-  Шестнадцать!  Тридцать  пять!  Туда-сюда!  Двадцать  семь!  Сорок!
Шестьдесят один! Топорики! Девять! Дед, девяносто лет!  Пятьдесят  четыре!
Шесть! Барабанные палочки!
     Нижняя полоса - весь кон, средняя - половина, верхняя - выигравший не
ставит в следующей партии на кон.
     - Семьдесят два!  Четырнадцать!  Лебеди!  Тридцать  три!  Восемьдесят
семь!
     - У меня квартира, - взволнованно объявил Александр.
     - Ура советской милиции! - обрадовался за него Роман.
     - Зачем вам выигрывать? Вы отобрать можете, - сказал Виллен.
     - Так интереснее, - ответил ему Роман.
     - Не мешайте работать, - рявкнул Алик.
     Нежная  наощупь   ветхая   материя   мешочка,   с   ядреным   скрипом
перекатывающиеся под  пальцами  бочонками,  затертые  картонки  на  столе,
черные бумажные  шторы  на  окнах,  -  все  в  желтом  колеблющемся  свете
коптилки. Господи, как недавно это было! В войну!
     - Семьдесят пять! Шестьдесят шесть! Чертова  дюжина!  Двадцать  семь!
Срок до упора!
     - Я кончил, - индифферентно сообщил Яша.
     - Сроком до упора кончают особо опасные преступники. Ты - рецидивист,
Яша,  -  скрывая  раздражение,  отметил  Александр.  Яша  поднял  на  него
страдальческие (лото - не домино, в паузах не  поспишь)  глаза  и  ответил
лениво:
     - Я - не рецидивист. Я просто выиграл.
     - Проверить, - решил Леша.
     - Отец, отец, а обыскать  все  равно  надо,  прокомментировал  Лешино
требование Роман. Проверили. Сошлось. Яша  тщательно  отсчитывал  полкона.
Новую партию начать не успели: объявился Константин. И не  один.  В  левой
руке у него была сумка, а правой  он  крепко  держал  за  локоток  сияющую
Софью.
     - Я вам дамочку доставил! - похвастался Константин.
     - Твоя рама чуть меня не прикончила. И не доставил бы, - укорила  его
Софья.
     - Но доставил! - возликовал Алик. - Софа, с  твоими  формами  никакая
рама не страшна!
     - Ты по-прежнему шутишь пошло, - жеманно осадила его Софья и  увидела
Романа. Сказала галантерейно: - А я с этим товарищем не знакома.
     - Протянула Роману руку лодочкой. Роман протянул свою.
     -  Софка!  -  заорал  осененный  Алик.  -  Жених!  Вот  такой  жених!
Интеллигентный, молодой и с армянским темпераментом!
     - Алик ужасно  бестактен,  -  сообщила  Роману  Софья.  -  А  вы  кем
работаете?
     - Помощником Александра. Милиционером, - проинформировал ее Роман. Но
Алик не дал ему уйти от матримониальных устремлений Софьи:
     - Софка,  у  него  отец  -  знаменитый  профессор.  У  него  квартира
четырехкомнатная!
     - Зачем ты мне это говоришь?
     - Не теряйся. Он - армянин. А у тебя - бюст, у тебя - задница!
     - Дурак, -  обиделась  было  Софья,  но  по-настоящему  обидеться  не
успела: вошла Роза и приказала:
     - Все со стола. Накрывать буду.
     Роскошно  поджаренная  картошка  на  громадной  сковороде.   Квашеная
капуста под лучком и с подсолнечным маслом в миске. Соленые огурцы прямо в
банке с рассолом. Открыли килечку, порезали колбасу и  приступили.  Прошли
первый этап, и Яша спросил:
     - Александр, ты Тимирязевского злодея словил?
     - Словили.  Нам  вон  Алик  помог,  -  нехорошо  улыбнувшись  ответил
Александр.
     - Он шутит, Яша, - осторожно сказал Алик.
     - Я не шучу. Правда помог. Только вот дальше помогать не хочет.
     - Не надо об этом, Саня, - попросил Алик.
     - Надо, Алик, надо. Ты вон Колхознику позвонки  разобрал,  челюсть  в
кашу превратил. А он в младенчестве ротиком пузыри пускал, на колеблющихся
ножках к мамкиному подолу мчался. Что ж ты его не пожалел?
     - Саня, прости меня, пожалуйста, но я не могу.
     - Гуманист! - Ты - не гуманист, ты чистоплюй.
     Все, кроме Романа, ни хрена не понимали, хлопали глазами.
