. Учитель жил на
другом конце города.
   Отец поменял квартиру поближе к учителю, чтобы мне не тратить три часа
на дорогу. С пятнадцати лет я занимаюсь музыкой, и больше мне ничего не
надо. Моим богом был Моцарт, теперь - Брамс.
   Лионг заметил:
   - А мой бог - Шопен... И цирк.
   Альфонсо в тон ему ответил:
   - Только поэтому мы и работаем с тобой вместе столько лет...
   Была встреча с президентом пароходной компании, мистером Ши. Он
жаловался на пиратов, которые грабят маленькие суда купцов и рыбаков.
   - Впрочем, - добавил он, - грабят и большие корабли. Особенно мы боимся
эту таинственную женщину, вождя местных пиратов. Она живет под
псевдонимом. Мне кажется, что она связана с Пекином, потому, что всегда
выкручивается сухой из воды. А может быть, ее поддерживают те, кто
осуществляют торговлю наркотиками.
   Если хотите, - продолжал мистер Ши, - я могу устроить вам место в
китайском общежитии для моряков в районе порта. Это для вас будет
интересно. Там нет, правда, "айр кондишн", только пропеллеры под потолком,
но зато комната стоит всего десять местных долларов - это в три раза
дешевле, чем у вас в "Орчард". Вы сможете понять, послушав наших моряков -
они говорят по-английски, - как они боятся пиратов. Восемнадцатый век в
веке двадцатом! Вы не тревожьтесь - это общежитие организовано не
маоистами, а нами, китайскими христианами, так что можете не бояться этих
китайцев.
   - Я не боюсь китайцев. Я был в Китае, я люблю китайцев. Великая,
трагичная нация. Мистер Ши чуть улыбнулся.
   - "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись".
   - Мы зачитывались "Маугли", - ответил я, - но философскую концепцию
Редьярда Киплинга не принимаем.
   - Вы - это вы, а мы - это мы. Мы этих слов Киплинга никогда не сможем
забыть.
   Сила Мао, притягательная для азиатов, заключается в том, что он первым
возгласил: "Вы, с раскосыми глазами, курносые и желтые! Вы должны стать
хозяевами мира! Вы, которые были рабами". Это ведь очень заманчиво, когда
раба призывают стать господином. Скажу откровенно - мне чем дальше, тем
труднее делать бизнес, не координируя свои операции с теми, кто
представляет здесь интересы Мао Цзе-дуна.
   В маленьком, великолепно оборудованном радиомагазине "Филиппе" хотел
купить себе подзаправляющиеся батарейки для диктофона. Зашел туда под
вечер.
   Продавец - европеец. Узнав, что я из Советского Союза, он зло
оскалился. Лицо его враз изменилось, собралось красными морщинами: "Что, и
сюда подбираетесь?!"
   Немец, он сбежал из Германии в мае 1945 года, был офицером СС. Сейчас
специализируется на торговле с Гонконгом и Пекином. Самую новейшую
радиоаппаратуру поставляет в Китай, Сайгон, на Тайвань.
   Шел к себе ночью, пробирался с трудом по Орчард-роуд, потому что снова
весь квартал, от бара "Тропикана" до "Интернейшнл-хауза" и громадного
"Дома Индонезии", отдан под распродажу. (Особенно много сегодня было
американцев и европейцев. Они яростно торговались. Кидаются на те товары,
которые у них дороги. Оказывается, это туристы с парохода, который зашел
сюда на день.)
   Я шел сквозь эту кричащую улицу, невозможную в Японии (там и торгуют
иначе, и ведут себя иначе), и думал о том, как прочно засела во мне Страна
Восходящего Солнца. То ли особая, островная сущность наложила на японцев
свой отпечаток, то ли это плод поисков самих себя после краха 1945 года,
но только страна эта совершенно особая, ни на какую другую не похожая - и
в плюсах своих, и в минусах.
   В Сингапуре мне часто приходилось слышать, что японцев отличает лишь
исполнительность, организованность и умение совершенствовать мировые
патенты.
   Это отнюдь не есть отмычка к пониманию японской проблемы. В этом -
отрыжка великоханского национализма, который сейчас утверждает, что
японская культура - лишь сколок китайской, "островной отброс", разнящийся
от континента лишь в мелочах, отнюдь не серьезных.
