я моего рассказа
- девушка весьма общительная и любящая  поклубиться  в  компании.  Поэтому
сеансы тет-а-тет постепенно стали ей надоедать. И вот однажды за очередным
ужином она и говорит: "Лаврентий Павлович, что это мы все одни,  да  одни.
Ведь скучно так! Давайте в следующий раз я подружку приведу, а  вы  Иосифа
Виссарионовича пригласите".
     Казарян сделал паузу, достойную его соплеменника,  трагика  Папазяна,
неожиданно и вовремя. Смирнов и Ларионов грохнули. Отсмеявшись,  Александр
сказал:
     - Обязательно тебе надо было Сталина в эту историю впутать.
     - А он и не впутался, - невинно объяснил Казарян. - Интимный суаре на
четыре пуверта не состоялся. Да и вообще  после  этого  замечательного  ее
монолога мою деву к Лаврентию Павловичу не приглашали. Даже в  пятидесятом
по этому поводу она удивлялась и обижалась со  страшной  силой.  Меня  все
спрашивала: "А что я такого ему сказала?" И, действительно,  что  она  ему
такого сказала?
     - Все. Разминка закончена, - решил Смирнов. - Что там у нас?
     - Не у нас. У них, - пояснил Ларионов. - Ждем НТО и медицину.
     - Ты же предварительный шмон делал. Должно быть, что-нибудь стоящее?
     - Обязательно, Саня. Два письма при нем нашли, но все  в  крови.  Под
пулю угодили. Очкарики обещали прочитать их во второй половине дня.
     - И вернулся пес на блевотину свою, - процитировал из Библии Казарян.
     - Довожу до вашего сведения, - объявил Смирнов, - что  разрешения  на
возобновления дела об убийстве в Тимирязевском лесу Сам не  изволил  дать.
Так что все начинается с  первой  страницы  дела  об  убийстве  гражданина
Петровского в Чапаевском переулке.
     - Но ведь пойдем обязательно по старым связям! - взорвался Роман.
     - Идти мы можем куда угодно и как  угодно.  Даже  туда,  куда  нас  в
сердцах послать могут. Добудем прямые доказательства взаимосвязи двух этих
дел, нам их без звука объединят. А  пока  надо  действовать.  У  нас  есть
половина дня. Роман,  тебе  отработать  Васина  и,  если  успеешь,  шофера
Шульгина. Позже займешься Иванюком, поищешь выход на Стручка.
     - Мне сейчас Шульгин интереснее, - возразил Казарян.
     - Что ж, начинай тогда с  Шульгина.  Сережа,  на  тебе  -  завершение
палагинских дел. Пальчики, пальчики и пальчики. Если все сойдется, как  мы
предполагаем, то быстренько передавай дела следователю. Пусть он  уже  без
нас этапированного Сырцова дожидается. И еще просьба: спровадь  мальчиков,
чтобы они мне Коммерцию, Межакова Валерия Евсеевича отыскали.  Отыскали  и
для разговора доставили.
     - Коммерция ведь по палагинскому косвенно фигурирует, только и всего.
Тебе-то он зачем?
     - В меховом деле он тоже промелькнул. Явился на квартиру  Петровского
в картишки перекинуться, когда там уже засада была. По этому  делу  внешне
чист. Но явился-то к Петровскому, а Петровского убили. Пусть доставят,  он
мой давний знакомец, авось разговорю.


     Шофер Шульгина после заключения  на  свою  автобазу  не  вернулся.  И
шоферить  не  шоферил:  работал  водителем   троллейбуса.   В   парке   на
Ленинградском шоссе Казарян узнал, что Шульгин в смене. Работал Шульгин на
двенадцатом маршруте. Слава богу, далеко не мотаться. И еще  раз  повезло,
машина, в которую Казарян сел, шла на конечную остановку "Больница МПС".
     Выкатились пассажиры, пошла малость отдохнуть кондукторша.  Выйдя  из
кабины с путевкой в руке, Шульгин увидел в салоне Казаряна.