     - Саня, - предостерегающе потребовал Роман.
     - Что - Саня? Что - Саня?
     - Ничего, Саня, - ответил Роман. - Переживем.
     - Извините меня, ребята, - еще раз покаялся Алик.
     - Э-э, да что с тобой разговаривать, - Александр махнул  рукой.  Яша,
оценив накалившуюся обстановку, глянул на Софью и отдал распоряжение:
     - Сонька, пой!
     Софа сходила в соседнюю комнату, принесла гитару с фиолетовым бантом,
уселась, кинула ногу на  ногу,  показав  кругленькую  коленку,  пристроила
инструмент между ногами и титьками, запела. Софа за богатого  интеллигента
замуж хотела, Софа изысканного Вертинского пела:

                     - В бананово-лимонном Сингапуре,
                     Где плачет и смеется океан,
                     Вы брови темно-синие нахмуря...

     Константин пробрался к Александру, положил руку на плечо.
     - Не злись на Альку, начальник.
     - Я не на него, я на себя злюсь.
     - Не ври, Санечка, - встрял в разговор Алик и улыбнулся.
     - Обалдуй, - без сердца  уже  сказал  Александр.  Софа  пела.  Сильно
дефонируя, но с неподдельной страстью. Уже больно жизнь, про  которую  она
пела, была хороша.
     Во время второго этапа прибежала младшенькая  Элеонора,  от  подружки
прибежала, поклевала малость со всеми и пошла спать. Объявился, наконец, и
Мишка. Со свиданья, надо полагать: в Лешкином пиджаке  и  галстуке.  Этому
налили  соответственно  небольшим  его  годам.   Он   выпил,   молниеносно
нахватался пищи до отвала, осоловел, расплылся по стулу и улыбчиво щурился
на все - на лампу, на родителей, на разговоры.
     После второго этапа танцевали под патефон. Мужики,  ногами  изображая
фокстротные кренделя, с удовольствием по  очереди  тискали  королеву  бала
Софью.
     Третий этап был  краток:  допили  и  стали  прощаться.  Размягченные,
добрые, любящие друг друга и  всех,  они,  благодаря  за  шикарный  прием,
лобзали Розу, Яшу, Лешку и особо тщательно Софью. И, вспомнив, Мишку тоже.
Выкатились.
     На улице глотнули свежего воздуха и загалдели.  Обняв  Александра  за
плечи, Алик кончил:
     - Санек, ты на меня не сердишься? Не сердишься, да?
     - Да иди ты, знаешь куда? - добродушно ответствовал Александр.
     Костя натужно выкрикивал:
     - Разбрелись все кто куда, и нет двора! А как  вот  так,  когда,  все
вместе, хорошо! Держаться надо друг за друга, тогда и не утонем!
     - А почему мы должны тонуть? - недоумевал Виллен.
     - Потому что мы тяжелее воды, - объяснил Роман.
     Расставаясь, хлопали друг друга по бицепсам.
     - Ты на  меня  не  сердишься?  -  в  последний  раз  спросил  Алик  у
Александра, который в ответ улыбнулся. Алик понял, что прощен и сказал:  -
Мы с Вилленом пойдем?
     Виллен жил в Шебашевском, и им было по пути. Они ушли.
     - Пойду и я, - решил Костя, - завтра мне в первую смену.
     На проезжей асфальтированной части Малокоптевского Александр и  Роман
остались вдвоем.
     - Что делать будем, Саня? - спросил Рома.
     - Не знаю.
     - Сережка сегодня с фотками по основным свидетелям  прошелся.  Твердо
опознать Стручка никто не смог. Ну, найдем мы его, ну, возьмем мы его.  Он
в отказку от всего будет играть. Небось по хазам натаскали. И будем мы все
гоняться неизвестно за кем, как собака за собственным хвостом.
     - Что вы с Серегой предлагаете?
     - Оформлять Колхозника и закрывать дело.
     - Рубить концы?
     - Мы свое отработали, убийца найден.
     - Хорошо говоришь - "мы"!
     - Тогда просто - убийца найден.
     Пришла Валя и не было в том ее вины: появлением своим в  "Загородном"
позвал. А сейчас  вроде  и  не  надо  было  -  после  встречи  с  ребятами
успокоился,  расслабился,  устал.  И,  ощущая  ненужность   происходящего,
понимая душевное непотребство свое, был с ней внимателен, нежен,  добр  до
слез. До ее слез.


     Сам  полистал  бумажки  из  канцелярской   папочки,   еще   полистал,
останавливаясь на особо заинтересовавших местах,  закрыл  папочку,  встал,
прошелся по кабинету и спросил, не глядя на Смирнова:
     - И что вы предлагаете?