   ...В баре, где гремела музыка и было особенно много расфранченно
одетых, томных молодых людей, - встречу там назначил Ю - режиссер ТВ,
который сейчас все дни на съемках, а по вечерам в монтажной, и свободен он
только ночью, - я узнал, что "Орчард-бар" - центр сингапурских
гомосексуалистов. Повезло же мне с баром! (Я вспомнил первого шофера
такси, с которым я ехал с аэродрома. То-то он интересовался, не любитель
ли я "экзотики".)
   Узнав, что я собираюсь на остров Калимантан, режиссер Ю, пощелкав
языком, соболезнующе покачал головой:
   - Недавно я был у полицейского комиссара Саравака мистера Ричи, и тот
сказал, что на днях убили пятнадцать партизан пекинской ориентации,
которые готовили взрывы бомб в Кучинге. Полиция каждый день арестовывает
сочувствующих. Много саравакских юношей переходят границу, скрываются в
индонезийских джунглях и там проводят тренировку в китайских партизанских
отрядах, которые организуют инструкторы, засланные из Пекина. Только что
из Манилы выслан, известный китайский мультимиллионер Эрнесто Тинг. Ему
купили авиационный билет в один конец - в Тайбэй. Он был уличен в
подпольной деятельности и в поддержке пропекинских организаций. Он,
например, поддерживает китайских националистов в штатах Сабах и Саравак,
куда вы собираетесь лететь, настраивает их против правительства Малайзии,
зовет к восстанию. Естественно, он это делает не напрямую, а через
подставных лиц, увязывая свою националистическую деятельность с линией
Пекина. Не ищите в этом противоречий - революционеры и миллионеры
действуют заодно. И в Сабахе и в Сараваке есть каучук, кобальт, нефть.
Интересы миллионера Тинга, который хочет взять под свой контроль эти
богатства, смыкаются с интересами Пекина, который намеревался свалить
правительство Малайзии. Сейчас, правда, ожидают изменений. Назначен новый
губернатор Саравака. Это семидесятилетний сенатор Тан Шри Туанку Буджанг
Вин Туанку Хаджи Отман. Он сам из Саравака, из тамошней аристократии; он
служил там в течение двадцати лет как полицейский. Потом ушел в
военно-морские силы и сейчас возвращается для того, чтобы навести порядок:
блокировать побережье (Пекин посылает свои катера с партизанами и с
инструкторами) и провести реформу в джунглях, чтобы повысить условия жизни
местного населения и оттеснить китайских купцов, в руках которых
сконцентрирована вся розничная торговля.
   Англичане тоже, судя по всему, заинтересованы в том, чтобы поддерживать
сложную ситуацию в Сараваке. Недавно один миллионер был выслан из
английской колонии Брюней в Кучинг. Это Лао Минг Хуан. Ему сорок два года,
он известен своими связями с Пекином. В 1965 году он был арестован вместе
с членами "передовой молодежной партии", руководимой Пекином. Он тогда
пытался сбросить правительство силой. Сейчас колониальная полиция Брюнея
приняла решение выслать из страны всех, кто не согласен с режимом. А
высылают их в Кучинг или в Кота-Кинабалу. А там много китайской молодежи,
воспитанной в "мандаринских колледжах", они не знают иностранных языков и
выучились в школах лишь изящной китайской словесности. Что им остается
делать? В Малайзии господствует английский язык, развитие техники также
связано с английским... Вот юноши и уходят в джунгли, чтобы оттуда нанести
решительный удар, ибо Мао сказал, что "винтовка рождает власть" и "большая
деревня победит большой город".
   Словом, когда вы поедете туда, соблюдайте осторожность: пекинские
партизаны вполне могут стрелять в советского писателя, хотя бы и потому,
что у него другой цвет кожи.
   Ночью проснулся от грохота. Небо было белым, голубым, зеленым. Хлестал
яростный тропический ливень. Но это на час, от силы на два. Гроза пройдет,
и снова будет 40 градусов жары... За своих волнуюсь, как там мои
маленькие? И - писать хочется. Друзей хочется видеть. Хочется ездить по
Сибири, спорить, находить новых людей, кричать, охотиться - только б все
дома. Здесь постоянное ощущение целлофановой обернутости, полное
разобщение личностей. Впрочем, когда пытаются влезть в душу, тоже ощущение
не из приятных.