     - Что вы тут делаете, гражданин? А ну выходите! - потребовал Шульгин.
     - Мне с тобой, Арнольд, поговорить надо, - тихо сказал Казарян.
     Не отвечая, Шульгин исчез в кабине и вышел из нее уже не с  путевкой,
а с монтировкой в руках.
     - Мотай отсюда, паскуда! Быстро, быстро! - приказал он Казаряну.
     - Ты меня, Нолик, видимо, спутал с кем-то, - не  вставая  с  сиденья,
лениво протянул Казарян. - Ты присаживайся, присаживайся. Сейчас мы с этим
недоразумением разберемся.
     И извлек из кармана красную книжечку. С монтировкой в  руках  Шульгин
подошел поближе, разглядел знак конторы на корочках и опустился на сиденье
через проход от Казаряна. Спросил устало:
     - Что надо?
     -  В  связи  с  твоими  телодвижениями  порядок  вопросов   несколько
изменится. Сразу же, по горячему - кто к тебе приходил в последнее время и
почему ты этого гостя столь невзлюбил, что посланца его  готов  по  куполу
монтировкой огреть?
     - Приходили тут.
     - Значит, не один, а несколько. Твои меховые собратья, естественно?
     - Они.
     - Так кто же?
     - Куркуль и этот пацан с ним, Стручок, что ли.
     - Что хотел от тебя Куркуль?
     - Хотел, чтоб я у них баранку покрутил.
     - Откуда у них машина?
     - Я тоже спросил. Сказал, что не моя забота.
     - Когда они приходили?
     - Позавчера. Сюда же.
     - А когда ты должен был баранку крутить?
     Шульгин, вспомнив, улыбнулся и ответил:
     - Не успел он сказать. Я им тоже монтировку показал.
     - Гражданский твой гнев, Арнольд, я одобряю. Но Куркуль  в  ответ  на
угрозу, конечно, сказал тебе что-то?
     - Сказал, что придут ко мне еще. Вот вы и пришли, а я вас встретил.
     Казарян красной книжечкой, которую забыл положить в  карман,  почесал
перебитый свой нос, - думал. Потом поразмышлял вслух:
     - Многое,  многое  сходится...  И  время,  и  фигуранты...  Вот  что,
Арнольд, я спешу очень, а мне с тобой еще о многом поговорить надо. Завтра
ко мне в МУР можешь заглянуть?
     - Могу. Я через день работаю.
     - Тогда завтра к десяти. Пропуск тебе будет заказан. - Казарян  пожал
руку Шульгину и как ошпаренный бросился вон.
     В таком деле и своих кровных на такси не жалко.
     Через пятнадцать минут он был на Пресне и  звонил  в  дверь  квартиры
Иванюков.
     - Кто там? - басом спросил через дверь Геннадий.
     - Я, Геночка. Казарян из МУРа. Открывай!
     - Не могу, -  мрачно  ответствовал  Геннадий.  -  Меня  отец  снаружи
закрыл, а ключи с собой забрал.
     - Тебя - на замок?! - изумился Казарян. - Ты же  уркаган,  Гена,  для
тебя любой замок - тьфу!
     - Вот и любой. Сижу здесь, кукую.
     Не положено, конечно, но отмычка у Казаряна была.  Он  извлек  ее  из
кармана и осмотрел  запоры.  Два  английских  и  один  русско-советский  -
простой, под  длинный  ключ  с  бородкой.  Английские  изнутри  без  ключа
открываются. Следовательно, загвоздка - в русско-советском.
     -  Ах,  Гена,  Гена!  А  еще  воровать   хочешь!   -   посочувствовал
заключенному Казарян.  Затем  он  осторожно  вставил  отмычку  в  замочную
скважину. Ласково и вкрадчиво повращал ее  туда-сюда.  Есть,  соединилось.
Щелкнуло раз, щелкнуло два, и - вуаля! - Здравствуй, Бим!