     -  На  ваше  усмотрение,  -  с  трудом  выдавил  из  себя  еще   одно
непотребство Александр.
     - Убийство раскрыто и я могу рапортовать начальству. - Сам все  ходил
по ковру, стараясь наступать на симметричные части узоров. Спел задумчиво:
- "Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!"
     - Так что же нам делать, Иван Васильевич?
     Сам наконец посмотрел на Александра и сказал совсем о другом:
     - А ведь справились мы, Саша, справились! Вернули покой Москве. Когда
они к нам явились, а имя им -  легион  ей-богу,  страшно  стало!  Но,  как
говорится, глаза страшатся, руки делают. Сделали наши ручки, сделали!  Ну,
согласись!
     - Так ведь то шпана была. Она количеством брала.
     Сам заржал, как стоялый конь. Александр глянул на него вопросительно.
     - Сынок мой, поэт хренов, все один стишок  гундосит  последнее  время
беспрерывно. Свой ли, чужой - не ведаю:

                         Наивное трюкачество
                         Стараться ради качества.
                         Нам более приличиствует
                         Бороться за количество.

     - Гимн нашей отчетности, - мрачно изрек Александр.
     - А ты что - против отчетности? Насколько я  понимаю,  ты  пришел  ко
мне, чтобы закрыть дело и чтобы в твоей отчетности полный ажур был.
     - И в вашей.
     - Не хами начальству. Впрочем, и в моей  тоже.  Концов  рубить  много
придется?
     - Достаточно.
     - Давай по порядку.
     - Убийство по решению правила. Кто инициатор толковища, тот, по  сути
дела, и сообщник преступления, соучастник убийства. Колхозник только тупой
исполнитель.
     - У тебя же по этому правилу ни черта нет. Одна, брат, теория.  Давай
дальше.
     - Правило собиралось явно по меховому делу.  Когда  его  разматывали,
совсем забыли про исчезнувшие  контейнеры,  удовлетворились  найденным,  а
из-за этого немалого остатка могут быть  отнюдь  не  малые,  выходящие  на
чистую уголовщину, преступления.
     - Достаточно убедительная гипотеза. Но гипотеза! Еще что?
     -  Существование  неизвестного  лица,  разработавшего   операцию   со
складом,  объединившего  всю  эту  разношерстную  компанию  и,   по   всей
видимости, обладающего не найденными нами ценностями.
     - Так сказать, профессор Мориарти. Это из Шерлока Холмса, Саша.
     - Если бы, Иван Васильевич.
     - Теперь предполагаемые выходы на связи.
     - Стручок.
     - Ноль. И ты сам знаешь, что ноль.
     - Одноделец Васин.
     -  Шестерка,  которую  при  таком  повороте  событий  не  задействуют
никогда.
     - Шофер грузовика Арнольд Шульгин.
     - Или знает все, или ничего. Девяносто девять шансов из ста, что  был
тогда использован втемную и не знает ничего. Третий ноль, Саша. Два ноля -
это сортир, а три... Прямо уж и не знаю, как назвать все это.
     - Значит, будем  рубить  концы?  -  догадался  Смирнов.  -  Нам  было
поручено расследовать убийство в Тимирязевском лесу. Выяснили,  что  сводя
свои   счеты,   один   амнистированный   уголовник    застрелил    другого
амнистированного  уголовника.  В  конце  концов,  убийца  был   обнаружен.
Следовательно, мы исполнили, и добросовестно исполнили свои обязанности.
     - А вдруг опять стрелять начнут?
     - Из чего? Среди них бродил только один ствол.
     - Будет охота, найдут, из чего стрелять.
     - Начнут стрелять  -  станем  искать  стрелявших.  Что  еще  у  тебя,
Смирнов?
     - Кто перевернул труп?
     Сам разозлился. Подошел к своему столу, к креслу, но не  сел,  стоял,
упершись руками в зеленое сукно. Постоял, подрожал ноздрями.
     - Кто-то перевернул труп! Труп! А живого человека  превратил  в  труп
Николай Самсонов, по кличке Колхозник.  Вот  он-то  и  пойдет  в  суд.  Вы
свободны.


     Смирнов вернулся к своим.
     - Как дела? - осторожно спросил Ларионов.
     - Оформляйте все для передачи в прокуратуру.
     - Гора с  плеч!  -  Казарян  рухнул  на  стул,  показывая,  какое  он
испытывает облегчение.