   Мой приятель - местный журналист-китаец, человек, влюбленный в
Сингапур, много работающий для того, чтобы молодая республика как можно
скорее освободилась от всего, что мешает ей идти вперед после завоевания
независимости, предложил вечером погулять вместе с ним по городу.
   Пальмы, высвеченные неживым светом неоновых фонарей, казались условной
театральной декорацией. На рейде порта, ставшего по мощности одним из
крупнейших в мире, в бритвенную гладь воды вросли десятки судов, пришедших
со всех концов земли; на зеленом поле парка королевы Елизаветы футболисты
университета играли матч со сборной американского информационного
агентства ЮСИА. Неподалеку чопорные британские девушки в белом аккуратно
играли в крокет и теннис. Река Сингапур сплошь была забита джонками - их
здесь сотни. На экранах кинотеатров уживались великолепный фильм об
Оливере Твисте и грубая макулатура из Гонконга.
   В китайском Даун-тауне, возле Маркет-стрит и Телок-айерстрит, в
обшарпанных домах, оставшихся независимой республике в наследие от
колониального Сингапура, на полу скученно спали и сидели сотни людей;
здесь не было не то что эйркондишен - даже старомодные пропеллеры под
потолком и то здесь в редкость. Было нечто противоестественное в этом
мощном столкновении нищеты прошлого колониального века с освещенными
громадинами реклам "Филиппса" и "Мерседеса".
   Хищность западного империализма для мира не нова, и мир ежедневно и
ежечасно ширит борьбу с ним. Поразило меня здесь другое.
   - Обратите внимание на этот магазин, - сказал мой спутник.
   Громадный, неоновоосвещенный, нарядный "Восточный стиль". Народу - не
протолкнешься: все остальные магазины закрыты, а этот работает, несмотря
на поздний час. Нет ничего неприятнее, как шастать по магазинам, - не
мужское это дело в общем-то.
   - Это как раз мужское дело, - усмехнулся мой приятель, - потому что это
не магазин. Это - политика.
   Каких же товаров нет в этом "Восточном стиле"! Великолепные кожаные
сумки для игры в гольф, архимодная обувь, парфюмерия и губная помада,
соперничающая с французской, поделки из дерева и кости, великолепные
рубашки - и все это по непомерно дешевым, демпинговым ценам. И на каждом
изделии ярлычок: "Сделано в Китае".
   - Нищий, оккупированный американцами Тайвань открыл здесь
пропагандистский салон? - спросил я.
   - Это не Тайбэй, это Пекин, - ответил мне приятель.
   Я вспомнил Пекин ранней весной прошлого года, когда возвращался от
бойцов Вьетнама. Очень трудно получить китайскую визу советскому человеку,
возвращающемуся с фронта, - другое дело, будь ты боннским торговцем или
банкиром из Лондона. Словом, три дня я прожил в Пекине. Я видел нищету:
очереди за рисом и мясом; я видел людей, одетых в два цвета - серый и
зеленый, - это теперь униформа Китая; я видел оборванных детишек и
красивых женщин в штопаных-перештопаных ватных брюках.
   И вот этот самый нищий Пекин, разорившийся на пресловутом "большом
скачке", именно этот Пекин, отпускающий по карточкам одну рубашку в
полгода своим согражданам, шлет сюда первоклассные товары по бросовым
ценам. Это делает тот Пекин, который посылает в братский Вьетнам залежалые
кеды и ветхозаветные рубашки, а здесь пот и кровь обманутого народа, пот и
кровь, цинично трансформированные в щегольские рубашки, наклеивающиеся
ресницы, туфли из "крокодиловой кожи", покупают задарма американские
солдаты, приехавшие на побывку из Южного Вьетнама...
   Где-то на третьем этаже осторожно зазвучал мотив песни "Алеет Восток",
песни, где поется о том, что родился великий кормчий и полководец. Мы
поднялись туда; девушка-продавщица в бело-красной униформочке подбирала
одним пальцем эту мелодию...