     - Здравствуй,  Бом!  -  уныло  ответил  начитанный  Геннадий  Иванюк.
Казарян вошел в переднюю и поправил Гену:
     - Здравствуйте, Бом. Со старшими надо на "вы".
     - Тогда не получается как положено.
     - А у тебя вообще ни хрена не  получается,  Гена.  За  что  тебя  под
арест? - Казарян, не спросясь, отправился в столовую, сел  на  зачехленный
стул. - Не стесняйся, мы люди свои.
     Геннадий не садился, стоя в дверях, обмозговывал, что говорить, а что
утаивать. И сказал:
     - Отец застукал, когда мы с Виталькой разговаривали.
     - Уже интересно, -  констатировал  Роман.  -  Виталька,  насколько  я
понимаю, - это Стручок. Да ты садись, садись, Гена. Когда  состоялось  это
злосчастное для тебя свидание?
     Гена сел, как в гостях, на краешек стула. И ответил:
     - Позавчера утром. Я думал, отец еще спит,  и  к  Витальке  на  улицу
вышел. А отец из окна увидел.
     - Зачем приходил к тебе Стручок?
     - Не знаю.
     - Как это не знаешь? Раз приходил, значит, что-нибудь ему нужно было.
     - Да ничего ему не было нужно. Просто так приходил.
     - А что говорил?
     - Говорил, что худо ему, что податься некуда. Что в переплет попал  -
ни туда и ни сюда. Завидовал, что я в стороне.  -  Упреждая  казаряновский
вопрос, Геннадий добавил: - Имен никаких не называл.  Я  спрашивал,  а  он
только рукой махал. Жалко его.
     - Ты к нему хорошо относишься, Гена?
     Совсем не боялся сейчас Казаряна Иванюк-младший. И не скрывал от него
ничего:
     - Он мой друг, Роман Суренович.  Лучший  друг.  И  человек  он  очень
хороший. Простой, добрый, последнее готов для других отдать.
     - Слушай меня внимательно, Гена. Если  он  придет  к  тебе  еще  раз,
уговори его прийти к нам. Что угодно сделай, но уговори. Не нам,  милиции,
- ему поможешь. В смертельную заваруху он влез. Он друг тебе,  так  спасай
друга!
     - Я постараюсь, Роман Суренович, я постараюсь. Если придет - конечно.
     Роман поднялся, хлопнул Геннадия по плечу. Встал и тот.
     - Тебя опять закрыть на замок?
     - Закройте, если можете. А то отец узнает, что вы  были,  еще  больше
шуму поднимет.
     - Ну, пошли.
     В дверях, перед тем, как они должны были закрыться, Геннадий сказал:
     - Я так понял, Роман Суренович, что он по Рижской линии,  за  городом
кого-то ищет. Сказал, что сильно железнодорожной милиции глаза  намозолил,
боится теперь с Рижского вокзала ездить. Это вам пригодится?
     - Пригодится. Спасибо, Гена, - поблагодарил Казарян, закрыл  дверь  и
запер ее на замок.
     Навестил Васина, благо это по пути. Но Васина дома  не  оказалось,  а
жена его Нина с гордостью сказала, что муж ее уже работает и  ни  с  какой
шпаной не общается. Закончив с ней беседу, Казарян заторопился:  наступала
вторая половина дня.
     У Смирнова - сбор всех частей. Неизвестно как,  но  расселись  в  его
кабинете. Казарян, Ларионов,  Андрей  Дмитриевич,  Лидия  Сергеевна,  трое
молодых оперативников, Семеныч без Верного. Смирнов оглядел народ и  решил
начать с Семеныча:
     - Что-нибудь дополнительно нашел, Семеныч?
     Семеныч  встал  как  положено,  откашлялся,   прикрываясь   ладошкой,
доложил:
     - С пяти тридцати, как до конца рассвело, мы с Верным обследовали все
закоулки фундамента и вокруг него. Нами были обнаружены две пули,  которые
не были замечены оперативными работниками. Пули я передал в НТО.
