагам верить, - Тамарка воинственно потрясла папкой и добавила:
   - А еще лучше, одному банкиру...
   -  Выходит,  Перцеву  больше   всех   выгодна   ненасильственная   смерть
Турянского.
   - Что значит - больше всех? - изумленно воззрилась на меня Тамарка.  -  У
тебя что, и другие подозреваемые имеются?
   - Имеются, Тома, и еще какие, - заявила я.
   - Мама, ты невозможная! - закричала она. - Это Перцев! Теперь,  когда  ты
мне все показала и все рассказала, сомнений нет: это Перцев!
   Я внимательно посмотрела на нее, вспомнила про компромат,  про  ее  долги
Турянскому и сказала:
   - Или кому-то выгодно, чтобы я думала на Перцева.
   - Что ты имеешь в виду, Мама? - опешила Тамарка. - Ты  невозможная,  если
намекаешь на меня. Я лечу как фанера над Парижем без  этих  самых  кредитов.
Мне невыгодна смерть Турянского.
   - Как сказать, как сказать, - загадочно заметила я.
   - Ладно, не морочь мне голову, - отмахнулась Тамарка и  вновь  полезла  в
папку.
   Я с  напряженным  вниманием  наблюдала  за  ней.  Перебирая  документ  за
документом, Тамарка буквально менялась на глазах.
   - Ладно,  Мама,  я  спешу,  вытряхивайся  из  машины,  -  вдруг  радостно
закричала она, возвращая мне папку.
   "Что? Что она там увидела?" - запаниковала я, не слишком  охотно  покидая
"Мерседес".
   Вся беда была в том, что пытать ее я, конечно,  могла  еще  долго,  но  с
нулевым результатом. Пришлось смириться.
   Пока.
   В дальнейшем я рассчитывала на свой безупречный ум. И хитрость. Уж  этого
добра у меня навалом.
 
ГЛАВА 14 
 
   Расставшись с Тамаркой, я поспешила к Коровину. Не зря же я кокетничала с
ним, завлекала. Уж если на то пошло, то  с  большей  охотой  я  занялась  бы
красавцем  Равилем,  но  великий  магистр  пока  у  нас   маэстро   Коровин,
следовательно, выбор невелик.
   С этой мыслью я и вошла в дом.  К  моей  радости,  толпа  почитателей  из
салона  второго  этажа  переместилась  на  первый  этаж  в   приемную.   Или
переместилась  сама,  или  Коровин  непринужденно  ее  туда  переместил.   К
последнему выводу я и склонилась, заметив, как  Коровин  тайком  подает  мне
усиленные знаки.
   Повинуясь этим знакам, я, прячась от Розы и Маруси, незаметно порхнула на
второй этаж. По гостеприимному жесту  помощника  Коровина,  приглашающему  в
салон, я мгновенно поняла, что не ошиблась: меня здесь ждали.
   Уверенным шагом я вошла в комнату.  Салон  был  пуст.  На  столе  одиноко
лежала корзинка, насквозь  пронзенная  карандашом,  та  самая,  которая  еще
недавно грациозно и ловко танцевала под тонкими  нервными  пальцами  Равиля,
выводя грифелем по бумаге откровения императорского духа.
   Я взяла в руки корзинку и попыталась  на  той  же  бумаге  что-нибудь  ею
начертать. Вышло нечто несуразное, слишком далекое  от  желаемого  -  курица
лапой нацарапает красивей. Лишь  после  этого  я  в  полном  объеме  оценила
мастерство Равиля, который управлял корзинкой, едва ее  касаясь.  Порой  мне
казалось, что его пальцы над ней просто парили, а грифель действительно  сам
собой выводил французские фразы.
   Я вновь попробовала, вцепившись в корзинку руками,  управлять  ею.  Опять
ничего не вышло. Буквы были слишком крупны и в ровный ряд не ложились. Снова
восхитилась я умением Равиля. К тому же от  Маруси  я  слышала,  что  Равиль
всегда писал разным почерком. Роза же утверждала, что проверяла сама: почерк
в точности соответствовал тому духу, который являл откровения.
   "Какой талант", - подумала я.
   Скрипнула дверь. В комнату вбежал радостный Коровин.
   - Софья Адамовна, вы окрылили меня! -  с  восторгом  воскликнул  он,  но,
увидев в моих руках корзинку, озабоченно заметил:
   - Это нельзя. Это не игрушка. К такой вещи может  прикасаться  лишь  рука
медиума. Я удивилась:
   - Почему?
   - Вместилище духов, - с серьезнейшим видом пояснил Коровин, после чего  я
отбросила от себя корзинку, как гремучую змею.
   Коровин успокоился и  обласкал  меня  взглядом.  Было  очевидно,  что  он
мечтает поскорей удалиться со мной в комнату, где "сексодром", которую он по
непонятной причине называет кабинетом. Я  же  имела  на  Коровина  абсолютно
другие виды.
   - Мы здесь одни? - озираясь по сторонам, прошептала я.
   - Конечно, - тоже переходя на шепот, ответил он.
   - Меня  волнует  вопрос,  который,  по  сути,  является  тайной.  Могу  я
положиться на вас?
   - Можете, можете, - заверил Коровин, знаком  приглашая  меня  присесть  к
столу.
   Я присела, Коровин устроился напротив и был достаточно от меня далек, что
радовало.