   Надо же додуматься до такого вандализма: обрекая великий китайский
народ на нищету, показывать на Востоке, а особенно там, где живут китайцы,
"процветание и прогресс" Пекина! Жульничество, неслыханное в истории! Наша
революция прошла сквозь разорение и голод, и Ленин не боялся говорить
правду миру об этом разорении, вызванном вооруженной борьбой Антанты
против нас. Ленин вел к победе людей, раскрепощенных революцией, а
раскрепощение означает в первую очередь свободу знания правды, какой бы
тяжкой она ни была.
   Пекину нужны доллары, фунты и марки - особенно марки. (Эти записки
относятся к тому периоду, когда Штраус определял воинственную внешнюю
политику Бонна, "настоянную" на антисоветизме.) Взамен брошенных на
сингапурский рынок по демпинговым ценам рубашечек и купальников Пекин
отваливает громадные суммы концернам, связанным с военным производством, -
кормчему нужно золото для работ по созданию ядерных бомб. Часть товаров в
этих маоистских магазинах сделана в Гонконге - только ярлычки, висящие на
них, делаются в Пекине, - полиграфию-то на печатании цитатников "великого
кормчего" они развили как следует. Рабочие Сингапура ходят в этот магазин
(таких, кстати говоря, здесь несколько), и диву даются, да и начинают
потихоньку прислушиваться к радиопередачам из Пекина.
   А в передачах, рассчитанных на китайцев, разбросанных по миру,
пекинское радио вещает о "небывалом экономическом прогрессе в Китае", об
"изобилии, растущем день ото дня".
   (Вспомнилось, как наши пограничники рассказывали мне, что китайские
солдаты-"пропагандисты" пытаются уговаривать наших солдат переходить в
Китай, избрать, так сказать, их "свободу". Они кричат при этом через реку:
"Приходи к нам, мы тебе будем давать каждый день рис и пампушку!")
   Мы шли по шумному городу. Ночь была такой же душной, как день. От
океана веяло жарким теплом. Громадина китайского банка (просто
"китайского", понятие "КНР", понятие "народной республики", не в ходу у
заморских торговых гастролеров Мао)
   высилась среди громадин - магазинов, отелей, фирм, страховых компаний.
Это "революционеры" из Пекина, трубящие на весь мир о "советском
ревизионизме", заключают спекулятивные торговые сделки, не брезгуя
никакими методами, даже явно запрещенными. Они умеют и любят торговать.
Словно дешевые шарлатаны, они играют престижем китайской нации. От своих
империалистических контрагентов они не требуют ничего, кроме знания
нескольких цитат из книжечки "великого кормчего". В Японии мне говорили,
что японские дельцы называют цитатник своими "кровавыми слезами". Им
приходится тратить драгоценное время (которое, как ни крути, деньги) на
разучивание азбучной абракадабры Мао.
   Пекинские коммивояжеры избрали точное место для своего
коммерчески-пропагандистского жульничества: Сингапур - громадный порт;
каждый день, басисто переругиваясь, на рейд становятся суда со всего
света. В маоистских магазинах можно увидеть моряков из Азии, Латинской
Америки, Европы - они зачарованно смотрят на бросовые цены и оставляют
здесь большие деньги. А деньги эти, обернувшись через Пекин,
трансформируются в очередную бомбу "миролюбца-кормчего".
   - У Республики Сингапур, завоевавшей независимость, - говорил мой
спутник, - много серьезных проблем, которые надо решать вдумчиво и
настойчиво. Мы должны вовлекать в решение этих проблем все большее и
большее число наших граждан. Мы должны развивать науку, промышленность,
культуру. Мы были так долго опутаны цепями британского колониализма,
неужели кое-кто хочет навязать нам новые цепи?
   Мы зашли в маленький ресторанчик. В нем готовили традиционную китайскую
пищу.
   Шумные американские солдаты, приехавшие на недельную побывку из Гуэ,
сажали на колени хрупких девушек, пили виски и горланили песни - с ними
они жгут напалмом вьетнамские деревни. Около их ног стояли громадные
сумки, набитые товарами из магазинов Мао.
   Улыбчивый и быстрый хозяин ресторана, наблюдая за тем, как потные
повара готовили на кухне громадные лобстеры, тихонько мурлыкал: "Алеет
Восток, родился Мао". И две эти мелодии в маленьком китайском ресторанчике
в Сингапуре отнюдь не мешали друг другу...