     Смирнов сказал:
     - Пойдем ко мне.
     ...В его кабинете уселись на привычные места. Смирнов погладил  рукой
пустой стол, признался:
     - Дурацкое ощущение, что что-то не сделал. А делать нечего.
     - Как это нечего? - удивился Ларионов. - Дел - навалом.
     - Тогда излагай, - решил Смирнов и зевнул.
     -  Ограбление  квартиры  нумизмата  Палагина,  -  начал  Сергей,   но
Александр сразу же, азартно, забыл даже, что спать хочется, перебил:
     - Квартирами пусть район занимается!
     - Письмо Комитета по делам искусств, - пояснил Казарян.  -  Коллекция
Палагина - монеты, среди которых даже древнегреческие  медали,  ордена,  -
имеет государственное значение.
     - Комитет по делам искусств, Союз писателей, ансамбль песни и  пляски
- все наши начальники! Дожили! - разрядился Смирнов и спросил спокойно:  -
Ну и что там с нумизматом?
     - Старичок забавный,  -  заметил  Казарян.  -  С  ходу  меня  достал.
Оказывается, с папулей моим приятели. Вчера, как тебе  известно,  я  домой
изволил поздно вернуться, а он у нас сидит, меня ждет. Мой Сурен уже носом
клюет, ранняя птичка, но  Палагин,  интеллигент  хренов,  не  уходит,  ибо
волнует его только одно: как  бы  преступники  золотые  его  и  серебряные
раритеты по глупости не переплавили.
     - По делу, - прервал его Смирнов.
     - А я - по делу, - обиделся Казарян, - нам  его  раритетами  вплотную
заниматься придется. Так что все это прямо дела касается.
     - До вчерашнего дня дело это вел район, -  прекращая  пикировку,  дал
вводную Ларионов. - И, надо отдать им должное,  вел  грамотно  и  толково.
Дверь вскрыта, когда дома никого не было. Палагин находился  на  заседании
своего комитета, общества, то бишь сдвинутых по фазе нумизматов,  а  дочка
(он вместе с дочкой живет, старой девой) гостила у  брата  в  Люберцах.  У
того жена заболела, сидеть с детьми некому было. Взята не  вся  коллекция,
только самая ценная ее часть. Барахло не тронуто, знали, где и что  лежит.
Палагин поначалу и не догадывался, что его обокрали.
     - А когда догадался? - поинтересовался Александр.
     -  А  у  него  вроде  молитвы  перед  сном  -   осмотр   всех   своих
драгоценностей. Только к ночи и трехнулся.
     - У районных версии имеются?
     - Районные - они и есть районные. Пошли по местным, по своим.
     - Ну а что? Неплохой метод, - одобрил районных Смирнов.
     - Неплохой, но не для этого дела, - возразил Казарян.
     - У вас что, уже версия? - удивился Смирнов.
     - Версии, - поправил Ларионов. - Но не у вас, а у Казаряна.
     - Ну, Роман, у нас - голова.
     - Твою иронию с презреньем отметаю. Версий у меня еще нет,  поскольку
нет материалов для них. Но две основные  линии,  по  которым  должен  идти
поиск, ясны уже сейчас. Конечно же, в любом случае -  наводка,  и  наводка
зрячая. Итак, ход первый - опытный, неглупый, ясно представляющий ценность
палагинской коллекции, домушник-скокарь находит человека, хорошо  знающего
Палагина, его окружение, его привычки и, естественно, его квартиру.  Потом
берет  этого  человека  в  долю  и,  полностью  информированный,  получает
отличную возможность спокойно, без помех ковырнуть скок.
     В данной ситуации фигура номер один - вор. Параметры этой  фигуры:  в
меру интеллигентен, умен, предельно  осторожен,  не  подвержен  воровскому
азарту. Судя по работе, квалификация высокая. Фигура номер два - наводчик.
Из ближайшего окружения Палагина, потому что коллекционеры крайне неохотно
пускают к себе домой малознакомых людей.
     Ход второй. Кто-то весьма состоятельный мечтает  владеть  палагинской
коллекцией. Подходы через третьих лиц с  предложением  продать  ее  терпят
неудачу...
     - Почему через третьих лиц, почему не впрямую? - перебил его Смирнов.
     - После предложения продать вряд ли разумно идти на ограбление. Сразу
же - первый подозреваемый. Продолжаю, Сей гражданин за  весьма  порядочную
сумму - такой квалифицированный слесарь-домушник, как наш, за мелочевку на
серьезное дело не пойдет - нанимает скокаря и точно объясняет ему,  что  и
где брать. В этом случае фигура номер один - наниматель. Фигура номер  два
- технический исполнитель, вор. Параметры и той, и другой фигуры -  весьма
и весьма размыты.