   - Так в чем проблема? - спросил он. Для пользы дела  я  решила  позволить
себе некоторую откровенность, а потому воскликнула:
   - Жив ли один человек, муж моей подруги? Признаюсь честно, я  не  слишком
верю в ваших духов. Мистика лишь обостряет во мне чувство юмора, но порой  с
такими чудесами соприкасаешься, что не захочешь, а подумаешь: "Чем  черт  не
шутит..."
   Коровин удивленно уставился на меня, как бы вопрошая: "А я-то  здесь  при
чем?"
   - Вам я поверила сразу, - отвечая на его немой вопрос, воскликнула  я.  -
Обладая всеми мистическими знаниями и понимая их силу, могли  бы  вы  помочь
мне установить одну истину?
   - Что именно вас интересует?
   - Хочу знать, жив ли муж моей подруги.
   - Только это?
   - Да, остальное, похоже, я знаю сама.
   - Чем больше мы знаем, тем легче установить истину, - воскликнул Коровин.
   "Да, но я вовсе  не  собираюсь  делиться  своими  знаниями",  -  мысленно
ответила ему я.
   Коровин задумался.
   - Для этого случая, пожалуй, лучше подойдет планшетка, - вслух  рассуждал
он.
   "Хоть гашетка, лишь бы поскорей", - подумала я.
   - Речь идет о мужчине? - спросил Коровин.
   - Думаю - да, раз это муж подруги.
   - В наше буйное время приходится уточнять.  Муж  и  жена  -  понятия  уже
весьма расплывчатые и неоднозначные.
   Мне нечего было возразить.
   - Когда он пропал? - Вопрос застал меня врасплох.
   - Альфред Гавриилович, -  растерялась  я,  не  собираясь  идти  на  такую
откровенность, - почему сразу пропал?
   - Если он не пропал, тогда вы должны бы знать, жив он или нет, -  резонно
заметил Коровин.
   - Полагаюсь на ваш опыт, - сдалась я. - Пропал он в понедельник.
   - А сегодня среда, следовательно, два дня назад,  третий  день  пошел,  -
уточнил Коровин.
   - Выходит, что так. Но он не совсем пропал. Известно, что его похитили.
   Тут я встревожилась и спросила:
   - Вы можете гарантировать секретность всех последующих моих сообщений?
   Коровин только руками всплеснул. Я же не успокоилась и пояснила:
   - Тайна не моя, поэтому и волнуюсь. Так что хотелось  бы  знать,  что  вы
можете гарантировать...
   - Софья Адамовна, голубушка, - прервал меня Коровин, - вы сами  все  себе
прекрасно гарантируете. Что я  знаю?  Кого-то  похитили.  Это  и  без  ваших
сообщений можно предположить. В таком мегаполисе, как Москва, уж обязательно
кто-нибудь кого-нибудь похитит. Без этого просто невозможно  прожить  такому
большому городу.
   Его логика успокоила меня.
   -  Хорошо,  Альфред  Гавриилович,  полагаюсь  на  вашу  порядочность,   -
продолжила я. - Так вот, мужа моей подруги похитили и требуют выкуп.
   - Выкуп советую уплатить, - вставил Коровин.
   - В этом направлении ведется работа, но дело в другом.  У  меня  возникли
серьезные опасения: жив ли муж моей подруги?
   - А почему, собственно, они у вас возникли, эти опасения?
   - Дело в том, - я предельно понизила голос, - дело в том,  что  муж  моей
подруги болен. - Я оглянулась по сторонам и спросила:
   - Вы уверены, что нас никто не подслушивает?
   Коровин отшатнулся:
   - Софья Адамовна! Вы слишком недоверчивы!
   - Просто мне кажется, что нас подслушивают. Шорох слышите?
   - Нет, не слышу, - признался Коровин. -  Впрочем,  можем  перейти  в  мой
кабинет.
   Я ужаснулась:
   - Нет-нет, не стоит, думаю, мне показалось.
   - В таком случае, продолжайте. Что  за  болезнь?  Вы  начали  говорить  о
болезни.
   - Да-да, болезнь. Даже две болезни: порок сердца и клаустрофобия.
   - Клаустрофобия? - удивился Коровин. - Такое редкое заболевание?
   - Не скажите. Оказывается, она частенько встречается.  Наша  Роза  слегка
этой штукой больна.
   - Надо же. Кстати, вы утверждали, что знаете, кто  похитил  этого  вашего
мужа.
   - Не моего, не моего, - напомнила я. - Моего мужа вряд ли похитят,  разве
что из желания доставить мне удовольствие. Однако я  не  утверждала,  что  я
точно знаю похитителей, но почти вычислила  их  благодаря  своим  уникальным
способностям.
   - О способностях ваших  наслышан,  -  любезно  заверил  меня  Коровин.  -
Значит, похитителей много?
   - Точное количество еще мною не установлено, но это дело нескольких дней.
Хотелось бы знать, вы можете оказать конкретную помощь?
   - Могу точно сказать, жив ли похищенный и даже местонахождение его укажу,
если вы снабдите меня для этого всем необходимым.
   В голосе Коровина была абсолютная уверенность, но  я  изменила  бы  себе,
если бы на этом моменте не заострила свое внимание.
   - С какой долей вероятности вы можете это мне сказать? - спросила я.
   -  Стопроцентно,  -  обиженно  сообщил  Коровин.  -   Если   получу   все
необходимое, стопроцентно. Осечки еще не было.
   Я восхитилась. Совершенно искренне. На