   Сегодня утром министерство культуры устроило встречу с директором
Государственной библиотеки республики госпожой Ануар. Очень красивая
малайзийка с великолепными пластичными движениями провела - словно
протанцевала - по зданию библиотеки. При мне она позвонила господину
Тамбу. Это главный редактор нового литературно-художественного журнала
"Поэтический Сингапур".
   - Вам необходимо повидаться с Тамбу. Он не просто талантлив, он еще и
очень доказателен в своей талантливости.
   Советской литературы в библиотеке, созданной десять лет назад, очень
мало - Толстой, Достоевский, несколько рассказов Чехова и Бунина. Из
советских писателей лишь один роман Фадеева, книга стихов Эренбурга, две
повести Леонова и Шолохова. Новой советской литературы - Айтматова,
Бондарева, Быкова, Сулейменова, Шукшина, Мележа, Гончара - нет.
   - Мы стали выписывать журнал "Советская литература" на английском
языке. Мы ждем от этого журнала, - улыбнулась миссис Ануар, - еще большего
многообразия авторов, манер и стилей. Я понимаю, что вам наша библиотека
может показаться не очень богатой, но, пожалуйста, учтите, что десять лет
назад в республике было всего два квалифицированных библиотекаря. Сейчас -
сто пятьдесят семь. Это - залог дальнейшего развития.
   ...Днем - встреча с журналистами в центральной газете республики
"Истерн стар".
   Беседу начал г-н Венкат, ведущий политический обозреватель Сингапура.
Разговор был доверительный. Газетчики старались понять, чем живет
советский писатель, каковы важнейшие проблемы у нас в стране. Наскоков
чисто пропагандистского толка, с какими часто сталкиваешься на
пресс-конференциях, не было. Когда заговорили о проблемах Сингапура, все
журналисты - малайзийцы, китайцы, индусы - утверждали:
   - Главное - это создание сингапурской общности. Иначе могут возобладать
националистические страсти. Нельзя допустить, чтобы восторжествовала идея
"китайского" или, например, "индийского" Сингапура. Для всех наций,
живущих здесь, Сингапур есть родина, республика, которая будет всегда
исповедовать парламентскую демократию...
   - Националистические тенденции сильны? - спросил я.
   - Они есть, - ответили коллеги, - их подогревают.
   (Потом я выяснил, что издатель "Истерн стар" Энг Минг Ао одновременно
владеет китайской газетой. Материалы, которые печатают там, часто
противоречат позиции "Истерн стар": значительно больше тенденциозности,
грубой антисоветчины, национализма, припудренного словами любви к культуре
"мэйнлэнда" - материкового Китая.)
   Политический обозреватель малайской газеты г-н Бакар, присутствовавший
на беседе, написал рекомендательное письмо в Кота-Кинабалу, в "Сабах
тайме" г-ну Ли Энг-хуа.
   - Он вам поможет, это главный редактор газеты, серьезный и
доброжелательный человек.
   Только вышел из ванны (температура здесь все время 42-45 градусов,
ходишь весь мокрый), только надел шорты, как вдруг дверь с грохотом
распахнулась и на пороге появился кряжистый мужчина в белой рубашке,
заштопанной на плечах, но тщательно отутюженной, в коротких белых шортах и
босоножках. Рядом с ним стояла высокая, голубоглазая, беловолосая женщина.
   Я сначала растерялся: так резко и неожиданно, без всякого
предупреждения, - обычно звонят от портье, спрашивают, можно ли зайти, -
ворвались ко мне эти два человека.
   - Профессор Вильям Виллет, директор Института искусств Сингапурского
университета, - представился мужчина в белом. - Миссис Джо, моя помощница
и по совместительству жена британского советника по культуре... Как это
было у Маяковского, - продолжал Виллет. - "Ты звал меня? Гони чайи, гони,
поэт, варенье".
   - Простите, но я не звал вас.
   - Ложь! Вы звонили в университет, и вам обещали помощь наши идиоты, и
вот я - олицетворение этой помощи во плоти!
   Он был резок и пьян - до того предела, когда каждая последующая рюмка
грозит повалить человека навзничь. "Чаем" оказалась бутылка "Столичной",
купленная мною в Токио. "Варенье" заменила холодная вода из-под крана.
   - Не верьте, когда вам будут говорить, что в тропиках вреден алкоголь,
- говорил Виллет. - Наоборот. Здесь вы не знаете "синдром