     - Молодец, - похвалил Смирнов. -  Останешься  послушать  или  к  себе
пойдешь?
     - К Верному пойду, кормить его пора, - сказал  нелюбопытный  Семеныч.
Он свое главное дело сделал: умыл оперативников и отстоял честь собаки.
     - Тогда иди, - разрешил Смирнов. Семеныч быстренько исчез.  -  Теперь
Андрей Дмитриевич.
     Андрей Дмитриевич, не вставая, развел руками:
     - Говорить, собственно,  нечего.  Первая  же  пуля,  попавшая  в  шею
Цыгана, была  смертельной.  Выстрел  произведен  с  расстояния  пяти-шести
метров, так как на коже не обнаружено порохового ожога. Второй выстрел,  в
сердце, был произведен в упор, уже в лежащего. Добивали для верности.  Вот
и все. О времени инцидента и смерти вы осведомлены достаточно точно и  без
помощи медицины.
     - Спасибо, Андрей Дмитриевич. - Смирнов ласково  посмотрел  на  Лидию
Сергеевну: - Лидия Сергеевна, ваше слово.
     - Егоров, который был с вами на месте преступления,  всю  ночь  и  до
часу дня работал с  вещественными  доказательствами  и  следами.  Вот  его
материалы. - Болошева протянула Смирнову бумаги.
     - А сам он где? - недовольно спросил тот.
     - А сам он спит, - ответила Болошева. - Наше начальство, в отличие от
вашего, считает, что человек не должен работать по двадцать четыре часа  в
сутки, и поэтому погнало его домой, полагая, что его записка в достаточной
для оперативной работы степени освещает суть дела.  Той  же  точки  зрения
придерживаюсь и я. Еще вопросы будут, Александр Иванович?
     - Сегодня нас все умывают, Саня, - поделился  своими  наблюдениями  с
руководителем Казарян, - Семеныч умыл, Лидия Сергеевна опять же...
     -  Мне  продолжать?  -  игнорируя  казаряновскую  реплику,   спросила
Болошева. Смирнов кивнул. Она кивком же поблагодарила его и продолжила:  -
Я занимаюсь баллистической  экспертизой.  Нам  были  представлены  сначала
четыре пули, а потом еще две...
     - Значит, две не нашли, - перебил ее Смирнов и тут  же  извинился:  -
Пардон!
     Смешливый  Казарян,  сдерживаясь,  не  рассмеялся  -  хрюкнул.  Лидия
Сергеевна опять на него не отреагировала:
     - Начну  с  пуль,  которые  были  выпущены  в  Петровского.  Выстрелы
произведены  из  револьвера  английского  производства   "виблей",   часто
именуемого  "бульдогом".  Револьвер  в  нашей  картотеке  не   фигурирует.
Оставшиеся четыре пули сильно деформированы, так как попадали в  металл  и
камень. За исключением одной. Сравнительный анализ позволяет с достаточной
точностью сказать, что все четыре пули  выпущены  пистолетом  австрийского
производства "штейер". Этот пистолет также в нашей картотеке не значится.
     - Ничего себе! Еще два неизвестных ствола! - констатировал  Ларионов,
а Смирнов спросил:
     -  Лидия  Сергеевна,  "штейер"  -  это   машинка,   которую,   помимо
магазина-обоймы, через ствол заряжать можно?
     - Вы не ошибаетесь, Александр Иванович.
     - И последнее, Лидия Сергеевна. Две пули от "бульдога"  обнаружены  в
теле убитого?
     - Нет. Первая пуля, которой Цыган был  смертельно  ранен  в  шею,  не
найдена. Ожидая Цыгана, убийца залег, и выстрел  произведен  снизу.  Пуля,
легко пробив мягкие ткани, ушла в неизвестность.