     - Ты и вправду молодец, Рома, - серьезно похвалил Казаряна Смирнов. -
Твои  соображения  считаю  хорошей  основой  для  оперативной  разработки.
Конечно, хотелось бы, чтобы прошел первый вариант. Очень хотелось бы...
     - Они, по сути, равноценны,  Саня,  -  встрял  вальяжный  от  похвалы
Казарян.
     - Не скажи, не  скажи.  В  первом  варианте  вор  -  почти  наверняка
москвич, и  москвич,  хорошо  нам  известный.  Мы  его  можем  просчитать.
Наводчика - тоже. Просеем всех знакомцев Палагина через мелкое сито, и  он
у нас в решете останется. Второй же вариант -  полная  неизвестность.  Кто
этот наниматель? Фанатик-коллекционер? Лауреат? Человек, желающий  выгодно
вложить капитал в непреходящие  ценности?  Иностранец,  мечтающий  сделать
состояние?
     - Ну уж прямо - иностранец! - возразил Ларионов. - Они у нас тихие.
     - А Кастаки?
     - Кастаки не в счет.
     - Все в счет, Сережа. Какой он наниматель, - не будем загадывать. Но,
во всяком случае, ловкий и хитрый. Будет  ли  такой  нанимать  московского
домушника, чей почерк и связи, в принципе, нам, МУРу, известны? Не  думаю.
Скорее всего - сделка с залетным гастролером, который, провернув операцию,
растворяется в воздухе. И перед нами  -  пустота.  Исчезнувший  неизвестно
куда гастролер и наниматель, не имеющий  никаких  контактов  с  преступным
миром.
     - Да, картиночку ты нарисовал. -  Казаряновской  вальяжности  заметно
поубавилось. - Двенадцатый стул, исчезнувший в недрах Казанского  вокзала.
Только Остапу Бендеру было веселей: одиннадцать - за, один - против.  А  у
нас - два стула, пятьдесят на пятьдесят.
     - Срочно разрабатываем первый вариант, - решил Смирнов. - За  Сережей
- картотека по домушникам, за Романом - окружение Палагина.
     - А за тобой? - не утерпел Роман.
     - За мной - общее руководство. Помогать  тому,  кому  делать  нечего.
Кстати, Роман, наш клиент с Красноармейской где содержится?  В  Матросской
тишине?
     - У нас пока. Потрясти этого Угланова имеет смысл,  это  идея,  Саня!
Ему скучно, на допросы не водят, и без  допросов  доказано,  что  грабанул
нашего знаменитого мастера слова он, и только он; думать  о  том,  сколько
дадут, надоело. Так что для него беседа  с  симпатичным  оперативником  на
отвлеченные темы - необходимая и желанная развлекуха.
     - Кто у нас симпатичный оперативник? - Смирнов оглядел своих бойцов.
     - Симпатичные все. Но самый симпатичный - я, - признался Казарян.
     - Тогда потряси его, Рома. На отработку первого варианта вам два дня.
Приступайте.


     В  пустынном  до  таинственности   коридоре   Центрального   Комитета
комсомола четко звучали твердые каблуки. У двери с  черной  табличкой,  на
которой  золотом  было  написано  имя   хозяина   кабинета,   стук   шагов
прекратился.
     Владлен  Греков  вошел   в   приемную   комсомольского   вождя.   Ему
тренированно улыбнулась секретарша:
     - Вас ждут.
     - Наслышан, наслышан, - поднялся  ему  навстречу  владелец  кабинета,
невольно покосившись на телефонный аппарат с гербом.  -  Проходи,  садись,
будем разговаривать.
     - За меня уже, наверное, сказали. - Владлен застенчиво  сел  на  край
кресла, сжал коленями нервно сложенные вместе ладони. - Просто я  готов  и
очень хочу работать.
     - Люблю вас, военную косточку, за ясность  и  определенность.  Такие,
как ты, очень нужны в комсомольской работе. Ты даже  представить  себе  не
можешь, как страдает дело от несерьезности,  мальчишеской  расхлябанности,
крайней  засоренности  голов  основной   массы   руководителей   первичных
организаций и даже функционеров центральных органов. Четкости в исполнении
заданий, дисциплинированности, отсутствия каких бы то ни было колебаний  в
проведении генеральной линии, - именно тех качеств,  которыми  так  славна
армия,  -  недостает  нам,  комсомольцам.  Н