     - А не могло быть такое - первый выстрел, выстрел из  "штейера",  был
произведен в шею, а добивал убийца Цыгана из револьвера?
     - Один шанс из ста: это в том случае, если убийца не совсем нормален.
Мыслимое ли дело - наклоняться, не  будучи  полностью  уверенным,  что  не
получишь в ответ пулю от легкораненого?
     - Логично. Дети, скажите тете Лиде "спасибо", - скомандовал  Смирнов.
Опергруппа, как один, поднялась и по слогам,  будто  школьники  в  классе,
отчеканила:
     - Спа-си-бо!
     Не смутил ироничный рык Лидию Сергеевну. Она  насмешливо  глянула  на
Смирнова и сказала:
     - Не за что. Тем более за "тетю Лиду".
     И вышла, чтобы  не  дать  возможности  Смирнову  подобрать  достойный
ответ.
     - Сегодня один-ноль в ее пользу, - зафиксировал счет Казарян.
     - Я ушел, Саня, - сообщил Андрей Дмитриевич и удалился. Трое  молодых
преданно смотрели на Смирнова. Тот осведомился у них:
     - Ребята, вам задания дали?
     - Мы их  с  Романом  задействовали,  -  сообщил  Ларионов,  и  ребята
согласно покивали.
     - Тогда вперед, орлы! Вас ждут  великие  дела!  -  Ребята  быстренько
выкатились. Смирнов полистал записку эксперта и предложил:
     - В Перекидку?
     Начал умевший читать абзацами Казарян, за ним листы принимал Смирнов,
и  уже  последним  изучал  материалы  Ларионов.  Казарян  отстрелялся   за
несколько минут. Смирнов с Ларионовым еще водили носами по строчкам, а  он
топтался у окна, разглядывал "Эрмитаж" свой  ненаглядный,  надо  полагать,
думал. Смирнов дочитал, дождался Ларионова, спросил:
     - Ты уже помозговал, Рома. Что скажешь?
     - Существенны для нас только  записка  и  письмо.  Начну  с  записки,
поскольку она коротка и в принципе ясна. "Он будет  в  час  ночи  у  "Всех
святых". Простенько и со вкусом. Кто-то сообщил  Цыгану,  что  еще  кто-то
будет ждать его в час ночи у "Всехсвятской", насколько я понимаю,  церкви.
То есть совсем рядом от того места, где через полчаса, если допустить, что
свидание и убийство произошли в один и тот  же  день,  Цыган  получит  две
пули. Теперь два вопроса. Первый: кто автор записки?  Второй:  кто  должен
был явиться к часу ночи?
     По первому у меня твердое убеждение,  что  автором  записки  является
Виталий Горохов, Стручок. Фото записки и письма  нашим  НТО  сделаны  выше
всех похвал. Я ж видел их залитыми кровью - ни черта не  разберешь.  А  по
фоткам - ну, просто чистовик! Так вот: не надо быть  графологом,  чтобы  с
ходу понять - записка написана полудетским почерком человека, еще  недавно
водившего пером номер восемьдесят шесть по линованной бумаге.
     Думаю, что в своих путешествиях  по  Рижской  линии  Стручок  отыскал
неизвестного третьего и передал ему по  просьбе  Цыгана  или  письмо,  или
устное предложение о встрече.  Я  уже  говорил,  как  запуган,  по  словам
Геннадия Иванюка, Стручок. Еще бы! Меж двух огней попал.
     - Пропадет, блатарь сопливый, - пожалел Стручка Смирнов.
     - Пропадет! - согласился Казарян и продолжил: -  Теперь  о  том,  кто
согласился на свидание. Фигурантов по меховому  делу,  по  сути,  осталось
двое: Куркуль и Столб.
     - Столб, - поправил Смирнов, - Куркуль отпадает. Их со Стручком визит
к Шульгину - подтверждение, что они - в одной команде с Цыганом.
     - Именно об  этом  я  и  хотел  сказать.  Команда  всеми  правдами  и
неправдами стремится узнать, где  Столб.  Зачем?  Единственный  ответ:  по
твердому убеждению Куркуля и Цыгана Столб совершил в  свое  время  отначку
похищенного. Столб  понимает  это,  соглашается  на  свидание,  заманивает
самого активного и  опасного  из  команды,  Цыгана,  в  укромное  место  и
ликвидирует его. По записке у меня все.
     - Подожди. Почему неглупый и осторожный Цыган пошел  в  это  укромное
место?
     - Точно, Саня! - с лету поймал смирновскую догадку хитрый Казарян.  -
Тайником заманил, ямой, которая в этих катакомбах!
     - Нету там ни хрена, - сказал Смирнов, - хотя еще разок посмотреть не
мешает. Пусть ребятки для практики займутся. И  не  убивать  он  его  вел.
Столб о чем-то хотел  поговорить  с  Цыганом,  договориться.  Если  только
убить, чего проще. О чем он хотел говорить с Цыганом, о ком?
     - Работенка, - мрачно резюмировал Смирнов.
     - О письме давайте, - вставил наконец Ларионов.
     - Роман, прочти его еще раз вслух, - попросил Смирнов.
     Роман взял из справки скрюченную, как кусок засохшего сыра, фотокопию
и прочел:
     - "Ромка, родной! Нет ни дня, минуты, нет ни секунды, чтобы я о  тебе
не думала. И ты должен так, потому что  мы  все  равно  обязательно  будем
вместе. Он уговорил меня, что пока нам с тобой лучше  не  видеться,  но  я
последнее время сомневаюсь в этом. Рома, я стала его бояться. Вроде бы  он
желает нам добра, но мне все равно страшно. А может,  я  просто  дура?  Не
умею писать письма, да я и не писала их никому. Живу  себе  помаленьку,  с
местными ни с кем не дружу, гуляю одна, хожу поезда встречать.  Знаю,  что
ты не можешь приехать, а все равно встречаю и надеюсь. Он мне  про  Леньку
сказал, с ухмылочкой так сказал, а я  заплакала.  Какой  бы  ни  был  этот
Ленька, а все же я на него зла не  держу.  Ты,  пожалуйста,  не  ревнуй  к
покойнику. Писать больше не о чем. Люблю тебя и хочу, хочу,  хочу  увидеть
тебя как можно скорее. Твоя, вся твоя Ри".
     - Черт-те что, - подумав, сказал Сергей. - Имечко тоже - Ри.
     - Что же ты понял? - спросил Смирнов.
     - Во-первых, не из дамочек - постоянного контингента Цыгана.  Девица,
и молодая девица. Импульсивна, я бы сказал, экзальтированна, из  допустимо
интеллигентной семьи, но воспитания крайне небрежного. Влюблена в  Цыгана,
как кошка.
     - А кто это "он"? - поинтересовался Ларионов.
     - Чего не скажу, того не скажу, - признался Казарян. Смирнов взял  из
его рук фотокопию, еще раз просмотрел текст и подытожил раздраженно:
     -  Сережа,  за  тобой  -  все  бабские  связи  Цыгана.   Ты,   Роман,
возглавляешь группу, которая будет прочесывать Рижскую дорогу. Больше пока
ничего в башку не приходит. Да, что  можете  сказать  по  карманной  клади
Цыгана и следам?
     - Карманная кладь -  джентльменский  набор  маршрутника:  тысяча  сто
двадцать три рубля 65 копеек денег, шикарный бумажник, расческа в серебре,
пачка папирос "Тройка", австрийская зажигалка и - смерть  бабам  -  темные
очки, - по бумажке перечислил Ларионов. - Из этого ничего не выжмешь: есть
только то, что есть. А следы, какие могут быть особые следы на песке? Так,
тени следов.
     - Не скажи, Сережа, - не согласился Казарян. - Тени, как ты говоришь,
в какой-то степени определяют объект, который  их  отбрасывает.  В  да